Нет места

Передвигаться по пустыне априори довольно сложно: ветер разносит горячий песок, тот попадает в глаза и легкие, путает волосы. Он ощущается на открытой коже, как тысячи острых игл, в ранки после которых попадает пот, вызывая еще больший дискомфорт. При этом всем — днем нещадно палит солнце, и укрыться от него практически негде. А ночью температура падает настолько, что зубы отбивают чечетку, но костер означает лишь неминуемую смерть, потому что легко заметен на огромном расстоянии и привлекает к себе не только местных шиноби, для которых Акацуки, как и для практически всех остальных скрытых деревень, — враг номер один. Еще одним немаловажным фактором являются песчаные бури, когда видимость падает практически до нуля, а ноги тонут во взъерошенном песке. Поэтому Итачи вынужден бдеть буквально круглосуточно. Они передвигаются только под покровом ночи и проводят дни во всевозможных укрытиях, как можно дальше от населенных пунктов, и вновь сдвигаются с места только на закате. Он видит, что юноше становится только хуже: тот, видимо, не привык к настолько сухому климату и жаре, тает чуть ли не на глазах, хотя и изо всех сил делает вид, что это не так. Но он видит. Ловит его тяжелое дыхание на рассвете, когда они добираются до ближайшей тени. Видит следы от ожогов на пальцах, которые появились из-за горячего песка. Замечает и излишнюю красноту в рубиновых глазах. Юноша практически не спит, вновь пичкает себя питательными пилюлями, но его кожа становится все бледнее, а на губах появляется кровь от того, что он сдирает с них сухую кожу. Брюнет наблюдает за ним слишком часто. Украдкой, пока тот не видит, скользит взглядом по худым плечам, спутанным пепельным волосам, бледным щекам. Мысленно ругает себя за это, не находя объяснения такой опеке со своей стороны. И даже то, что тот нужен ему, как медик, уже не оправдывает его излишнего внимания. Но стоит тираде в голове утихнуть, и он снова смотрит на него. Снова ругает. И снова смотрит. Замкнутый круг, из которого нет выхода. В какой-то момент ему кажется, что проще его убить, а потом он ловит на себе внимание алых глаз, и эти мысли покидают его голову. Кисе действительно старается не показывать того, насколько ему плохо. Беспрекословно подчиняется всем приказам Итачи, старается не забывать о воде и даже пытается поспать, чтобы хотя бы немного восстановить силы. Но стоит ему прикрыть глаза, и он снова падает в кошмар, от которого просыпается раньше, чем мозг успевает это понять, из-за чего вокруг все плывет еще несколько секунд. Он несколько раз замечает на себе взгляд чужих глаз, который, кажется, изучает его. И ему от этого страшно. Он чувствует себя куском мяса для дикого зверя, и стоит ему сделать что-то не так, тот обязательно набросится на него и сожрет, не жуя. Их обоюдное молчание прерывается на одном из оранжевых закатов, когда юноша, наблюдая за тем, как солнце скрывается за горизонтом, и понимая, что они вот-вот выдвинутся дальше, слышит за спиной мокрый кашель. Он сам не понимает, насколько быстро оказывается рядом с согнувшемся в приступе Учихой, помогает ему опуститься на песок и, наспех расстегивая его плащ, прижимает ладони к его груди, тут же пропуская через них чакру. — Расслабьтесь, — шепчет он, игнорируя капли густой крови на своих руках, капающие откуда-то сверху. — Пожалуйста, не сопротивляйтесь. — умоляет он, замечая, как его собственные пальцы дрожат, когда Итачи вновь скашливает кровь, и с новой силой вталкивает чакру в чужие легкие. Он понимает, что тот пытается расслабиться, но его тело не позволяет ему сделать этого, а сопротивление его чакры на инородную — лишь защитная реакция организма. Учиха жмурится, чувствуя очередной спазм, и пытается его подавить, но тот вырывается наружу, и кровь течет сквозь пальцы, которым он пытался прикрыть рот. Противно