⚜️⚜️⚜️
Высокого и орущего проклятия альфу, волокут в просторное помещение. Двое громил, обхватив вора за локти, тащат его в сторону выстланного белого поля. В огромном помещении, напоминающем стадион, освещена лишь эта белая дорожка. Альфа, чьи ноги волочатся по земле, создавая шорох в тиши помещения, с опаской вглядывается в белую дорожку с красной линией посередине. Мужчина гулко сглатывает, начиная медленно осознавать напуганным нутром, куда его приволокли. — Нет, нет, только не сюда, — начинает истошно вопить он, болтыхая ногами, пока один из альф не ударяет его по лицу, оставляя еще один кровавый след. Губа трескается снова и кровь начинает течь на вымытый до блеска пол. Альфа поднимает затуманенные глаза и не видит ничего, кроме белого поля. Он прекрасно наслышан, что делает Мобиус с теми, кто его предал или подставил. О главном фетише Чонгука наслышан, казалось бы, весь Данделион. Чонгук прекрасный фехтовальщик, которым восхищаются все те, кто успевает хоть краем глаза взглянуть на его технику. Только вот все те, кто когда-либо переходил ему дорогу, трясутся от одного упоминания этого места. — Ты прекрасно знал, Маус, что Мобиус ненавидит когда люди забирают то, что принадлежит ему. Особенно те, кто на него работают, — подает голос один из альф, который притащил его в это помещение по приказу босса. Они разминают пальцы и придавливают Мауса коленями к полу. — Я не хотел! У меня не было выбора, — начинает судорожно перебирать слова альфа, но его голос замирает и затихает на полуслове, когда там, где темнота, слышатся тяжелые шаги. Каждый приближающийся звук отдавался сумасшедшим кульбитом сердца Мауса, руки которого начали ходить ходуном словно при эпилепсии. Он сжимает их друг с другом и сцепляет челюсти, чтобы он не услышал с какой силой стучат зубы альфы. Этот запах грейпфрута и можжевельника равносилен запаху, что является предвестником смерти. Маус в голове воображает увидеть черную фигуру в балахоне с косой наперевес, но в темноте вырисовывается белый силуэт. Это куда хуже смерти. Мобиус в стократ страшнее ее. Альфа облачен в белоснежный защитный костюм фехтовальщика, его ладонь с силой сжимает опущенную рапиру, а лицо скрывается за специальным шлемом. Сколько бы Маус не пытался разглядеть, лица так и не видит. Белая куртка прочно обтягивает широкую грудь, чуть ли не рвется на нем. Вероятно, что один мощный удар этого альфы отправит Мауса на больничную койку до конца его жизни. Чонгук тормозит в трех шагах от альфы, а тот уже чувствует накалившийся воздух. Пак Риджун — неизменный помощник Чонгука, всегда стоящий за его спиной, окидывает Мауса презренным взглядом и хмыкает. — Ты же знаешь, почему ты сейчас тут находишься? — подает голос Риджун, складывая руки на груди, что обтянута коричневой кожаной курткой. Он пятерней зализывает назад черные волосы и недовольно цокает, когда Маус судорожно начинает мотать головой. — Знаю, знаю, но я не хотел этого делать. Мобиус, поверь мне, — он истерично на коленях подползает к ногам Мобиуса, который даже не двигается с места. Стоящая за спиной альфы охрана дергается, но рука Чонгука вздымается вверх, показывая им оставаться на местах. Маус же касается лбом ботинок Чонгука и истерично трет окровавленные ладони. Его лицо было все в синяках и гематомах, поэтому мимика альфы была нарушена. — Мой сын смертельно болен, поэтому мне срочно нужны были эти деньги. Я знаю… знаю, что подвел тебя, но мой сын срочно нуждался в операции. Для тебя ведь эти деньги не проблема, Мобиус. Риджун за спиной Чонгука хмыкает. — Считаешь, что три ляма — это мелочи жизни? Тебя отправили следить за поставкой оружия, не для того, чтобы ты несколько коробок припрятал у себя, а потом кому-то пихнул. И, вероятно, что нашим врагам. — Нет, нет! Покупатели были со стороны Аногонии, честное слово. Мобиус, сжалься, — Маус поднимает голову и его пронзает этот первородный страх. Он не видит глаз Чонгука, но точно знает, что тот смотрит на него. Мобиус чуть склоняется и свободной рукой убирает со лба альфы, прилипшие от крови, темные волосы. Пачкает белый костюм кровавыми разводами. Он это делает так успокаивающе, что Маус на мгновение расслабляется. — Это правда мелочь. Три миллиона ничего не стоят в сравнении с жизнью ребенка, верно? — этот низкий и чуть охрипший голос заставляет подобраться всех присутствующих. — Да, да! Все верно! — начинает кивать Маус, продолжая молитвенно потирать руки друг об друга. — Сильно болен? — Сильно, Мобиус. Эти деньги пойдут ему на операцию, — сглатывает вязкую слюну Маус, где-то внутри начиная ликовать, что сумел обдурить самого влиятельного человека Аногонии. Рука Мобиуса вдруг замирает, а потом силой сжимает волосы на затылке альфы, заставляя того громко зашипеть и запрокинуть голову назад. Даже сквозь перчатки Чонгука, альфа чувствует выжигающий ему кожу головы жар. Он начинает биться в истерике, хватаясь окровавленными руками за белую куртку. — Знаешь, Маус, прошлый лидер нашей великой стороны кое-чему меня научил, — он передает рапиру Риджуну и освободившейся рукой снимает шлем. И Маус впервые видит эти глаза вживую: антрацитовые, переливающиеся янтарным огнем, который фантомно выжигает в альфе дыры прямо сейчас. И эта мнимая боль настолько сильна, что альфа начинает выть от нее, не выдерживая этого тяжелого взгляда. Там выжженная земля, хаос и ядерная война. Мобиус дергает голову вора назад, заставляя в полной степени заглянуть в свои глаза. — Он научил меня никому не доверять. Совершенно. Поэтому каждого, кто клянется мне в вечной службе, я проверяю. Твое дело лежит в множестве других таких же. И вот незадача, но час назад твой сын был полностью здоров, а те деньги, которые ты собирался перекинуть на заграничный счет, были нами перехвачены. Но не это меня расстраивает больше всего, — до этого остававшийся с нечитаемым лицом Чонгук, вдруг сцепляет челюсти, еще сильнее выделяя острые скулы, а радужка будто загорается еще сильнее. Маус в руках альфы начинает судорожно трястись и тихо выть. — Меня расстраивает, что ты врешь мне прямо в лицо. Он с огромной силой дергает его голову вниз, да так, что Маус бьется лицом о пол, разбивая себе нос. Он начинает выть еще громче, инстинктивно