Йоги йожат ежат

Арсений все-таки прирожденный мотиватор. За следующую неделю дома становится гораздо чище, и не просто в плане разбросанных по полу вещей, а реально чище, Антон достает пыль даже из плафонов на люстре, чего не делал, по ощущениям, вообще никогда. Август накатывает невероятной жарой. «Сфера» тоже продвигается, и в дни работы из дома Антон тусуется с ноутбуком прямо на полу, потому что только здесь достаточно прохладно. Он удобно сворачивает коврик для йоги в качестве подложки под спину, а, когда работа надоедает, то просто раскатывает его во всю длину и пробует какой-то из Жениных балансов. Конечно, ничего у него не получается, и он стабильно валится чуть ли не носом в пол, но, как оказалось, такая физкультура отлично помогает переключаться и меньше уставать. На занятиях Арсений подкалывает Антона, то тонко замечая, что его перевешивает несоизмеримо умная голова, то бросая ненавязчиво, что у него любая асана — Хакерасана, и Антону очень нравится такая перемена в их общении. И, может быть, потеплел не август, а что-то между ними. В целом, будто бы повестка всей жизни меняется. «Какой ты молодец», — говорит Стас, просматривая отчет после очередного спринта, а ведь раньше вместо критики от босса было невозможно ничего добиться. И, хотя после этого неизменно следует «Хотя я ожидал большего», или что-то в этом духе, Антон все равно фокусируется на первой части. «Спасибо тебе охуеть какое за помощь», — пишет ему Зинч в телеге в ответ на подробный мануал по новому интерфейсу, и это самая длинная благодарность, которую он вообще слышал от Зинча когда-либо. Длиннее, чем было даже в прошлый раз. «Нет, я занят», — отвечает он, сжав зубы, на очередной Даришкин приказ-просьбу. Она достает его через рабочую почту, потому что везде уже заблокирована, и послать ее куда подальше дается Антону нелегко, но как-то со скрипом получается. «Я — пас, давайте без меня», — повторяет он в миллионный раз, не спускаясь в цокольный этаж на работе, куда все ходят играть в настольный теннис и пить пиво. Парни после выхода «Барби» зовут это место не иначе как Мачо-Дача-Хата-Хаус, а Антон про себя представляет его мерзким Слизеринским подземельем, куда таким Гриффиндорцам, как он, вход заказан. Зинч, кстати, обижается, что Антон больше с ними не бухает. «Ты типа лучше нас, что ли?» — однажды выдает он возмущенно. Антон думает, что поторопился с его реабилитацией в своих глазах. *** Журавль смотрит в заваленный продуктами холодильник уже пару минут, и может выдать из себя только: — Нихуя себе, сказал я себе. — «Листья дуба падают с ясеня» там сначала было, — улыбается Антон, заходя в кухню с откусанной грушей в руке, — не мог придумать, чего тебе заказать, поэтому купил всякого разного. Так что творите, шеф, что вашей душе будет угодно. — Ты что, миллионер? — восклицает Журавль, смешно вчитываясь в этикетку на баночке с соусом песто, — И не думай, что я не заметил, что ты выкинул швабру. Твоя пафосная новая навевает на меня тоску. — Это почему? Ей пора было уже, там все разваливалось, — падает Антон на стул у окна. — Да я знаю… Но она слишком дорогая. Она намекает мне, что я ее не достоин. — С чего это вдруг? Журавль косится на него и пожимает плечами. — Я просто хотел купить что-то красивое, — объясняет Антон. Журавль долго выбирал, что сделать на ужин, придирчиво осматривая овощи и прикидывая, кто из них быстрее испортится, и в итоге получилась паста с песто, мимо которого он, несмотря на странный загон про ценник, не смог все-таки пройти. За ужином они обсуждают Олесю. Кажется, они с Журавлем подружились, и Антон очень рад, потому что тот выглядит куда живее, чем в первую половину лета. Антон не смог помочь ему напрямую, но, похоже, звезды правильно сошлись. Во всяком случае, Олеся бы сказала именно так. — Ну и куда девать теперь такую тонну еды, — кивает