На край света...

Забывшие стыд

      Будоражащие воображение истории о флотилии судов, которые предназначались для доставки партий осужденных вместе с продуктами питания и припасами в «молодую колонию», давно канули в лету, как и «страшилки» о первых омегах, решившихся на путешествие к далёким берегам зачастую не по своей воле…       Теперь омега из любой страны по любой из причин, вольно или чаще, конечно, принудительно мог отправиться на «освоение» новых земель.       А причины у омег были такими: во-первых, никто не отменял «каторгу» и, соответственно, ссылка «на край земли» за совершаемые преступления была всё ещё «в ходу».       Вторым и, пожалуй, самым частым мотивом, когда омеги соглашались добровольно на «переселение» было желание «лучшей жизни». Ведь, по слухам, эта самая «жизнь» на новой земле была сказочной. Вот только сказки эти рассказывали исключительно «вербовщики» и «покупатели мужей» с целью уговорить, убедить, соблазнить омег заокеанским изобилием.       В-третьих, и это были самые распространенные случаи, омег попросту продавали, не интересуясь их мнением или желаниями: родственники, хозяева борделей, монастырские настоятели, порой даже мужья, которым опостылевший омега становился вдруг не мил или одолевала нужда проигравшихся в карты…       Условия, которые предоставил омегам капитан «Мурены» были сносными… Перевозки грузов и пассажиров через океан не были регулярными. А Лис взялся за «дело» так и вовсе впервые и вдаваться в такие мелочи, как разделение пассажиров на «палубных» и «каютных» он не собирался.       Трюм был им заранее оборудован для перевозки людей и даже оснащён перегородками: условными, без намёка на благополучие и комфорт.       Двухъярусные нары… Матрасы, набитые соломой…       Самые лучшие места были на миделе корабля — меньше чувствовалась качка…       Джин услышал, как за тонкой фанерной стенкой завозился Бомгю, и сразу за этим послышалось хныканье.       Последние несколько дней мальчик постоянно плакал и жаловался на боли в животе. Его сосед — тощий, как палка омега по имени Тэхён, тут же забормотал утешающие слова. И Джин даже не мог понять, что его раздражало больше: постоянное нытьё Бомгю или уговаривающий низкий голос Тэхёна.       Живот… Живот у самого Джина не болел. Он — рос. И если два месяца назад скрывать своё положение ему было проще простого, то за время, прошедшее с подписания отцом «контракта» спрятать выпирающее «бесстыдство» было уже некуда: не спасали ни пышные рубашки, ни широкие балахоны.       «Попутчики» вопросов не задавали, а подниматься на палубу, чтобы хоть немного «подышать» и тогда почти наверняка выдать себя капитану или любому другому члену команды «Мурены» он не собирался.       Почти все время лежал, поднимаясь лишь по нужде или когда приносили еду.       Другие омеги быстро перезнакомились и за почти два месяца пути знали друг о друге всё. Джин часто слушал их разговоры. Он уже различал их по голосам и знал историю каждого… Про него они, конечно, тоже шушукались. Ещё бы! Отпрыск аристократического рода, «нагулявший» ублюдка. И неважно, что пара огороженных закутков в трюме принадлежала распутным «бордельным» омегам: они «оставили» профессию в прошлом, а его стыд — вот он, на «нос лезет»…       У каждого вырвавшегося из борделя был точно такой же брачный договор с указанием именем неизвестного альфы, как и у самого, теперь уже «бывшего» графа Ким Сокджина… И неизвестно, кто из них ценился дороже. Про себя Сокджин знал, что отец избавился от «позора» за бесценок и с удовольствием.       «Проданных», таких, как он, было большинство.       Того же Бомгю, совсем ещё юного, семнадцатилетнего, продал за «контракт» собственный брат, являющийся его опекуном. Омежка был глупым, наивным девственником, мечтающим, что альфа, которому он предназначен, будет красивым и добрым… Вот только чем ближе подходило к концу их путешествие, тем сильнее у парнишки подводило живот: скорее всего от страха.       Закуток, который Бомгю делил с Тэхёном, был по правую сторону от «каюты» Джина. Он смог отвоевать личное пространство, отпугнув сразу тяжёлым взглядом каждого, кто попытался занять соседнюю койку…       По четверо теснились те, кому было «так спокойнее». Таких насчитывалось восемь человек: по двое на стоящих друг против друга двухэтажных нарах. Четверо проданных монастырём послушников, повинных только в алчности своих настоятелей, получивших за омег кругленькую сумму, и четверо бездомных, которые за еду поставили свои отпечатки пальцев на контракт. Деньги за них, как подозревал Джин, достались ушлому капитану.       