—Даю тебе слово—солнце вновь воссияет над нами!
Сорок пятый выдался тяжелым. На холодном снегу растекалась свежая кровь. Карие глаза были устремлены в небо, затылок неприятно холодило. Это, кажется, единственное, что я тогда чувствовала. Все тело слегка покалывало, и было это от холода или болевого шока, я не знала. Макушка уперлась во что-то некогда тёплое, а точнее об собственную кровь. Превозмогая тошноту и подступающий к горлу ужас, я все же нашла сил приподнять голову. Когда то новая, дорогая военная форма, заботливо купленная братом была разорвана в клочья. Кое-где виднелись открытые участки тела. Правой штанины вообще не было, но что самое ужасающее—не было и ноги. Повернула голову на снегу настолько, насколько могла, что бы посмотреть вверх. Оказывается то, во что я утыкалась головой было чьей то рукой. Я брезгливо наклонила голову к плечу. Постаралась пошевелить пальцами. Ужас вновь охватил голову нарастающей волной паники и истерики. Я могла пошевелить только одной рукой. Второй просто напросто не было. Я не знаю, сколько здесь лежу. Найдет ли меня кто-то, Стив или даже брат—не знаю. Подорванный товарный вагон забрал у меня руку и ногу, и, похоже, моя жизнь не имела больше смысла. Я не могла провести оставшуюся жизнь на коляске. Черт меня подрал лезть сюда, в самую гущу событий. Еще не отошедшая от первых опытов тех немцев, полезла на самый рожон. Вражеская граната в один момент лишила меня всего. Мне ведь было всего двадцать семь. В глазах помутнело. Я умру либо от потери крови, либо от обморожения. А может от всего сразу? Кто-то схватил меня за целое плечо и потащил в неизвестную сторону. За моим искалеченным телом потянулась широкая дорога крови. Голова безвольно упала на плечо. Похоже, Говард лишился своей любимой сестры. Стоило его тогда слушать и не отчаливать в Англию, прямиком на фронт с автоматом наперевес. Мы были двое друг у друга, а я так эгоистично покинула его тогда. Одного. Открыла глаза в какой-то лаборатории. Свет белых и ярких ламп неприятно впился в чувствительные глаза. Я зажмурилась и поморгала несколько раз, что бы сбить наваждение. Подняла руки. Одна блестела сизым металом, отражая свет ламп. Неприятный писк приборов звучал над ухом, все больше и больше раздражая. Надо мной послышался странный говор, то ли русский, то ли украинский. Я подняла корпус и спустила ноги. Неужели я снова была полноценна? Хоть и такими способами. Неужели брат нашел меня, починил его сломанную сестру? Нет. Надо мной кружили подозрительные ученые. Календарь на стенке выделился красными жирными цифрами «1956». Голова нервно дернулась. Я подскочила к первому попавшемуся ученому, схватив его приобретенной рукой за шею. В лаборатории послышалась возня. Я, ведомая желанием узнать, что со мной и где я, свернула мужчине шею. Шприц в здоровую руку и я упала, потеряв в одно мгновенье силы и успокаиваясь. Так и провалилась в сон, на холодном кафельном полу. Глянула в зеркало в тренировочном зале. Ужаснулась. Тело осыпанное мелкими шрамами от осколков. Волосы короткие, едва доставали до подбородка. Темные тени под глазами, следствие экспериментов над телом. Меня уже неделю пичкали всевозможными препаратами и уколами, желая добиться физической неуязвимости. Успокоительные кололи часто, от чего сопротивляться даже как то не хотелось. Меня настигла апатия. Сегодня меня должны будут начать тренировать. В планах у ученых усовершенствовать мою физическую форму, навыки всевозможных стилей драк, в том числе с ножами и знания языков. На улице, похоже, семьдесят первый, а я выгляжу на двадцать семь. Ни единой морщины. Странно осознавать, что миг вокруг меняется, люди стареют, а ты—нет. Последствие криокамеры, в которую меня погружали тогда, когда не знали, что со мной делать. От этого мне и дали прозвище—Зимний Солдат. Меня готовили к высшим целям. Началась работа над кодом. Теперь красный блокнот внушал страх всякий раз, как я его вижу. Код в сознание вносили долго и муторно, вызывая ненависть и ярость к словам, которые в него входили. Желание. От первого слова всегда выступала