закрывая окровавленное лицо руками, а Чонгук беспристрастно отходит от него, обратно надевает шлем и забирает из рук Риджуна уже две рапиры, одну кидая к лицу Мауса. — Я даю тебе шанс, Маус. Шанс выжить и уйти отсюда. Если сможешь выиграть у меня, то останешься жив вместе со своей семьей. Но если нет — сегодня весь твой род сгорит заживо. Маус заглядывается в закрытое маской лицо, надеясь, что это какая-то глупая шутка. Но Мобиус, выжидающе облокотившийся на рапиру, точно не шутит. Альфа судорожно моргает, но подбирает рапиру и встает на трясущихся ногах, наставляя ее на хмыкнувшего Чонгука. Маус нападает первым с громким криком, но просекает лишь воздух, потому что Мобиус, совершенно легко отклоняется в сторону. Маус пробует еще раз, совершенно неумело держа рапиру в руке, действуя исключительно на инстинктах. Из-за заплывшего глаза угол его видимости сужается, поэтому он вертится вокруг себя, пытаясь не упустить Чонгука из виду. Но ему не удается ни на процент задеть Мобиуса, и мужчина, тяжело дыша, сгибается пополам. — Сдаешься? — Чонгук возвышается над ним, опуская рапиру. Маус, озлобленно хмыкнув, делает выпад вперед, касаясь концом рапиры груди Чонгука. — Я выиграл! — вопит он в лицо Мобиусу, отбрасывая оружие в сторону. Он громко ликует и прыгает вокруг своей оси, но вдруг останавливается, когда слышит такое грубое, но леденящее душу: — Я так не думаю. Маус вспыхивает огненным заревом, вдруг начиная истошно кричать. Он падает на пол, дергается в болевых конвульсиях, моля Мобиуса прекратить. Но тот, глядящий на вора неотрывно, лишь безразлично пожимает плечами. — Ты проиграл бы в любом исходе. Потому что никто, — Мобиус склоняется над заживо горящим альфой, а его маска начинает отражать языки пламени. — Слышишь? Никто не смеет трогать то, что принадлежит мне. Может для меня это и незначительная сумма, но даже если бы ты украл хоть сотню, я бы огненным топором отрубил бы тебе руки. Скажи спасибо своей жадности, Маус, потому что твою семью ждёт та же участь. Мобиус распрямляется, обходит все еще орущего альфу и щелкает пальцами. Огонь усиливается, за секунду сжигая альфу до черного праха от костей. — Уберите его отсюда, — раздраженно машет рукой двум альфам Чонгук и снимает защитный шлем, отбрасывая в сторону. — Прикажи нашим парням проделать тоже самое с его мужем и ребенком, — обращается он к замершему сзади Риджуну, зубами стягивая белые перчатки. — А это не слишком…? — вдруг пробует аккуратно возразить Риджун, но альфа резко поворачивается к нему лицом, прожигая антрацитовыми глазами, в радужках которых все еще бесновались отголоски мертвого огня. — Его муж помогал во всех махинациях, отмывая эти деньги. А сын останется сиротой. Лучше уж умереть, чем всю жизнь потом страдать в бедноте и без родительского попечения, — Мобиус смотрит Риджуну прямо в глаза, так что альфа дергает плечами, будто желая сбросить с себя навалившуюся тяжесть. Ему, как никому другому, отлично известно о тяжелом детстве Чонгука. Скольких усилий ему стоило стать тем, кем он является на данный момент. — Хорошо, я все сделаю, — не выдержав взгляда, Риджун опускает голову, кивнув. — Через сколько этот прием? — альфа разворачивается и наконец снимает с себя перчатки, тоже оставляя их валяться на полу. — Через час. И ты обязан на нем быть, — как бы между прочим напоминает Риджун. — После приема все четверо лидеров собираются для подписания договора, теперь уже в Мисарии. — Мисария? — морщится Чонгук, нерасторопно идя в сторону выхода, где у дверей его уже поджидал черный BMW, окруженный кортежем из джипов. — Почему именно там? Ненавижу их климат. — Десять лет назад договор подписывали в Иллюзионе, сейчас очередь перешла к водной стихии. Дааль сегодня организует прием. — Его организация заканчивается на уровне личного присутствия, — охрана, стоящие у кортежа, склоняют головы перед боссом, открывая ему дверь. Чонгук же поворачивается лицом к Риджуну. — Захватим Хаоса, пусть насладится воплями страха этих водяных неженок. — Обижаешь, — фыркает Риджун, а обладатель имени «Хаос», будто услышав свое имя из недра автомобиля, подает голос. От страшного рыка, стоящая у машины охрана, непроизвольно делает шаг назад. Из двери сначала показывается коричневая морда волка, а затем и он сам. Хаос оглядывает каждого присутствующего хищным звериным взглядом, но лишь Чонгук улыбается ему самым краешком губ, тут же смягчая пылающий взгляд. Волк тут же перестает рычать, как только ладонь с красной нитью на запястье укладывается на огромную морду. Хаос был взрослым волком золотисто-коричневого окраса, не признающий никого, кроме Мобиуса. Они — будто две потерявшиеся во мраке души, обделенные божьей милостью. Чонгук нашел Хаоса маленьким волчонком в горе мусора, раненого и такого же обреченного, как и сам Чонгук на тот момент. Сейчас же один рык Хаоса может навлечь лютый страх даже на охрану альфы. — Я предположил, что ты захочешь его забрать с собой. Но боюсь, что Дааль не оценит такого подарка. — Плевать я хотел на его мнение, — тут же меняется во взгляде Чонгук, бросая его на Риджуна. Альфа тут же поднимает руки в примирительном жесте. — Ладно-ладно. Твой костюм лежит в багажнике. Нужно переодеться и ехать на прием. А то боюсь, что без нас не начнут, — прыскает Риджун, обходя BMW и открывая дверь с водительской стороны. Когда за Мобиусом закрывают дверь, Хаос укладывается рядом, кладя свою морду на колени альфы, Риджун заводит мотор. — Знаешь чего я не понимаю? — вдруг спрашивает он, по рации передавая, что они готовы ехать. Чонгук, откинувшись головой на кожаное сидение и прикрыв глаза, устало вопросительно мычит. — Почему мы не можем не подписать договор и завтра пойти войной на всех? Мы ведь априори сильнее всех вместе взятых сторон. За нами армия, оружие, ядерные ракеты. Мы разнесли бы их за несколько месяцев. — Потому что одно слово война — это уже немыслимо. Десять лет назад мы все начали строить новое будущее Данделиона, как раз-таки из-за угрозы войны. Война понесет огромные потери, разрушится то, что мы строили эти года, умрут люди. И если миром будет править лишь одна стихия, начнется полный хаос. Без Патогонии больше нечего будет есть, потому что именно они занимаются