Марена жила в те времена, когда каждое её слово воспринималось всерьёз и устрашало. К ней приходили, чтобы узнать будущее: о карьерном росте, кем станет ребёнок, как сложится путь у того или иного вампира, проявит ли себя король, какие будут бедствия на тех землях, что купил дворянин. К ней приходили даже с самыми глупыми вопросами, которые бы им никак в жизни не помогли. И никто не задумывался о том, что если они и попытаются изменить ход судьбы, предназначение, какое бы оно ни было, останется прежним.
В те времена Тиссая проходила одни из мучительных и сложных моментов в своей жизни. Тогда она только вступила в должность ректора Аретузы, ранее была обычным преподавателем, и власть, данная ей, ещё не стала зависимостью. Ей всё было ново, а каждый день открывался с интересных сторон. Тем более, женщина влюбилась. И довольно сильно.
«Имя
Филиппа тебе о чём-нибудь говорит?» — спросила однажды ректорка у Темноликой, когда сидела у неё в гостях в роскошном кресле, прелестно обшитом красной бахромой. У Марены были чёрные волосы и голубые глаза, в которые страшно заглянуть — утонешь в морской синеве. Она улыбнулась одной стороной лица, услышав это имя, и ответила:
«Филиппа Эйльхарт, чародейка. Необыкновенная красота»
«Ты знаешь, о чём говоришь» — засмеялась Тиссая, взяла бокал сухого белого с ближайшей тумбочки и сделала глоток.
«Может, ты и не даёшь мне прочесть свои мысли, но я читаю их в твоих глазах» — Марена тоже выпила немного вина и засмеялась вместе с собеседницей. Но то был немного тревожный, даже нервный смешок, подтекст которого ректорка не заметила.
У Темноликой невероятные способности. Помимо видений будущего, которые приходили ей в голову ежедневно, она видела вампиров насквозь и действительно читала по глазам всё, что происходило у них в мыслях. Хватало секунды, чтобы понять, по какой причине пришёл клиент.
«Меня беспокоит… — Тиссая аккуратно поставила бокал на место, поправила его, чтобы он стоял ровно, а затем стала теребить амулет на шее и смотреть в никуда. — Меня беспокоит Филиппа. Мы стали реже общаться, но, встречаясь, я вижу, что она на себя не похожа. Возможно, помнишь, я рассказывала тебе об одной девушке, что высушила пару человеческих деревень. Совсем маленьких, но всё же. Виновницей была она. Я тогда долго помогала ей справиться с жаждой, ты же понимаешь, человеческая кровь — ещё то удовольствие для вампирского организма...»
Марена отпила ещё глоток вина и нетерпеливо выпалила:
«Можешь не продолжать. Она снова сорвалась?»
Ректорка убрала руку от амулета и сложила её на своём зелёном платье. Пальцы задрожали, выдавая волнение. Женщина сдержанно кивнула и бросила тревожный взгляд на собеседницу.
Марена небрежно поставила почти допитый бокал с вином на столик, торопливо приблизилась к Тиссае, усаживаясь коленями на пол и хватая ректорку за руки. Глаза Темноликой преобразились: голубизна потемнела, стала цвета морской волны, проступили вены по всему лицу и, в конце концов, зрачки настолько стали большими, что заполнили почти все глазницы. Это пугало, но Тиссая смотрела прямо на провидицу и не отводила взгляда.
Марена видела…
Боль. В основном, эта боль принадлежала Тиссае. Но то, что она будет сплошная и сильная — провидица видела всё это чётко. В глазах вырисовывалось достаточно много крови, которой будет питаться Филиппа, множество погубленных человеческих жизней, а затем — осознание, слёзы, разорванное сердце и что-то похожее на эшафот. Наказание, казнь? Марена увидела все эти картинки как наяву, а затем отпрянула и бросила кисти Тиссаи в сторону, как будто та в чём-то была виновата.
«Мне жаль, дорогая. — сказала Темноликая, встав с места и отвернувшись. — Ты ничего не изменишь».