испарина на лбу, руки начинали нервно трястись. Я всегда была в желании защитить брата, хоть он не нуждался в защите. В защите нуждалась я. Как он там? Мысль стерлась с следующим словом. Сорок пять. Ненавистное число, год, когда я потеряла половину тела. Год, когда мы с братом лишились друг-друга. Год моей смерти, той старой Шайен. Имя исчезло в одно мгновенье, я забыла как меня зовут. В голове всплыл образ парня, с которым я сдружилась в роте. Кто он? Двадцать семь. Возраст перемен. Многие в этом возрасте счастливо воспитывают детей, но для меня это возраст поездки на фронт. Болезненной, униженной. Бьюкенен. Голова нервно дёрнулась, я подскочила к стулу в импровизированной стеклянной камере, кидая мебель а стену. От чего во мне взыграла такая ярость? Граната. Вещь, из-за которой я больше не дома. И никогда не буду. Больше не увижусь с семьей, больше не появлюсь на базе… Какой базе? Я зарылась пальцами в волосы, неприятно сжимая их. Зеркало. Я не могла смотреть на себя. С шрамами, железными конечностями я, утратила в своих глазах всю женственность и красоту. Вижу в глазах ненависть и усталость. Из меня успешно делали убийцу. Подорванный. Мое искалеченное тело в который раз всплыло в памяти, будто я и вправду видела его со стороны. Бледное лицо в крови, рана где-то в затылке… а что еще было? Не помню. Стиснула челюсти, зубы с противным скрипом заскрежетали. Сон. Сон приносил спокойствие, желанную радость и беззаботность. Вот только я теперь больше не спала. Меня загружали в холодную камеру с ледяным паром. Это не было похоже на сон. Товарный вагон. Слезы потекли с глаз. Что за товарный вагон? Что это за место? Ничего не помню. Двое. Пытка окончена. В голове странная пустота и я больше не в состоянии сама мыслить. Мое сознание больше не было моим. Я больше не разделяла с собой свою память. Из меня сделали профессиональную убийцу. За сорок с лишним лет я овладела множественными навыками, рукопашного и с ножами, даже с катаной. Огнестрельное, самое новое и самое старое, я умела пользоваться всем. Дай мне шнурок от ботинок, и я смогу убить даже им. Физическая форма доведена до предела, от чего когда-то пышная грудь уменьшилась—от многочисленных отжиманий и подтягиваний. Языки, знала их целых пятнадцать. Но самым родным остался немецкий. Почему? Зимних солдат было всего двое: я и еще один мужчина, который казался мне знакомым. Остальные взбунтовались и их оставили в криогенных капсулах до лучших времен. Кстати, о заморозке: замораживали меня не так часто, как напарника. Моя сыворотка хоть и не предавала шикарной физической формы, но дала до ужаса медленное старение. Сегодня должна буду идти на миссию. В голове пусто, в карманах нет. Гранаты, бомбы, пулемет и пистолет. Ножей не давали, от чего, просветить не соизволили. Темная дорога. На улице поздний вечер. Я с одной стороны дороги, напарник с другой. Послышался звук колес и я сняла пистолет с глушителя. Показалась дорогая иномарка. Нас не было видно в тени деревьев, а потому действовать можно свободно, но быстро. Я выстрелила в колеса, те мгновенно начали сдуваться. Машина затормозила. Маска на лице мешала свободно разговаривать. Цеплялась за подбородок, да и материал был плотный. —Мужчина мой. Берешь женщину. Твердый, ледяной голос вырвался из оков маски, сильно искажая звук. Напарник едва заметно кивнул. Перечить мне он не мог, стояла выше по рангу, хотя подозревала, что наше положение оставалось одинаковым. Две машины для убийств, только надо мной все ещё ставили эксперименты, когда над ним давно перестали. Довели до идеала, а меня, наверное, нет. —Слушаюсь, генерал. Херовый из меня генерал. Вообще никакой. Я никогда им не была и не буду. Генерал я за стенами ГИДРЫ ради громкого словечка. Солдат—да, солдат я была, есть и буду, но что бы генерал? Никогда. Я подошла к машине, отрывая дверь бионической рукой. За рулем сидел поседевший мужчина. Дежавю перекатилось в сознании, как только я взглянула ему в лицо. Карие глаза могли быть знакомыми. Но откуда? Сняла перчатку с правой руки и бионикой выволокла мужчину на улицу. Блеск металла при фонарях выглядел угрожающим. Принялась за дело, наношу удары по ребрам, лицу. Он просил меня, умолял не трогать жену. А когда был на грани жизни и смерти… —Ша… Шайя… ты жива?