Иуда

До начала съёмок Илье село с трудно запоминаемым названием Буганак даже понравилось. Он приехал с основной частью группы, задолго до микроавтобуса с экстрасенсами: к моменту появления главных героев следовало провести ещё огромный объём подготовительной работы, хотя бы оборудование настроить и с местными поговорить. Илья не был задействован ни там, ни там, так что, пока никому до него не было дела, немного прошвырнулся по окрестностям, сделал несколько красивых фото и видео и вернулся к съёмочной команде, как только к машинам начали стекаться первые зрители. — Похоже, у нас планируется аншлаг. Соколова, режиссёр этого испытания, отвлеклась от ожесточённой переписки с кем-то в смартфоне и мотнула головой себе за спину. — Ещё бы, на Шепса всегда так сбегаются. Иди уже к ребятам, пусть петличку вешают и «ухо». А после этой обязательной процедуры Илья поступил в подчинение уже к старшему редактору Наталье, которая должна была посвятить его в подробности и последовательность сегодняшних съёмок. — Готовься, сегодня будет жарко, — хмыкнула она, сверяясь с записями в планшете. Илья заглянул ей через плечо, но не увидел на экране ничего криминального, только пометки по очередности прохождения испытания. Так, первым шёл Александр, затем Марьяна и последним — Олег. — Чего пугаешь-то? — А ты не в курсе, что ли? — удивилась Аникина. — У нас же вчера на съёмках подводки Шепсы цапнулись, мама не горюй. Воевали за Золушку. Золушкой, этим абсолютно не имевшим отношения к съёмочному процессу словом, в команде и среди экстрасенсов называли возможность пройти испытание последним. Илью не сразу ввели в курс этой занимательной терминологии, но даже когда объяснили, он долго недоумевал, причём тут героиня знаменитой сказки. Видимо, по ассоциации с тем, что Золушка прибыла на бал к своему принцу самой последней. Спору он, в общем-то, не удивился. Зрителям с телеэкрана показывалась готовая картинка, и вряд ли они задумывались, что пока один экстрасенс решает задачу сегодняшнего выпуска и общается с местными, двое других вынуждены ждать своей очереди, как правило, в местной гостинице, без доступа к телефону, интернету и под жёстким контролем сопровождающего редактора. В Буганаке отеля, правда, не было, поэтому троицу экстрасенсов должны были привезти и держать в местном доме культуры, раздельно друг от друга. Сути это, правда, не меняло. Ожидание доходило до нескольких часов, и тому несчастному, кто справлялся с заданием первым, можно было на стены лезть от скуки. Ну, Илья не думал, что экстрасенсы всё свободное время между съёмками своего испытания и консилиума тратили на раздумья, как помочь местным жителям, особенно, если без какого-нибудь ритуала было никак. — Даже Романову не пожалели. Юля отсмотрела вчера кадры на превьюшке, говорит, классно получились, просто огонь. Если братья будут также отжигать на консилиуме, у нас не выпуск будет, а бомба. — Ого, — протянул Илья без энтузиазма. На душе сразу стало мерзковато, он даже отодвинулся слегка от Наташи. В отличие от самой Аникиной или Юли Соколовой Илья не одобрял любовь шоураннеров к конфликтам и желание наснимать их как можно больше. Он, конечно, не очень хорошо разбирался в телевизионной кухне, но рейтинги же, наверное, не одними скандалами можно зарабатывать, а то уж экстрасенсов слишком часто загоняли в такие условия, что ссоры и ругань становились неизбежны. В конце концов, они тоже люди, только связанные по рукам и ногам своими контрактами. Саша, когда они в прошлый раз возвращались в Москву со съёмок, поделился, что шли экстрасенсы на «Битву сильнейших» вслепую, практически все требования им были озвучены уже по ходу существования проекта, когда отказаться не позволяли просто космические неустойки. Так что и нервы, и срывы ему были понятны. Глядя на то, что творили некоторые из участников, тот же Саша или, например, Влад, Илья осознавал: вне зависимости от наличия у них магии, эти люди давали несчастным героям передач то, в чём те так нуждались. Кому-то надежду, кому-то — успокоение. Некоторым, увы, не удавалось помочь, но всякий раз экстрасенсы пропускали через себя неимоверную человеческую боль и страдания. Нужно быть либо очень профессиональным психологом, либо поистине бесчувственным человеком, чтобы постоянно справляться с этим без последствий для себя. Экстрасенсы, которых Илья знал, ни теми, ни другими не являлись. Он посмотрел ещё раз на экран планшета. — Как-то они всё-таки уговорились же… Минутку. Самое фартовое место в очереди на испытание досталось не Саше, а Олегу? — Чудом, не иначе. Я в какой-то момент думала, что придётся их в воду кидать, чтобы угомонились и остыли. Речка как раз рядом