Нет места

Началось все довольно стандартно: Итачи назначил время и место встречи, после чего они разошлись по комнатам, чтобы собрать всё необходимое; затем они встретились недалеко от выхода из убежища и отправились в путь, который лежал в Страну Земли. Кисе вел себя крайне тихо, и мужчина был этому рад. Он не знал, всегда ли тот такой молчаливый или просто боится его до мозга костей, но тишина, перебиваемая лишь редким пением птиц и шумом листвы, его абсолютно устраивала. Это была лишь очередная миссия по убийству какого-то важного политика, и Учиха целиком и полностью полагался лишь на себя. Кисе был для него чем-то лишним — обузой, за которой нужно присматривать, чтобы он не наломал дров. Однако, ему было любопытно, как поведет себя мальчишка, прикажи он ему убить цель. Сможет ли? А убивал ли он раньше? Что он вообще из себя представляет? На что способен? Наверное, лучшим решением было бы спросить напрямую, но заводить диалог совсем не хотелось. Вдруг тот воспримет это, как попытку с ним сдружиться? Ему это совсем не нужно. Для него этот мальчишка — очередной проходной выскочка, который сунул свой любопытный нос в темную, жестокую и беспощадную сторону реальности мира шиноби. Ту, которую многие стараются не замечать. У Кисе тоже было много вопросов к своему первому напарнику, начиная с предсказуемого «Как давно вы болеете?» и заканчивая довольно личным «Почему не начнете лечение?». Но он молчал, просто следуя за ним и рассматривая его спину в черном плаще с красными облаками. Это не его дело, как минимум. А ещё он боялся сделать что-то не так. Боялся снова оказаться в мире Учихи, где тот так старательно выпускал ему кишки. Ками, его до сих пор мучали ужасные кошмары, и это было видно невооруженным взглядом: под глазами залегли темные синяки, кожа стала практически прозрачной, позволяя увидеть каждую сине-зеленую вену, а о том, что скоро белки его глаз станут одним цветом с радужкой, и говорить не стоит. Он отвратительно спал, практически не ел и всё время боялся. Боялся вновь увидеть Шаринган. Почувствовать его каждой клеточкой своего тела. Поэтому он позволял себе смотреть только на его спину, и никогда в глаза. По крайней мере, по собственному желанию. После двух с половиной суток в постоянном движении, когда всё тело юноши дрожало и он едва мог стоять на ногах, Итачи принял решение сделать остановку. Никакой жалости, — говорил он себе, ловя себя на мысли, что слишком часто бросает взгляды на новоиспеченного напарника, которому ещё не выдали плащ Акацуки. Выбор пал на Ками забытую деревеньку. Такую же серую, как волосы Кисе, с хлипкими домиками, забором, державшемся на честном слове, и населением, состоявшем в основном из стариков. У одной из старушек брюнет и снял небольшую комнату, взял в аренду два футона и, игнорируя кое-как стоявшего на ногах юношу, направился внутрь. Обшарпанная комнатушка со слоями пыли и паутины, без какого-либо намека на личную ванную комнату. Да даже туалет, упаси Ками, находился на улице, представляя собой небольшую шатающуюся деревянную коробку с дырой в полу. В общем и целом — из удобств только дырявая крыша над головой и хлипкие стены. Достаточно для того, чтобы просто провести ночь и немного отдохнуть, что сейчас необходимо мальчишке, который становился не просто бесполезным, а по-настощему лишним. Учиха стянул с плеч плащ, раскатал футон и, опустившись, прислонился спиной к стене, откуда наблюдал за тем, как Кисе, толком не сняв с себя тонкую накидку, упал на свое спальное место и мгновенно отключился. Его мирное дыхание почему-то расслабляло. Мужчина видел, как тот боится его, как избегает взгляда. Но то, как он мирно спал, разделяя с Учихой одну комнату, заставляло почувствовать себя не таким отвратительным, каким он сам себя считал. Будто он обычный человек, а не преступник S класса. Послышалось тихое копошение, возвращающее Итачи из мыслей на землю. Юноша ворочался, хмурился во сне и часто дышал, едва не задыхаясь и метаясь по футону, сжимал слабыми пальцами ткань. Брови брюнета сдвинулись к переносице, он тихо цокнул языком и, подумав ещё пару десятков раз над тем, что он вообще собирается