Словно сны

Как в тумане, возможно, и до этого было так же, но вспомнить и определить причину начала этого бездействия уже трудно. Все в голове мешалось, как акварельные краски на грязном и сыром холсте, с маленькой вырезкой внизу «жизнь» без подписи. Иногда я также задумывался о том, чей же была подпись, которая принадлежала человеку, который тоже жил в тумане и в итоге забыл о всем, включая зачем он здесь, кто он и где это. Меня часто вытаскивал из философской фазы надоедливый парень с именем, которое сам обладатель считал жалким — Нагито Комаэда. Я даже думал о нём, это получалось естественным образом, словно анализируя, как в детстве я находил одного и того же плохого злодея в сказках, взять в пример волка, а потом смотрел на развитие событий именно с ним. Однако личность «волка» была неоднозначной, честно говоря, я не понимал его, точнее не мог найти нитку мыслей, чтобы найти хоть ответ в голове. На первый взгляд он был таким покорным, восхищался, любил меня, как Бога, который ему принёс жизнь, а после начинал вести себя откровенно жалко, как дворняжка у ног человека, которая присмыкалась только от страха. Однако бывали и моменты его более жестоких действий, казалось бы, совсем с ума сходил, то ли от его «Надежды», то ли от своих потаенных мыслей. Я ничего не мог дать ему, но он всё равно бегал за мной, выжидая чего-то интересного. В очередной вечер, в каком-то полуразрушенном здании, мы проводили свои скверные деньки, а точнее вечера. Долго молча, сидя на заваленных стеклом подоконниках, которые удивительно ещё держались, я наблюдал за ним. Казалось, он был обычным, сидя на заваленном пылью диване, прижав к себе колени и обнимая их двумя руками, но даже с такого расстояния он выглядел одиноким. Я не знал, что к нему чувствовать и как, он был слишком сложным, хотя впервые казался просто слабаком, идущим за ведущим. Иногда мне почему-то хотелось протянуть ему свою руку, дать ему минуту спокойствия, или может самому успокоиться, но знал, что он возьмёт её, ведь ему изначально была важна не именно моя рука, а чья-то, от этого становилось тоскливее, и я просто боялся почувствовать то же самое, поэтому ничего не предпринимал. Я точно знал, что я совершенный, единственный в своём роде, возможно даже самый лучший, но я знал, что я был откровенным трусом, когда дело касалось Нагито. Наверное, сам Нагито знал об этом, иначе бы не стал так сильно избивать меня изнутри своими словами и действиями. Возможно, он просто хотел увидеть мою реакцию, чтобы знать, что он ещё как-то контактирует с этим миром. Так происходило всегда, я молча сидел на подоконнике, изредка бросая взгляды на это грязное чудо, а потом отводил взгляд на разруху в городе, как ни в чём не бывало. Смотря на город, полный медведей, крови и сломанных зданий, я думал, сколько пройдёт времени, для того чтобы небо вновь окрасится в нежный голубой оттенок, лишь слегка запятнённый пушистыми белыми облаками. Нагито всегда смеялся на эту тему и говорил, что я оказывается очень наивный, в последнее время я тоже начал так думать. «Камукура. опять думаешь?» — Послышался голос Комаэды из части дома. Не хотелось говорить, не потому что общение было неприятным, а потому что казалось, что-то сильно давило изнутри, заставляя забывать цепочку слов. «Немного», — ответил коротко я, однако, видя его стеклянный взгляд, направленный на меня, всё-таки добавил немного слов в свой краткий монолог. «В основном отдыхаю, а не думаю». На это я уже услышал задумчивое мычание и то, как его потёртая одежда шелохнулась, когда он поднялся, а после и пружины дивана, которые вернулись в исходное мятое положение, без веса паренька. «А я думал», — пробормотал Нагито, когда медленно стал приближаться к моей натуре. Он выглядел слегка уставшим, даже обувь при ходьбе оставляла звук лёгкого проезда по полу, хотя я и заметил, но прямо комментировать не стал. Спрашивать о чём он думал тоже не было желания, зная его хотя бы неделю, можно было понять, что ответ он может дать совершенно по-разному.В следующий момент я уже почувствовал, как он обвил свои худые руки вокруг моего туловища. Сначала Нагито боялся прижаться ко мне, словно вспомнил, какую роль мы играли, но потом, уже забыв о каких-либо рамках, крепко прижал свое тело к моему, положив голову мне на ключицу и закрыв глаза. Я не стал его останавливать, но не из симпатии к нему, а из безысходности, потому что этот парень даже после ста отказов мог легко забрать то, что хотел изначально, и возможно даже больше.