была. Ну, если уж Наташа так думала, то вчера действительно шла война не на жизнь, а на смерть. Это только на бумаге её должность звучала красиво — «старший редактор» — и рождала ассоциации с человеком, который денно и нощно правит очередную художественную книгу, нонфикшен или статью. Нет, старший редактор на выездном испытании «Битвы» отвечал за всю организацию от начала и до конца. Не только за сами съёмки, но и за доставку съёмочной команды и экстрасенсов, работу на местности с людьми, проживание, питание, безопасность. Тот ещё головняк. На такой должности должен работать человек с исключительным самообладанием и непрошибаемым характером. Наталья подходила идеально. Поломался и отстал микроавтобус со всем съёмочным оборудованием? Ерунда! В отеле не оказалось заранее забронированных мест, а другого места, способного принять разом почти двадцать человек, в городе нет? Пустяк! Один из операторов сломал руку во время ночных съёмок на кладбище, и его пришлось отвозить в больницу? Ну, придётся пообщаться со специалистом по охране труда, но в целом ничего криминального, рабочий момент. Пофигистичность и невозмутимость Аникиной можно было смело помещать во Палату мер и весов в Париже, как эталон, поэтому на съёмки с ней любили ездить всё. Что бы ни случилось, вокруг Наташи паника не задерживалась в принципе, а любые проблемы решались на раз-два. Однако это же работало и в обратную сторону. Если что-то выводило Аникину из привычного состояния, и в её лексиконе появлялись иные степени оценки случившегося, кроме слов «нормально» и «проехали», то можно было смело ложиться в гроб. Это означало, что произошёл Армагеддон, не меньше. Илья вспомнил улыбчивого в обычной жизни Александра, сопоставил с тем, что как тот преобразился во время съёмок испытания с Викторией Райдос и Константином Гецати, и поёжился. Олег казался более мягким, что ли, человеком, не желавшим вступать в конфликты, но что старший брат, что младший — оба не выглядели людьми, готовыми уступить. А если уж Наташа так отзывалась о вчерашнем происшествии… Да уж, хорошо, что не дошло до драки. Спустя час работы в ускоренном темпе (по-другому, съёмочная группа «Битвы», кажется, и не умела) и оборудование было расставлено и установлено, и камеры проверены, и связь, и звук. Приехал и микроавтобус с экстрасенсами; местные жители встречали их с таким бешеным восторгом, что Илья не удержался и сделал несколько видео, как машина продиралась сквозь окружившую её толпу. Понятное дело, люди ждали тех, кто поможет справиться с их бедой, да и просто появление телевидения, знаменитых людей (фамилию «Шепс» в России знал, кажется, каждый второй) для небольшой деревни — это событие десятилетия, если не больше. — Вера, сколько по времени подготовить нашу троицу к испытанию? — поинтересовалась через «ухо» Аникина у их звукооператора. — По десять минут на каждого. — Отлично, — Наташа вывела на экран своего планшета управляющую консоль для системы наушников и нажала на кнопку «Связаться со всеми». — Внимание, через пятнадцать минут начинаем первый сет. Агния, Шепса к Вере, быстро! Находившийся рядом с ней Илья кивнул в знак того, что указано понято, и зашагал в сторону главной улицы. Аникина вместе с режиссёром Соколовой, звуковиком и остальными членами группы, что не были задействованы непосредственно в съёмках, оставались во втором микроавтобусе, припаркованном на соседней просёлочной дороге, вне зоны видимости камер. Вроде бы и рядом, чтобы быстро принимать решения в зависимости от происходящего на площадке, и в то же время далеко, хрен допросишься помощи, если она нужна. «Ухо» Ильи, как ведущего, было односторонним: он не мог ничего передать на «командный пункт», потому что это бы точно запечатлел кто-то из операторов, и сцену при монтаже пришлось бы вырезать. Так что, как только от Соколовой звучал первый «Мотор», Илья оказывался предоставлен в кадре самому себе, и пусть у него имелись установки от Аникиной, и сама она в любой момент могла вмешаться через наушник, всё равно мандраж первых минут побороть не удавалось. Ни разу за два с половиной года не удалось! Причиной, конечно, были не камеры: Илья столько лет выступал на публике, ему не привыкать к вниманию и съёмкам, однако к чему уж точно он никак не мог подготовиться никогда — к тем трагедиям, которые крылись за практически каждым испытанием экстрасенсов, и причинам, что к этим трагедиям привели. Смерть страшна сама по себе, смерть молодой девушки или парня, ребёнка — ещё страшнее, особенно, если не удавалось найти тело или полиция затягивала расследования. Экстрасенсы же порой доставали на поверхность такие ужасы, что казалось, лучше бы вообще не докапываться до