сделать, поднялся. В пару шагов он преодолел расстояние между ними, опустился на корточки и, подняв обмякшее веко, активировал Шаринган. Это не жалость, — вторил он себе, выпрямляясь. Ему просто не хочется нянчится с ним в случае чего, не более. Дыхание Кисе выровнялось, пальцы расслабились и из тела ушло всё напряжение, позволяя, наконец, ему отдохнуть. Итачи, возвышаясь над ним, еще несколько секунд наблюдал за тем, как под черной маской шевелятся чужие губы, словно он разговаривает с кем-то во сне, но никаких слов он не услышал. Оно и к лучшему. Не хватало ещё слушать его сонный бред. Не успел Учиха вернуться на своё место, как легкие сжались от очередного приступа. Он на автомате двинулся к плащу, достал из внутреннего кармана несколько противных на вкус пилюль, закинул одну в рот и, кое-как проглотив ее вместе с вставшим в горле комом, судорожно выдохнул. Нужно было немного подождать, перетерпеть сдавливающее жжение в груди, чтобы не выплюнуть собственные органы и наконец спокойно вздохнуть. А глаза неосознанно покосились в сторону спящего юноши. В голове закрутились шестеренки. Может быть, он не такой уж и бесполезный для него. Может, он сможет помочь ему продержаться до момента, когда Саске станет сильнее. Может, ему и вовсе больше не понадобятся эти горькие пилюли, от одной мысли о которых к горлу подкатывала тошнота. Итачи вдруг вспомнил, как ощущалась чужая чакра внутри тела, и по коже побежали мурашки. Он бы соврал, если бы сказал, что это было не приятно. Им таки придется поговорить. Черт. Осознание слабости собственного тела — било под дых. Понимание того, что ему необходима помощь — оглушало. Где-то в затылке тихо шептала гордость. Но громче всех кричало желание жить, отдавая в висках слабыми толчками. Нет, ему совсем не нужна счастливая жизнь. Ему просто нужно еще немного времени, чтобы все сделать так, как надо. Он готов был рассмеяться от абсурдности ситуации, но воздержался. Вернулся на футон, прижался спиной к пыльной стене и, прикрыв глаза, тихо выдохнул. Время беспощадно. Оно утекает сквозь пальцы, как бы те не сжимались. Пилюли — лишь способ оттянуть неизбежное, ослабить боль. Но ирьенин — возможность протянуть достаточно. Разговору быть. Рано утром Итачи покинул комнату в поисках какой-нибудь еды. Несмотря на нормальный сон, юноша все еще выглядел изнеможенным, а значит продолжать употреблять одни лишь пилюли было нельзя. Он нужен ему, как бы он не пытался это отрицать, и, желательно, здоровым. У местных стариков ему удалось купить пару рисовых лепешек и немного овощей. Место не самое пригодное для подобных закупок. Им следует посетить более живой населенный пункт, где будет больше еды, но этого было достаточно, чтобы до него добраться. Первым, что он увидел, когда вернулся, был перепуганный Кисе, который, стоило ему открыть дверь, тут же бросил в него кунай, что Учиха легко поймал парой пальцев за лезвие. Они встретились глазами. Юноша прошептал еле слышное «Простите», которое тот едва услышал, и шумно сглотнул, не в силах отвести взгляда от оникса. Неужели ждет, что Итачи снова погрузит его в цукуёми? Брюнет молча прошел дальше, прикрыв за собой дверь, опустил небольшой сверток с едой к чужим ногам и, забрав плащ Акацуки, что все это время мирно покоился на спинке дряхлого стула, натянул его на плечи. Кисе, внимательно следивший за каждым его шагом, опустил взгляд на еду, и вновь посмотрел на старшего, будто ожидая чего-то. — Поешь. — отдал тот короткий приказ, направляясь к двери. — Выдвигаемся через пятнадцать минут. Это не жалость. — напоминал себе Итачи, выходя в коридор. Это необходимость. Потому что, как ни крути, этот мальчишка ему нужен. Нужен, черт возьми. В кой-то веки ему кто-то нужен. Абсурд да и только. — А вы? — вдруг спросил Кисе, пододвигая сверток ближе к себе. Мужчина на секунду замер, не веря собственным ушам, бросил взгляд через плечо, нахмурился и закрыл за собой дверь, оставляя напарника одного. Отламывая очередной кусочек от рисовой лепешки и отправляя его в рот, юноша пытался привести спутанные волосы в порядок, расчесывая их пальцами второй руки. Настоящая еда ощущалась в желудке тяжестью, но такой