от самого себя. Он опрокидывает голову назад в попытке расслабиться, старается дышать ровно и глубоко, насколько это сейчас вообще возможно, взять контроль над собственной чакрой, чтобы получить долгожданное облегчение. И у него выходит. Не сразу, но чакра сдается перед своим хозяином, и мужчина чуть ли не стонет от того, как тепло разливается по его телу: вверх от груди, по рукам к кончикам пальцев, к напряженной шее, а вместе с тем вниз, под ребра, по животу, куда-то к паху. С его губ срывается облегченный вздох, пока он вытирает кровь с ладони о свои штаны и наконец находит в себе силы посмотреть на Кисе. Тот сосредоточен настолько, что задержал дыхание. Смотрит куда-то перед собой, прижимая ладони к чужой груди только плотнее, хмурится, и проникает чакрой глубже. Итачи чувствует это, как легкий толчок под дых, делает глубокий вдох и медленно выдыхает, не отводя взгляда от пепельной пряди, упавшей на рубиновый глаз. Он отдает отчет действиям с самого начала, но едва останавливает себя, когда его пальцы тянутся к светлой пряди, чтобы убрать её в сторону. Она кажется лишней, мешает, а пальцы так и чешутся прикоснуться к ней и отодвинуть, чтобы… Видеть глаза? Кисе действительно практически не дышит, пытаясь восстановить легкие, на сколько это сейчас возможно из-за его состояния. Вливает в работу всё больше чакры, чувствуя, как она медленно проникает глубоко внутрь, скользя между чужими потоками. Те не жгутся, как прежде, пропускают его вперед. Кажется, Учиха полностью расслаблен. И алые глаза мельком скользят наверх, тут же врезаясь в оникс, который с интересом рассматривает его. Неподдельным интересом. Это удивительно. И волнующе. Настолько, что юноша почти давится воздухом, делая жадный вздох, и опускает взгляд ниже, на окровавленные губы и перепачканный подбородок. Неловко. До чертиков. И он снова смотрит на то, как равномерно вздымается широкая грудь под его ладонями. — Вам лучше? — тихо спрашивает Кисе, кусая изнутри щеки и губы. — Да, — отвечает брюнет, продолжая изучать парня перед собой. Он видит, как худые плечи подрагивают от перенапряжения, а по виску стекает капля пота. Вероятнее всего, последнее из-за жары, но лучше это картину не делает. Переутомление на лицо. — Достаточно. — обрывает он лечение, одной рукой обхватывая тонкие запястья и отодвигая ладони в сторону. Тот снова поднимает на него взгляд, хмурясь и, видимо, намереваясь что-то сказать, но, столкнувшись с его глазами всего на мгновение, тут же закрывает рот, отворачивается и кивает. Боится. Всё ещё боится. Итачи позволяет себе ещё несколько минут отдыха, после чего поднимается на ноги. Он чувствует себя гораздо лучше, дышать стало легче, и даже усталость, кажется, отступила. Проходи он подобные процедуры хотя бы раз в пару дней, может, он бы и вовсе слез с противных пилюль. Они идут совсем недолго. Как только солнце скрывается за горизонтом, песок начинает остывать, температура резко падает, но это не мешает песчанной буре подняться. Глотая песок и скрипя им на зубах, они добираются до полуразвалившегося строения и укрываются под одной из покосившихся стен. Учиха все больше ненавидит Суну, пытаясь сплюнуть смесь песка и крови, оставшейся после кашля, а Кисе жмётся к стене, которая ненамного теплее земли. Сегодня точно не их день, потому что слишком много событий не позволяют им пройти к столице Страны Ветра, где по последним данным и находится их цель. Итачи тоже прекрасно понимает, что ещё как минимум сутки им сидеть в этом закутке, и, увы, на это никак не повлиять. Он достает из-за пазухи свиток, распечатывает несколько чистых листов бумаги и пару веток, которые взял с собой когда-то очень давно «на всякий случай». Что ж, кажется, случай настал. Под любопытным взглядом рубиновых глаз мужчина складывает печати и раздувает огонь, которым поджигает