правды, легче жить будет. Информацией о происходящем в Буганаке Илью, конечно, снабдили, но не в тех подробностях, какие удалось раскопать редакторам. Это обязательное условие — ведущий не должен знать всё, чтобы, задавая вопросы местным и уточняя у них какие-то слова экстрасенсов, в кадре получались искренние эмоции. Сегодня он как никогда был рад, что был не в курсе деталей. В Буганаке вешались мужчины, разного возраста, от мала до велика. Кто-то, говорили, готовился к своей смерти, предчувствовал её, что ли, кто-то совершал кощунственный поступок чуть ли не с бухты-барахты, когда ничто не предвещало. Скептик в Илье, до приезда в это село, видел простой и понятный ответ — безделье, отсутствие работы, отсутствие перспектив, алкоголь. По пьяной лавочке чего только русский мужик не натворит? Женщины не вешались, потому что женщине просто некогда пить и себя жалеть, на ней дом, хозяйство чаще всего, дети, огород, скотина. Пока Теона была совсем крохой, Оля с ног валилась, и это они ещё жили в городе, со всеми удобствами, и Илья помогал супруге. А в деревне-то? Вот то на то и получается. Однако беспокойство пощипывало кончики пальцев и затылок, покусывало, оставляя морозные следы. Будь всё так просто и завязано на выпивке, местные бы уж сами разобрались, разве нет? — Мотор, поехали! — скомандовала через наушник Соколова. Коля, бессменный и бессмертный оператор «Битвы», включил камеру и навёл её на Илью. Съёмки начались. Появившийся на улице Саша Шепс лучился улыбкой и выглядел довольным что жизнью, что собой. Илья помнил, что в первую их встречу его несколько покоробило такое поведение медиума — у людей, как-никак, горе, какие могут быть улыбки? Однако ответ на его невысказанный вопрос дали те самые люди: озабоченные и опечаленные, увидев позитивно настроенного Шепса, они тоже волей-неволей перестроились на его волну. Психология в действии, уж Илья-то в этом разбирался, как менталист. На обратном пути в Москву тогда он не выдержал, спросил у Александра, не проходил ли тот случайно никаких курсов по психологии, и заработал многозначительный взгляд и тоже улыбку, только донельзя полную грусти. — А как ты думаешь, Илья, легко ли передавать живым весточки от их умерших? Они разные могут быть, эти весточки. Не всегда хорошие. Прямого ответа Саша не дал, но Илья сделал вывод, что это всё-таки означало «да» и почувствовал себя разочарованным. Это на телеэкране Илья Ларионов носил гордое имя скептика, на деле же он, как и все остальные члены съёмочной группы, давно уже уверовал в силы экстрасенсов (не всех, и на проект приходили шарлатаны). Узнать, что к потрясавшим воображение умениям Александра Шепса прибавлялась ещё и такая приземлённая подготовка, было сродни… ну да, как если бы Илье сказали, что вся «Битва экстрасенсов» — большой обман, а участники на самом деле не обладают никакими способностями. Но затем, подумав, он понял, что, в общем-то, Шепс правильно делал. К человеку, страдающему от гибели своего близкого или от какой-то другой боли, нужен особый подход. Тут нельзя рубить с плеча. Да и правда, мало ли, какие секреты мёртвые просили передать живым, тоже нужно разбираться, что говорить, как. Поэтому в Саше Илья больше не сомневался, напротив, если бы его кто спросил о победителе проекта и действительно сильнейшем экстрасенсе, именно на старшего Шепса Илья и сделал бы ставку. У того, казалось, всё всегда было под контролем, что в этом мире, что в потустороннем. Однако сегодня то, что могло пойти не так, пошло не так. Когда Александр сходу, не проведя ещё никаких ритуалов, ничего не изучив, сказал про проклятие Иуды, над деревней в чистом небе прогремел гром. Илья не поверил, решил, что сбой оборудования случился… случился бы, носи он два наушника. Обоими же ушами слышал самый настоящий грозовой раскат, этот звук трудно с чем-то перепутать. Стоявшие рядом с Ильёй женщины, заметно вздрогнув, переглянулись и взволнованно зашушукались, а ему самому стало окончательно не по себе, стоило посмотреть на Шепса. Тот изменился в лице: улыбка исчезла без следа, глаза блестели тревогой, то и дело показывались клыки, прикусывавшие нижнюю губу. — Вера, это что сейчас было? — ожил его наушник замечанием их режиссёра. — Брак звукозаписи? — Никакого брака, — моментально ответила растерянная Лебедева. — Это гром. Настоящий. Илья ожидал, что сейчас вклинится Наташа с требованием обратить внимание экстрасенса на произошедшее, но «ухо» молчало. Чёрт. Пришлось брать всё в свои руки, и лучше бы Илья этого не делал. Будто и вправду над Буганаком, над конкретно этой улицей, что ли, висело какое-то проклятие, активизировавшееся от того, что Шепс обозначил вслух его существование. Саша