желанной, что он не сразу понял, что умял добрую половину овощей и целую лепешку. Он давно не ел даже столько, подсадив себя на пилюли со всеми необходимыми веществами. Но еще более удивительным было то, что он выспался. Ками, он не помнил, когда в последний раз так спокойно спал. Собрав остатки еды и убрав их в небольшой рюкзак, парень перепроверил свое снаряжение и, накинув на плечи тонкую накидку, покинул комнату. На пороге дома он застал Учиху в компании старушки, которая вела с ним непринужденную беседу, рассказывая о том, как поживает их небольшая деревенька. Иногда мужчина кивал на сказанное ей, а пару раз даже задал короткий вопрос. Кисе не заметил, как все отведенное ему время закончилось, наблюдая за происходящим, а когда опомнился, понял, что прилично задержался. Он ждал хотя бы недовольного взгляда от Итачи — это как минимум. Как максимум — очередной иллюзии. Может, хотя бы выговора. Но, увидев его, тот молча поднялся, поблагодарил старушку за ночлег и, попрощавшись с ней, направился к дороге, ведущей на окраину поселения. Юноше оставалось только удивленно хлопать глазами, следуя за ним. В его голове никак не складывался единый пазл, ведь сначала Учиха пытает его в объятиях Шарингана, а потом вдруг приносит ему еду и молчит о том, что он напортачил. — Простите, что задержался, — смотря себе под ноги и продолжая перепрыгивать с ветки одного дерева на другое, наконец юноша нашел в себе силы открыть рот. — Было бы уместнее, если бы ты извинился за то, что подслушивал. — не останавливаясь ответил ему брюнет. Голос был спокойный, как всегда, и даже дыхание от пробежки, которую они устроили, не сбилось. Кисе открыл рот, собираясь извиниться и за это, но быстро передумал, поджал губы и вжал голову в плечи. Его заметили. И это было абсолютно не удивительно, ведь тот, за кем он наблюдал, был сам Итачи Учиха. Удивляло другое: он никак на это не отреагировал ранее, и сейчас упомянул лишь потому, что он сам поднял эту тему. — Прекрати, — произнес мужчина, заставляя юношу поднять глаза на свою спину. — Прекрати трястись в моём присутствии. Я использовал на тебе Шаринган только по причине того, что ты хотел напасть на меня. Что, к слову, было абсолютно необоснованно. — Простите, — прошептал Кисе, вспоминая их первую встречу и желая провалиться сквозь землю прямо здесь и сейчас. Боже, ну почему он такой идиот? Парень никогда не лез за словом в карман, частенько дерзил, если была такая возможность, не боялся укусить, показав характер. Но Итачи и его методы «воспитания» сделали из него забитого послушного пса, и это удивляло даже его самого. Невозможно изменить человека всего за одну встречу. За несколько секунд. Но Учиха смог. Он превратил эти секунды в недели страданий, боли и страха.

У боли есть порог, а вот у страха — нет.

Мужчина резко остановился, и Кисе чуть не впечатлся в его спину, успев прийти в себя в последний момент и отскочить в сторону. Он встал рядом, посмотрел на напарника и вновь поджал губы, не решаясь спросить, в чем дело. То, что Итачи погрузил его в цукуёми за обычный кунай в руке, не значит, что он не сделает того же по причине того, что парень ему просто надоест. Что-что, а трезво оценивать свои способности и способности Учихи, — он мог. И он прекрасно понимал, что и рядом не стоял с нукенином листа, хотя и знал о нем крайне мало. Он не может его не бояться. Выдох. Рубиновые глаза опустились на отряд шиноби Суны, которые отдыхали в тени листвы на границе бесконечного леса и пустыни. Почувствовав на себе взгляд, Кисе повернул голову и, увидев кивок Итачи в сторону команды, кивнул в ответ. Команда была ясна: убить. И долго думать об этом не было времени, поэтому уже через мгновение юноша сделал несколько бесшумных шагов в их сторону и в прыжке обнажил два клинка, каждый из которых продолжался длинными цепями. Еще через несколько секунд он обвил ими двоих шиноби: цепи закрутились вокруг их тел, а острые лезвия вонзились в шеи. Остались еще двое, и на них эффект неожиданности уже не сработает. Те встали в боевые стойки, а один из них достал из-за спины свиток. Притянув клинки обратно к себе, парень выпрямился и окинул каждого