Было бы в корне неверно утверждать, что Лань Ванцзи знал все подробности этой истории, от и до. Что мог он знать, когда все ключевые события оставались сокрыты от его глаз за равнодушными стенами элитного колледжа, где учился этот юноша — совсем ещё мальчишка, в сущности, едва успевший раскусить жизнь, добраться до её начинки и сразу же отравиться ей, как травятся синильной кислотой горького миндального ореха?
Колледж, построенный в оксфордском стиле и архитектурой напоминающий настоящий английский пансион, такой же строгий, как тот, где довелось в свои годы обучаться Лань Ванцзи, на самом деле никакой строгостью похвастаться не мог —
а зря, тысячу раз зря! — но вот любили же в их стране клепать подделки, пускай, надо признать, набили на этом руку и клепали хорошо: свой маленький американский Нью-Йорк, свой маленький русский Кремль… своя маленькая искусственная Луна, в конце-то концов. Но, как ты ни старайся, а подделка так и останется подделкой — вот и колледж английским был только снаружи, а внутри…
Впрочем, что там творилось внутри — Лань Ванцзи мог лишь догадываться по некоторым приметам.
Стены учебного заведения, облицованные клинкерным кирпичом цвета бисмарк-фуриозо, декоративные башенки с циферблатом классических курантов, аккуратно подстриженные зелёные лужайки отнюдь не органично соседствовали с присущим Азии хаосом многочисленных вывесок, рекламных баннеров и щитов, с многоярусьем небоскрёбов, с вавилонским столпотворением таксистов на пересечении улиц и с соевыми ароматами, доносящимися из закусочных, так что всё окружение даже не кричало — вопило о фальшивой сути притаившегося здесь чужака.
Юноша, что приковал к себе всё внимание Лань Ванцзи, учился в этом заведении на первом курсе и тоже на англичанина ничуть не походил: миловидное ровное лицо, точëные восточные черты, раскосая красота тёмных глаз, рождённая под стрелами степей, и длинные волнистые волосы, всегда без исключений небрежно взлохмаченные, забранные в хвост и перетянутые поверх простой дешёвой резинки — алой атласной лентой.
Учебный год у обитателей английского колледжа едва начался, когда Лань Ванцзи самым банальным и неромантичным образом столкнулся с этим юношей, пересекая шумную и кипящую улицу по направлению к бизнес-центру: попытался обойти нерасторопную старушку с газетной тележкой, не зная, что ровно в это же время Вэй Усянь — так звали юношу — проделывал то же самое, но с другой стороны старушки — так они буквально на этой старушке друг в друга и врезались, залив ей пачку газет арбузным лимонадом, который нёс в руке беспечно скачущий Вэй Усянь. Непредвиденное столкновение посеяло панику среди пешеходов, Вэй Усянь принялся старательно извиняться, отбивая поклоны чуть ли не до земли, Лань Ванцзи попытался оплатить старушке испорченные газеты, все трое они создали суету и затор, и пришлось спешно завершать манёвр на краю тротуара.
Когда происшествие с пожилой дамой завершилось беспрецедентно крупной — почти оптовой — покупкой газет, и Лань Ванцзи, в синем деловом костюме, в белоснежной рубашке и светло-сером галстуке, с самым растерянным видом остался стоять с этой охапкой, будто высококлассный разносчик дешёвой прессы, Вэй Усянь задорно хохотнул, потом с весельем подмигнул товарищу по несчастью и неожиданно спросил:
— Хотите, я избавлю вас от этой обузы, сияющий добродетелью господин? В колледж отнесу. А вы взамен возьмëте мне новую газировку.
Так Лань Ванцзи, которому пришлось дважды оплачивать утренний инцидент, с ним и познакомился.
— Я во-он там учусь, — рассказывал Вэй Усянь, чей рот — в противовес молчаливости собеседника — болтал без умолку. Он указал соломинкой, торчащей из стаканчика, на колледж, и Лань Ванцзи кивнул.
Колледж и впрямь оказался элитным, и Вэй Усянь смог попасть в него только по протекции своих влиятельных опекунов.
То есть на самом-то деле в колледж отдали его шиди, совсем другой крови и фамилии, не имеющего с Вэй Усянем ничего родственного, а его самого — так, за компанию отправили, в качестве щедрого акта; ну ещё и портфель, что называется, за шиди носить.