сельским хозяйством, без Мисарии все озера и океаны высохнут, а без Иллюзиона разрушится озоновый слой и мы все сдохнем в муках. Поэтому просто заткнись и молча веди машину, — Чонгук, не открывая глаз, трет виски, а Риджун резко затыкает рот. — Да, я не подумал. Прости. — Каждый из нас мечтает убить друг друга. Я каждую встречу чувствую ненависть Каито ко мне, знаю о мечте Лиёна воткнуть мне нож в спину, а Дааль, вероятно, желает стать владыкой Вселенной, но тем не менее каждый понимает, к чему приведет война между сторонами. Поэтому мы обновляем этот договор. Риджун больше не говорит ни слова, а Мобиус, открыв глаза, поворачивает голову к окну, разглядывая черные остроконечные небоскребы, которые отражают в своих гранях вечное пламя и темно-оранжевое тяжелое небо над головой. Чонгук вложил слишком много сил в эту часть Данделиона, чтобы разрушить все войной. Пока нет причины — он будет принимать условия других сторон и ставить свои для взаимовыгодного проживания.⚜️⚜️⚜️
По просторной гостиной раздается звонкий удар металлической пряжки ремня о кожу. Этот тугой и противный звук не заглушает даже журчащая вода из столбов, что лилась прямо с потолка, создавая некий декор богато обставленной комнаты. Еще удар, а Юнги задыхается от боли, скребя темный паркет короткими ногтями, что выстрижены по миллиметрам под линейку. Он лбом втыкается в ладони, жмурится так сильно, что искры из глаз начинают сыпаться. Держащие его за щиколотки альфы, из охраны отца, не дают и шанса убежать, скрыться от этого преломляющего ужаса. Юнги не кричит от боли, хотя очень хочется разжать плотно сжатые челюсти и завопить во все горло, до срывающихся связок, но он не позволит отцу насладиться этим зрелищем. Мин Дааль — глава стороны Мисария, возвышающийся над скрученной фигурой его младшего сына у себя в ногах, лишь глухо хмыкает и замахивается еще раз, держа плотный и тяжелый ремень в руке. Он приходится по открытому плечу, оставляя красную полосу. Омега же сцепляет зубы еще крепче, что аж эмаль стирается до критической степени. — Только лицо его не задевай, отец, а то на приеме будет слишком много вопросов. А нам не нужно, чтобы это ничтожество привлекало к себе много ненужного внимания, — от неестественно выгнутых пальцев, что вжимаются в паркет, Юнги поднимает нечитаемый взгляд на появившегося в дверях старшего брата. Он совершенно безучастно остановился на безопасном расстоянии за спиной отца, застегивая рубашку парадного лазурного костюма. Он окидывает младшего брата таким омерзительным взглядом, будто смотрит не на родную кровь, а на грязь под ногами. Юнги всегда был для них никем, грушей для битья. На отца он взгляд не переводит, потому что знает, что за это получит еще несколько ударов. Дааль же даже на расстоянии излучает самую негативную и рассерженную энергию, он одним движением наклоняется и хватает сына за темные и слегка вьющиеся волосы. — Ты такой ничтожный, что перестал слышать меня? — он задаёт этот вопрос в упор, больно стягивая волосы Юнги, но омега не меняется в лице. Эту броню он выстраивал на протяжении двадцати лет. Как только он родился, забрав жизнь папы, отец стал показывать ему весь спектр жизни омег. Только в совершенно нехорошем смысле. С самого детства Юнги наказывали за все, что только он совершал. Верно или неверно, Даалю было все равно. Само существование омеги бесило и разнилось с его принципами. Он всегда мечтал о наследнике, который как раз сейчас стоит за его спиной. Такой жалкий и мягкотелый, погано хихикает над неудачами омеги и считает, что имеет власть в этом доме. Юнги закончил университет в восемнадцать, во время обучения одновременно учился в консерватории другого города, успевая еще заниматься другими кружками, которые только мог впихнуть отец в его расписание. Юнги рос и растет в таких условиях, в которых любой другой человек бы давно свихнулся и покончил жизнь самоубийством. Если сначала Юнги старался угождать отцу, пытался ему понравиться, то потом это переросло в ненависть и привычку. Лицо омеги перестало выражать какие-либо эмоции, когда Далль раз за разом бил его. Альфа на этом не скупился, он перепробовал все различные методы пыток, начиная от обычного ремня, заканчивая пыткой под водой. Возможно, одна из причин ненависти альфы было то, что Юнги единственный из Минов, кто не обладал никакой магией. Когда наконец омега это осознал, он утопал в истерике, истошно вопил, бился головой о стену, пока не пришел Кан Каэль — глава его охраны, личный телохранитель и просто единственный человек, которому он доверяет в этом доме. Но это не помогло, Юнги остался бездарным членом правящей династии, не имея ни капли силы. — Я сказал надеть тебе что-то приличное, но что сделал ты? Черное?! — он так грубо отпускает голову сына, что тот бьется лбом о паркет, с огромной силой сдерживая стон. Темные вьющиеся волосы спутались еще больше, а черный и когда-то прекрасный брючный костюм был порван в нескольких местах. Дааль же распрямляется и складывает руки за спиной, все еще не отпуская ремень. Он кидает на омегу быстрый взгляд, полный омерзения, и отворачивается, будто ему противно одно существование омеги рядом. — Сегодня важный день, когда Мисария принимает все четыре стороны, и я не позволю, чтобы ты сорвал это торжество своим внешним видом. Немедленно пошел и привел себя в человеческий вид. Хоть что-то сделай хорошо. Ведь только лицом ты и можешь своим светить, потому что на большее такое ничтожество не способно. Юнги впивается ногтями в паркет еще сильнее, сжимает губы до кровавой росы и поднимает взгляд изумрудных глаз, испепеляя спину отца. Вероятно, если бы альфа сейчас увидел это, он бы избил сына еще сильнее. — Убери его отсюда, — устало машет рукой Дааль, все это время стоящему вдали Каэлю. Альфа кивает, тут же быстрым шагом подходя к омеге и помогая ему подняться. Плечом отпихивает стоящих двух охранников, метая в них разъяренный взгляд. Юнги, придерживаясь за подставленные плечи Каэля, прилагая массу усилий, не издает не звука, пока поднимается на ноги, хотя боль была жуткой. — Ты — полное ничтожество, — голос отца заставляет Юнги замереть вместе с Каэлем, буравя взглядом пол под ногами. — Все, что сейчас ты имеешь на своем