🎞🎞🎞
В больничном холле на первом этаже было стерильно и тихо — достаточно тихо, чтобы не мешать тем, кто спал тяжёлым сном на грани реальности и небытия. Путь Лань Ванцзи оборвался здесь: дальше его, не имеющего никаких родственных связей с Цзянами, не пустили блюстители больничных правил, и он терпеливо ждал, когда Вэй Усянь сам спустится к нему. Тот не появлялся ещё с четверть часа, а когда вышел из лифта, замерев прямо подле раздвижных дверей и неуверенно озираясь по сторонам, то Лань Ванцзи испытал тупую боль в груди, будто свинцовым брусом ударили под сердце. Он никогда ещё не видел его таким. От цветущего, весёлого, озорного и жизнелюбивого юноши не осталось ровным счётом ничего — этот Вэй Усянь был серым, мрачным, совсем исхудалым и инертным, как тряпичный болванчик. Завидев Лань Ванцзи, он еле заметно встрепенулся, двинулся было ему навстречу, вяло переставляя ноги, но тот опередил, в два шага преодолевая разделяющее их расстояние и заключая юношу в крепкие объятья. — Что произошло? — быстро спросил его. — Это… говорят, что несчастный случай, — глухо и прерывисто выдохнул Вэй Усянь, и Лань Ванцзи догадался, что тот еле-еле удерживает себя от рыданий. Не то чтобы Лань Ванцзи действительно беспокоили жизнь, здоровье и судьба несчастной девушки — положа руку на сердце и будучи предельно честным с самим собой, ему было всё равно. Единственное, что сводило его во всей этой ситуации с ума — это Вэй Усянь, сошедший с лица, зарёванный, с покрасневшими глазами, поникший и совершенно раздавленный случившимся. — Я… никто не знает, — через прерывистые вдохи с трудом проговорил Вэй Усянь, и Лань Ванцзи понял, что тот всё-таки плачет снова, безуспешно пытаясь спрятать слёзы в ткани стремительно намокающей рубашки, куда утыкался лицом. — Её нашли без сознания под распахнутыми окнами… После факультатива… Говорят, что она упала с пятого этажа… Шицзе… Она жива… Всё ещё жива, но в коме, и врачи, они… Они дают очень плохие про… прогнозы… — последние слова юноши вышли такими скомканными, что Лань Ванцзи просто обхватил его за затылок и вжал в себя как можно крепче, прекращая всё это и вынуждая слушать неистово колотящееся сердце. Никто действительно не мог в точности сказать, что же случилось с Цзян Янли. Одни утверждали, что она задержалась на занятиях по каллиграфии, кто-то из подруг позвал её с улицы, а девушка слишком неосторожно выглянула в окно, чтобы ответить, и не удержала равновесия. Другие врали, что она выбросилась сама из-за неразделённой любви к Цзинь Цзысюаню, который отверг её чувства, но Лань Ванцзи знал, что оба эти предложения были ложью: он понял это в тот день, когда Вэй Усянь, вынужденно проведший остаток недели дома, впервые вышел на занятия. Лань Ванцзи, как и обычно, ждал его возле колледжа, где разнузданный ветер, разгулявшись, рвал с деревьев сухие листья и с шорохом гнал их по тротуарам, сбивая в золотисто-ржавые кучи. Радость и предвкушение скорой встречи на сей раз были отравлены ртутной горечью, и тяжёлое, хмурое выражение не сходило с лица, пока Лань Ванцзи внимательно следил за тем, как из дверей один за другим выходят ученики: он уже привык, что не увидеть среди них Вэй Усяня стало в последнее время скорее правилом, нежели исключением, и тревожился заранее. Но тот появился: по-прежнему вялый, понурившийся, придавленный неподъёмным грузом тревоги — вышел вместе со своим шиди из дверей и остановился, в этот раз не торопясь бежать к Лань Ванцзи. Шиди Вэй Усяня, тоже смурый, тоже помрачнелый, всё что-то говорил и говорил ему с самым строгим и хозяйским видом; что именно — разобрать от припаркованной у тротуара машины не получалось. Люди проходили мимо них, кто-то аккуратно огибал, другие бездумно толкали, поток редел, но под самое завершение их беседы, когда заметно