нервничал всё больше, его движения обрели резкость и порывистость, голос скакал от проникновенного и чуть отрешённого шёпота, которым Шепс обычно рассказывал что-то об умерших, до срывающегося крика. Натренированным взглядом Илья видел куда больше тревожных деталей в поведении, жестах и мимике Саши, чем остальные, и потому судорожно прикидывал, что же теперь делать. Что могло довести самого Александра Шепса до подобного состояния? Он же словно знал всё, видел всё, недаром же его называли Смотрящим! Его в первую очередь хотели видеть наблюдатели на испытаниях, его ждали, за ним следили пристальнее всего, помня, насколько он силён. Илье ещё удавалось сохранять хладнокровие, но с каждой минутой рядом с практически паникующим Шепсом это становилось всё труднее и труднее. А наблюдательницы уже вовсю прониклись и заметно нервничали, Саша нагнал на них страху прилично, одна даже спросила Илью, можно ли не дожидаться остальных экстрасенсов, а чтобы Александр им сразу помог. — Нет, должны отработать все, — категорично заявила Наташа через «ухо», и Илья вежливо озвучил отказ. Хотя сам бы дорого дал, чтобы Саша сразу же провёл ритуал или что он там планировал сделать? Что бы ни было тут, в этом селе, проклятие Иуды ли или же какое-то другое, от него хотелось избавиться как можно скорее. С уходом Шепса побороть стойкое ощущение тревоги и испуг не получилось, как Илья ни надеялся на обратное. Что за хрень тут всё-таки творилась, если Саша так испугался? За несколько общих съёмочных дней Илья успел убедиться, что тот умел просто невозможное, какой там Влад, Влад был силён, конечно, но не настолько. И тут — такое… На испытании Марьяны Илья работал машинально, без огонька, повинуясь командам Наташи в наушнике. Вроде бы вопросы получалось задавать подходящие и осмысленные, однако это, положа руку на сердце, его волновало мало, как и версия Романовой о том, что село проклял пленный немец после Великой отечественной. Чем больше проходило времени после ухода одного Шепса, тем сильнее Илья ждал Шепса другого, Олега. Что он скажет о происходящем в деревне? Перед Марьяной было стыдно, она не заслуживала того, чтобы её нагло игнорировали, но Илья мыслями опять возвращался к тому, что говорил и как действовал Шепс. Александр выглядел одновременно потерянным и взвинченным донельзя, ему не терпелось продолжить работу дальше, и было в этом его рвении что-то неправильное, болезненное, опасное. На подступающий приступ эпилепсии — Илья, как только узнал о заболевании Шепса, на всякий случай вызубрил и симптомы, и правила оказания первой помощи, — его поведение не походило. Осознанно или нет, но Саша давил на людей, прожимал их своими эмоциями так, что, кажется, и Коле стало не по себе, а он за время работы на «Битве» чего только не повидал. Илья же к моменту ухода Романовой уже не просто мандражировал, он не мог справиться со страхом. Это осознаваемое, но неконтролируемое чувство как будто прилепилось к душе, не изгнать и не погасить. С Ильёй такое вообще происходило впервые! Он же взрослый человек, мужчина, муж, отец, а перепугался как пацан сопливый, и из-за чего? Из-за того, что другой взрослый человек, даром что на несколько лет младше, увидел якобы проклятие? Но Бога ради, Илья действительно готов был поверить, что на этой башкирской земле существовало что-то неведомое и невидимое обычному человеку, что вынуждало несчастных лезть в петлю, даже не осознавая, зачем и почему. Потому что, как бы ни обвиняли диванные критики Сашу в излишней театральности, нужно быть оскароносным актёром, чтобы так филигранно, мастерски отыграть страх. Нет, Александр не притворялся, он и вправду боялся того, что почувствовал здесь. Господи, поскорее бы пришёл Олег! Они бы объединились с братом и почистили это место, Илья только на них двоих и рассчитывал. Ещё же и темнело. Майский день длинный, но и он, рано или поздно, подойдёт к концу, а находиться на очевидно проклятой земле, где страшно было даже Саше Шепсу, — нет уж, увольте, Илья жить хотел! Поэтому заключение третьего экстрасенса привело его в настоящий шок. Олег не увидел никакого проклятия. Только услышав это, Илья завис с приоткрытым ртом, потому что не мог поверить. Что же, получается, Саша ошибся? Нет, невозможно, он же очень сильный, всегда такие вещи людям рассказывал про них самих и про их умерших близких, какие никто другой знать не мог. Саша никогда не ошибался, даже если его версию не поддерживали другие экстрасенсы, наблюдатели верили ему и только ему! Но то — другие экстрасенсы, пусть и тоже сильные вроде Райдос или Гецати, а сейчас Александру противостоял его собственный младший обрат, обладавший такими же силами и