теле — ты заслужил. Я еще как следует не наказал тебя за твое своевольничество с татуировкой, которую ты посмел сделать без моего ведома. Но ничего, я это исправлю после мероприятия, — Юнги чувствует, что альфа смотрит ему прямо в спину, колени от этой удушающей ауры подкашиваются. — Попробуй только выкинуть что-то сегодня. Ходи, улыбайся и молчи. Запомни, Юнги, ты просто кукла, которая стоит рядом с нами лишь для красоты. — И то, сомнительная красота, — омерзительно хмыкает рядом Рейв. Юнги прикрывает глаза и невербально дает Каэлю приказ двигаться дальше, в свою комнату. Когда дверь за ними наконец закрывается, Юнги с громким стоном падает ничком, удерживаемый лишь Каэлем. — Прости, я снова ничего не смог сделать, — альфа шепчет это почти неслышно, опускаясь на каменный пол рядом с Юнги, который не смеет двинуться из-за разрывающей тело боли. Он поворачивает голову, и из чистейшего изумрудного глаза стекает одинокая слеза, разбиваясь о темно-зеленый мрамор. Так же, как когда-то разбились надежды Юнги на счастливую жизнь. Полностью изодранный костюм — как напоминание, что Мин Юнги в этом доме никто, а черный тяжелый браслет на его лодыжке, что постоянно мигает красным светом и посылает все данные о состоянии организма и перемещениях омеги на телефон отца — подтверждает это. Юнги ненавидит свою жизнь, ненавидит отца, ненавидит брата, ненавидит папу, который бросил его и не родил со способностями. Каждую ночь он засыпает с мыслью, что хочет умереть, раствориться морской пеной, лишь бы больше не чувствовать боли. Не было еще ни дня, чтобы омега ее не ощущал. Боль — его самая близкая подруга, она приходит каждый божий день, гладит его по спутавшимся волосам и причитает тихое: «притворись, что не чувствуешь меня». И Юнги научился это делать — чувствовать боль, не меняясь в лице. Его взгляд медленно скользит к плечу, которое полностью усеяно черными, словно нефтяными, разводами, вплоть до запястья. Он сделал это тату некоторое время назад, чтобы перекрыть страшные, рваные шрамы, оставленные отцом при шоковой терапии. Он считал, что это поможет омеге повзрослеть, но кроме оглушительной боли и сломанной психики — Юнги это ничего не дало. На другом запястье у парня набита его любимая фраза: «У настоящих историй любви финалов нет». Он прочел ее в двенадцать лет на одном из архитектурных чудес, в другом государстве, которое позже снесли. Эта фраза увековечилась у омеги на запястье. Он читает ее каждый раз, когда на грани отчаяния. Пятьсот два. Именно столько раз Мин Юнги мечтал умереть. Один. Столько раз он пытался это сделать. Топился в ванной собственной комнаты, пока не пришел брат, и отец не оставил те самые шрамы на плече. Прошло много лет, но Юнги ощущал эту лютую, хоть и фантомную, боль до сих пор. — Юнги, — так же аккуратно зовёт его Каэль, обеспокоено дотронувшись до плеча, но омега лишь молча мотает головой. — Одну минуту, Каэль, молю, — одними губами просит Юнги, а альфа кивает и подставляет руку под его затылок, чтобы тому было не больно лежать. Омега не знает , сколько находится в таком состоянии, но он дергается от шума внизу и поднимается так резко, что голова начинает гудеть. — Приготовь мои таблетки и второй костюм. Голос омеги глухой, бесцветный и безжизненный. Он поднимается, удерживаясь за руку Каэля и руками опирается о спинку резной кровати. Просторная комната, выполненная в изумрудных оттенках, с фонтаном посередине и балконом, выходящим на океан, была его единственной крепостью. Отец ни разу еще не заходил в нее, все время вызывая сына в гостиную или свой кабинет. Каэль кивает на приказ и через мгновение подает пару таблеток белого цвета со стаканом воды. Когда так вышло, что Юнги больше жизни своей не представляет без антидепрессантов, обезболивающего и снотворного? Еще одни лучшие друзья омеги, убивающие его каждый день — медленно и безболезненно. — В следующий раз я смогу тебя защитить, — Каэль открывает шкаф, перебирает костюмы — все как один. Только морские оттенки и ничего другого. Дааль убежден, что омега может лишь счастливо улыбаться на камеру, делая это в фирменном цвете их стороны. Это еще одна гениальная способность Мин Юнги. Если его ночью разбудить, он улыбнется так убедительно, что никто не почувствует тонны фальши за это улыбкой. — Не смей, — морщится Юнги. — Он выгонит тебя сразу из этого дома, а мне больше не с кем будет даже поговорить. Не считая Тэхена, конечно. Каэль поджимает губы и подаёт морского цвета костюм, подстраховывая омегу. — Мне невыносимо больно смотреть на то, как ты страдаешь. — А ты первый год смотришь на это что ли? — огрызается Юнги, но тут же смягчается, отбрасывая костюм в сторону и зажимая лицо Каэля в своих ладонях. — Я знаю как дорог тебе. Но иногда лучше потерпеть, чем в секунду лишиться всего. — Я понимаю, — Каэль смотрит в эти изумрудные радужки неотрывно, заставляя свое сердце биться быстрее. Омега делал это с ним каждый раз. — Вот и хорошо, — омега отпускает его лицо и аккуратно скидывает с себя старый костюм, тут же приказав его выкинуть. На секунду он кидает взгляд на свое отражение. Это черное пятно расползается так уродливо, портя его белоснежную кожу. Но это было необходимой мерой, потому что страшные шрамы привлекали все больше внимания, из-за чего отец злился все сильнее. Каэль подает ему пиджак, а Юнги осторожно просовывает руки. Консилером он замазывает кровоподтек на шее и снова глядит в свое отражение. Там — красивая картинка: изумрудные глаза с кошачьим разрезом, бледная кожа, вьющиеся черные волосы средней длины, но на деле — разбитая фарфоровая статуэтка. Разбитая и склеенная заново столько раз, что не сосчитать. Юнги выпрямляется, пробует улыбнуться отражению, пока Каэль безучастно наблюдает за ним, в глазах порождая лишь скорбь и жалость. — Идем, — командует омега и движется к выходу. Лишь бы пережить это подписание договора. А лучше не пережить.⚜️⚜️⚜️
