***
Немного позднее, когда он что-то мог осознавать, он был в объятиях Уэнсдей, прижимаясь к ней и плача у неё на плече. Она сидела неподвижно, явно испытывая дискомфорт от прикосновений. Тайлер отстранился. – Прости. – Ничего страшного. Всё... всё в порядке. Ты что-то говорил о своей матери? – Она здесь. В лесу. Я знаю, что это она. – В другом сне? Он кивнул. – Да. Я всё время бегу за кем-то, кого едва могу разглядеть. Но её голос, когда она зовет, кажется таким знакомым. Я думал, это Лорел, но это не так. Это моя мама. Должно быть, так и есть. Уэнсдей нахмурилась. – Я думала, что твоя мама умерла. – Это она. По крайней мере, я всегда так считал. – Тебе не хватает её, не так ли? Тайлер сел, обхватив колени руками и устремив взгляд вдаль. Уэнсдей наблюдала за ним, и его выразительное лицо исказилось, когда он подумал о своей матери. – Я всегда так думал, – сказал он наконец. — Она была... она была такой... светлой и счастливой, и дома было всё по-другому, когда она была с нами. По крайней мере, сначала. В моих ранних воспоминаниях. Но потом всё изменилось, и всё стало таким напряженным и мрачным. Мой отец превратился в замкнутого человека, который никогда ни с кем не хотел разговаривать. Таким, какой он сейчас. – А ты... – Старался не поднимать шума. Старался быть таким, каким все хотели меня видеть, чтобы никто больше на меня не кричал. – Тайлер издал тихий смешок. – Звучит жалко, не так ли? Так оно немного и выглядело. Но Уэнсдей понимала, что в некотором смысле Тайлер так и остался испуганным и сбитым с толку ребёнком, каким он был, когда Хайд овладел его мамой. – Итак, ты искал родственную душу... и нашёл её в Лорел. – На самом деле... – он повернулся, чтобы встретиться с ней взглядом, – я нашёл её в тебе. Ты смотрела на меня так, словно я был … тебе интересен. Ей так и хотелось сказать ему, что она заинтересована в нём, но она чувствовала, что у неё заплетается язык. Если она говорила слишком много, не значило ли это, что она обещала то, чего не хотела — или не могла сделать? Уэнсдей провела большую часть своей жизни, пытаясь скрыть от людей, кто она на самом деле, и свои чувства в частности. Её родители и дядя Фестер всегда видели её насквозь, но за пределами семьи таких людей не было. И хотя часть её хотела начать открываться Тайлеру, научиться снова доверять ему, остальная часть хотела продолжить сопротивляться, оставаться выше человеческих взаимоотношений. Глаза Тайлера изучали её лицо, и у неё возникло неприятное ощущение, что он увидел и понял гораздо больше, чем ей хотелось бы. Он коротко улыбнулся и отвёл взгляд. – Ты всегда хочешь создать иллюзию, что у меня разыгралось воображение. Но … дело не только во мне. Я знаю, что не во мне. Если бы это было так, то нас бы здесь не было. Уэнсдей не могла этого отрицать. Но она все равно придержала язык, не желая становиться уязвимой. – Однажды я спросил его, своего отца, – внезапно сказал Тайлер. – Любил ли он когда-нибудь мою мать. Он ответил мне – "больше, чем ты можешь себе представить". Но … он никогда не упоминал о ней, пока я сам этого не сделал, и даже тогда он резко и незамедлительно прервал меня. Как поступила бы ты, если бы кого-то любила? – Не все могут смириться со своей болью. – А ты смогла бы? Уэнсдей задумалась над вопросом. Она не была уверена, что когда-либо испытывала такую боль или такую любовь. – Я бы, наверное, смогла. А ты? – Я позволил своей боли превратить меня в монстра. – Монстр уже был частью тебя. – напомнила она ему. – Верно. Мне повезло. – Не притворяйся, что тебе это не нравится. Я знаю, что тебе это нравится. На этот раз улыбка Тайлера была мрачнее обычного. – Ты помнишь, как я чуть не убил тебя в Особняке Гейтсов? Она всё помнила. Когда его рука накрыла её, она погрузилась в его воспоминания. Он был один на первом этаже, когда услышал шёпот единственного голоса, которому он начал по-настоящему доверять, чувствуя нежное прикосновение к своей руке. – Обратись. Уведи её отсюда. Ты единственный, кто может это сделать, – убеждала его Лорел. И в Тайлере