способностями. — Олег, ты уверен? — Илья и сам понимал, что допустил непозволительную для ведущего (который должен быть объективным) ошибку. В его голосе прозвучало куда больше скептицизма и сомнения, чем следовало бы, однако он ничего не мог поделать с собой. — Точно нет никакого проклятия? Младший Шепс зыркнул на него из-под нависших на глаза волос с такой яростью, что Илья едва не попятился. И менталистом не нужно быть, чтобы сообразить, насколько Олегу не понравился вопрос, — в его взгляде читались настоящее бешенство и вызов. — Нет, — процедил он яростно. Подобного поведения от обычно уравновешенного и вежливого парня Илья никак не ожидал, хотя быстро сообразил, чего тот взъярился. Перед Олегом испытание прошёл его старший брат, очевидно, впечатливший всех своей версией, в словах самого Олега усомнились, причём, усомнились открыто, конечно, Олегу это не понравилось! Илья благодаря своей наблюдательности как никто другой знал, насколько младшего Шепса, на самом деле, злило, когда его начинали сравнивать с братом. А тут ещё и такое! Если честно, очень хотелось верить, что никакого проклятия не было, жителям села ничего не угрожало, но Александр звучал так чертовски уверенно… — Я это докажу, — мрачно пообещал Олег, — нечего всякую ерунду слушать. Нет здесь ничего. Оставалась последняя надежда — на консилиум. На кладбище перемещались двумя машинами, Илья снова забрался в микроавтобус к съёмочной команде (благо Агния, Надя и Сергей прилепились к своим подопечным экстрасенсам) и подсел к Наталье. Аникина вместе с Соколовой и в дороге не теряли времени даром, а отсматривали на ноутбуке записанный этим днём материал. — Просто бомба! — весело сказала ему Наташа. — У братьев версии на сто процентов расходятся, на консилиуме будет жарко! — Тебя это так радует? — Нас радует всё, из-за чего выпуск превратится в огонь, а сегодня обещается просто ядерный взрыв, — ответила за коллегу Соколова и, вновь сконцентрировав своё внимание на экране ноутбука, скомандовала: — Коля, держишь крупный план на старшем Шепсе, Никита, ты берёшь на себя младшего. — А Марьяна? — напомнил о шаманке Илья. Такая забывчивость режиссёра его покоробила, и перед Романовой всё ещё было стыдно. — Кто будет ближе, тот и снимет. Всё равно отжигать будут братцы. Покачав головой, Илья умолк. Похоже, бесполезно спрашивать, что они думают по поводу поведения Шепса-старшего. Всё, что интересовало режиссёра и старшего редактора, — это насколько рейтинговый, в конечном итоге, получится материал. Огонь огнём, выпуск выпуском, но ему от происходящего было совсем не по себе. Ему было по-настоящему страшно, чёрт возьми! За время работы на «Битве» Илья умудрился побывать на кладбищах столько раз, сколько за всю свою жизнь побывает целая футбольная команда или и того больше. Кощунственно было так говорить, однако он уже привык, и эта привычка оказалась особенно полезной на «Битве сильнейших», где каждый выезд заканчивался съёмками на кладбище, причём в ночи. Сегодня, правда, не помогали ни привычка, ни скептицизм. Кладбище Буганака производило впечатление куда более тягостное, чем Илья мог предположить. Старое, на некоторых могильных камнях даже выгравированные надписи стёрлись до нечитаемого состояния, вот какое старое. А за последние годы разрослось, количество могил с недавними датами смерти действительно пугало, и все почти сплошь мужики, сплошь мужики, стар и млад. Само село находилось вдалеке, между ним и кладбищем был широкий, густой пролесок, так что, наверное, если бы заполонившие погост люди замерли и затихли, были бы слышны мирное, обманчиво спокойное пение птиц и шелест листвы. К съёмкам готовились в авральном режиме. Темнело очень быстро, стремительно: к вечеру небо всё же плотно затянуло тучами, Луна не пробивалась ни лучиком, так что Володя, ответственный за свет, крыл прогноз погоды и синоптиков трёхэтажным матом, настраивая оборудование. Но экстрасенсам как будто мало было естественной кладбищенской жути, они решили добавить: Саша всё порывался провести какую-то свою проверку, ради которой упросил местных взять с собой домашние яйца; Олег тоже не мог постоять спокойно, всё ходил туда-сюда. Агния и Надя бдили, не позволяя братьям пересечься и обсудить свои версии до того, как включатся камеры, но заметно было, что терпение у обоих Шепсов иссякало. — Покурить-то хоть можно? — сердито спросил Олег у следовавшей за ним по пятам Надежды. — Опухнем же, пока ждём. Та, не найдясь сразу с ответом, быстро уточнила по рации у Аникиной, и скоро характерный сигаретный дым поплыл над кладбищем. Присутствовавший при этой сцене Илья, который просто неприкаянно бродил, тяжело вздохнул. Значит, съёмки задерживались, иначе