— А вы сами где учились, сияющий добродетелью господин? — поинтересовался Вэй Усянь, любопытно сощурившись.
— Лань Ванцзи, — отозвался тот коротко. — Меня зовут Лань Ванцзи.
— Лань Ванцзи… — юноша призадумался. — Лань-гэгэ! Можно мне звать тебя гэгэ? — глаза его лукаво улыбнулись, и невозможно было разобрать, что это: шутка ли, флирт или, может, самое обыкновенное, ничего особенного не значащее, поведение?
Как только он потом его ни называл: и гэгэ, и сияющим добродетелью господином — Ханьгуан-цзюнем, — и Лань Ванцзи, и даже, осмелев, по личному имени, Лань Чжанем. Вэй Усянь раскрывался перед ним по крупицам, и грустная горечь однажды стала откровением: его веселье всегда являлось защитой.
Не успев толком узнать своего нового знакомого, Лань Ванцзи вздрогнул от пронзительного металлического дребезга: из-за стен колледжа донёсся звук звонка, а они с Вэй Усянем как раз замерли подле крыльца.
Успевший напрочь позабыть и про газеты, и про их уговор, Лань Ванцзи слишком поздно сообразил, что всего лишь помогал юноше донести эту кипу до дверей.
— Ну, до свидания, сияющий добродетелью господин! — помахал ему рукой Вэй Усянь, скрывшись за стеклянной створкой входной двери, и Лань Ванцзи успел различить, как тут же раздался чей-то недовольный голос:
— Ну, и где тебя черти носят? Тебя за смертью только посылать! Ты на другой конец города за газировкой ходил, что ли?
— Не злись! — парировал голос Вэй Усяня всё с той же натянутой маской веселья. — Всего-то и налетели с одним важным и очень красивым господином на старушку…
— Какую ещё старушку? Матушка была права: от тебя проблем не оберешься…
— Да подумаешь… Вот, держи!
Судя по шуршанию, бедолаге только что вручили всю стопку макулатуры.
— Пошёл ты! Что это ещё за хлам?
Если это был его шиди, то обязанности свои Вэй Усянь выполнял из рук вон плохо, не только не таская за тем портфель, но ещё и навьючивая собственными вещами.
— Успокойтесь, успокойтесь, — вклинился кто-то третий. — Пойдёмте скорее, а то опоздаем на урок!..
— Тебе-то какая разница, — продолжал тот, кто ругался на Вэй Усяня. — Ты же уже второй год на этом курсе торчишь.
Их голоса удалялись, затихая, а Лань Ванцзи продолжал стоять у дверей колледжа, не в силах прогнать из головы засевший в ней образ.
🎞🎞🎞
В следующий раз Лань Ванцзи встретил Вэй Усяня по чистой случайности — если, конечно, считать случайностью то, что теперь он старался пройти мимо строгого английского колледжа как минимум трижды за день.
Вэй Усянь сидел на крыльце с наружной стороны дверей и смотрел строго себе под ноги, и Лань Ванцзи, который поначалу не поверил в их встречу, на споткнувшемся сердце переменил изначальный маршрут и, будто околдованный, двинулся к нему. Юноша ничего не заметил: продолжил сидеть, расставив длинные ноги, обтянутые классическими брюками в виндзорскую клетку, и что-то вычерчивать на асфальте, подметая его кончиками таких же длиннющих волос.
Приблизившись, Лань Ванцзи различил, что Вэй Усянь рисует мелком какую-то белиберду: крестики, иероглифы, символы, человечков и цветы. Ощутив на себе пристальное внимание, Вэй Усянь вздрогнул, но без страха поднял на Лань Ванцзи лицо и, тут же широко заулыбавшись, чуть виновато произнёс:
— А-а-а, Ханьгуан-цзюнь! Это ты! А я тут… В общем…
Оказалось, что Вэй Усянь поспорил с преподавателем и был выгнан с урока, чему, впрочем, ни капли не расстроился. Однако отправиться домой без своего шиди он не мог, а потому, побродив немного по окрестным улочкам, вынужденно вернулся к дверям заведения.