В основном же «жили» парочками.       И если Джина раздражало постоянное бормотание и нытьё с одной стороны, то другое соседство устраивало его как нельзя лучше: там никто не разговаривал. Поначалу он не мог понять, что это за феномен — молчаливые омеги? А потом все встало на свои места: один из его «левых» соседей был немым, а второй — слишком «затюканным».       Он-то и рассказал остальным о недуге своего приятеля, по привычке, шёпотом. Оба согласились на путешествие по своей воле. Соответственно, и деньги за контракт «везли» с собой, положившись на честность капитана… Найти альфу одному не позволял изъян (ли?) немоты, а второй был откровенно некрасивым.       А ещё, конечно, — «братство». Те, которых было большинство…       Угол «бордельных» (аж сразу несколько огороженных «кают» объединённых в одну) возглавлял мелкий, злой и хитрый омега Пак Чимин, который требовал ото всех, чтобы его звали Кристиан или Крис. Добивался этого он угрозами, а порой и тычками, получив незамедлительное «Крыс» вместо желаемого европейского имени.       По разговорам «падших», к которым теперь Джин причислял и себя, выходило, что соскучившиеся по сексу альфы рады любому омеге и никого не спрашивают за его прошлое.       Среди проданных борделями были и довольно потрёпанные, которые «учили» слушавший их, разинув рот, молодняк, таким вещам, о которых вслух и говорить-то было неприлично.       А с другой стороны… Если бывалые шлюханы не врали и альфы всё это практикуют, то прислушиваться надо бы получше…       Свой единственный опыт Джин помнил плохо: Урам опоил его. Зато последствия не заставили себя ждать…       Джин вздохнул. Он заставлял себя не думать о прошлом: не было ничего хорошего в том, что с ним произошло.       Будущего, которое, по словам его вынужденных на корабле «соседей» должно было наступить уже вот-вот, через неделю, он заставлял себя не бояться.       Не бояться того каторжника, мужем которого он стал по воле отца. Пока на бумаге.       Имена и фамилии мужей все омеги выучили наизусть в первые же дни плавания. Смеялись, представляя, как выглядит альфа с тем или иным именем.       Его альфу звали Ким Намджун. И воображение Джина рисовало ему бандита, который, увидев его с пузом, там в порту и прибьёт разом. Джин вздохнул и улыбнулся: вот было бы хорошо…       Пак Чимин делал вид, что спал. До второй трапезы было ещё далеко, а время, тянущееся густым киселём, убивать как-то было надо. Им всем очень повезло: капитан «Мурены» был «новичком» и предоставил им сносные условия для путешествия. В задней части трюма на корабле хранились припасы, а центр и носовуя часть приспособили под пассажиров, которых было не так уж и много.       Пак дураком не был. Он сразу смекнул, что капитан не тот, кто занимается перевозкой «живого» товара на постоянной основе: слишком уж хорошо их кормили и содержали. А ещё по всему выходило, будто они были — «специальным заказом»…       Читать Чимин не умел. Но когда в первые дни все «трясли» своими контрактами, он единственный, кто заметил маленькую особенность: всех их везли в одно место — город Фоск.       А ещё он по нескольку раз на дню повторял про себя имя своего, теперь уже мужа: «Мин Юнги». Которое ему ни о чём, по большому счёту, не говорило, но несло в себе оттенок как смутной тревоги, так и сладкой надежды.       Если за всех остальных омег из их заведения хозяин получил только деньги от неизвестных альф-покупателей, то Чимину, к которому «грязный Хвон» питал нежные чувства, пришлось добавить все свои сбережения, да ещё и умолять на коленях дать ему шанс… Алчность сыграла свою роль: Хвон выставил его на продажу вместе с остальными. А уж в том, что капитан «Лис» подпишет с ним контракт, Чимин не сомневался. Он знал, что и красив, и строен… Одним словом, — видный. И хозяин заработал бы на нём гораздо больше, но сумма была внушительный, а жадность «грязного» Хвона слишком сильной.       Чимин и «проработал» -то в борделе всего ничего: одну зиму. И клиент у него был единственный — богатый альфа, который с первого взгляда «запал» на его пухлые губки и гибкое тело… Забрать из заведения он его не захотел, но приплачивал прилично, чтобы кроме него никто не прикасался к «его» омеге: то ли брезговал, то ли боялся заразы… Но приходил часто, порой каждый день. Была у клиента-альфы ещё и причуда. Он называл его Кристианом. И Чимину это по непонятной причине — нравилось.       