бы Наташа не разрешила. Самому бы покурить, может, сигарету-другую, успокоить нервы, да жалко же сорваться, столько лет уже держался. — А ты чего дёргаешься? — вдруг спросил Николай, который возился с камерой, настраивая её на ночной режим. — Ладно этот, Шепс. Молодой, боится, что его на фоне такого брата всерьёз не воспримут, проиграть боится, вот и бесится. Но ты-то ж чего? — Не знаю, — честно сказал Илья. Ему самому страх казался глупым и иррациональным, но на то это и страх, неподвластное человеку чувство. — Не понимаю, откуда мандраж взялся. — Украдкой он посмотрел на свои руки: пальцы чуть подрагивали. Весело. Вот этого только не хватало. — Тю-ты! Посмотри: ночь, кладбище, мёртвых с косами нет... Романтика! Ладно, Ларионов, не боись, тут любому нормальному человеку не по себе станет. — Коль, так ты же себя прекрасно чувствуешь. — Никто и не говорил, что я нормальный. Если нашим экстрасенсам верить, я уже раз сто был проклят, пятьдесят раз одержим, двадцать должен был умереть от порчи и ещё чего-то там по мелочи. Слушай, ну нельзя же принимать за истину всё подряд, что наши несут. Это даже мне понятно, а я не скептик, ты у нас скептик. — Я и не принимаю, — ответил Илья, но его душа протестовала. Разум из последних сил отвергал все прозвучавшие доводы экстрасенсов, кроме того, что сказал Олег. И версию Александра, и теорию Марьяны о пленном немце, — всё отвергал. Но темнота и ночной кладбищенский холод давили, а знание, что Саша чувствовал здесь нечто опасное (сам Саша!), уничтожали последние крохи уверенности, что обойдётся без мистики. Консилиум же… у экстрасенсов было три разных версии, из которых только две немного пересекались между собой. Илья не понимал, каким образом медиумы и шаманка придут к общему знаменателю и помогут местным жителям. Ответ был прозаичен — никак. — Где Олег?! — старший Шепс метался среди могил будто обезумевший. — Позовите Олега! — Не ори на кладбище! — вторил ему младший брат, сам и не думая понижать голос. — Тебе корона совсем глаза закрыла, что ли? В холодном свете портативных прожекторов, установленных на погосте, взъерошенный Олег казался разъярённым диким зверем. Илья знал, что смотрел на человека, но видел тигра или льва, который бесновался, огрызаясь на любое слово или попытку подойти. — Олег... — Нет, нет и нет, даже не говори со мной, не называй моё имя! Я на это не куплюсь! Я не собираюсь принимать участие в этой хуйне, хочешь дичь творить, твори, но я в это дерьмо не полезу! Что происходило на кладбище, что ему делать и как себя вести, — Илья не понимал. Как назло, и в наушнике стояла мёртвая тишина, Наташа и Юлия не посылали никаких команд, словно тоже охренели. Чуть поодаль от споривших братьев проводила свой ритуал Марьяна, вокруг которой вился со второй камерой Никита; её рыдания усиливали градус всеобщего хауса и сумбура, но даже ритуальный плач Романовой за неупокоенную душу какого-то немца не мог перекрыть разошедшихся братьев. — Что с Александром? — дёрнула Илью за рукав одна из жительниц села. Кажется, её звали Антониной. — Вы что-то понимаете? Скажите, пожалуйста, что нам делать? С усилием оторвавшись от споривших братьев, Илья посмотрел на… не встревоженную, нет, откровенно напуганную пожилую женщину. Едва возникла нужда ехать на кладбище, количество местных, участвовавших в испытании, и так изрядно сократилось. А уж когда Шепс, явно не контролируя себя, взвыл позвать брата, от небольшой группы наблюдателей отделилось ещё несколько человек, переговариваясь вполголоса. Кое-кто, Илья успел увидеть, крутил пальцем у виска. Чёрт, сюда бы ассистентов Аникиной, пусть доказывают, что не зря свой хлеб едят, успокоят местных, но камеры работали, а без отмашки старшего редактора или режиссёра никто из девчонок в кадр не сунется. Осознав, что придётся опять справляться своими силами, Илья постарался как можно увереннее сказать: — Не волнуйтесь, всё будет хорошо. Правда, у него надежды уже не было, особенно после фокуса, который на кладбище устроил Саша. Это не поддавалось логическому объяснению, потому что яйца люди брали из своих домов, из своих холодильников. Ну, не стали бы они хранить вперемешку и те яйца, какие можно употребить в пищу, и с зародышами! У Ильи, когда он увидел на ладони из селянок дохлого, почти полностью сформировавшегося цыплёнка в скорлупе, сердце подскочило прямо к горлу и перекрыло дыхание. К такому он был не готов, никак, нет! Цепляясь за соломинку, Илья предположил, что Саша каким-то образом яйца подменил, что это фокус, ловкость рук, только не подтвердилась его версия. За всеми экстрасенсами пристально следили, никого не оставляли поодиночке с самого выезда из Уфы. Ответственная