Сплин

30 августа.

Прошел мимо картины. Сикстинский ангел смотрел на него с высоты своего положения. Глупые рабочие умудрились неказисто повесить картину, это портило все впечатление. Сглотнул. Высунул язык, обвел влажностью по губам, почувствовал приятный холодок, примерился. Наклонил голову набок, коснулся рамы, и.. замер. Хаотично высчитывал линии, чуть повернул, вновь примерился, и поправил настолько идеально, что и измеритель не несите. У Кая намётан глаз. Да благослови его Господь. Улыбнулся про себя. Стопка тетрадей лежала идеально пропорционально на самом краю оконного подоконника. Прошёлся взглядом по стеклу. Чисто. Ощутил внутренний покой, и небольшой осадок, скорее незначительную тревогу — всё шло слишком идеально. Прищурился. Аккуратно положил стопку к себе в сумку. Двинулся дальше в общую столовую. Шумно. Потер висок. Подойдя к Бомгю — нахмурился, наклонился и поправил его столовые приборы. Никакого удивления. Обычный, привычный Кай. Господь не благословил. Начался зуд. — Шумно. Не стал поднимать глаза. Продолжил есть, идеально нарезая каждый кусочек стейка, подумал о том, что это слишком тяжелая пища для утреннего приема пищи, остановился. Положил приборы на место, взялся за ручку и блокнот, записал заметку. Поднял глаза, оглядел столовую, кое-что изменилось.. равнодушный взгляд коснулся нового члена их факультета. Девушка скучающе перебирала овощи в тарелке. Он подметил, как медленно она облизнула пухлые губы, и как неплохо скользил ее язык. Весьма соблазнительно, и он бы наверняка повёлся, но не в этот раз. И не с ним. Бомгю он ценил за хороший юмор, и за умение вовремя все подмечать. Очень метко. Одноклассник наклонился ближе, губы растянулись в ехидной полу-улыбке, и он монотонно зашептал: — Она новенькая. Кай кивнул. Вернулся к завтраку, и не стал особо заострять внимание на ней, его больше волновали дела в членстве Святой Софии, и их совместное день рождение с малышкой. На повестке дня две проблемы — члены Святой Софии требуют принять особые меры, но Кай чувствовал, что время ещё не пришло. Клуб Святой Софии был основан ещё с момента основания школы, и в него всегда входили ученики, достигшие почётного уровня Стеллы. В том году отбор прошли четыре ученика факультета Калия, двое из Цзянши и один из Азре(с). Кай стремиться пополнить эти ряды только змеями, но конкуренция стремительно растёт. Задумался. Положил вилку на стол, кончик носа смотрел прямо на болтливого ТэО, изящно, представил, как хлынула бы кровь, брызгая и пачкая его идеально выглаженную, белоснежную рубашку. Стоило взять школьный пиджак. В том году Кай основал тайный клуб Святой Софии и в него входили только калийцы, таким образом он собирал свою свиту, включая туда только полезных для себя людей. Хорошее окружение — залог хорошего будущего. В этом же он решил постепенно присоединять туда полезных учеников и другого факультета. На примете был азресовец с уровнем Стеллы. Парень толковый. ТэО пустил очередную похабную шуточку, и сально улыбнулся симпатичной фэнетовке. Перевел взгляд на Бомгю. В последнее время Кай все чаще подмечал некую отстранённость, хотя чаще всего Бомгю вел себя, как обычно, но все же некий холод чувствовался. Бомгю, пожалуй, является самым умным из всех присутствующих за столом. Из-за его напыщенного поведения и природного чувства харизмы, которой он был излишне наделён, многие были склонны считать его легкомысленным и немного рассеянным. Но это в корне не так, он был хитер и очень наблюдателен. Кай ценил это, и всегда держал подле себя. Аппетит ни к черту. Устало прикрыл глаза, выдохнул, не помогло, взялся отсчитывать время, увы, мимо, представил, как ему на голову падает