При виде Лань Ванцзи, однако же, Вэй Усянь про шиди напрочь позабыл, ухватил мужчину за рукав пиджака и поволок за собой со словами:
— А я часто вспоминал о тебе, Ханьгуан-цзюнь! Как забавно мы тогда столкнулись, ха-ха… Бедная пожилая леди! Впрочем, она не в обиде на нас: ты купил у неё в то утро столько газет, сколько она наверняка и в лучший день не продаёт! Скажи, а ты вспоминал обо мне?.. — и, не став дожидаться ответа — словно боялся, что ответ окажется совсем не тот, какой ему хотелось бы услышать, — Вэй Усянь вдруг остановился, резко развернулся к Лань Ванцзи, заложил руки за спину и, ступая задом наперёд, объявил: — А давай я угощу тебя ланчем, Лань Чжань! Возражения не принимаются.
Лань Ванцзи многозначительно вскинул брови, выражая некоторое сомнение, что такая расстановка правильная: угощать, наверное, полагалось ему, но Вэй Усянь, старательно притворяясь, будто жеста не заметил, уже успел снова повернуться к спутнику спиной и бодро зашагал вперёд.
🎞🎞🎞
Переживания оказались напрасны — уже через пять минут Вэй Усянь забыл, что собирался его угощать, и вёл себя вполне так, как и рассчитывал Лань Ванцзи: «А можно, мы возьмём ещё вот это вино, гэгэ?». Пристрастие к алкоголю Лань Ванцзи не понравилось, но разве мог он ему отказать? Будто зачарованный, глядел он на то, как Вэй Усянь опрокидывает рюмки со сладким и терпким питьём одну за другой. Смотрел, как розовеет его лицо, как плывут глаза, как сам он весь плывёт, становясь более искренним — хотя, казалось бы, куда ещё, — и запоздало благословлял это несчастное пойло.
— Тебя будут ругать за пропущенные занятия, — произнёс наконец Лань Ванцзи с неопределённым выражением, не то спрашивая, не то утверждая.
— Меня-то? — казалось, даже удивился его словам Вэй Усянь. — Ты такой наивный, сияющий добродетелью господин! Меня там выгоняют постоянно. Все уже привыкли. К тому же… всё равно они не говорят ничего полезного. Ничего такого, что имело бы хоть какой-то смысл. Ну ладно, положим, у каждого должно быть собственное мнение — вот только почему никто не желает слушать мнение моё? Когда я даже привожу разумные аргументы, а они в ответ только на меня орут.
Он оказался отнюдь не таким простым, каким предстал перед Лань Ванцзи при первой встрече, и чем дальше закручивалось круговоротом и узлами их знакомство, тем ярче и сильнее раскрывался.
Лань Ванцзи, привыкший подходить ко всему очень ответственно, совершенно серьёзно спросил, в чëм же мнение Вэй Усяня разошлось с преподавательским, на что получил ошарашивший ответ:
— Да они все уверяют, что магии не существует. Но я-то точно знаю, что она есть. Я даже привёл множество примеров, а этот занудный дед только повторял, что это антинаучно… Так кстати, Лань Чжа-ань… Я ведь буду должен сейчас уйти — занятия скоро закончатся, и Цзян Чэн станет орать… Может, ты хотел бы как-нибудь однажды ещё раз со мной увидеться и поболтать?
И пока Лань Ванцзи завороженно смотрел на него, Вэй Усянь старательно чертил на салфетке свой номер телефона одолженной у кассира ручкой. Ручка писала отвратительно, надпись получалась такая, словно курица выводила лапой, и эта курица к тому же была сильно пьяна.
— Вот, — Вэй Усянь, закончив, с гордостью протянул бумажку Лань Ванцзи. — Держи, сияющий добродетелью господин!
«Вэй Ин», — разобрал Лань Ванцзи корявые и нечёткие иероглифы, когда дверь закусочной хлопнула, а юноша, помахав ему рукой на прощанье, зашагал по пешеходному переходу — наискосок через улицу.
Это был тот самый переход, где они впервые столкнулись, вдруг вспомнил Лань Ванцзи.
А ещё он вспомнил, что в ручке с салфеткой не было никакой надобности: он ведь мог внести его номер прямо в телефонный справочник.