Ректорка погрузилась в отчаяние. Мрак и пустота настигли её также внезапно, как она когда-то влюбилась в чародейку. Только вот спасения уже не было. Был только единственный выход, как казалось, чтобы спасти невинные человеческие души.
Ночь страсти. Руки, сплетённые вместе, влажные губы, языки, дразнящие все части тела. Филиппа и Тиссая занимались любовью от самого захода солнца и до восхода. Поцелуй за поцелуем, оргазм за оргазмом, жаркие соприкосновения и сгорание от пламени любви. Да, они любили, уже давно и очень страстно. А так как встречи были редки, то чародейки успевали насытиться друг другом сполна. Чтобы на следующий день при воспоминании щёки покрывал румянец, а низ живота дрожал и ныл в томительном возбуждении.
Когда ночь отступила, Тиссая изменилась в лице и стала более напряжённой, застёгивая свою одежду. Филиппа, продолжая лежать полуголая в постели, вслух удивилась, что ректорка почему-то надевает серо-чёрное платье, а это было крайне редко. Наверное, Эйльхарт спросила ещё что-то или сказала — женщина с каштановыми волосами уже не заметила, витая в облаках. Она стала слишком озабоченной, задумчивой, даже потерянной.
И не зря. Буквально спустя минут 20 в комнату кто-то постучался, а Тиссая подбежала к Филиппе. Из-под кровати ректорка достала двимеритовые наручники и моментально закрепила их на запястьях любимой. В комнату вошли вампиры, чтобы забрать нарушительницу кодекса и отдать под суд.
«Предала, предала, предала…»
Разрывающая сердце боль поразила душу, всё тело, проникла в каждую клеточку тела и даже в мозг. Тиссая руководствовалась справедливостью и всегда топила за неё, но она сама не подозревала, что пойдёт против самой себя, против свой сущности, против любви, в конце концов. Доподлинно так и неизвестно, была ли зависимой Филиппа Эйльхарт, но то, что она была причастна к убийствам людей, выяснилось как факт. Она и сама в этом призналась. Но были ли те реки крови в будущем, которые чародейка могла бы пролить? Или Марена сказала лишь одну из вероятностей будущего, одну из тропинок, которую можно было обогнуть, пойдя другим путём? И это тоже доподлинно неизвестно.
Филиппу казнили. Рыдая, Тиссая направила весь свой гнев на Марену и прибыла к ней домой без какого-либо приглашения. Провидица тоже была плоха на внешний вид, выглядела так, как будто из неё выкачали кучу крови, а она держится на последних каплях.
Ректорка долго кричала и плакала на Темноликую, но вторая не проронила ни слова за всё время.
А на утро Марена покончила с собой, собственноручно вырвав сердце из груди. Она не объяснила, в чём была причина, оставила только Пророчество в виде нескольких исписанных листов, которые потом соединяли теоретики и преобразовывали в книги.
«Так время подтвердит, что ничего не может быть вечным. Час Презрения, Час Безумия расставит всё по своим местам, но цена этому будет не только человеческая кровь, но и вампирская».
О любви Тиссаи де Врие и Филиппы Эйльхарт барды даже пели песни, настолько очевидно было всё, что между ними происходило. И, конечно же, мимо всех свидетелей не прошли и те события, когда второй чародейке Суд назначил наказание — прилюдно сжечь, особенно в назидание тем, кто хотел или уже покушался на человеческие жизни. Барды ещё пару столетий пели баллады о том нескончаемом женском крике, полном отчаяния и ненависти из-за предательства. Сейчас, когда прошло уже более трёхсот лет с того времени, едва ли можно было услышать разговоры о прошлом Тиссаи. На всех устах могло звучать только одно — то, что она похожа на неувядающий вечный цветок, приблизившись к которому, встретишься с шипами.
— Зачем ты меня искала?