за старшего Шепса Агния всё-таки появилась перед камерой и прямо ответила, что Александр никуда не отлучался ни по дороге в село, ни уже в самом Буганаке. В рюкзаке Саши обнаружились лишь нож и свечи, а те женщины, которых он учил правильно выкидывать зародышей, подтвердили: Шепс на кладбище подходил к ним только один раз, и яйца эти злонесчастные они из рук не выпускали. Тогда что, в конце концов, произошло? Это то самое проклятие? Проклятие Иуды?! После той проверки Александр как будто сошёл с ума. Хотя он и на кладбище уже приехал сильно не в себе, гораздо более нервным и психованным, чем когда уходил с испытания. Илья смотрел на него и не узнавал. Куда делся тот... слегка долбанутый, но уверенный человек, каким Шепс был в их прошлую встречу? Глаза у Саши стали бешеные, на ярком свету прожекторов зрачки сузились до крошечных точек, а ещё он не мигал и от этого казался не просто нездоровым — больным. Дыхание сменялось с редкого и глубокого на частое и мелкое, а затем обратно. Взгляд метался по сторонам, руки тряслись, походка сделалась совсем уж нервной... — Блядь, Шепс что-то принял, что ли? — наконец опомнилась Аникина в «ухе», и Илья, к стыду своему, тоже озадачился этим вопросом, хотя знал, что из-за эпилепсии Саше многое было нельзя, даже самый слабый алкоголь. Улучив момент, когда оба брата замолкли, чтобы отдышаться, он спросил: — Саш, всё в порядке? Тот ответил взглядом, полным паники и одновременно безумия, и Илье на ум пришло только одно слово. «Пиздец». И да, то, что происходило на кладбище, иначе никак нельзя было назвать. Фокус с яйцами, рыдательный ритуал Марьяны, истерика Саши, непонятная агрессия Олега… Господи, если к этому добавится что-то ещё, то и Илью тоже тогда накроет, потому что даже при всём своём скептицизме не мог больше это выносить. Экстрасенсы как будто с ума посходили, а ему-то что делать? Куда бежать, кого успокаивать? Его самого кто успокоит? Илья уже практически не сомневался: проклятие на этом несчастном селе есть, но Саша явно был не в том состоянии, чтобы что-то сделать, а Олег просто не хотел ему помогать. — Не снимайте! — в очередной раз воскликнул старший Шепс, когда Коля подобрался к ним со своей камерой слишком уж близко, и понизил голос. — Олег, пойми, там такое, там просто пиздец. Я могу справиться один, но я тогда седым с этого кладбища выйду... если вообще выйду. Помоги мне, вместе мы... — Я не хочу ничего слышать! — Олег отшатнулся и, словно пытаясь совладать со своими чувствами, с силой взъерошил волосы, затем принялся зачёсывать их назад. — Ясно тебе? Я в этом не участвую, это полный бред, это такая чернота! — Олег, пожалуйста! — Нет, я всё сказал. Чернуха — не по мне. Раз ты видишь проклятие, занимайся им сам, а меня не впутывай. — Да не чернуха это, там проклятие, ты просто не понимаешь, какое оно сильное, и как действует, ты не знаешь того, что знаю я, Олег! Это пиздец, реальный пиздец, если его не остановить, тут вся деревня будет в висельниках! Александр выглядел жутко, казалось, что он либо вот-вот заплачет, либо его начнёт трясти. Илья наблюдал за ним в полном шоке, не зная, можно ли, надо ли вмешиваться. Указания от Юли или Наташи всё не поступали, а его обязанности ведущего пусть и позволяли лезть в кадр, но не для того, чтобы перебивать экстрасенсов. Такое вмешательство могли расценить как нарушение контракта, что чревато неустойкой и пересъёмками, но и смотреть на всё нараставшую ссору не было никаких сил, потому что Олег вообще не слышал брата, отказывался услышать, бесконечно повторяя одно и то же. — Замолчи уже! — рявкнул Олег, и потянувшийся к нему Александр отдёрнул руку, безвольно уронил её вдоль тела. Илья от неожиданности охнул. Внезапно он ощутил себя так, словно это на него наорали и не просто наорали, а ещё и влепили пощёчину — такое у Саши было лицо. — Слушать, блядь, стыдно. Нет, я ухожу, меня всё это заебало, твои закидоны, корона твоя! Ты даже, блядь, очевидного признать не можешь, потому что Александр Шепс не может быть неправ! Только сейчас я говорю правильно, я, а не ты! — Олег, Марьяна тоже проклятие увидела! Олег! Младший из братьев, не слушая, махнул рукой и быстрым шагом направился к выходу с кладбища. После короткой заминки Никита, снимавший окончание ритуала Романовой, подхватился и бросился за ним следом. — Не хочешь мне помогать, людям помоги! Хоть силой поделись, я без тебя не справлюсь! Непонятно, что подействовало на Олега больше: отчаяние в голосе брата, его признание, что без помощи с проклятием не совладать, а то и всё вместе, но он, успевший отойти на десяток-другой шагов, всё же вернулся. Пошарив в своей сумке, Олег с силой пихнул что-то Саше в руку, Илья