Журавль на холодильник. — Мои приступы шопоголизма неизлечимы, милорд, — кривляется Антон. Он и правда не собирается рушить кулинарные традиции в этом доме, пока они помогают с Журавлевской хандрой. — Тогда нам нужно позвать гостей, — разводит он руками, — пропадет же! — Конечно, — Антон энергично кивает, внутренне просто жмурясь, как от яркого солнца, — давай позовем Олесю. — Я напишу ей, — как будто бы нехотя соглашается Журавль. Антон давит в себе улыбку, чтобы не смущать человека, и попутно удивляется, что ее номер у него уже есть. Какой молодец. *** Похоже, жизнь действительно может измениться, и из депрессивной ямы вполне можно попасть вот сюда. На залитую уютным вечерним солнцем кухню в девятиэтажке, где два довольных человека строят планы на ближайшие выходные. Вещи из стирки больше не забываются в машинке до следующего утра. Вещи в эту стирку даже попадают своевременно, потому что Антон заражается Арсеньевским вайбом чистоты и красоты. Кажется, у него получается. Виолончель остается единственным пыльным островом в его комнате. В очередной раз проходя мимо нее, Антон останавливает себя усилием воли, достает из угла чехол и осторожно открывает, глубоко вздохнув. «Ты слишком редко берешь в руки инструмент», — звучит в голове высокий голос Мартина, и Антон невольно зажмуривается от фантомной боли. «Тебе плевать на свой талант и плевать на меня», — бьет наотмашь память, дверцу в которую Антон доверчиво приоткрывает. Мартин всегда обвинял его, и не важно, был он прав или был неправ. Чуть что происходило у него в жизни — доставалось всегда Антону. То он делал что-то не так, то, наоборот, не делал, и в этом якобы тоже была проблема. А Антон слушал и верил. Он сжимает в руке деревянный виолончельный бок, поглаживая поверхность пальцами. — Теперь можно не верить, милая, — шепчет он, — и не слушать его больше, да? Слушать теперь можно себя только. И тебя. Потому что Арсений верит в него и в то, что можно переписать воспоминания. Потому что всю боль из прошлого можно переработать, говорил психолог. Потому что Антон скучает по музыке, и по Музыке, с большой буквы. По этому невероятному потоку. «Если бы ты не был таким тупым, ты бы изменился! Я что, много прошу?» — кричит в голове голос Мартина. Он был бы прекрасным тенором, но оказался слишком заносчив для этого. Эта ссора почти стерлась из памяти, как думал Антон, но на самом деле она просто была очень глубоко скрыта. Он протирает пыль на чехле, любовно обходя каждый изгиб. — Ты здесь ни при чем, милая, — говорит он вслух, как заклинание, как мантру, — нужно разделять мудака и виолончель, это не одно и то же. Инструмент я люблю, а мудак пусть идет нахуй. Антон глубоко вздыхает, позволяя себе вспомнить самое страшное. «В смысле ты уходишь? Ты меня бросаешь!? А ты у меня спросить не подумал? Ты не можешь так поступить со мной, просто не имеешь права уходить!», — кричит голос Мартина в его голове. «Тебе больно? Тебе не может быть больно! Такие как ты, не могут страдать, потому что ничего не чувствуют! Ты даже не спросил, каково мне! Мне, Антон! Ничего, я щас тебе покажу», — морщась, воспроизводит в памяти Антон последние слова, которые слышал от Мартина, и сжимается всем телом, потому что знает, что там было дальше. Звук печально звякнувших струн и треск дерева. Одинокий поцарапанный колок, который откатился прямо к Антоновым ногам. И липкий страх, что Антон будет следующим. Что обезумевший Мартин может сделать что-то еще, с ним или с собой. Потом — только лихорадочные сборы самых необходимых вещей, пара кварталов почти бегом и испуганное лицо Иры, приютившей его по первой просьбе безо всяких вопросов. Долгая ночь с тысячей гневных сообщений в телеге. Осознание, из какого ада он только что сбежал. И горечь, горечь утраты. Его муза, его великолепная виолончель, которую уже не вернуть. Антон