Голос Йен прозвучал словно хрусталь, разбившийся на тысячи осколков. Тиссая де Врие, стоящая у окна и смотрящая в море, вздрогнула от неожиданности и развернулась. На ней была ночная одежда — белая простая длинная рубашка, а сверху пастельного голубого цвета накидка, что подчёркивала серую голубизну глаз. Не всегда увидишь женщину с распущенными волосами, но сейчас она выглядела уставшей, что держать высокую причёску на голове уже не было сил. И пусть она не спала уже несколько дней подряд, усталость лишь придавала своё манящее очарование.
Ректорка была готова к любым выпадам от Йен. Привыкла терпеть постоянное противодействие, несмотря на заботу. Привыкла получать колкости в ответ на любые фразы. Привыкла видеть отчаяние в глазах полукровки, которой каждый раз протягиваешь руку, но не получаешь ничего в ответ.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Тиссая, не обращая внимания на уже прозвучавший вопрос, как будто взяла его в руки и спрятала, раздумывая над ответом.
У Йеннифер была заплетена сзади коса, что делало её лицо худее обычного. А может она и правда похудела, щёки впали, фиалковые глаза стали печальнее и пронзительнее. На девушке были чёрные облегающие брюки, а сверху жакет, под которым виднелась белая рубашка.
Чёрное и белое, сирень и крыжовник, колкость и отрицание. Но сейчас вместо последнего — принятие и безмолвная мольба о помощи.
Йен села на слегка расправленную кровать Тиссаи и опустила голову в ладони, как будто раздумывала, что сказать, а ещё демонстрировала обречённость и даже страдания:
— Иногда мне кажется, что я слоняюсь в темноте и не могу найти выход. Как потерянная лань, что отбилась от стаи. Каждый раз я словно близко к свету, я чувствую его тепло, а затем меня вновь кидает в тьму, и я больше не могу из неё выбраться.
Тиссая, что уже приготовилась обороняться словами, вдруг удивлённо расслабилась и подошла к полукровке, присела рядом, взяв за руки собеседницу. Йеннифер продолжила:
— Я пыталась. Я правда пыталась найти что угодно, лишь бы перестать быть вампиром. Но каждый раз, когда спасение было так близко, оно не помогало. И я вновь оставалась с тем, что есть: с гневом, монстром внутри себя. Эта ненависть выжигает во мне всё человеческое. Я почти не могу вспомнить, что значит ощущать спокойствие. Жить в моменте. Не заботится о том, что впереди — вечная жизнь. Смеяться, когда хочется. Любить, когда вздумается. Стать важной кому-то… на всю оставшуюся жизнь.
— Йеннифер…
— Неужто я прошу так много? Всего лишь вернуть несчастную человечность, которую я не ценила. И не быть никому не нужным вампиром, который не по собственной воле причиняет другим боль.
Тиссая сжала руки полукровки сильнее, проникаясь озвученными словами и проявляя сострадание:
— Даже если ты вновь станешь человеком, Йеннифер, ты не удалишь те ужасы, через которые ты прошла. — Ректорка положила одну ладонь на щеку Йен и повернула девушку к себе лицом. — И ты уже стала важной. Для меня.
Они соприкоснулись лбами, держась за руки, и сидели так какое-то время, пока слёзы безысходности текли по лицу Йен и увлажняли верх рубашки.
Любовь, если она существовала, никогда не была тем, о чём говорили бы вслух. Не смелость решала, принимать ли чувства, а вероятность показать свою слабость, которой могут воспользоваться. Между ними двумя, Тиссаей и Йеннифер, уже давно наставничество и дружба, забота и уважение перекочевали в одно огромное чувство, но никто о нём не говорил. Чувство цвело, когда женщины проявляли откровение. Расцветало при соприкосновениях и чувственных взгляд друг на друга. Горело, когда жарко ссорились. Тлело на закате дня, когда отворачивались и закрывали глаза, не желая друг друга слышать.
Любовь, если она существовала, оставалась невысказанным словом на устах и едва уловимым огнём в глазах.
— Возвращайся в Аретузу. — пролепетала на одном дыхании Тиссая, отпрянув от полукровки, но продолжая держать её за руки.
— Ты искала меня ради этого? — По глазам Йен было понятно, что внутри бушует сомнение, которое в любой момент может превратиться в бурю, если сказать то, что может эту бурю возродить.