импровезированную пирамиду из всего, что было под рукой, та быстро вспыхивает и бледную кожу юноши обдает тепло. Пламя колышется от ветра бури, проникающего внутрь через мелкие щели, но не гаснет, и Кисе не замечает, как протягивает руки к источнику тепла. — Это не опасно? — тихо спрашивает он, разлядывая острые языки, излучающие тепло. — В бурю никто не заметит. — отвечает брюнет, пряча левую руку под плащом и прикладывая ладонь к груди. От использования катона внутри снова повисла тяжесть. Неприятная, с привкусом гари. Кисе мнется, стараясь не смотреть на напарника, кусает изнутри губы и уже начинает чувствовать головную боль от того, как много он думает в последнее время. А после, согрев руки, наконец поднимает взгляд на Итачи, чтобы спросить о состоянии его легких, но замирает, так и не открыв рот. Учиха сидит на песке, прислонившись спиной к полуразваленной стене, с закрытыми глазами. Его длинную челку периодически колышет залетающий внутрь ветер, и в волосах видны песчинки, поблескивающие на свету от костра. От него исходит спокойствие, которому юноше приходится лишь завидовать. Брюнет, будто почувствовав на себе чужой взгляд, приоткрывает глаза и смотрит на парня в ответ, от чего тот едва заметно вздрагивает и плотнее поджимает губы, но не отворачивается. Эта игра в гляделки длится не долго, но за это время Учиха успевает полюбоваться тем, как в алых глазах пляшет костер, и как их обладатель хмурится, словно не отвести сейчас взгляда — большое усилие. — В чем дело? — нарушает тишину Итачи, не удосужившись выпрямиться, из-за чего его взгдяд из-под полуопущенных ресниц кажется ещё тяжелее. Кисе проигрывает, отводит взгляд в сторону и, прикусив губу, заправляет одну из самых длинных прядей своих пепельных волос за ухо. Покрасневшее. Внезапно. — Могу я посмотреть на ваши легкие? — чуть ли не шепотом спрашивает он, и мужчина кое-как удерживает уголки своих губ, чтобы те не вздернулись вверх. — Со мной всё в порядке, — он продолжает буравить того взглядом, опускаясь им всё ниже и ниже. В глаза снова бросаются ожоги на пальцах. Их он, почему-то, не залечил. — Я хочу посмотреть, — как-то неожиданно грубо для обоих произнес юноша, вновь посмотрев на Итачи, а мгновение спустя, будто осознав собственный тон, вжал голову в плечи. — Пожалуйста… — тихо добавил он, ковыряясь пальцами в песке. — Хорошо. — уже неожиданно для себя нукенин листа кивнул и наконец выпрямился, расстегивая рукой, высунутой через ворот плаща, верхнюю одежду сильнее. Кисе замер на секунду, а потом осторожно подполз к мужчине ближе, наблюдая за тем, как тот скидывает плотную ткань с одного плеча. Он по-прежнему не поднимает взгляда на его лицо, отряхивает руки от песка и невесомо накрывает его грудь ладонями, осторожно пропуская через них свою чакру. Та проникает в чужое тело абсолютно беспрепятственно. Итачи не сопротивляется, и это просто не может не радовать. Может, именно поэтому на его лице появляется легкая улыбка, а бровь второго тут же поднимается вверх от увиденного. Он то, в отличии от молодого напарника, не боится рассматривать его лицо и ловит каждую его эмоцию. — Вам не стоит использовать техники огня, — говорит юноша, скользя чакрой по чужим легким. Учиха его едва ли слышит, чувствуя его вмешательство и покрываясь мурашками от того, как оно ощущается: как охлаждающая мазь на свежем ожоге; как нагретое у огня одеяло в зимнюю стужу; как прохладный ветер в летний зной. Ассоциаций тысячи, но и об этом он думать не может. Слишком… Приятно, черт возьми. И он сжимает губы и зубы, чтобы судорожный выдох не вырвался наружу. Не замечает, как от этого напрягается всем телом, но это не ускользает от внимания Кисе. — Расслабьтесь, — шепчет он, вытаскивая Итачи в реальный мир, и тот действительно предпринимает попытку расслабить тело. — Ещё не много, — снова