—голову дёрнуло, как от пощечины. Я нанесла последний удар правой рукой и мужчина отключился. Я усадила его на прежнее сидение. Противоположная дверь открылась, и такая же, как у меня, железная рука ухватилась за шею светлой женщины. Четыре минуты—она без сознания. Пятая минута—она мертва. Мы отволокли машину в сторону крупного дерева, толкая автомобиль в него. Туда же я и отнесла оторванную дверь. Из багажника достала дорогой кейс с сыворотками супер-солдат и он приятно лег в руку. Миссия окончена. —Баки?—имя само вырвалось из губ в сторону Зимнего солдата. Кто такой Баки? Я глянула в лицо брюнета. На секунду в серых глазах пронеслась толика узнавания, но та резко скрылась за безразличием. —Какой Баки?—я махнула головой, направляясь к своему байку. —Никакой, сержант. Еще одна осечка. Я начала выдавать много ошибок и сегодня от чистки памяти мне точно не отделаться. —Сержант? —Солдат. Я уселась на свой транспорт и уехала на базу, не дожидаясь солдата. *** Я тяжело переводила дыхание, отходила от недавней сыворотки. Далось ужасно больно, тяжелыми конвульсиями. Мне убрали две бионики, прежде чем ввести капельницу с синей жидкостью. —Как себя чувствуете, генерал?—послышался голос какого-то паренька в белом халате. Я поспешила ответить. —Нормально. На самом деле нет. Сейчас тело отдавала сильной ноющей болью в мышцах, что даже ходить было тяжело. Мне подцепили две новых бионики, которые были чуть ли не в два раза прошлых. На удивление, сели они как родные. Опираясь на того самого парня остановилась у зеркала в пол. Буквально пару дней назад я была всего четыре целых и девять десятых фута, а сейчас на одну единицу больше. Теперь почти сравнялась с ростом Зимнего солдата. Могучее тело. Напичканное сывороткой, под серой майкой и черными штанами перекатывались мышцы. В соседней комнате напарник давал полный отчет, не упуская ни единой детали. А так же мое странное поведение. В лабораторию зашел мой кошмар. Глаза против воли расширились. Я не знала ни его имени, ни то, кем он был. Но за пазухой мужчины в плаще про свете белых ламп блеснул красный блокнот с черной пятиконечной звездой. —Сер, её тело может не выдержать! Слишком большая нагрузка!—голос ученого, на которого я опиралась. В интонации послышалось… Сочувствие? Он знает, что со мной? —Она эксперимент. Мне не нужна сопливая девчонка, мне нужен солдат. Мне нужен личный генерал таких, как она. А сейчас генерал дает осечку. А она не должна. Меня за руки выволокли из лаборатории, не дав довести обследование организма до конца. Тело ужасно болело и ныло, и то было понятно. От худощавой девицы не осталось и следа. Я с непривычным усердием старалась вырваться из рук крепких мужчин, пытаясь навредить хотя бы левой рукой. И мне это почти удалось. Я ударила громилу в колени и хотела бы занести руку для удара в лицо, как правое бедро отдалось ещё большей болью. Я опустила взгляд темных глаз на ногу. Жидкость в шприце с успехом уменьшалась, мешаясь с кровью. Успокоительные. От прежней решительности не осталась и следа, а потому я могла лишь со страхом наблюдать за приближающимся мужчиной с блокнотом. К рукам подключили проводки и приковали к подлокотниками. Перед носом оказалась капа и я послушно открыла рот. Глаза бегали со стороны в сторону, рука дрожала. Прикусив капу, мою голову опустили назад, и на черепе зафиксировали огромное, не внушающее доверия, устройство, что проводило ток. —Начинай. Женский крик. Лицо сразу же покрылось испариной а тонкие брови хмурились от боли. Челюсти заскрипели. Руки сжались в кулаки. Боль от тока шла по каждой вене, каждому капилляру, переливаясь в очередную мышцу на пути. Зимний солдат вздрогнул. Его не всегда оставляли смотреть за страданиями генерала, но на его я всегда присутствовала. Солдат дернулся, как от удара. Стряхнул головой. Что ему пришло? Очередные воспоминания, как они приходили мне?