Юнги никогда не едет в машине с отцом и братом. Так завелось еще очень давно, но он всегда приезжает за ними, в ничем не отличающейся машине из кортежа отца. Тем самым Далль показывает, что омега ничем не лучше обычных телохранителей. Даже хуже, в каком-то плане. Куча вспышек, вопросов журналистов, которые были приглашены, чтобы осветить этот знаменательный день подписания очередного договора. Омега же просто стоит за спинами отца и брата, просто улыбается на камеру, как и было ему велено. Огромный банкетный зал, в котором висели флаги всех сторон, уже вмещали больше трехсот гостей. Юнги лишь безлико лавирует между ними, улыбается и благодарит тех, кто подходит к нему с благодарностями за этот вечер. В основном, омегу здесь почти никто не знает. Люди привыкли говорить об альфах семьи Мин, а какой-то омега просто существует. Ничего серьезного. Каэль, темным силуэтом следует по пятам за Юнги, нервно поправляет пистолет в кобуре на поясе, недоверчиво оглядывая присутствующих. В какой-то момент Юнги ловит взгляд Рейва, который общается с другими, уже довольно взрослыми альфами. Он пальцем указывает на Юнги, сопровождая все это омерзительной улыбкой, которую подхватывают и остальные. Юнги кожу мечтает с себя содрать, лишь бы увидеть отвращение в этих глазах. Пусть лучше он будет уродом. Он уже пытался сделать себя таким, набив огромное тату, но эти похотливые взгляды все еще преследовали его. Каэль, заметивший изменение омеги, дергается в сторону Рейва, но Юнги хватает его за локоть, бросая отстраненное: — Успокойся. — Но он в наглую продает тебя, — не унимается альфа. — Успокойся, я сказал, — более требовательно бросает он, повернувшись к Каэлю. — Прикрой меня. Если спросят, скажи, что я в туалете. Пойду подышу. Юнги не ждёт одобрения альфы, оно ему не нужно, он просто выходит через главные двери, огибая прибывших, быстрым шагом вырываясь на свежий весенний воздух. Постояв с опрокинутой головой какое то время, Юнги идет в сторону парковки, решив, что у главного входа он привлекает слишком много внимания. Каэль его прикроет перед отцом, он всегда это делает. Альфа с ним столько, сколько Юнги себя помнит. Он пришел работать в их дом, когда ему было всего шестнадцать лет, тогда Юнги исполнилось пять. К нему представили Каэля, чтобы не тратить основные силы на никчемного омегу. Так рассудил Дааль. И, вероятно, Юнги впервые благодарен ему за что-то. Каэль заменял ему всех: лучшего друга, поддержку, брата и удовлетворение физических потребностей. Юнги с ним не спал, нет. Но иногда на него накатывало желание почувствовать себя любимым, значимым, потонуть в чужих объятиях, коснуться губ. Вероятно, Юнги его просто очень нагло использовал, но пока Каэль не был против, омега не чувствовал вины. Он прекрасно видит, что нравится Каэлю и совсем не этично пользуется его чувствами, сам же не ощущая ничего. Лишь благодарность, но ничего более. Юнги, сидящий на ступенях с опущенной головой, полностью ушедший в свои мысли, вдруг слышит зловещий рык совсем рядом. Он вздрагивает и поднимает голову, а в глубине глотки зарождается вопль ужаса. В метре от него стоит самый настоящий золотисто-коричневый волк, скаля белоснежные, острые клыки. Омега гулко сглатывает и поддается назад, на что волк начинает рычать еще сильнее. — Если ты пришел меня убить, то не тяни, пожалуйста. А то мне настолько не везет, что сейчас, вероятно, выйдет кто-то из охраны отца и спасет меня, — шепчет Юнги, смотря рычащему волку прямо в глаза, так и продолжая сидеть на каменных порожках. Волк делает шаг к нему, будто поняв его, а Юнги в ожидании склоняет голову. Этот сковывающий тело страх рождается сам собой, но желание покончить со всем намного больше. Если волк сейчас воткнется своими клыками в его глотку и разорвет на куски, Юнги больше не испытает никакой боли и давления со стороны отца и брата. Его смерть прикроют быстро, а на могиле будет стоять лишь трое: Каэль, Тэхён и Хэдли. Наверное, только эти трое держат Юнги в этом мире, не дают наконец обрести крылья свободы. Не важно какие, белые или черные. Но, вероятно, омега бы точно попал в ад, хотя бы за то, что до сих пор терпит адскую боль. Тэхен, наверное, будет плакать, хоть он всегда кажется очень сильным и собранным. Юнги знает, что в душе он ранимый. Юнги не сразу замечает безучастно стоящую фигуру в тени. Когда взгляд немного фокусируется, а человек делает шаг вперед, омега наконец может его разглядеть. Это был высокий альфа, точно выше Юнги на голову, в темно-бордовом брючном костюме. Его смоляные волосы были уложены назад и словно светились под искусственным светом фонарей. Пару прядей спадали на лоб. На одном запястье висела красная нить, а на другом — явно дорогие часы. Когда Юнги поднимает взгляд на его глаза, то внутри что-то будто взрывается. Он явно был с Аногонии, потому что в антрацитовых радужках резвились языки пламени. Юнги отчетливо их видел и будто ощущал. Воздух рядом с ним тут же заполняется самым необычным сочетанием, которое он только когда-либо ощущал. Это был грейпфрут, перемешанный с можжевельником. У альфы были грубоватые черты лица, довольно крупный нос, а острая и чуть вздернутая бровь была проколота. Кажется, Юнги где-то видел его лицо, может даже несколько раз. Но что точно ощущалось — от этого альфы несло властью и опасностью за версту. — Если это твой волк, то прикажи ему убить меня, — вдруг просит Юнги, а проколотая бровь альфы дергается. — Правда этого хочешь? Я ведь могу. Не успел Мобиус выйти из машины, его снесло волной этого яркого, пронизывающего цветочного запаха, в перемешку с шоколадным трюфелем. Мужчина даже тормозит на мгновение, чтобы вдохнуть этот аромат полной грудью. Кажется, запах так бросался во внимание лишь ему одному. Хаос, вдруг сорвавшийся с места, заставляет альфу последовать за ним и увидеть сидящего на ступеньках омегу. Он взирал на его волка со страхом, но в тоже время будто секунда — и он кинется ему в когти сам. Мобиус прекрасно знал этот взгляд, каждой клеткой кожи его ощущал. Только вот он, когда потерял самых близких себе людей, смог себя собрать по кускам и двигаться дальше, а сидящий омега явно был на это не способен. Альфа останавливается в тени, складывает руки на груди и, чуть склонив голову, безучастно наблюдает за омегой. Лишь за ним. Эти изумрудные глаза, Мобиус раньше никогда не видел такого взгляда, а он ведь повидал множество людей. У омеги были черные, слегка вьющиеся, волосы средней длины, утонченные черты лица, кошачьи глаза. Все это казалось