шепчет он. Учиха мысленно ругается, прогоняя напряжение, и шумно выдыхает, тут же чувствуя, как чужая чакра с новой силой заполняет его изнутри. — Я почти закончил. Мужчина пытается дышать как можно ровнее, но сердечный ритм выдает его со всеми потрохами, заливаясь ударами под ладонями юноши. Тот, словно не обращая на него внимание, продолжает штопать поврежденные легкие. Ему интересно, что за болезнь так безобразно уничтожает их, и удивляется тому, что Итачи вообще ещё жив. Вероятно, каждый вздох для него — это пытка. И он абсолютно прав в своей догадке, потому что тот уже продолжительное время держится исключительно на силе воле, ведь даже пилюли не способны облегчить его мучения достаточно. — Ты можешь вылечить меня? — вновь нарушает тишину Учиха, одной ладонью обхватывая тонкие запястья, но в этот раз не позволяя Кисе убрать их. Распахнув глаза и посмотрев на брюнета снизу вверх, парень впервые за долгое время осознанно сталкивается с ониксом. Он молчит с полминуты, пока в его голове происходит очередной мозговой штурм, в течение которого он отчаянно пытается найти хоть какие-то ответы на свои многочисленные вопросы в своей памяти. Что за болезнь? Как лечить? Способен ли он вообще на это? Он вырос под опекой ирьёнина из родной деревни, который забрал его к себе ещё ребёнком, когда он остался без родителей. Старик научил его всему, что знал сам, вероятно, надеясь, что мальчишка пойдёт по его стопам, но тот выбрал путь обычного шиноби. А потом события закрутились с такой скоростью, что сейчас едва ли удастся связать концы в одну общую нить. Может, не повернись все так резко и безвозвратно, он научился бы ещё чему-нибудь. А сейчас… Какой же он бесполезный. — Я не знаю, — в конце концов отвечает Кисе, опуская взгляд на собственные руки. Он честен, и на том спасибо. — Но я очень постараюсь, — вдруг заявляет он, не поднимая головы и тем самыс пропуская удивление на лице Итачи. — Сейчас я могу лишь поддерживать ваше состояние и не позволять ему ухудшиться, но я найду решение. — Что для этого нужно? — Учиха замечает, что его голос вышел слишком хриплым, потому что в горле вдруг встал ком. — Мне нужно знать, как вы держались всё это время, как часто у вас приступы, и как давно вас поразила болезнь. — рубин снова встречается с ониксом, и старший видит в чужих глазах столько решимости помочь ему, что на мгновение теряется. — Что ты хочешь взамен за свою помощь? — он чуть склоняет голову в бок, не отводя взгляда, наблюдает секундное смятение, потом удивление, а после него, кажется злость. — Ничего в этом мире не делается бескорыстно. — и удивление в глазах напротив пропадает, остается лишь немного злости, некого непонимания. Брови юноши скачут из стороны в сторону, пока он обдумывает его слова, а самому Итачи остается только наблюдать в ожидании ответа, по прежнему удерживая ладони ирьенина на своей груди. — Вас, — вполне уверенно произносит Кисе, слегка хмурясь, а брюнет, чуть прищурившись, подается ближе, пытаясь понять его ответ. Спустя мгновение юноша отодвигается назад, и даже из-под черной изодранной маски виден его румянец. Кончики ушей буквально горят. — Я имел ввиду, как пациента! — воскликнул он, когда Учиха снова оказался слишком близко к его лицу. Надо же. А он уж подумал, что придется расплачиваться телом. — Вы будете брать меня с собой на все миссии, чтобы я наблюдал за вашим состоянием, — пробурчал он, видимо, решив, что напарник не заметил, как от напряжения все его тело дрожит. — И всё? — уточнил Итачи, находя поведение парня забавным. Этот малец пробуждает в нем давно забытое чувство азарта, из-за которого он притягивает его за руки к себе ближе, снова заставляя заглянуть в глаза. — И никаких больше иллюзий на мне. — тихо сглотнув, добавил тот. — Договорились. — произносит брюнет, наконец отпуская запястья.