огромная люстра, превращая нечто, что он носил на плечах — в кровавое, мясное месиво. Раз, один триллион нервных окончаний, почувствовал, как концевые аппараты, образующие межнейрональные синапсы и осуществляющие связь нейронов между собой начали постепенно разрушаться, два, второй триллион нервных окончаний, последовало разпушение эффекторных окончаний, передающие нервный импульс на ткани рабочего органа.. три... Господь так и не благословил. Черт. Повернулся, обвел взглядом все столы других факультетов, остановился на одном, стало заметно получше, удивительно какое влияние могла оказать малышка. Она, как всегда, сидела в окружении дюжины друзей, при чем среди них были не только лягушки, но и множество девушек из Фэнет. Его всегда восхищало её умение очаровывать и заводить друзей. Хороший навык для его будущей жены. — Сонхан сказал, что вчера она ушла к себе. К бастетовскому не пошла, и весь вечер провела в их лягушевской гостиной. Кивнул. Неплохое начало дня, очевидно. Появился аппетит, он даже позволил себе натянуть небольшую улыбку, и с большим энтузиазмом принялся за остывший стейк. Но, конечно, не все проблемы решены. Завтра должен приехать отец. Школьная администрация буквально лебезила перед главным акционером и активным членом совета родителей, отец умел влиять на людей. Кай прикидывал каким образом ему стоит встретить отца, и как бы он смог замнуть инцидент в бассейне. Отцу не понравится. Думал. Глаза судорожно заметались, тремор начал возвращаться, сглотнул, сжал кулаки, попытался успокоиться. Эти действия словно прижились за ним, и это раздражало. Он должен оставаться идеальным, иначе рискует потерять все, что имеет на данный момент. Прикусил губу, подметил взгляд Сольюн, невольно ухмыльнулся, и.. игнорируя девушку, наклонился к Бомгю и зашептал: — Приведи ко мне в кабинет Бахи, — задумался, замолчал и прикинул, идея пришла внезапно, — и Ёнджуна из Азре. — А его зачем? Вырвалось. Бомгю инстинктивно метнул взгляд на Кая, чтобы оценить степень своей ошибки. На удивление друг остался спокоен. — Я желаю его видеть. Бахи весьма своенравна, и Кай был хорошо знаком с этой её чертой, а потому искал подход, который бы помог ему справиться с небольшой ошибкой в его младшей сестре. И нашел — Чхве Ёнджун из Азре. Тот самый единственный азресовец, находящийся в уровне Стелла. В прошлом году он узнал об этом от близкой подруги Бахи. Отец удачно взял его с собой на мероприятие, устраиваемое господином Шэнь. В то время отец настаивал на кандидатуре Шэнь Сяотин в качестве его невесты. — Вы уже выбрали пару на выпускной? — озадаченно поинтересовалась Хэра, вертя трубочку от коктейля из стороны в сторону, она делала это отвратительно криво, и ему пришлось отвести взгляд, чтобы не сойти с ума. — Хэра, учебный год только начался. И до выпуского ещё уйма времени, тебе не кажется, что ты затронула эту дилемму слишком рано, м? Весьма тактичный ответ. — Нет, Доюн, она права. И к тому господин Кан сам посоветовал нам уже начинать готовиться, ибо к концу года мы будем заняты подготовкой к экзаменам. Вам то намного легче, чем нам. Особо париться и не нужно. — Сольюн, а с кем ты собираешься на бал? Бомгю встрял очень удачно. Кай знал ответ условно, но в этом году он рассматривал несколько вариантов помимо Сольюн, ибо все прошлые разы он посещал различного рода мероприятия, устраиваемые школой именно с ней. Тогда возникли нежелательные слухи о их связи, и это естественным образом дошло до отца. — Не знаю, — сглотнула, метнула взгляд в его сторону, ожидая одобрения, подтверждения или согласия, чего угодно. Он знал, что она хочет видеть именно его рядом, но ему придётся испортить ее планы, — ещё не