таким…красивым, что становилось слишком скучно и приторно. Но единственное, что цепляет Чонгука — это именно сам взгляд: потухший и жаждущий смерти. Он смотрит на Хаоса так, как когда-то Мобиус смотрел на могилу своего папы. Омега перед ним был самым обычным, но в тоже же время его хотелось отгородить, как восьмое чудо света. Когда омега поднимает на него взгляд, сравнимый с океаном, Чонгук не понимает, что ощущает в эту секунду. Все возможные ощущения спутались в один огромный комок, не давая выявить точное олицетворение омеги. У Мобиуса такое впервые. Обычно на таких людей Чонгук не обращает никакого внимания, но почему-то от этого омеги он не может отвести взгляд уже третью минуту. Омега тупит взгляд в пол, а Мобиус наконец понимает, какой конкретно цветок ощущает в этой какофонии запахов. — Знаешь, на кого ты похож? — Чонгук не ждёт ответа. Это риторический вопрос. Он просто заставляет омегу вновь посмотреть ему в глаза, чтобы снова увидеть этот изумрудный рай, раскинувшийся на дне его глаз. — На камелию. Только не цветущую и яркую. — А жалкую и убогую. Я знаю, — губы Юнги дергаются в печальной улыбке. Мобиус только согласно кивает и складывает руки в карманы. — И почему так вышло? — Мобиус сам не понимает, почему не может сдвинуться с места, продолжая этот разговор. Он знает, что где-то сзади стоят охрана и Риджун, ожидая его. — Несправедливость, — Юнги вдруг перестает обращать внимание на все еще скалящегося волка. — А мир вообще несправедлив. Он соткан из нее. Если дунуть пудру, как на лазеры охраны, то можно увидеть, как мир пронзают нити несправедливости. И они так глубоко уже, что даже пинцетом не вытащить, — Чонгук чуть щурит глаза, не разрывая зрительный контакт с омегой, который слушает его очень внимательно. — Хочешь умереть? Это можно сделать в любую секунду. Я знаю три тысячи способов покончить с собой. Если вдруг надумаешь, то я скажу тебе все. Но умереть может каждый дурак, а ты попробуй прогореть до этого момента нормально. Догореть до конца. — И все же, твой волк мог бы стать моим красивым концом, — Юнги опускает взгляд на волка, и снова улыбается. Только от этой улыбки будто мир раскалывается на пополам, открывая врата всем тварям, всем горестям и людским грехам, которые томились где-то на самом дне. — Хаос не питается неудачниками, — рука Мобиуса вздымается вверх, а волк тут же, рыкнув на омегу напоследок, идет к альфе. — Тогда придется перестать им быть, чтобы понравиться твоему волку, — Юнги опускает голову, что черные волосы спадают на лоб, а Мобиус все же еще прожигает его взглядом. — Нет ничего, что мы были бы не в силе изменить. — Тебе говорили, что у тебя во взгляде целая огненная революция? — омега не сразу поднимает голову, но когда это делает, Чонгук снова наблюдает его еле виднеющуюся улыбку. — Он мне напоминает картину «Последний день Помпеи». В твоих глазах застыли чужие вопли отчаяния. Может, потому что ты сам это испытывал. Юнги вдруг хочет сказать что-то еще, вообще впервые хочется говорить и говорить, смотря в глаза этому альфе, но на пороге появляется Каэль, который подозрительно оглядывает Мобиуса, спускаясь к омеге. — Твой отец рвет и мечет. Я сказал, что ты в туалете, но нам нужно быстро вернуться, — Каэль дергает омегу за руку и тащит обратно во внутрь. Юнги оборачивается и ловит так и не отведенный взгляд антрацитовых глаз. — Еще увидимся, Хаос, — он обращается к волку, но продолжает смотреть в глаза альфы. — Надеюсь, что нет, Камелия. Юнги скрывается в дверях, а Чонгук переводит взгляд на волка, садясь перед ним на корточки. — Ты же не подходишь к людям, если не чувствуешь от них опасности? Почему к нему подошел? — обращается к Хаосу Мобиус, не надеясь услышать ответ. Волк что-то гудит, а Чонгук поднимается на оклик Риджуна. Хаос почувствовал опасность. Желание омеги умереть.⚜️⚜️⚜️
— Где ты был, черт возьми?! — Дааль хватает сына за локоть, болезненно сжимая его сустав. — Ты должен стоять рядом. — Ты же сам говорил, не попадаться тебе на глаза, — шепчет Юнги, когда Дааль его дергает так сильно, что волосы падают на глаза. — В себя поверил? — злостно шипит альфа прямо в лицо сына. — Дома ответишь за это. А сейчас веди себя так, будто ты самый приличный омега. Познакомлю тебя с одним влиятельным человеком. Юнги вдруг хочет выкрикнуть громкое «нет», но вовремя прикусывает язык. Он уже провинился за сегодня, на ударов тридцать, дальше только более страшные наказания. Дааль почти вталкивает его в круг стоящих альф, улыбаясь им. — Хочу представить вам своего младшего сына — Мин Юнги. Юнги же опускает взгляд в пол, когда альфы рядом удивлённо охают. — Не знал, Дааль, что у тебя есть еще один сын, — подает голос какой-то уже явно пожилой альфа, а Юнги про себя хмыкает. Безусловно, они не знали. И лучше бы не узнали. — И почему ты так редко его выводишь в люди? Он ведь у тебя такой симпатичный. Бери его на заседания. — Незачем омеге касаться дел бизнеса, — с вежливой улыбкой отрезает Дааль. — Время сейчас такое неспокойное, что лучше омегам дома сидеть. — И то верно, — кивает альфа. Какой бред. Юнги только прикрывает глаза, желая поскорее скрыться где-то в туалете для омег, чтобы его никто не достал. Лишь бы не чувствовать оценивающие взгляды. — Каито, я про него тебе рассказывал. Я считаю, что союз наших сторон укрепит связи в обществе и принесет только пользу. Я предлагаю тебе взять в мужья моего сына. Наши стороны с таким браком ждёт счастливое будущее. У Юнги все холодеет от этих слов. Он шокировано поднимает голову, сначала смотрит на хмыкнувшего брата, потом на не обращающего на сына внимания отца, а затем уже на того, кого представили как Каито. Юнги наслышан о нем. Явно недовольный и не внушающий чувство спокойствия альфа перед ним, был главой Патогонии. Омега непроизвольно сравнивает его с альфой с парковки. Не менее крупный, в коричневом брючном костюме, на части шеи виднелась татуировка, что уходила под рубашку. Пожалуй, только она привлекла внимание Юнги. Но эти глаза, будто собравшие в себя всю ненависть этого мира, взирали на Юнги так, что ему хотелось содрать с себя кожу. Если перед тем альфой хотелось упасть на колени от его величия, от этого хотелось вопить с животным ужасом. Юнги непроизвольно