проснулся зверь. Он больше не пытался с этим бороться. Вместо этого он отдался этому чувству, чувствуя, как сила струится по его венам, как ярость наконец-то выходит наружу. Она была наверху. Уэнсдей. Он чувствовал её запах. А также страх, в котором она никогда бы не призналась, и любопытство, которое влекло её к нему. Он хотел проглотить её. Лорел сказала "нет", но было бы так приятно увидеть ужас в этих холодных, отстраненных карих глазах, увидеть, как меняется её лицо при виде его растущих когтей. Он гнался за ней по всему дому, рыча от досады, когда она убегала от него. Какая-то часть его, которая всё ещё была Тайлером, помнила о плане, о необходимости сохранить Уэнсдей в живых, потому что она была им нужна. Он полоснул себя по груди, и боль привела его в чувство. А потом она оказалась рядом, обеспокоенно склонившись над ним, вопреки самой себе не скрывая этого. – Ты почувствовала это, – прошептал он, наклоняясь к ней здесь, в лесу в их сне. – Ты знаешь, что это так. Уэнсдей отстранилась от него. – Я была увлечена расследованием. Тайлер не сводил с неё глаз, и она видела, что он ей не верит. Как бы она ни старалась, она не была до конца уверена, что верит самой себе.***
Уэнсдей с радостью проснулась, хотя зрелище, которое она увидела, открыв глаза, заставило бы любого, кто не был Аддамсом, с криком выскочить из комнаты. Лысая голова дяди Фестера, сшитая кусками кожа у Вещи, гладкие распущенные волосы кузена Итта – все склонялись над ней, наблюдая, как она спит. – Мы думали, ты не дышишь. Счастливая Уэнсдей, спящая в холодных объятиях смерти, – сказал дядя Фестер. – Что такое важное произошло, что мы понадобились тебе здесь вчера? – Я хочу вызволить монстра из правительственного учреждения. Кузен Итт кивнул и пробормотал что-то в знак одобрения. Он сказал, что знает только одно такое место. Это было самым подходящим местом для испытаний над монстром. Уэнсдей села за свой компьютер, решив, что определённая лёгкость в поиске стоит того, чтобы обзавестись электронной связью. Она начала печатать, но кузен Итт остановил её и жестом указал на Вещь. Вещь быстро печатал, летая пальцами по клавиатуре, в соответствии с указаниями кузена Итта. Уэнсдей зачарованно смотрела на экран, на веб-страницы, быстро сменяющие друг друга. – Подождите! – Дядя Фестер указал на экран. – Вот. Можем ли мы взломать их файлы и найти список тех, кто там содержится? Кузен Итт недовольно на него посмотрел. Конечно, он мог. Они с Вещью, так сказать, сообразили, что к чему, и прежде чем Уэнсдей поняла, что происходит, на экране появился список имен. – Галпин, – сказала она. – Мы ищем Тайлера Галпина. – Парня из кофейни? – Точно. – О, он мне понравился. За что его посадили? – Он Хайд. Он пытался убить меня. Дважды. – И он всё ещё жив? – Дядя Фестер взглянул на неё, и Уэнсдей одарила его свирепым взглядом, провоцируя на комментарий. – Хм. – Он нахмурился, глядя на список. В ответ на торопливую болтовню кузена Итта он нетерпеливо сказал: – Да, я вижу, но это не тот парень, которого мы ищем. Это женщина. – Какая женщина? – резко спросила Уэнсдей. – Здесь написано «Франсуаза». – Франсуаза Галпин? – Мать Тайлера. Получается, что она была жива и содержалась в том же учреждении, где и Тайлер. – А вот и он, – удовлетворенно произнес дядя Фестер. – Тайлер Галпин. – Мы должны поехать и вытащить его оттуда. – Ты хочешь выпустить Хайда на волю? – Это не то, что ты думаешь. Он не такой, как ты думаешь. Кузен Итт категорически возражал против этого. Вещь, который всегда был на стороне Тайлера, выступал за. Дядя Фестер выслушал их обоих, затем посмотрел на Уэнсдей. – Тебе нравится этот парень, не так ли? Она хотела отрицать это, но это не помогло бы её делу. Вместо этого она кивнула. – Мне он тоже понравился. Если он вообще может это контролировать и он такой молодой и неопытный, его стоит спасти. А я всегда хотел пообщаться с Хайдом, – радостно захихикал дядя Фестер. – Хорошо, Уэнсдей, мы спасём его. Уэнсдей вздохнула с облегчением. – Спасибо, дядя Фестер. Вещь. Кузен Итт. Спасибо.