решила, — ответа от него так и не последовало. Ухмыльнулся. Задумался о Бомгю и о его определенных успехах. Друг не подводил его, и всегда безукоризненно выполнял любые задания. Поднял глаза, встретился взглядом и уловил нотку мольбы в перемешку с некой шаловливостью. Кивнул. Незаметно. Это их условный знак. — Юна, — коснулся её плеча своим, обворожительно улыбнулся, обнажив ровный ряд белоснежных зубов, и слегка прищурил глаза, это действовало на девушек безотказно, — почему бы тебе не пойти с нашим Бомгю? Их некая близость явно смущала её. Он подметил слабый румянец на её щеках, плотно скрытый косметикой. Он смотрел ей прямо в глаза, и бедная девушка вся сжалась от смущения, опустив глаза, залепетала не в силах противостоять: — Не знаю. Я думала он хочет пригласить очередную фэнетовку, разве нет? — мольба. — Не-а, — Бомгю мгновенно подловил её, и благодарно улыбнулся другу, стрельнув взглядом в сторону девушки, — я же не дурак, чтобы отказаться от возможности сопровождать одну из самых красивых девушек нашей школы? Ловушка захлопнулась. Кай почувствовал, как бессильно опустились её плечи. Она слабо, еле слышно прошептала свое согласие и уткнулась в свою тарелку. Он подмигнул Бомгю, и принялся тыкать вилкой о стейк, попутно начав размышления о предстоящих делах, и тут кто-то подал голос.. — А мне кажется, что она не хочет идти с тобой. Сглотнул. Замер, взгляд сфокусировался на скрупулёзно выстроенной фигурке из салфеток за столом, идеально ровно. Раз, два, три, четыре.. Отсчет не помогал. Гребаная заноза. Поднял глаза, встретился взглядом с злосчастной новенькой, в последнее время от нее только одни проблемы, она словно злой рок. От проблем нужно избавляться, как учил отец. Она своенравна, а своенравных он не любил, ибо ломать их волю гораздо сложнее, и усилий приходилось применять больше. Пожалуй, из подобных он мог выделить только малышку, но ее своенравность ему только нравилась. За столом все замерли. Никто не смел идти против президента, а потому многие с любопытством ожидали дальнейших действий. — Правда? — натянул самую любезную и лучезарную улыбку, приобнял Сольюн одной рукой, крепко сжимая в своих объятиях, таким образом удавалась контролировать нервы, и посмотрел на новенькую, — Сольюн, скажи, ты правда не хочешь идти с нашим Бомгю? — перевел взгляд на девушку, приблизился, почувствовал, как она дрожит, понравилось, улыбка стала более естественной, шепнул ей прямо в ухо, — неужели ты хочешь расстроить меня? — Нет, — его дыхание коснулось её шеи. Интимно. Сжала кулаки под столом, взгляд заметался по сторонам, она не знала куда себя девать, ощушая смущение размером с Эйфелеву башню, — ты ошиблась, Юна, я хочу пойти с Бомгю, — он улыбнулся шире, вдохнул аромат её легких духов, и.. оставил еле ощутимый поцелуй, никто и не заметил, — и ни с кем больше. Простите, — поднялась, сжимая низ школьной юбки, инстинктивно подняла взгляд на Кая, он изобразил саму невинность, — мне нужно отойти. Я забыла тетрадь по точным наукам, пойду принесу. Приятного аппетита всем. Новенькая проводила ее взглядом. Он заметил её волнение, и она явно пытается оскалить зубки в его сторону. Его это позабавило. — Видишь? — обратился к ней, — ты ошиблась, — поднялся с места, другие попытались сделать тоже самое. Видимо, чтобы последовать за ним, поднял руки в немом жесте, призывая остановиться, все сели обратно. Она должна понять без слов — кому принадлежит власть тут. Неспешно вышел из столовой. Ему явно стоило приглядеться к новенькой, Бомгю обещал узнать о ней побольше. Остановился, блаженно прикрыл глаза, почувствав приятный аромат лаванды. Она где-то рядом. Не видел малышку со вчерашнего дня, вечером