противника беглым взглядом. Каким бы оружием они не пользовались, ему требовалось действовать быстрее. Увы, одна мысль об этом уже была запоздалой, потому что один из шиноби, раскрыв свиток, призвал марионетку, а второй тем временем складывал печати. Кисе раскачал клинки на цепях до такой степени, что они делали полный оборот, и пустил по ним чакру: оружие заискрило молниями, оставляя следы порезов на земле еще до того, как лезвия ее касались. Сначала он занялся тем, чьи руки, закончив с печатью, метнулись к земле: он обхватил его запястья цепью, и по округе раздался крик боли, после чего дернул того к себе и, обхватив рукоять второго клинка, вогнал его тому в шею. Нет, он не был фанатом таких убийств, просто знал, что шея — пожалуй, самое слабое из доступных мест. Тело в его руках обмякло и упало на песок. Остался последний Мужчина, управляющий марионеткой, напал на юношу, выпуская в него несколько клинков из механической груди, один из которых зацепил черную маску на его лице и повредил щеку. Кисе тихо шикнул от мимолетной боли, и обвил куклу обеими цепями, вновь пуская в них чакру. Бесполезно. Ему не следовало тратить время на марионетку, а стоило заняться самим кукловодом, это он понял сразу, вот только что делать с этим теперь, когда крепкие деревянные руки намертво обхватили цепи, было не ясно. У него нет той силы, с которой он мог бы превратить чужое оружие в щепки, однако… Парень дернул цепи на себя и, отпустив их, двинулся навстречу марионетке. Миновав ее, он в пару широких шагов достиг кукловода, но не успел он нанести ему удар наспех обнаженным кунаем, как почувствовал крепкую хватку на собственных запястьях, а еще мгновение спустя то, как руки заламывают назад, заставляя все его тело изогнуться и встать на носочки. Тяжело дыша, он поднял лицо к противнику и, крепко сжав челюсти, предпринял попытку дернуться, но плечи тут же захрустели, а мышцы натянулись, вызывая боль. Мужчина напротив ухмыльнулся, доставая кунай из набедренной кабуры, и провел его кончиком по черной маске на его лице, разрезая ту полностью. Глаза юноши горели от злости, но в них по прежнему не было видно того страха, что желал шиноби. Лезвие куная скользнули ниже, разрезая тонкую ткань на шее, легко справилось с завязками тонкой накидки и уперлось в ямочку между ключицами. — Какое опреметчивое решение — нападать на шиноби Суны. — ухмыльнувшись, протянул тот, но Кисе ничего не ответил, лишь плотнее поджав губы. — Это был приказ, — раздался голос Учихи из-за спины мужчины, и стоило тому повернуть голову, как он увидел перед собой пару алых огней и тут же вздрогнул всем телом, а хватка на запястьях парня ослабла, благодаря чему он смог освободить руки. Упав на колени и накрыв ладонями собственные плечи, которые ныли от напряжения, Кисе поднял взгляд на Итачи. Он облажался. Позволил себя схватить. Стыд да и только. Но тот не смотрел на него, вероятно, занимаясь пыткой шиноби Суны где-то в чертогах его разума. От одной мысли об этом по спине юноши побежали противные мурашки. Уж лучше сдохнуть от лезвия в шею, чем попасть в мир иллюзий. Он поежился на месте, поднялся и забрал оружие, только теперь заметив, что марионеток, оказывается, было две. Хитро. Брюнет же, узнав всю нужную ему информацию, отбросил едва живого мужчину в сторону и наконец посмотрел на напарника, который явно избегал его взгляда. Элемент молчий, значит. Он все больше походил на некогда знакомого Хатаке, и теперь в его голове поднимался серьезный вопрос об их родстве. Конечно, Какаши был куда опытнее и по мастерству стоял на пару десятков спутенек выше, чем этот парнишка, но, учитывая, что ему удалось справиться с тремя шиноби в одиночку, ему было куда расти. Намного интереснее было то, что убивал он без раздумий. Легко и хлоднокровно. Сам Итачи едва мог «похвастаться» тем же. В любом случае, он увидел то, на что способен Кисе, и теперь он выглядел в его глазах не таким уж и бесполезным. — Уходим. — сорвался с его губ краткий приказ, и напарник кивнул. Учиха видел, что он хочет ему что-то сказать, но ждать, когда тот «созреет» желания не было. Этот отряд далеко не цель миссии, им нужно продолжать путь.