Из борделя «грязного» Хвона Лис забрал вместе с Чимином ещё троих. Двоих «невинышей» которые не успели приступить к «работе», а лишь прошли через зал, где учились флиртовать, соблазнять и нравиться. Одного звали Минхо, а другого — Луп. Может, это было имя, может прозвище, но и на Лупа, и на «Волка» он отзывался одинаково охотно.       Третьим был рыжий веснушчатый Феликс. И Чимин точно знал, почему его продал хозяин борделя. Было в нём то, что редко встречается у омег: несгибаемая воля. Сломать или подчинить парня было не под силу никому. И хозяин Хвон, через «руки» которого прошло не меньше сотни омег, прекрасно это понимал. Понимал и поспешил избавиться. Ведь гораздо приятнее получить за строптивца денежки, чем даром выгнать на улицу? А выгнать бы пришлось…       Проданные омеги были растеряны и страшились неизвестного будущего. Все трое, но не Чимин. Он-то прекрасно знал, чего хочет. Этой уверенностью он и привязал к себе парнишек: сначала «своих» бордельных, а потом подтянулись и те, кого продали из других публичных домов.       Неожиданное положение «лидера» ему пришлось по вкусу, и через пару недель он командовал и распоряжался в трюме не хуже, чем «грязный» Хвон в своём борделе.       Он действительно был злым. Да и как не злиться, глядя, как более сильный отнимает еду у слабого, как заставляет за эту же еду перестилать и перетряхивать свою вонючую постель…       А ещё больше злило, когда (а это были самые частые разговоры) омеги начинали «хвалиться» своими мужьями, которых и в глаза ещё не видели. Почему-то у каждого второго это был, ну, самое малое — губернатор или владелец огромного ранчо…       В их угол послушать разговоры частенько стягивались все омеги с трюма. Понятное дело, кто бы ещё так красочно мог расписывать интимную сторону жизни, как не прошедшие через грязь борделей шлюхи?       Чимин морщился, слушая и робкие смешки, и откровенный гогот, но не препятствовал: мало ли что пригодится в жизни этим несчастным, которые, в отличие от него, стали «мужьями» не по своей воле.       — Крис, — Чимина заставляет развернуться на лежанке низкий голос.       Худой омега, который жил в отдельном закутке на миделе и не принадлежал к «шайке» бордельных, стоял рядом с его нарами, держа в руках такую знакомую всем голубую бумагу. Омегу звали Тэхён и он казался Чимину странным…       — Ну?       — Я тут обратил внимание, что у моего друга, — Тэхён кивает в сторону «каюты» которую он делит с омежкой Бомгю, самым юным среди них. — Документ отличается от моего. Ты не знаешь, что это может значить?       Чимин усаживается на своём матрасе по-турецки и протягивает руку за листом. Всматривается. Делает вид, что читает: показать, что он неграмотный, никак нельзя…       — А твой где?       Тэхён протягивает ему второй листок. Как кажется Чимину: один в один такой же.       — Ну и? — он поднимает глаза на ждущего ответа заморыша.       — Ну вот же… — Тэхён наклоняется и тычет пальцем сначала в один лист, а потом в другой.       — Для начала… — Чимин начинает злиться. — Какого, блять, хера листок весь измятый? Ведь Лис ясно дал понять, чтобы берегли свои контракты, как монахи девственность!       Тэхён хлопает красивыми глазами: листок Бомгю и правда весь измочаленный. Тот постоянно его перечитывал. Поэтому Тэхён и обратил внимание на несоответствие…       — Ну-ка, живо достали все свои листы и мне на проверку! И если я увижу вот такое…       Омеги «бордельного» угла загомонили, засуетились, зашуршали. По цепочке новость о возможной разнице передалась дальше… И вот уже к нарам Чимина потянулись омеги.       — Минхо! Иди сюда! Помогать мне будешь! — Чимин зовёт парня, зная, что тот хорошо читает.       Сам он начинает проверять контракты на предмет потёртостей, заломов и других повреждений, а Минхо быстро сверяет листы других с документом Бомгю.       Изо всех находится только ещё один. У Ли Феликса, на побледневшем лице которого, вдруг ярче прежнего загораются веснушки.       Разница, которую обнаружил сначала Тэхён в контракте Бомгю, а потом Минхо у Феликса, состоит буквально в одном предложении.       Все едут к мужьям, а эти двое — в «пару»…