мотает головой и задвигает чехол на место, закрывая и дверцу в комнату с воспоминаниями тоже. Потому что сеанс окончен, дамы и господа. На душе сложно, чувства больше не пляшут бешеными языками пламени, никакой едкости, злости, только какая-то очень правильная грусть. С этими странными чувствами Антон ложится на свежезастеленный диван, ныряет под одеяло, как под защитный купол. Засыпать страшно, вдруг опять привидятся кошмары? Он ведь заглянул заново в прошлое, перебаламутил эту воду. Но тревожных звоночков внутри нет, даже странно. И, на удивление, как только голова касается подушки, тело сразу как-то принимает удобное положение, и Антон засыпает легко и быстро, не думая уже ни о чем. И ему снится космос, свет далеких звезд и Вальс Цветов Чайковского, красивый такой, легкий. И никто не видит, как Антон во сне машинально перебирает пальцами, будто бы зажимая струны на грифе виолончели. *** Жара вскоре сменяется-таки прохладой, и один из вечеров Антон проводит внутри кокона из пледа, отвлекаясь от работы на соцсети и заставляя себя каждый раз возвращаться обратно. — Как в медитации, — утверждает Олеся, весь день зависающая с ним в телеграмме, — ты сначала мыслями улетаешь далеко, а потом прилетаешь обратно. Антону кажется, что это отличная отмазка, чтобы не работать. В инсте он бродит по аккаунту школы, который ведет, очевидно, Арсений. Его личная страничка не особо отличается от школьного акка, разве что здесь чуть больше фоток его самого. Он всегда серьезен и отстранен, как и в классе. Антон не знает, кому еще удалось увидеть, как Арсений картинно хватался за сердце, боясь злобного хакера. Как будто бы есть на самом деле два Арсения, один — благородный эльф, с фотками выверенных асан на фоне одной и той же стены, а другой — живой и яркий человек. Внезапно Антон замечает среди лайкнувших один из старых постов еще какой-то аккаунт с похожим именем. — Так-так, а это уже интересно, — бормочет он, пересаживаясь поудобнее и поправляя плед. Похоже, у этого эльфа не только в реальности раздвоение личности. Еще один аккаунт буквально прыгает Антону прямо в глаза такими фотками, что выжигает этот момент в памяти каленым железом. Сексуальный. Горячий. Невероятно, ебейше красивый Арсений. На каждой фотке — новая эмоция, новый образ и новый костюм. Не деловой, а сценический. Антон отставляет чашку на пол, листает страницу ниже и не верит своим глазам. Вряд ли у Арсения есть такой ебанутый и талантливый фанат, чтобы все эти фотки были фотошопом. Значит, правда? Открывая риллсы дрожащими руками, Антон обнаруживает, что Арсений, оказывается, танцует. Причем еще как! Плавные движения, резкие выпады, легкие прыжки — вообще ни в какое сравнение йога не идет с этим бешеным потоком. Это не просто хобби, это похоже то, чем Арсений занимается профессионально. Занимается или занимался? Антон листает дальше. Фестивали, города и страны, пляжи, разные площадки, софиты и сцены. Арсений на гриме, Арсений с командой других танцоров, Арсений на съемках клипа. «Моя кошечка» подписаны фотки с Марув. — Ничего себе, — бормочет Антон себе под нос. Она-то откуда? У нее только девчонки в шоу-подтанцовке были всегда. «Девочки мои красавицы» подписаны фотки из студии самого известного в стране балета, даже Антон в курсе, кто это. Мама дорогая, это точно не его брат близнец? Как это возможно? Антон листает дальше, почти не дыша. Олеся что-то пишет в чате, но он только смахивает уведомления, продолжая вчитываться в посты и скринить, скринить, скринить. В интернете все имеет свойство пропадать, так что нужно самому себе оставить доказательства, что эти фотки ему не приснились. «Работа мечты» подписаны снимки с Сергеем Лазаревым. Они улыбаются в камеру вдвоем, приобнимая друг друга за плечи за кулисами какого-то концертного зала, и Антон бы не поверил, если бы сам Лазарев