утомившийся Вэй Усянь махнул Цзян Чэну рукой и уж было собирался развернуться и направиться наконец к упорно — хоть и не так терпеливо, как казалось со стороны, — дожидающемуся его Лань Ванцзи, из дверей на улицу выскочили ещё несколько учеников. Лица их лучились весельем, энергия ци текла полноводной рекой; контраст между их радостью и повисшим в воздухе унынием оказался столь разительным, что Лань Ванцзи даже не сразу заметил среди них того самого мальчишку, который избрал Вэй Усяня своим заклятым врагом. Строго говоря, заметил он лишь тогда, когда тот остановился, ощерил рот в победоносной улыбке, и громко — так, что на сей раз смог расслышать и Лань Ванцзи, — выпалил: — Ну что, Вэй Усянь? Теперь тебе достаточно? На его лице всё ещё красовались слабые синеватые следы кровоподтёков, оставленных кулаком Вэй Усяня во время давешнего, короткого и спонтанного столкновения, и… Сказанное было слишком очевидным, чтобы понять двояко — но одновременно с этим звучало слишком уклончиво, чтобы подтвердить подозрения, в единую секунду возникшие у всех присутствующих: у Лань Ванцзи, у Вэй Усяня и у Цзян Чэна. Последний побелел, задохнулся и бросился было в драку, но не успел: Вэй Усянь, не понимающий никаких предупреждений и не умеющий держать себя в руках, его опередил. Налетел, сбил с ног, оказался тут же сбит сам подоспевшей к противнику подмогой… К тому моменту, когда Лань Ванцзи оказался рядом, их стычка уже успела завершиться: Вэй Усяня оттащил его шиди, ещё секунду назад, казалось бы, сам собиравшийся ринуться в бой, но теперь выглядящий едва ли не испуганным.🎞🎞🎞
Тем же вечером, ведя машину так отточенно, ровно и чётко, будто был не человеком вовсе, а роботом, Лань Ванцзи впервые сказал: — Вэй Ин! Я могу чем-нибудь со всем этим… помочь, — и он действительно мог бы, хоть и не представлял, чем именно. Долго, до прорезавшейся над переносицей морщинки, думая над всевозможными вариантами, он рассматривал и те из них, которые не рискнул бы даже заставить себя озвучить: просто потому что не знал, как воспримет это Вэй Усянь и как отнесётся, да и, в целом, озвучивать такое не стоило — только делать, но благочестивое семейство Лань с ужасом открестилось бы от второго своего отпрыска, узнай они, о чём тот размышляет. Впрочем, благочестивое семейство Лань всегда всеми силами закрывало глаза и притворялось, что не знает, о чём думал и чем дышал Лань Ванцзи. Глупый Вэй Усянь, не приняв предложенное всерьёз, лишь невесело усмехнулся: — Ха… Лань Чжань, гэгэ… Я ценю твоё участие, но, правда же, не стоит… Чем ты здесь сможешь помочь… Лань Ванцзи, до крайности расстроенный его отказом, крепко сжал губы и потребовал: — Расскажи мне тогда всё. — Рассказать? Что рассказать? — не поняв, растерялся Вэй Усянь: кажется, он забыл, что Лань Ванцзи толком ничего не знал и представление о происходящем имел лишь поверхностное. — Всё, — коротко откликнулся Лань Ванцзи, сворачивая с автострады на мелкие ухоженные улочки, скучившиеся лабиринтом вокруг элитных многоэтажных комплексов. — От начала и до конца. Вэй Усянь долго молчал, и лишь когда они съехали в подземный паркинг и остановились на отведённом для стоянки пятачке, а Лань Ванцзи заглушил мотор, нехотя протянул: — Да что там рассказывать, гэгэ… Ты и сам же почти всё видел. Этот Вэнь Чао… Ну, тот самый, с которым мы сегодня опять подрались… Он из очень богатой семьи. Настолько богатой, что те могли бы, если бы захотели, шутя купить весь этот колледж… и всех, кто там учится, впридачу, со всеми потрохами. Он не привык, чтобы ему слово поперёк говорили, а я сказал. Я теперь во всём и виноват… И в том, что дядю Цзяна уволили, и в том, что шицзе… моя шицзе… Это всё из-за меня теперь тоже. — Нет, — так же коротко — но теперь ещё и грубо — отрезал Лань Ванцзи. — Не из-за