***
Его вновь сбивают с ног, Кэйа тряпичной куклой валится на мокрую землю. Он уже достаточно пытался отбиваться, тело ломит. Тут же принимает попытки отползти, отступить, врезаясь спиной в булыжник. Руки и одежда в грязи, дождь льет стеной уже который час, мешая разглядеть силуэт впереди. Кэйе это и не нужно, он и так прекрасно знает, кто мягкой и такой опасной поступью движется в его сторону, потому лишь беспомощно жмется спиной в камень. Будто бы сейчас он закроет глаза, и силуэт исчезнет, оставит его в покое. Но тот становится все ближе, уже узнается рыжая, скорее алая копна волос. Тот, кого Альберих совсем недавно звал братом, на ходу обнажает двуручный меч и замахивается. Еще не больно, но дышать становится страшно. — И долго ты еще собирался лгать, "Последняя надежда"? Для тебя это обычное дело, так? И совесть не мучает? — Кэйа жмурится. Слышит тяжелое дыхание Дилюка, буквально слышит его ненависть. Громкий голос заставляет протрезветь, он даже пытается подняться, но его грубо пинают сапогом куда-то в район челюсти, мигом отправляя обратно. К земле. Там ему и место. Рагнвиндр, выдохнув, резко опускает меч вниз по намеченной в голове траектории. Сталь едва коснулась груди, так, чтобы не убить. Да, это вновь в его стиле, абсолютно точно. Зачем убивать, когда можно заставить человека вспоминать этот дождливый вечер каждый раз, как он подойдет к зеркалу и взглянет на шрам, пересекающий бархатную смуглую кожу? Оружие растворяется светящимся искорками точно так, как растворяется в шуме ливня громкий вскрик Альбериха. Он склоняет голову и чувствует как горячие слезы льются по щекам и так контрастируют с ледяными каплями дождя. Холод пронзает тело, в особенности руки, и он замечает, как Дилюк напротив слегка приблизился, что-то на нем рассматривая. Кэйа все же раскрывает глаза. В запачканных собственной кровью и трясущихся ладонях покоится спасительно светящийся крио глаз бога.Архонты наконец смилостивились.
Рагнвиндр тут же отпрянул, но оружие не призвал. Словно его огненная аура оберегала от мертвенного холода. — Надеюсь, ты меня понял. — размеренно начал Дилюк. — Появишься на пороге винокурни, я не стану думать. Я просто сделаю. — и он двинулся прочь, дразняще махнув огненно-рыжими волосами напоследок. — Ты сам придешь ко мне. — хриплым голосом пророчит Альберих. Ответа не последовало, только алые глаза предупреждающе сверкнули.***
Стук в двери отвлекает девушку от мытья посуды. Аделинда, главная горничная винокурни "Рассвет", нахмуривается и пару секунд непонимающе моргает. Кого занесло в такую погоду? За окном самая настоящая буря. Ливень, гроза и такой сильный ветер, что она порой опасливо поглядывала в окно, боясь за виноградники и деревья поблизости. Наспех вытерев руки полотенцем, горничная недоверчиво пошла на стук, периферическим зрением замечая стоящего на лестнице красноволосого мужчину. Она кидает ему вопросительный взгляд и кивает в сторону двери. — Открой, мало ли, заблудился кто. — Крепус опирается боком на перила, сложив руки на груди. Аделинда так и сделала, облегченно и одновременно удивленно вздохнула, увидев на пороге маленького продрогшего мальчика. Тот переступал с ноги на ногу, не зная, что сказать. С синих волос стекала вода, он дрожал, должно быть, совсем замерз, бедняжка. — Откуда ты взялся тут, милый, где твои родители? — затрепетала над ребенком девушка, присаживаясь рядом на одно колено и заглядывая тому в грустные голубые глаза. Что-то было в них такое, незнакомое и завораживающее. Мальчик еще больше помрачнел, всхлипнул, не ответив. Не став мучать ребенка, она подтолкнула его в помещение, наглухо захлопнув двери и снова взглянула на Крепуса. Тот так и стоял на лестнице, заинтересованно глядя на мокрое нечто, стоявшее теперь в прихожей. Аделинда молчала. Дом все же не ее, и она покорно ждала решения его хозяина. — Утром решим, что с ним делать. А пока принесите ему полотенце, а лучше одеяло. Пусть сядет перед камином, согреется, я скоро вернусь. — остановившись на пол пути, все же спрашивает: — Тебя как зовут хоть? — Кэйа, а Вас? — поспешно отвечает мальчишка. Мужчина лишь по-доброму тепло улыбается и уходит, не ответив. Времени поговорить еще будет достаточно. Следующие минут сорок горничные то и делали, что сновали туда-сюда. То за полотенцами, то за пледом, то за чаем. Разговаривали с Кэйей, задабривали его сладостями, пытаясь узнать, кто же он такой и как тут оказался. И кое-что узнать все же удалось. Зовут его Кэйа Альберих (до чего же странная фамилия), ему шесть, папа велел ему ждать у винокурни, а после чего не вернулся, бедное дитя. Но на вопрос откуда он, мальчик не ответил. Ясно, что не из Мондштата, с такой-то фамилией и внешностью. Темно-синие