не рассмотрел что. — На. Но на большее и не рассчитывай. Я всё сказал. Александр машинально сжал пальцы, однако что ему всучили, даже не посмотрел. Он глядел в спину удалявшегося брата с таким мученическим выражением лица, что Илья испытал сокрушительное по своей силе желание подойти к нему и успокоить. Это было что-то ненормальное, что-то окончательно безумное — видеть Шепса настолько раздавленным, растерянным и шокированным случившимся. Поправка — обоих Шепсов: вышедший за ограду кладбища Олег продолжал эмоционировать, размахивая руками, будто нанося удары кому-то невидимому. С его уходом напряжение, от которого, казалось, вот-вот должно было выйти из строя всё оборудование, ничуть не спало; нет, оно сосредоточилось исключительно на одном Александре. Тот, последние минуты изображавший истукана с гримасничающей маской вместо лица, всё же начал двигаться: медленно, будто через силу выставил руку вперёд, закрываясь от камеры. — Не снимайте, — вновь попросил он, но без прежнего надрыва и не приказным тоном, а устало и вымученно. Опустошённый финалом этой ссоры Илья с трудом оторвал взгляд от Саши, поискал глазами Олега. В той стороне, где скрылся младший Шепс, в свете прожекторов вился сизый сигаретный дымок. Курил. Понятно, перенервничал изрядно. Все тут, на кладбище, перенервничали... Илья качнулся с пятки на носок и, преодолев сомнения, решительно направился к Александру. — Ларионов, стоять! — рассерженно зашипела в его наушнике Наташа. — Не лезь! Это потрясные кадры! Потрясные кадры? Ощущение Армагеддона, которого чудом удалось избежать, дичайшая ссора братьев, перепуганные наблюдатели, оскорблённая всеобщим невниманием Романова — это теперь так называлось?! Злость вскипела с такой силой, что Илья, содрав с себя петличку, развернулся и со всех ног рванул на «командный пункт». Соколова и Аникина, сидевшие в укрытии из двух поставленных под прямым углом микроавтобусов, встретили его одинаково возмущённо. — Илья, ты что творишь? У нас слитный сет, без пауз, без перерывов! — Живо возвращайся на площадку, — вторила режиссёру Аникина. — Снимаем дальше. Илья зло уставился на неё. Наташа что, ослепла или ничего не понимала? Или не верила в проклятие, а потому ей всё равно было, что жителям села могут и не помочь? — Ты что, не видишь, в каком наши состоянии? — Вижу. Нормально всё, нет причин вмешиваться. Это живые эмоции, зрители такое любят! — Что они любят, психозы и драки? — не сдержался Илья. Непрошибаемый пофигизм старшего редактора внезапно обратился против него. — Между братьями? Сделайте паузу, дайте им успокоиться! Наташ, ты хоть понимаешь, что они сейчас наритуалить могут? Эти двое! Сидели тут, далеко от съёмочной площадки, и не видели никакой проблемы. Как будто вообще ничего не произошло! Их бы туда, на кладбище, чтобы почувствовали то же, что и Илья чувствовал от людей: ужас, недоумение, недоверие, разочарование, обиду, затухающую надежду! Чтобы сами постояли рядом с Александром, потому что это одновременно душераздирающе и жутко: видеть, как тот, кого многие считали сильнейшим медиумом страны, буквально в истерике бился, не справляясь с эмоциями. — Шепс вообще эпилептик! Разобьёт его приступ, что делать будем? Где врача искать, ночь на дворе! Аникина смотрела на него с непередаваемым выражением лица, в котором мешались раздражение и самую малость сомнение. Да ещё и поставленный свет падал так, что под глазами у неё образовались глубокие тени, как будто она макияж какого-то скелета к Хэллоуину сделала. — Больно ты заботливый стал, Илюш, — неожиданно и очень едко заметила Соколова, про которую он уже успел позабыть, до того тихо она сидела. — Наверху не любят, когда кто-то что-то сверх контракта делает вместо своих прямых обязанностей. — Переживу, — произнёс Илья, хотя в глубине души дрогнул. Контракт с каналом приносил очень существенную сумму в семейный бюджет, и потерять его было бы крайне болезненно. Но с другой стороны… Илья себя не простит, не сможет считать человеком, если сейчас останется в стороне и будет делать лишь то, что от него требовали: наблюдать и не вмешиваться. Тем более, что Александр выглядел так, словно ему нужна помощь, словно с ним действительно что-то произошло в промежутке между испытанием и консилиумом. Сорвался, психовал, орал, как ненормальный... И смотреть было неловко, и не уйти. — Ладно, — нехотя сказала Аникина, — будет тебе пауза в пятнадцать минут для нашего болезного. Косой взгляд Соколовой, наверное, призван был означать, что всё с ним ясно, что «Илья-у-меня-нет-любимчиков-Ларионов» таковым всё же обзавёлся. Да и Бог с ней, пусть думает, что хочет. Главное, что перерыва в этом безумии он добился. — Спасибо.