тебя. В этом нет твоей вины, Вэй Ин. Кто бы что тебе ни говорил. — Ох, Лань Чжань, ты так добр, — натужно рассмеялся Вэй Усянь: теперь всякий раз сквозь его смех проскальзывали печаль и тревога — словно кто-то бросил в суп мышьяка, и с чем ты его ни готовь, сколь дорогие и качественные ингредиенты ни добавляй, а всё одно в итоге получится отрава, — и Лань Ванцзи было очень тяжело с этим новым обстоятельством мириться. Не смирившись и сейчас, он подался навстречу, мягко обхватив Вэй Усяня пятернёй за голову, и накрыл его губы своими в глубоком и затяжном поцелуе. Они целовались, сидя в машине на притихшем подземном паркинге, до тех пор, пока взгляд Вэй Усяня не утратил осмысленную тревожность, а его руки с порочной жадностью не принялись хвататься за ширинку на брюках мужчины, то безуспешно пытаясь расстегнуть заевшую молнию, то ощупывая ладонями проступающий под тканью и заметно выпирающий орган. Тогда Лань Ванцзи, через силу оборвав прелюдию и отгоняя скотское желание трахнуть его прямо здесь, прямо на парковке, — вытащить из машины и нагнуть у распахнутой дверцы так, чтобы Вэй Усянь плюхнулся грудью на сиденье, — со всей сдержанностью, на какую был сейчас способен, вышел сам и вывел ничего не соображающего юношу следом. На парковке стояли камеры, и Лань Ванцзи не хотелось, чтобы подобная запись попала в чьи-нибудь посторонние руки. Поэтому он стерпел, поднялся вместе с помягчевшим и льнущим к нему Вэй Усянем на лифте, и уже в квартире, подхватив на руки и донеся-таки в этот раз до спальни, опрокинул его на кровать. Он старался быть с ним сегодня предельно нежным: обнял со спины, прижимая как можно теснее к себе и вжимаясь в него в ответ всем своим телом, дёрнул заевшую ширинку, в итоге предсказуемо её сорвав, спустил с юноши джинсы и, еле справившись с тюбиком, где почти не осталось смазки, наконец-то всунул ему почти на всю длину. Вэй Усянь, изголодавшийся за время их вынужденной разлуки, удовлетворённо простонал, утыкаясь лицом в смятую подушку и прикусывая зубами хлопковую ткань. Лань Ванцзи всегда любил спать на шёлке, но последнее время эту привычку пришлось сменить, потому что по шёлку Вэй Усяня можно было возить очень долго и безрезультатно, и заканчивалось это почти всегда одинаково: он толкал юношу в самый угол, практически вдавливая головой в кроватную спинку, а сам спускал одну ногу на пол для опоры — и только так достигал желанного темпа и глубины; только таким образом на этих бесполезных дорогущих тряпках они оба получали то, что им требовалось. В этот раз Лань Ванцзи старался двигаться ровно и медленно, жарко дыша Вэй Усяню в шею и оставляя на ней яркие пятна засосов и укусов. Обычно он с трудом себя контролировал, но проклятая ядовитая тоска соперничала с удовольствием, порываясь взять верх, и этой ночью ему не составило труда оттрахать Вэй Усяня с величайшей — и редчайшей — бережностью. Так же по обыкновению они сразу после близости засыпали, но и тут коварная отрава не дала расслабиться ни Лань Ванцзи, ни Вэй Усяню: последний долго крутился, часто переворачивал липкую от пота подушку прохладной стороной и то проваливался в нездоровый прерывистый сон, то выныривал из него и снова, снова и снова ворочался. Раньше Вэй Усянь всегда засыпал у мужчины на груди, но сегодня этого никак не получалось, и Лань Ванцзи тоже таращился бессонным взглядом в потолок, лёжа ровно и недвижимо — совсем так, как спал до их встречи. Эта маленькая, но значительная деталь привела к тому, что и без того растравленные нервы обратились оголёнными проводами, и Лань Ванцзи с ужасом поймал себя на том, что пытается сложить обратно развалившийся карточный домик, в котором недоставало карт. Сколько бы он ни бился — а вернуться назад, к их беспечно-счастливым первым встречам никак уже было невозможно.