Ректорка убрала свои руки от Йеннифер и встала на ноги, отворачиваясь, словно боясь произносить:
— Нет, я искала тебя, чтобы попросить о помощи.
Темноволосая полукровка с фиалковыми глазами нервно усмехнулась:
— Великая Тиссая де Врие нуждается в помощи? Серьёзно?
— Если бы не было так серьёзно, я бы не стала вмешиваться в твою жизнь.
Эта фраза прозвучала настолько грубо, что Йеннифер убрала усмешку со своего лица, резко помрачнела и продолжила слушать.
— Нильфгаард развязал войну против Северных Королевств. Дошли подтверждённые слухи о том, что Цинтра разгромлена, а королева Калантэ вместе со своими приближёнными убиты. Мы до последнего не знали, что в Нильфгаарде происходит. Король Фергус вар Эмрейс умер ещё несколько лет назад, с тех пор он перестал появляться на собраниях Императорского Альянса. При каких обстоятельствах — неизвестно. Сейчас во главе государства его сын, Эмгыр. И, как оказалось, он более жесток и несговорчив. На связь не выступает, ультиматумы не ставит, никакие условия не высказывает. Но его первой целью стала Цинтра, а единственная наследница Калантэ, княжна Цирилла, безвозвратно исчезла.
После неловкой несколько секундной паузы Йеннифер встала с места и стала ходить по комнате, а затем остановилась и выпалила дрожащим голосом:
— Боже мой… Я не думала, что всё настолько плохо. Что говорит Братство?
— Что нужно созвать весь Императорский Альянс и объединиться, чтобы отстоять все Северные Королевства.
— Эмгыр не отступит?
— Судя по тому, какие ужасы творят нильфгаардцы не только с людьми, но и вампирами, у них есть чёткий приказ не отступать. Поэтому объединение сил сейчас практически единственное решение.
— И ты позвала меня, чтобы повлиять на Братство, чтобы я тебя поддержала?
— В том числе. И помогла сразиться. Ты — одна из могущественных и сильных чародеек, которых я знаю.
Йеннифер зарделась, но не смогла скрыть свои покрасневшие щёки:
— Ты преувеличиваешь.
— Нет, я видела твой потенциал и мощь, на которую ты способна. Мы с Вильгефорцем продумали план, который позволит отстоять Содден.
Йен усмехнулась и дерзко глянула в глаза Тиссаи, ища правду. Но вместо того, о чём подумала, выпалила:
— Почему? Почему я должна участвовать в политике, войне? Ради чего мне рисковать?
Тиссая почувствовала прилив чувств и подошла ближе к полукровке, вновь взяв её за дрожащие руки. Она заглянула вглубь глаз любимой, моля о помощи, как будто осталась только одна последняя надежда на спасение:
— Я знаю, что тебе не дорога Аретуза. И плевала ты на Братство Чародеев, потому что считаешь, что все там — подхалимы и лицемеры. Может и так, но мы делаем всё возможное, чтобы война не стала угрозой всему миру. А сейчас это угроза, учитывая какая армия подготовлена у Эмгыра. Если ты не хочешь сделать это ради Братства, тогда сделай это ради меня.
Йеннифер сжала руки Тиссаи в ответ, услышав вдогонку «
пожалуйста», и кивнула.
— Я помогу тебе.
Тиссая обняла полукровку, задержалась в таком положении на несколько секунд, а потом почувствовала, что внутри её головы как будто начали копошиться, перебирать воспоминания и трогать каждую полочку, что была дорога сердцу. Женщина с каштановыми волосами отпрянула от девушки и вопросительно уставилась на неё:
— Что ты пытаешься найти в моих мыслях?
Взгляд Йеннифер был беспокойный и даже нервный:
— Что у вас с Вильгефорцем? Кажется, он в тебя влюблён.
— Я знаю. — поджала губы ректорка. — Почему ты спрашиваешь?
Йеннифер отошла на несколько метров от Тиссаи, развернувшись к двери, как будто собралась уходить.