она не появлялась в общей гостиной, и он успел изрядно соскучиться. Не сумел сдержать себя, и безвольно последовал в сторону аромата. Она шла в сторону сада, держа в руках увесистые книги, и цокая каблуком по этажам школы. Он последовал за ней. Она явно знала о его присутствии, но вовсе не боялась, раз зашла в глубь сада, и остановилась к у небольшого парника. Положила книги на небольшой столик с растениями, устремилась к цветущим розам. Он неспешно подошёл ближе, наклонил голову в бок, и стал наблюдать за её действиями. Оба молчали. Он знал, что она ожидает извинений, и лишь поэтому не выгоняет, и не пытается убежать. Малышка очень милая. — Ты обижена на меня? Молчит. Кай знает ответ, но с чего-то начать диалог стоило. Не смел подойти излишне близко, он и так слишком много накосячил, и она наверняка обижена ещё и за случай в бассейне. — Если пожелаешь, то я могу принести свои извинения за свои действия перед всеми, и тогда твоя гордость не будет задета. Метнула яростный взгляд на него. Он не сдержал победной улыбки, все же он смог привлечь её внимание, и выглядела малышка весьма забавно. Когда Вонён злилась, то непроизвольно могла надуть губки в знак некого протеста. Она была любимой и единственной дочерью своего отца, и Кай знал, что она выросла принцессой. Приходилось мириться с этим. — Знаешь, разве стоит извиняться, если извинения нужны тому кто извиняется, а не тому кто эти извинения принимает? Умна. Остра на язык. Строптива. Идеально. Она ждала ответа, а его взгляд зациклился на её губах. Он не дурак, а она очень красивая девушка, и весьма ухоженная. Некий блеск, видимо, помада, красиво сияла на губах бантиком. Сложил руки в карманы, поднял глаза, и лучезарно улыбнулся. Это, конечно, злило её больше, но он не мог ничего с собой поделать. — Тогда мне стоит извиниться лично, наедине и прямо сейчас? — двинулся на неё, она не стала отходить, попыталась вернуть себе равнодушный вид, но он уловил нотку волнения. — Камал, мне не нужны твои извинения, — врет, — оставь меня. Я хочу провести время наедине с собой. — Чан Вонён, я хочу пригласить тебя стать моей спутницей завтра на мероприятии у профессора Чхве. — бесцеремонно. Она ахнула от возмущения. — А не слишком ли ты наглый? Ты обидел меня, унизил перед всеми, хотя я хотела помочь тебе, чтобы ты не утонул! А ты мало того, что не поблагодарил меня, так ещё и спросил зачем я полезла, если не умею плавать. А из-за кого я не умею пла.. — осеклась. Испуганно прикрыла губы руками, и отошла назад. — Из-за меня, — ответил ровно, спокойно. Она не умела плавать потому что панически боялась воды ещё в детства. Со временем, она сумела побороть свой страх, но в большие водоёмы все равно не лезла. Не бежал. Этот обрыв — живое напоминание его беспомощности, такой тянущей за собой в глубины мрака, до боли скрипучей, отчаянно молящий о спасении, но спасении, которое так и останется неуслышанным. Сглотнул. Всего мгновение, одно лишь мгновение. Место её прикосновения обжигало, так словно бы ему суждено навсегда гореть в этой пучине ада. И с тех самых пор — он горел, пока от него не остался лишь пепел, который развеялся с первым порывом ветра. Унося его так далеко, но неумолимо близко. Унося его в самую глубь этого обрыва, там, где стынет её тело, такое недавно живое, но такое болезненно беспомощное. Он не испытывал ничего. Стоял, молча смотря вниз, как её уносит ветром, и как умиротворённо выглядит её лицо. Это и есть желанная ею свобода? И лишь один вопрос разъедал его изнутри, уродливо склизко, отвратительно, мерзко. Счастлива ли она теперь? Будучи свободной. Ему не было больно. Он просто считал, что с ним поступили несправедливо. Её эгоизм — его вечная пустота. Он был счастлив за нее, хотя это счастье далось ему невероятно тяжело, но он знал, что теперь она свободна. Он ничего не чувствовал, но почему маленький ребёнок в нем так истерично плачет? Он хочет присесть рядом, и нет, вовсе не для того, чтобы успокоить, а лишь сказать, что она не придет, и пусть он больше её не ждёт. Пусть не терзается надеждами. Она предпочла свободу, а он выбрал вечную пустоту. И никто не смог спасти его, пока он в ней тонул. Большие, бездонные, чёрные глаза навсегда опечатались в памяти. Всегда в слезах. Она выбралась из этого ада, но навсегда оставила там его. Если он ничего не чувствует, то почему так непрерывно текли слёзы? Почему со временем иссохли, оставляя после себя лишь туманный обрыв. В нем нет ничего, а лишь зияющая дыра, наполненная мраком. Там он тонул, и там пожирали его душу. Там он оставил себя, взамен её свободе. Он дал ей прыгнуть, дал ей освободиться, видя любимые сердцу глаза в слезах — он сам толкнул её в эту пропасть. И лишь умиротворение на её лице не позволило ему прыгнуть вслед за ней. Она хотела освободиться не только от бренности мира, но и от него. От него, напоминающем об этой бренности. О том, что она такая же птичка, что заперта за золотой клеткой, а он носит лицо её мучителя. Дети расплачиваются за ошибки своих родителей. И тем вечером, он расплатился сполна. Возможно, не он, и не в этом мире. Но возможно, в другом, это будут не они, совсем другие, но там уже не такие чужие. Там он больше не чувствовал эту пустоту, а её глаза больше не смотрели на него с этим презрением. Презрением, которое навсегда опечаталось в его памяти. Уродливо. Бездна предательски манила его в свои объятия, обещая забыть обиды, стереть горечь, но за столь ничтожную цену — за саму душу. Он стоял на краю, касаясь пальцами мокрых камней, ощущая как пустота внутри него растет, поглощая каждую теплую мысль, оставляя лишь ледяные останки надежды. И в темноте, где свет исчезал, там, где мрак становился единственным убежищем, он нашел свое отражение. Бесконечное отражение пустоты, оставленной ее уходом. Его шаги были как приговор, каждый момент — как последний вздох. Он опустился в объятия мрака, ощущая, как тьма поглощает его, словно хищник свою добычу. Но в этом погружении была и свобода, свобода от боли, от надежды, от любви. Он плыл сквозь темные воды, словно возвращаясь к истокам, где все началось, где она оставила его среди обломков его собственной жизни. Неизбежно тонул, позволяя демонам утащить его на самое дно. Он погрузился во мрак, но потом увидел свет. И те самые глаза, смотревшие на него с презрением теперь неумолимо тянулись к нему. Тот вечер хранил большой секрет. — Не умеешь плавать, потому что всякий раз глупо тянешься меня спасать. Развернулся. Гнев начал разливаться по телу, и он поспешил скрыться, спешно зашагал в сторону школы. Оставив её одну. Он знал, что это нежелательные воспоминания для них обоих, но она затронула самый болезненный момент его жизни. Судьба явно играет в злую шутку с ним. Почувствовал неприятный зуд, зашагал быстрее, коридоры тянулись невыносимо долго. Один проход, второй, третий.. остановился. Тяжело дышал. Ему казалось, что он слышит, как часы отсчитывают секунды, он слышит чьи-то шаги далеко позади, отвратительный, мерзкий смех кого-то в столовой, и свое тяжёлое, прерывистое дыхание. И вот оно проклятье. На него высокомерно взирали глаза Сикстинского ангела, и.. картина вновь висела криво. Улыбнулся. Это явно чья-то злая шутка, и он мог поклясться, что видит Господь, он, его верный раб, старался сдерживать свои пороки, но сейчас они одолели его, и взяли вверх над ним. Прощай, Сикстинский ангел.