***
—Баки, я держу тебя! Не отпускай руку! Сейчас Стив поможет, только держись, Джеймс! Молодая девушка перевесилась через подбитый край вагона, держа тяжелое тело за руку. Рамка больно впивалась в живот, и завтрак вот вот грозился вылезти наружу. По щекам катились слезы, а лицо обдувал морозный ветер. —Ну же, отпусти! Ты не удержишь, а тебя сейчас убьют. Такой молодой, Джеймсу в этом году исполниться двадцать восемь, так же, как и девушке. А сейчас его жизнь висела на тонкой ручке его близкой подруги, над пропастью вечного снега и льдов. —Баки… Его ладонь соскользнула с её. —Баки! Тело Джеймса полетело вниз. Последнее, что он видел это взрывающийся вагон с девушкой.***
На его правое плече упала чья-то тяжелая рука, крепко сжимая. —Видишь, солдат, что случается за непослушание? С меня уже сняли аппарат и теперь тело обматывали кожаными веревками, подготавливая к криогенному сну. Мои тренировки станут ещё упорнее, контроль над сознанием сильнее, а отношения к мне ещё строже. Мужчину подвели к месту, на котором ранее сидела я, подключая к проводкам. Солдат в ужасе зажмурил глаза, послушно прикусывая капу. Машина, дающая мощные электроудары внушала страх, не располагала доверия. От вида машины коленки предательски дрожали, а глаза распахивались.
***
Тренировки для меня стали только усерднее. Отправлять в криосон стали реже, бросая все силы на силовые упражнения, стрельбу из навороченных самых различных оружий, вплоть до лука и стрел. После введения сыворотки прошел год. Меня замораживали от силы раза три, а потому своего напарника я видела далеко не так часто, как казалось ранее. Меня вновь вели в ненавистную лабораторию. Как только оказалась на кушетке, в руках у стоящего рядом ученого появился шприц с черной жидкостью, которую я, если даже могла бы, не вкалывала её себе даже под дулом пистолета. Но, право голоса я совсем не имела из-за активно работающего кода, а потому весь свой мелочный, спрятанный далеко в голове страх могла засунуть еще дальше, протягивая подкаченную руку. Стык плеча и предплечья протерли антисептиком, пережали турникетом и игла вошла в быстро найденую вену. Содержание шприца уверенно уменьшалось, мешаясь с кровью. Как только вся жидкость оказалась в теле, кости начало неистово крутить, мышцы как будто разрывало. Глаза начали адски печь, а потому женщина мгновенно зажмурила глаза. Тело забилось в конвульсиях, пытаясь бороться с черной сывороткой. В адских муках прошло пятнадцать минут, прежде чем я отключилась. Я стояла в ряду солдат. Единственная женщина в роте, а потому остальные странно на меня косились. А ведь правда, что мне дома не сидится? Ублажала бы мужа, воспитывала детей, ходила с подружками в кафе неподалеку от дома… Но черт меня подрал рваться на войну. Я отлично знала немецкий язык, легко переносила смену обстановки и хорошо стреляла из автоматов. Только рост мой составлял едва пяти футов, но так даже лучше. Я отлично показала себя на испытаниях, идя бок о бок с молодыми парнями и мужчинами. Там то я и познакомилась с ним. С Джеймсом «Баки» Барнсом. Мы двое мгновенно спелись, за неделю став чуть ли не лучшими друзьями. Баки не видел во мне любовный интерес, а меня это и не тревожило. Если бы я хотела поскорее найти мужа, то не шла бы на фронт. Я скучала за братом. Скучала за домом, но понимала, что в отличии от семьи не хотела идти по заготовленном пути. Я выучилась, конечно, в след за братом, на инженерию, но что бы что-то проектировать и двигать страну в счастливое будущее? Нет, спасибо. Не хотелось. Я лучше постараюсь защитить будущие страны на дальнем фронте. На родине своей матери. —Что задумалась, женщина? По дому скучаешь? Или жалеешь, что не выбрала себе муженька?—подстебнул меня какой-то сослуживец, имя которого я даже не удостоилась запомнить. Паренек продолжил посмеиваться, даже когда я опустила на него тяжелый взгляд. Улыбка с лица спала только тогда, когда за спиной послышались тяжелые шаги. Обернулась. Сзади стоял мой друг.
***
Белый свет лабораторных ламп больно впился в чувствительные после долгого сна глаза. Мне вновь снились старые, непонятные картины. От куда мое воображение рисовало их? Могло ли это дуть прошлым? —Наверное могло бы. Пронеслось в мыслях. Я плотно моргнула несколько раз и зажмурила глаза. Открыла. Покрутила головой в разные стороны. В ушах будто застыла вода, не давай расслышать сторонние голоса и противный писк приборов, которые считывали мое состояние. В глазах вновь всё поплыло и я упала в бездну сознания.