— Я не знаю, я… Мне кажется, что ему не стоит доверять.
От Йен в комнате моментально остался только аромат сирени и крыжовника и лишь призрак прошедшего разговора, сама чародейка исчезла. Тиссая не поняла, то ли это была ревность, то ли реальное сомнение в Вильгефорце. Ректорка ему доверяла. По крайней мере, сейчас он точно не выглядел как тёмная лошадка.
***
Братство Чародеев собралось уже на следующий день, потому что время шло, армия не ждала и нужно было что-то решать, чтобы предотвратить дальнейшее кровопролитие. Обсуждение было жарким, споры не прекращались, разговоры накалялись, что практически чуть ли не доходили до криков. Если какой-то член Братства пытался кого-то слушать, у него не получалось, появлялся контраргумент, слово за слово, и уже двое сцеплялись из-за разности взглядов. Тиссая сохраняла нейтралитет и старалась успокоить всех и каждого. Вильгефорц полностью и целиком поддерживал её. Больше всего брыкался и сопротивлялся Стрегобор, как старейший из вампиров. План с самопожертвованием чародеев ему никак не нравился, и вообще он считал, что это не имеет смысла — остановить нильфгаардцев всё равно не получится, особенно пока в Братстве есть предатели.
— Ты подозреваешь кого-то? — спросила Тиссая, выслушав очередное недовольство Стрегобора. Мужчина почесал свои усы, он делал это всегда, когда ощущал замешательство, но не был в чём-то уверен. Уселся обратно в кресло, стал успокаивать свой пыл и после минутной паузы всё же ответил:
— Нет. Но из надёжного источника мне поступила информация, что некто из Братства вступил в союз с Нильфгаардом.
— А твой источник не сказал, куда делась Фрингилья Виго? — вступил в разговор Вильгефорц.
Арториус, испытывая стыд за племянницу, напряжённо молчал и даже не пытался что-либо сказать на замечание.
Стрегобор, уже значительно снизивший градус своего пыла, ответил:
— Фрингилья пропала. Я предполагаю, что она втайне служит Эмгыру. Как нильфгаардцы говорят… Во имя Белого Пламени?
Йеннифер помнила свою одноклассницу, её зависть, ревность, гнев и даже силу. Фрингилья всегда выделялась среди других, в частности, из-за того, что контролировала Хаос в разы лучше, чем все остальные. Йеннифер помнила, как они отправились на охоту в деревню. Как что-то мерзкое, мрачное открылось в темнокожей однокласснице, что с наслаждением вкушала человеческую кровь. Те ощущения словила тогда Йен, когда впервые столкнулась с жаждой. Противно, когда так хочется испить крови, ещё и ещё, высосать человека за человеком, а потом чувствовать внутри такую осточерствелую пустоту, от которой хочется сдохнуть.
Во время совета Братства собралось много чародеев и чародеек. Здесь были некоторые из школы Бан Арда, допустим, Истредд. Бывшие ученицы Аретузы — Сабрина Глевиссиг, Трисс Меригольд, Кейра Мец, Лидия ван Бредевоорт. Преподаватели — Маргарита Ло-Антиль, Аврора Хенсон, Нина Фиораванти и многие другие. Все те, кто обладал достаточно сильной магией, участвовал в обсуждении. Отсутствовала Фрингилья Виго, о которой речь часто поднималась как о предательнице.
Спустя часа три бурных споров решили: чародеи отправляются на стратегически важное место — на Содденский холм, чтобы оказывать поддержку армии Редании.
Йеннифер не нужно было даже уговаривать, она, как и Тиссая, в числе первых вызвалась быть участницей в битве. Вильгефорц был назначен предводителем. В общем и целом, согласились участвовать в грядущей войне 22 чародея.
Пока тихо шумели лодки, плывущие по реке, вампиры напряжённо молчали в ожидании предстоящего сражения. Их объединяло одно — желание предотвратить огромные потери, дать отпор, наладить отношения с Нильфгаардом, чтобы в мире наступил покой. Но как бы все ни старались себя уговорить и угомонить, придумать тысячу оправданий о том, что война — это не их конец, они явственно осознавали, что не все из них вернутся домой.