дергается от него, потому что настрой альфы явно не был добродушным. Он метает раздраженный взгляд на Дааля, а потом снова переводит его на омегу. — Мне не нужен муж, — со стиснутыми зубами отвечает Хосок. Стоящий за его спиной верный помощник Рико, настороженно переминается с ноги на ногу. А Юнги в эту секунду так благодарен этому Каито. Верно, не нужен тебе Юнги. — Да брось, — смелется Дааль. — У тебя как раз прекрасный возраст, чтобы завести семью. А мой сын родит тебе сильного наследника. Юнги хочется выблевать собственные легкие и не слышать больше этот ужас. Теперь он осознал, зачем его сюда привели. Это самая настоящая его продажа. Отец так открыто и нагло впихивает совершенно не внушающего доверия Юнги альфе, что омега в эту секунду чувствует себя самой настоящей шлюхой. — Ты не понял? — терпение Хосока заканчивается ровно в тот момент, когда двери открываются, впуская нового гостя. Все разом оборачиваются и замирают, а Юнги задерживает дыхание. Альфа с парковки появляется в окружении своей охраны, Риджуна и Хаоса, идущего ногу в ногу с хозяином. И омегу вдруг осеняет, где он его видел. Люди расступаются, дергаются от рычащего волка, а Юнги снова чувствует этот яркий всплеск запаха, который сопровождается новой гаммой страха. Мобиус ступает медленно, будто он здесь самый важный человек. Сразу перетягивает на себя все внимание, а от одного пылающего взгляда присутствующие стараются спрятаться за спинами других. — Мобиус, — рычит рядом стоящий Хосок. Мобиус. Именно так зовут главу одной из сильнейших сторон — Аногонии. Он буквально говорил с самым опасным человеком Данделиона, наговорил ему глупостей и пообещал увидеться еще раз. Только не предполагал, что так быстро. Если отец узнает об этом, ему точно сегодня придется не сладко. — Разговор окончен, Мин Дааль. Еще раз попытаешься впихнуть мне своего сыночка, я не посмотрю на наш договор — закопаю тебя заживо, — Каито дёргано складывает руки в карманы и в окружении Рико покидает их компанию, уходя в противоположную от Мобиуса сторону. Когда Юнги возвращает взгляд с Хосока на Чонгука, то дергается, потому что альфа смотрит прямо на него. Его взгляд тяжелый, действительно сравнимый с Помпеей. Юнги не ошибся тогда, сказав это. Он тянет и одновременно отталкивает. Дааль, заметивший этот зрительный контакт, вдруг дергает сына на себя, утаскивая к выходу. — Мы уходим. Мобиус провожает невысокую и утонченную фигуру омеги до самого выхода, в последний момент на ноге заметив черный мигающий браслет, окольцовывающий его лодыжку. Мобиус хмурится, а Рейв, окинув альфу последним презрительным взглядом, идет вслед за отцом.⚜️⚜️⚜️
Сначала слышится сильный грохот, а потом Юнги глохнет на оба уха, падая ничком прямо посреди гостиной. Бутылка, которую только что разбили об его голову, осколками летит на пол. Перед глазами предметы плывут, рассыпаясь искрами. Омега интуитивно хватается за голову, но тут же одергивает руки, потому что их пронизывает страшной болью. Он смотрит на ладони, а когда взгляд фокусируется, то видит на них много крови. Его крови. Он ощущает ее сгустки, вязко стекающие по лицу. Каэль, стоящий в дверях, судя по звукам дергается в его сторону, но Рейв перегружает ему дорогу. — Твоё поведение сегодня немыслимо! Я лишь одного просил от тебя — вести себя послушно. Но что сделал ты? Что за лицо ты состроил, что так оттолкнул Каито? И что это за переглядки с Мобиусом? Неужели я не уследил за тобой, что ты уже побывал в его постели? Всегда знал, что ты грязная шлюха, — рычит над омегой Дааль, меряя комнату крупными шагами. Юнги даже сглотнуть тяжело, настолько боль отдавалась во всем теле. Бутылка была не единственной, что сегодня коснулось кожи Юнги. Сначала это были сильные и отточенные удары Дааля, потом какая-то статуэтка, которая попала Юнги прямо в татуированное плечо, заставляя того тихо впервые застонать. — Я знал, что ты будешь весь в своего папашу. Он тоже любил погулять и повертеть своим задом перед альфами. И ты вырос таким же. Через полчаса я должен подписывать договор, но вместо этого я тут с тобой вожусь. Юнги вдруг поднимает на отца голову и сжимает кулаки на полу. На длинных ресницах застыли капли собственной крови, из-за чего взгляд становился тяжелее. — Не смей так говорит о моем папе, — сквозь зубы шипит Юнги. — Чего сказал? — резко дергается в его сторону Дааль, подлетая к сыну за секунду и ногой пиная его в живот. — Ты еще смеешь рот на меня открывать? Надо было еще в детстве вырвать твой язык. Небось, так ты бы был более привлекателен для альф. Я хотел наконец, что бы хоть кто-то вразумил тебя, вбил мозги на место, но даже Каито ты пришелся не по нраву! Ничтожество. — Я все всегда делал по твоей указке. Но ты никогда не доволен мной. Даже когда я не делал ничего, ты все равно меня наказывал. Это явно вошло у тебя в привычку, — Юнги опускает голову и еще сильнее сжимает зубы, когда Дааль пинает его ногой по ребрам. — Мразь. Неблагодарная мразь, — орет альфа, наклоняясь к сыну. — Я дал тебе все. Образование, дом, охрану. Хотел выдать тебя замуж. Но ты можешь лишь ныть. Это в стиле омег. Вы ничтожны, а любят вас лишь за милые мордашки. На деле — ты лишь кусок мяса. Надо было отдать тебя в бордель на стороне Мобиуса. Тебе же он понравился, да? — Ты дал мне расшатанную психику, проблемы со сном и самое отстойное детство, — Юнги поднимает голову и смотрит отцу прямо в глаза. А когда Дааль замахивается для жесткой пощечины, Юнги на адреналине тянется к кобуре на поясе отца и хватает пистолет. Так и продолжая лежать на спине, он обхватывает оружие обеими руками и выставляет его перед собой, наблюдая, как Дааль медленно поднимается, делая шаг назад. — И что дальше ты сделаешь? Выстрелишь, что ли? Ты же ничтожен. Ты не способен обходиться с оружием, — Дааль некоторое время наблюдает, как Юнги просто держит его на прицеле чуть подрагивающими пальцами, а потом громко хмыкает. — Посмел наставить на меня оружие? Тебе конец. Он дергается к омеге, но вдруг резко замирает после оглушающего звука. Выстрел разносится по всему дому, что стоящая на улице охрана сбегается в дом, ошарашено наблюдая за развернувшейся перед ними картиной. Дааль, который почти дотянулся до собственного