***
—Баки, я держу тебя! Не отпускай руку! Сейчас Стив поможет, только держись, Джеймс! Молодая девушка перевесилась через подбитый край вагона, держа тяжелое тело за руку. Рамка больно впивалась в живот, и завтрак вот вот грозился вылезти наружу. По щекам катились слезы, а лицо обдувал морозный ветер. —Ну же, отпусти! Ты не удержишь, а тебя сейчас убьют. Такой молодой, Джеймсу в этом году исполниться двадцать восемь, так же, как и девушке. А сейчас его жизнь висела на тонкой ручке его близкой подруги, над пропастью вечного снега и льдов. —Баки… Его ладонь соскользнула с её. —Баки! Тело Джеймса полетело вниз. Девушка взвыла, слезы с новой силы потекли по девичьим щекам. Кулаки сжались с такой силой, что после ногтей останутся некрасивые кровавые лунки на ладонях. Под ухом послышался писк брошенной гранаты. Девушкане успела убежать. Товарный вагон взорвался. * Сознание вновь ускользало от меня, но теперь уже от болевого шока. Невероятная легкость в правой руке и левой ноге сильно пугала меня. Через боль я приподняла голову и осмотрела тело. Оторвало руку и ногу. Я обессилено опустила голову в снег, и наткнулась на что-то твердое, но немного теплое. Глаза в ужасе расширились. Моя рука? * Вновь свет больничных ламп. Я приоткрыла глаза. Я жива? Подняла руки. Послышался скрежет пластин. Рот в неверии приоткрылся. Перед собой я видела две руки, одна из которых переливались железом.
***
Теперь я все ясно видела. Вновь писк приборов над ухом, вновь голоса докторов в помещении. Дадут ли мне умереть? Глаза метнулись к календарю на стене. Июль тысяча девятьсот девяносто третьего. Как такое возможно? Я родилась ведь в семнадцатом, а чувствую себя живее всех живых. Если верить календарю, в этом году мне должно исполниться семьдесят шесть. Я резко поднялась на постели, с широко распахнутыми глазами, уставленных на календарь. Красное четырехзначное число больно впилось в память, отрезвляя и доставая забытые, пыльные воспоминания. —нас в семье было двое детей. Я и брат. Как его звали… Эдвард? Нет. Говард! Да, это похоже на правду. А меня как звали? Что-то на букву «Ш». Шерон… Шайни? Не помню. Вроде. А фамилия? Что-то со звездами связано. Старк! Да, точно!—шестеренки в кудрявой голове активно закрутились и я смогла даже немного улыбнуться. Пока не вспомнила задание годовалой давности. Все счастье в мгновенье улетело, когда я вспомнила кто я такая и что делала своими руками. Я убила родного брата. А мой напарник его жену. —А напарник кто? Лицо до ужаса знакомое, да и голос тоже.—в голову врезался день моей «смерти». —Баки? Нет. Пока мыслительный процесс активно шел, я не заметила подошедшего мужчину. —Я вижу очнулась. И начала вспоминать. Мужчина мерзко ухмыльнулся, доставая из-за пазухи красный блокнот с черной звездой. С такой же звездой как на её плече и бедре. Я медленно повернула голову. —Кто вы? Где я нахожусь?—взгляд упал на красный блокнот в руках подошедшего.—Это… Голос вдруг охрип. —Это—улыбчивый мужчина потрусил блокнотом перед моими глазами,—ключ к твоему сознанию. Мне хотелось стереть эту улыбку с его ужасного лица, забрать книгу, утопить, сжечь, отдать собакам на завтрак. Потянулась к желаемому в руках мужчины слишком резко. Провода отлетели от висков, капельница неприятно вылетела с вены здоровой руки. Я хотела встать на ноги, но они оказались до ужаса слабыми. Точнее, только одна. Я уселась обратно на кушетку. За всем этим мужчина наблюдал с легкой улыбкой, будто смотрел на ребячество ребенка. Он открыл середину блокнота. —Ну-ну, не стоит резкий движений. Желание. Глаза вновь широко открылись. —Сорок пять. Слезы брызнули из карих глаз. —Двадцать семь. Я зарылась руками в волосы, крепко сжимая их. —Бьюкенен. —Нет-нет-нет. Was machst du?… На немецкую реплику глаза мужчины только засияли. —Граната. Я забилась в угол. —Зеркало. Я покачивалась со стороны в сторону, обняв колени. —Подорванный. Зажмурила глаза. —Сон. Я подорвалась с кушетки. —Товарный вагон. Железной рукой я схватила говорящего за шею, яростно посмотрела на его лицо. —Двое. Знакомая пустота в голове. Рука на шее разжалась. —Генерал. —Я жду приказаний. Я не узнала собственного голоса. Твердый, холодный, без эмоций.