Не все.
Понимание, что смерть неизбежна даже для вампира, распространялась неприятной горечью во рту, проникала в лёгкие и оседала глубоко в гулко бьющемся сердце. Короткий миг человеческой жизни казался для них чем-то далёким и непонятным, и сейчас, приближаясь к безысходности, они соприкасались с реальной правдой — человек и вампир существа сильно похожие. Единственное, последний может жить тысячи лет и превращаться в нетопыря по необходимости, а человек живёт в среднем 60-80 и довольствуется малым, не имея возможности трансформироваться во что-либо.
Оказавшись на Соддене, все чародеи молча вышли из лодок и стали двигаться к башне, на которой они устроят привал и будут готовиться к битве. Лишь изредка кто-то с кем-то шёпотом переговаривался, а все остальные продолжали оставаться сдержанными и покорными. Тиссая часто бросала взгляды на Йеннифер, пока та о чём-то усиленно думала. Никто никого не тревожил, не наседал, не спорил. Все понимали, что единственная малейшая ошибка и — кто-то может пострадать, а дальше проигрыш, война Нильфгаарда с Северными Королевствами и разгромленный мир вампиров, который невозможно будет спасти.
Когда чародеи добрались до полуразрушенной башни, они распределились по обязанностям: кто делает зелья, кто иные орудия убийства, кто разведывает обстановку. Под вечер суета стихла, все расслабились, вытащили вино. Тиссая и Йеннифер сидели на камне, попивая то самое Сепременто, о котором мечтала полукровка в прошлом, когда была человеком. То был момент принятия неизбежного и прошлого.
— Ты готова? — спросила ректорка, поправляя своё багровое платье, а затем взяв бокал в свои руки. — Умереть.
Йеннифер не мелочилась, в её руках целая бутылка, из которой она пила прямо из горла:
— Да. Я прожила не такую огромную жизнь, как ты. Но попыталась сделать всё в моих силах, чтобы найти счастье. Мне нечего терять.
— У тебя ещё столько всего впереди, Йеннифер, — нежно озвучила Тиссая, соприкасаясь с тёплым взглядом собеседницы. — Ты не погибнешь в этой войне.
— Мы не погибнем. — поправила Йен и глотнула из бутылки.
Пока они так сидели и попивали вина, успели поностальгировать и даже посмеяться. Они обе понимали, что это могла быть последняя их ночь, когда они видели друг друга живыми.
На восходе, около четырёх часов утра, солнце тронуло все поляны, холм, лица всех спящих чародеев своими едва тёплыми лучами. Образовавшаяся роса на траве постепенно высыхала под приятным светом. А небо без единого облачка спокойно висело над Содденом и ни о чём не предвещало. Не предвещало о том, как через несколько мгновений в башню полетит огненный магический шар. Его вовремя остановила внезапно проснувшаяся Трисс и отбросила в другую сторону леса.
Было ясно одно: Нильфгаард прибыл. Но почему так внезапно? Откуда он знал о присутствии чародеев?
Вильгефорц отдал команду пустить зелья в ход, быть начеку и не позволять нильфгаардцам двигаться дальше леса, а сам ушёл напрямую — туда, откуда шло наступление.
Трисс, которая имела связь с природой, прильнула к Содденской земле и шептала заклинания. Сабрина руководила запуском отравленных стрел. Тиссая, подойдя к Йеннифер и грозно схватив ту за руку, заявила:
— Храни свой Хаос. Он нам ещё пригодится.
— Но… — Йен даже не успела воспротивиться сказанному, как ректорка исчезла среди деревьев, направившись по следам Фрингильи. Полукровке оставалось только стоять наверху башни и с помощью телепатии передавать команды чародеям, если видела изменения в движении нильфгаардской армии.
Что-то
мерзкое наступало. Где-то вдали виднелись столкнувшиеся армии Редании и Нильфгаарда. На них надвигался искусственный туман. Но то были не просто чары, а запрещённая магия, изучение которой запрещено в любой из школ. Туман становился более густым, непроглядным, что, в конце концов, он настиг всех вампиров, а те стали давиться собственной кровью и подыхать на месте.
