***
Ночь уже застаивалась несколько часов. Острый и прохладный ветер высекал из моих век дорожки пустых слез, я вырисовывала на рыхлой земле безликие узоры, смысл которых сокрыт лишь в темном небе. Мне было хорошо, чистый воздух прочищал глотку от гнусавости. Это своего рода терапия для искаженных и потрепанных жизнью людей, мутных, обдолбанных, дерганых, безногих, двухголовых. Эдгар что-то бормочет себе под нос и сжимает в маникюре горлошко бутылки пива, наполовину пустой. Неслышный скрип доносится от качель, на которых он сидел и спокойно катался, слившись с мыслями воедино. А я думала с таким же проникновением. Иногда Эдгар для меня — это гениальное дитя, которое если хочет чего-то, то обязательно добьется. Но не через капризы и укоры взрослым, а через сапу размышлений, из которых создаются великие планы. Планы, которые он составил на меня, мне неизвестны и станут известными только под конец нашей истории. Он думает наперед, думает нестандартно, думает наперекосяк и набекрень. — Колетт, — он редко называет меня так, — Допивать будешь? Его берцы уперлись в землю, остановив качели, а скрип угомонился. Нас освещает единый фонарный столб на весь двор. Незнакомый мне и ему двор. Каким образом он избирал эти одинокие площадки, мне тоже непонятно. Однако из десятки таких он выбрал самый засраный. Помните вандализм? Площадка — жертва набегов вандалов. Вот вам и ответ. Он тянется туда, где все нам роднее и приближенней. Мы живем в дерьме и наслаждаемся, открывая для самих себя полное превосходство над людьми, что живут в поместьях. У нас душа поет, а у них хмуро мычит и топится в морях смолы. Я подняла взгляд на парня, который смотрел на меня примерно так же, как таращится на меня на парах. Молча благодарю. Молча хлебаю. Все молча. Не зря ведь говорят, что молчание — золото. Нигде и никогда не найдешь столько искренности, сколько его может быть в сомкнутом рте и удаленных голосовых связках. Кто-то говорит, что молчание — кляп, однако для меня это не так. Я нетакуся. Не такая, как все. И это моя гордость.***
И так день за днем. Солнце начало тухнуть чаще, появляться реже. Могучая кучка ворон продолжает мрачно каркать, летать по небу, как паства по полю. Тонкие стены квартиры уже выгибаются от количества украденного с разных магазинов, где-то далеко в моем сознании и сознании Эдгара идет череда мыслей о том, как хорошо, что мы еще не пойманы. Хотя мы оба привязали окраины нашего рассудка к копытам лошадей и четвертовали его. Теперь моя квартира переименована в квартиру Эдгара. Не путайте. Мне так удобнее рассказывать. Квартира Эдгара не без тишины. Она во всю трясется, арматура вот-вот прорежется через десна жилья, как зубки младенца, дабы настигнуть нас и угомонить. Часом ранее Эдгар, вооружившись украденной клюшкой для гольфа, которую позже назвал "паттеном", пулял огрызки яблок. Прямо в настенные часы. Пытался разбить, но сдался после того, как он размазал о стену последнее аппетитное яблочко. — Нельзя было мяч для гольфа в набор положить?! К слову, повысив ставки и поставив цель украсть этот чертов паттен, нам пришлось попотеть. Общая площадь спортивного магазинчика невелика — каких-то сто семьдесят восемь квадратных метров. Площадь складских и административно-бытовых помещений вчетверо меньше, и туда входят пять комнат. Если преодолеешь дверь, что разделяет спортивные принадлежности и эти самые комнаты, ты уже сделала половину дела, однако это очень опасно. Сюда ни ногой обычному смертному. Тебя встретит небольшой коридор в ширину, как две двери. Если повернуть налево, то прямо перед тобой будет дверь, а на ней табличка с надписью "склад". Слева санузел для персонала, справа же дверь в совсем малюсенькую моечную. Повернув направо после того, как ты попала в коридор, тебя будет ждать дверь на улицу, а слева две двери: в гардеробную, собственно, для персонала, а следующей будет комната, очевидно, тоже для персонала. Спросите, зачем мы с Эдгаром выбрали такой сложный путь? Эдгар ответит, что мы не выбирали. Это единственное решение, которое удовлетворит наши потребности. Касса стоит прямо у выхода из магазина. Клюшка для гольфа в картонной упаковке, неаккуратно окутанной прозрачным скотчем, так еще размером в тридцать шесть дюймов. Распаковать не смогу, дабы уменьшить габариты товара. Я никуда не спрячу ее, ежели буду выходить через главные двери. Остается черный вход. Как только моя обувь ступила через порог магазина, я засомневалась и задумалась о том, что мне ничего не даст эта клюшка. И Эдгару, каким бы он не был конченным, тоже. Однако тот, располагаясь сзади меня и кладя на плечо свои пальцы, внушил мне, что все это на наше благо. И начался процесс фальши. Фальшивая улыбка, лестные слова парня мчались в наивные уши молодой кассирши невиданным стремлением. Я не слышала слов, которые тот ронял в ее сторону. Однако по интонации я понимала, что он в край обезумел и начал подкатывать к ней. А я скрылась за стеллажом. Десяток разных клюшек на любой вкус. Я суматошно выбрала тот, что с краю и, встав за пять метров от той самой двери, стала ждать. Чего ждать? Я не знала. Мне показалось, что кассирша здесь — это единственный член персонала. Пучок мыслей, как оголенный провод, искрился и воспламенялся. И в итоге резкий импульс, отвечающий, казалось, за движение всех мышц, пульнул мне куда-то в затылок, и я бесшумно шмыгнула в коридор. Запах здесь другой. Тишина. И только из открытой двери на улицу доносились звуки шатающихся от ветра железок и бьющихся о лужи капель дождя. Я вновь замедлилась. Меня колотило изнутри тысячами отбойных молотков, которые увеличили свою мощность после того, как мои уши уловили звук смыва туалета. Ровно тогда я и вылетела отсюда, как пуля из дула снайперской винтовки. Весь страх смыло волной, меня подняло на ее гребень, ближе к небесам и спокойствию. Видимо, Эдгар, увидев, как я пропала за металлической дверью в магазине, начал быстро сводить общение с кассиршей к нулю. После чего мы с ним побрели домой. Он хвалил меня. Я ощутила себя нужной и полезной. Хотя клюшка в квартире даже без мячиков не очень полезна.