волосы, смуглая кожа, такие чистые голубые глаза, похожие на море, каких, наверное, они не видели ни у кого раньше. Но откуда, неясно. Все что он отвечал: "Из дома". А где это загадочное "дома", выведать так и не удалось. И вроде бы все хорошо, все к нему так добры, но что-то здесь не так. Словно спиной чувствует неодобрительный взгляд и поворачивается, убеждаясь в этом. Из-за угла выглядывал мальчик, кажется, его ровесник. С красивыми алыми глазами и такими же волосами (точно такими, как у того безымянного мужчины). Осознав, что его заметили, он скрылся за углом, а уже через пару минут одна из горничных повела его на второй этаж, легонько подталкивая в спину. Вскоре, горничные разбредаются по делам, кто-то убираться, а кто-то в свою комнату, оставляя Кэйу наедине с языками пламени в камине. Он прикрывает глаза, кутаясь в большое и мягкое одеяло. Не давая ему окончательно провалиться в сон, со стороны лестницы раздается шорох. Ребенок вскидывает голову, и слегка влажные волосы несильно бьют по щекам. На лестнице, крепко держась ручками за перила, стоит тот самый мальчик, но взгляд его совсем не злой. Скорее, любопытный и мягкий. Он медленно спускается по ступенькам, пока не встает на ровный пол, не решаясь двигаться дальше. Тогда синеволосый начинает разговор первым. — Меня Кэйа зовут, а тебя? — красноволосый робко улыбнулся, подходя поближе и присаживаясь на пол поблизости. — Дилюк. Тебе же шесть, да? — одобрительный кивок. — Мне тоже. Почему ты не дома? Кэйа и сам не знает ответа на этот вопрос. Смотрит синими глазами на огонь, а после тихо начинает: — Папа сказал его больше нет. А потом... ушел. — горячие слезы поблескивают меж темных ресниц, но Дилюк не позволяет им скатиться по щекам, отводя нового знакомого от темы: — Не может быть такого, дом есть всегда. — начинает он, но резко замолкает, видя, как быстро поник Кэйа. — А хочешь, тут будет твой дом? — Как, если он на самом деле твой? — А будет наш! — упрямо хлопнув ладошкой по деревянному полу восклицает красноволосый. Мальчик напротив на то лишь поднимает робко глаза, упрямо откидывая с лица мешающиеся пряди. Дилюк раздраженно цыкает и стянув с хвоста черную ленточку, заботливо перевязывает ей чужую шевелюру. Собственные длинные волосы мигом спадают по плечам, но он это игнорирует, довольным взглядом окидывая свою работу. — Как думаешь, он вернется? — грустно склонив голову спрашивает Кэйа. — Или я ему не нужен? — мальчик с ужасом прокручивает в голове разговор с отцом:"Ты наша последняя надежда. И прости."
Может, Дилюк знает, что это за надежда такая? Нет, отец велел никому не рассказывать. Зачем он здесь, надолго ли? Пожалуй, с этими вопросами он будет разбираться сам. Заперевшись в комнате, зарывшись под одеяло среди ночи, либо вскакивая в кровати, проснувшись от очередного кошмара. Он не знает, в чем его миссия, но он не должен подвести дом. Дилюк смотрит как-то взволнованно, и, судя по его озадаченному выражению лица, он вовсе не знает ответа. Конечно, а откуда? Ему всего шесть, он живет с любящим отцом, с горничными, что просто обожали мальчишку и давали ему все, что он просил. Да, он не любил, когда его заставляли читать, но папа сказал, что это временно. А тут этот Кэйа... Совсем другой, незнакомый и беспокойный. Слезы текли по смуглым щекам, с громким стуком падая на пол. Его затащили в теплый дом, посадили перед камином, укутали в огромное одеяло, но было по-прежнему холодно. И этот мерзкий холод шел изнутри, а значит, мальчика невозможно было согреть снаружи. Он сам не заметил, как затрясся. В блестящих голубых глазах играла липкая обреченность и страх. Кто-то осторожно приобнял Альбериха за плечи. Это был не новый знакомый, он сидел напротив. Позади же стоял тот самый безымянный мужчина. Осторожно приподнимая его с пола за тонкие руки, словно птицу за крылышки, боясь их повредить, он как-то убаюкивающе шептал успокоиться и вел к лестнице на второй этаж. Голос был не таким строгим, как когда он обращался к горничным, а совсем мягким, тихим. Будто ребенок и правда был хрустальным. Одеяло спало с Кэйи по дороге, и красноволосый мальчик, что семенил позади, небрежно закинул его на диван, ускоряя шаг. — Сегодня он ляжет в комнате с тобой, а завтра мы уберем в соседней, ты не против? — мужчина, все еще придерживая синеволосого, оглянулся назад. Дилюк отрицательно махнул головой. — Тогда приберись у себя, мы скоро придем. — ребенок взлетел вверх по лестнице, Альберих лишь только слышал, как захлопнулась наверху дверь. — Так как Вас зовут? — упрямо талдычил Кэйа хриплым голосом. Мужчина усмехнулся, заметив черную ленточку на чужих волосах. — Крепус Рагнвиндр. Можешь звать меня отцом, если тебе так угодно. Кэйа лишь опустил глаза.