Я вас обманывала. Говоря
«вампиры умирают, если их обезглавить или вырвать сердце, или вообще сжечь», я не договаривала о том, что в мире ещё существовала изощрённая некромантская магия, не поддающаяся объяснению и обоснованию. Она была гораздо могущественнее и мощнее той, которой пользовались чародеи, но и в обмен брала гораздо большие жертвы. По Пророчеству, вампир заключает сделку с Тёмной Материей, когда пользуется некромантией.
Йеннифер схватила руками край полуразрушенной башни и задышала вслух от сильного беспокойства. Она с усилием разглядывала источники тумана, но на протяжении долгого времени ничего не видела и, в конце концов, нашла начало в глубине леса. Мысленно она выкрикнула команду направить все силы туда, и её послушались.
В то время Тиссая шла быстрым шагом по лесу. Она бы могла превратиться в нетопыря, чтобы сократить расстояние, но хранила в себе силы, чтобы раскрыть их немного позже. Чем дальше она уходила, тем сильнее чувствовала присутствие кровавой некромантии, а запах гордой Фрингильи ощущался за версту.
— У тебя нет шансов выстоять против нашей магии. — возник голос темнокожей чародейки, это была Виго.
Тиссая остановилась, чувствуя замешательство от того, что слышит, но не видит перед собой бывшую ученицу. Наконец, Фрингилья вышла из тени деревьев. Лицо, полное лицемерия и торжества, тёмно-синее платье, обшитое золотом, манипуляторский взгляд, наполненный ненавистью. Когда она успела стать такой жестокой?
— Ты играешь с огнём. — едва сдерживая гнев, сквозь зубы произнесла ректорка.
— У чародеев ещё есть шанс отступить назад. Во имя Белого Пламени, война так или иначе состоится.
Фрингилья всё ещё пыталась идти на компромисс, но Тиссая де Врие упёрто встала на своём и произнесла злостное «нет». Это стало точкой кипения, что она не заметила, как за секунды ослепла и потеряла какое-либо восприятие реальности.
Чары. Фрингилья Виго скрывала свои намерения до последнего, а потом пустила на Тиссаю чары.
Йен не сразу заметила, что ректорка пропала из телепационного поля и перестала подавать какие-либо сигналы или фразы. Случилось неладное, полукровка это заметила и всё ещё продолжала наблюдать за тем, как чародеи продолжают сражаться и использовать магию во всех проявлениях — лишь бы отстоять, лишь бы спастись.
Мерзкое было ближе, чем полукровке казалось. Гниль, наконец, проявилась. Никто не понял, как магия Фрингильи добралась до Содденской башни и пустила по земле червей, что стали расползаться по разные стороны. Эти черви залезали на чародеев, проникали в уши и перенаправляли их мыслительный процесс наоборот. Все те, кто не успел применить защитные заклинания, стали наводить хаос внутри и выступать против своих.
Йен не заметила, как кинжал впился ей в рёбра, а перед ней стояло самодовольное лицо Сабрины. Только вот от подруги уже ничего не осталось. Одно только зомби, способное убивать.
Полукровка отбросила Глевиссиг в сторону с помощью магии ветра, а сама, чувствуя, как кровь наполняет лёгкие, двинулась от чародейского сражения прочь. И за то время, пока скрывалась, она успела увидеть, как летят отрубленные головы, как вампирские кисти с выросшими когтями и набухшими венами вырывают сердца, а потом сжимают в руках, чтобы выпрыснуть оттуда всю кровь.
Была бы Йеннифер человеком, она бы уже орала от боли и ужаса, за которым наблюдала.
— Сражайся за Нильфгаард, Йен. — Фрингилья Виго возникла тут как тут. Она уже использовала кучу заклинаний, но по ней не было видно, чтобы хоть на секунду устала или вымоталась. Было похоже на то, что она заключила сделку с Дьяволом, а расплата ожидает потом. — В тебе невероятный потенциал, и сейчас ты растрачиваешь его впустую. Мало того — ты даже не знаешь, откуда черпать силу, что тебе подвластна.