не оставил смайлик в комментариях. Похоже, Арсений серьезно занимался хореографией, а команда, в которой он состоял, много работала с артистами. Антон идет ставить чайник, бродит по кухне, смотрит в окно на освещенный город, и никак не может успокоиться. Даже заходит в соцсети и читает глупые ленты, мемы, потом еще и еще, но возвращается к Арсеньевскому аккаунту снова, как Олеся возвращается мыслями в медитацию. Он там — совершенно другой человек, полный антипод. Если Арсений-йог выглядит, как святоша, то Арсений-танцор — как сам дьявол, соблазнительный и горячий. Матерь божья, а Антон собирался с ним дружить! Кого он обманывает. Он лезет в аккаунт снова, обнаруживает еще с десяток фоток с Лазаревым — похоже, он работал в составе его коллектива, как интересно. Чай остается сухим в чашке, Антон забывает долить воды, потому что дальше — видео, где Арсений танцует фламенко. О, Боги! Расстегнутая рубашка, убранные назад волосы, красные цветы. Девушки с веерами и цветастыми юбками, и дроби ногами, и взмахи руками, и взгляд, которым Арсений жжет бедную партнершу — все это сводит Антона с ума даже через экран. Наверное, в зале в этот момент все просто умирали. Это завораживает и возбуждает, Антон отрывается от телефона и трет руками лицо, пытаясь прийти в себя. «БЗЗЗЗЗЗЗЗЗ!» — необычно громко по гладкой поверхности раздается вибрация уведомления. Антон даже вздрагивает. В шторке сверху какое-то сообщение с официального йога-аккаунта. Выложили информацию про лагерь! Помня наставление Сереги, он, мельком глянув на даты, просто покупает путевку, не думая особо о цене и локации, не прочитав даже описание. Может, ему туда нельзя вообще? Пофиг, там будет Арсений. Антон должен понять, как так получилось, что танцор и йог — один и тот же человек. И он должен поехать с Арсением на море, пусть в реальности это совсем не то, как звучит в голове. Получив подтверждение, он идет рассматривать картинку в посте. «Незабываемый опыт». «Йога-классы на берегу моря». «Практика Випассаны. Спикерские и медитации. Круг Ста Восьми». Звучит страшно и интересно одновременно. Будоражит. Или это просто его еще возбуждение не отпустило от фоток? Прямо через минуту в аккаунте школы рождается еще один пост — объявление о том, что все места заняты. Мысленно поблагодарив Сергея, Антон пишет заявление на отпуск, несмотря на вечернее и нерабочее время. Он снова рассматривает танцевальный аккаунт, когда телефон неприятно звонит. Конечно, звонит он вполне обычно, но имя «Стас» придает вибросигналу максимально неприятный оттенок. Антон отправил заявление всего двадцать минут назад, а время позднее. Вот это реакция, господин Стас. А правки завизировать у него времени нет, даже в рабочие часы. — Ну Антон, это сентябрь! — вместо приветствия кричит в трубку Стас, — Вообще-то не время для отпусков! У нас же «Сфера». — Ты сам сказал, что я опережаю график, — спокойно говорит Антон, хотя от Стасовского тона вздрагивает, — а еще я лидер группы. А еще я в отпуске все три года не был. И даже накопилось уже. — Но Антон! Сейчас совершенно неудобно! — продолжает Стас, — И как это — ты три года в отпуске не был, врешь поди. Антон вздыхает и облокачивается о спинку стула, ковыряя пальцами зазубринку на столе. Как же он довел себя до состояния, в котором приходится оправдываться даже за такое. — Не вру, — с нажимом отвечает он, — хочешь, сейчас официальный запрос в отдел кадров сделаю, они подтвердят, что я не блефую. Они сами на меня давят, кстати, отправляют отдыхать. — Да не кипятись. Иди в свой отпуск, — бурчит Стас перед тем, как положить трубку. Он не возникает и ничего не говорит, и Антон радуется своей маленькой победе, но знает, что Стас из тех людей, кто может затаиться, а потом отомстить. Остается только надеяться, что Антону кажется. Потому что есть более важные вещи. Он едет на море!