пистолета в руках омеги, ничком падает к его ногам с простреленной головой. Пуля попала прямо в череп, обрызгав Юнги и все пространство за ним кровью. Охрана так и замирает, не понимая, что только что произошло. Рейв, отпустив Каэля, кидается к отцу, падая перед ним на корточки. А Юнги все еще продолжает держать пистолет перед собой трясущимися руками. Он опускает медленный взгляд на лежащего в луже собственной крови отца и не чувствует ничего. Дьявол прошептал в его ухо: «Ты недостаточно силен, чтобы выстоять шторм». Сегодня он прошептал в ухо дьявола: «Я и есть шторм». — Что ты наделал? — рычит Рейв, когда Юнги, придерживаясь за кресло, поднимается, все еще держа пистолет в правой ладони. Рейв резко поднимается, собираясь выхватить у брата оружие, но пистолет быстро взметается вверх. Теперь его дуло целится прямо в голову Рейва. — Ты не выстоишь в этой борьбе. В совете все со способностями, а ты — бездарность. Они уничтожат тебя и нашу сторону по щелчку. Мы потерям все величие из-за того, что ты посмел надеть корону на свою бестолковую голову. Юнги смотрит без каких-либо эмоций. Он просто держит брата под прицелом, а в голове лишь белый шум. Охрана переглядывается, не понимает, что делать в такой ситуации. При смерти главного лидера власть автоматически переходит к старшему сыну, но тот сейчас под прицелом. — Чего вы стоите? — орет Рейв охране. — Теперь я ваш босс! Схватить его, — ревет альфа. — Сдохни. И снова оглушающий выстрел. Рейв падает замертво вслед за отцом, разливая кровь по гостиной. Каэль срывается с места, подлетая к омеге и хватая того за плечи. — Ты как? Глупый вопрос в такой момент. Юнги безэмоционально оглядывает два трупа когда-то родных людей и кидает пистолет в их сторону. — У тебя нож есть? — Нож? — переспрашивает Каэль, а поймав совершенно серьезный взгляд Юнги, тянется к поясу, доставая резной кинжал. — Что ты…? Он не успевает договорить. Юнги наклоняется к своей лодыжке и просто пронзает браслет вместе с плотью, раскалывая его. Стонет от боли, но сильнее вгоняет лезвие, пока браслет не лопается, отлетая в сторону. По-другому его было не открыть. Это был великий замысел Дааля, который верил, что Юнги не хватит смелости взять нож. Когда-то изумрудный костюм окрасился кровавыми разводами, лодыжка истекала кровью, а на лице были брызги чужой и собственной крови. Выглядел он так, будто только что вышел из самого страшного фильма. Он поворачивается к замершей охране и совершенно спокойным голосом говорит: — Теперь я ваше прошлое, настоящее и будущее.⚜️⚜️⚜️
Просторное помещение с панорамным окном и длинным дубовым столом освещали лишь пара искусственных ламп. По сторонам стояли четыре стула, три из которых были заняты. Сидящий во главе стола Мобиус прожигает пустующее напротив место взглядом, сложив руки в замок у губ. Каито, сидящий по правую от него сторону нервно дергает ногой, не обращая внимания на пытающегося успокоить его Рико, стоящего сзади. Лиён, сидящий по левую сторону, безразлично крутит головой в разные стороны, пытаясь занять себя хоть чем-то в ожидании четвертного лидера. Посреди стола лежал лишь новый договор, четыре ручки и пачка сигарет Лиёна. Помимо самих лидеров сторон за каждым стояли их верные помощники. За Мобиусом — Риджун, за Каито — Рико, а за Лиёном его старший сводный брат Сокджин. — Где его носит, черт возьми? — рычит Хосок, резко ударяя по столу, что стоящий напротив Сокджин вздрагивает. — Дааль потерялся на собственной стороне? — Успокойся, он придет, — не смотрит на него Чонгук, зато Хосок убирает ногу с колена, проворачиваясь в его сторону. — Это ты меня сейчас успокаиваешь, Мобиус? — щурится он, накаляя воздух. — Может он передумал? — пожимает плечами Лиён. — Каждый раз желаю прострелить тебе мозги, чтобы лишить твоего присутствия в их жизни, — не обращая внимания на омегу, рычит Хосок, на что Мобиус лишь хмыкает, так и не смотря на него. — А я — твои яйца. Чтоб больнее. — Яйца реально больнее, — Лиён рядом прыскает. — Может без воды в этот раз? Зачем нам не пунктуальный лидер, а? Подпишем втроем и Мисарию завтра сровняем с землей. Это по части Каито уже. Хосок окидывает его разозленным взглядом, возвращаясь на место. Мобиус не успевает ответить, потому что двери зала открываются, впуская в него такой знакомый и разрушительный запах цветов и трюфеля. Чонгук, не убирая рук от лица, поднимает взгляд и замирает. Юнги заходит в зал, сунув руки в карманы и идя совершенно легкой и уверенной походкой. Его внешний вид был такой, будто только что он вылез из пекла Ада. Окровавленное лицо, изумрудный брючный костюм с красными пятнами, черные волосы спутались кое-где, а от кровавой лодыжки велся след, оставляемый на полу. Каэль, ступающий за ним, отодвигает стул напротив Мобиуса, давая омеге сесть на него. Затем становится за его спиной. Хосок снова закидывает ногу на ногу, и не выразив никаких эмоций, пронзающе оглядывает омегу. Лиён же, подставляет руку под подбородок, смотря на омегу, как на божество. Он заинтересованно вскидывает брови, расплываясь в улыбке. Юнги же, сев на стул, оглядывает стол и кровавой рукой без разрешения берет пачку сигарет Лиёна, закуривая. Он откидывается на спинку стула под полнейшую тишину, потому что никто из прибывших, с приходом Юнги, не проронил ни слова. Омега поднимает взгляд напротив и сталкивается с антрацитовыми глазами, что глядят на него, не моргая, выжидающе и очень властно. Юнги затягивается, выпускает дым, а в тиши его голос звучит четко и отчетливо: — Власть сменилась, — он говорит это легко, пожимая плечами. А Мобиус, смотрящий на него неотрывно, исподлобья, вдруг хмыкает, кивнув головой. Юнги сделал все так, как он ему сказал. Начал жить так, как хочет именно омега. Сегодня Юнги начал строить свое новое будущее, сам решая, что ему делать и как жить. А Мобиус, несколько часов назад пожелавший никогда больше не видеть загнанного и потерянного омегу, вдруг мысленно благодарит судьбу. Потому что сидящий перед ним Юнги смотрел в упор своими изумрудными глазами, будто бросая вызов самой сильной стороне Данделиона. Он знаменовал новое начало в эту ночь. И для Данделиона, и для Мобиуса. Цветок, распустившийся в непогоду — редчайшая драгоценность.