Полукровка не продолжила разговор и хотела применить удушение. Но Фрингилья была слишком умной, слишком внимательной, поэтому вовремя остановила чародейку и сжала на расстоянии её рёбра, что те начали хрустеть. Затем одним движением руки Фрингилья сломала Йен шею и оставила на месте, не добивая.
***
Запах гари врезался в ноздри, Тиссая закашлялась от тяжёлого воздуха и поднялась на дрожащие ноги. Несколько часов подряд она даже не могла пошевелиться после чар от нильфгаардской чародейки. Не могла увидеть, почувствовать, даже что-то произнести. Во рту — привкус собственной крови от прикушенного языка, а в голове всё ещё туман, сквозь который пробивались единичные мысли. Кровь бегала по венам шумно, сердце стучало гулко, отдаваясь эхом в уши. Ослабление действовало на нервы. Вампирскую сущность невозможно было выпустить из себя вследствие обезвоживания. Так паршиво себя ощущала Тиссая.
Она шла по трупам без голов, по прожжённым кишкам, натыкалась на тела чародеев и хотела орать в голос от безысходности. От того, что сама направила их сюда. От того, что подвела в важный момент и не смогла дать отпор. Она шла сквозь ночную темноту и гарь, жалея о потерянном времени, пока лежала без возможности встать и выпустить силу.
Хаос был повсюду. Сгнивший Хаос, запрещённая магия — орудие пыток и издевательств.
Ректорка не сразу заметила вдалеке тело Йеннифер. А когда увидела, побежала на дрожащих ногах и упала к ней, чтобы привести в чувства.
Тиссая применила заклинание лечения и несколько раз повторила фразу на эльфийском, пока кости Йен не вправились обратно, а сама девушка не очнулась. Регенерация бы произошла, но гораздо позднее. А действовать нужно было сейчас.
— Ты спасла меня… — просипела полукровка, поднимаясь на колени. Они горячо обнялись, всё ещё шокированные, что остались в живых.
— Пора, Йеннифер. — произнесла Тиссая слабым голосом. В её глазах виднелись слёзы отчаяния. — Спасти вампиров, людей, Континент. Это твоё наследие.
— Как? Я не могу.
— Ты можешь! — крикнула женщина. — Всё, что ты когда-либо чувствовала, всё, что ты похоронила — выпусти всё наружу. Позволь твоему Хаосу взорваться.
И Йеннифер взорвалась. Пока она шла, она брала Хаос отовсюду, где он присутствовал, впитывала в себя энергию, наращивала силу. Пока она шла, то вспоминала все испытания, которые её настигли, всех тех, кого не простила. Отец, проявляющий насилие, а затем ушедший из семьи. Мать, продолжившая избивать дочь. Вереена, что предала. Риенс, который превратил Йен в вампира и много лет ставил над ней эксперименты. Она вспомнила даже самые мельчайшие обиды, которые копила годами, а вся её нежность к Тиссае превратилась в ненависть, негодование и ярость: за то, что не остановила, за то, что вовремя не сказала о чувствах, за то, что никогда не показывала слабость, когда это было так нужно. За то, что, в конце концов, своим существованием вызывала взрыв чувств.
Йеннифер взорвалась. Накопившийся Хаос выплеснулся из её ладоней в виде огня. Она кричала, одной рукой сжигала наступающих нильфгаардцев, а другой — ломала им шеи и отрывала от тел. Полукровка перестала чувствовать сдерживающий рычаг и выплёскивала из себя всю мощь, словно билась в агонии.
Когда выжигать было уже некого, а оставшаяся армия Нильфгаарда сбежала с поля боя, девушка на подкашивающихся ногах и на последнем издыхании двинулась в сторону леса и скрылась за листьями, пожаром и криками, витающими в воздухе.
В ту Содденскую Битву из 22 чародеев выжило только 8. А среди погибших числилась полукровка, Йеннифер из Венгерберга.
