14 years ago. При правлении старых лидеров сторон; до подписания пакта о ненападении.
В это время недоверие между сторонами нарастало, чему способствовали нынешние лидеры. Они буквально натравливали людей друг на друга, гребли отмытые деньги и ничего не делали на благо своих сторон. Потому что казна вечно пополнялась из-за сердобольных работяг, только непонятно куда уходили все заработанные деньги. С первого взгляда кажется, что Данделион должен процветать, строиться и быть на вершине мирового рейтинга, как Арабские Эмираты, к примеру, только Данделион — это обратная сторона монеты, та темная часть, которую никому не видно, но всем о ней хорошо известно. Люди страдают от недостатка пищи, потому что в магазинах ценники повышают с каждой неделей, что даже элементарные крупы становятся непозволительны. Что уж говорить о таких продуктах, как сахар и шоколад? Поэтому почти каждый день на улицах появляются новые трупы людей, которые просто не дошли, рухнув от недостатка сил и голода. На некоторых просто невозможно было смотреть: впалые щеки, рёбра торчат, вытаращенные глаза, являющиеся признаком базедовой болезни. У людей из Патогонии, кто занимался земледелием, благодаря своей блеклой, из-за недосыпа и недоедания, магии, тоже дела шли из ряда вон плохо. Мисария рьяно отказывалась делиться водой, из-за чего другим сторонам приходилось либо воровать, либо набирать неочищенную. Все земли страдали от невыносимой жары, которую устраивала Аногония в отместку непонятно чему. Иллюзион создавал ветра лишь на своей территории, заставляя других дохнуть от смердящего запаха разлагающихся на улицах трупов. Но каждый из лидеров не спешил останавливать этот ужас, куда с каждым днем катился Данделион. Они просто наслаждались видом потонувшего в бездонной яме регресса города с высоты своих особняков, заставляя всех следовать по строгому своду правил, что висели позолоченной табличкой в центре. Первое и самое отвратное правило, которое только можно было придумать — омегам полностью запрещается работать на огромных предприятиях и пиковых точках, также запрещается участие в различных видах спорта и представлениях города на международных олимпиадах/соревнованиях. Полный патриархат, с которым сделать ничего нельзя, потому что выгравированные правила нарушать категорически запрещено, или сразу последует наказание — мучительная смерть. У Кираса — лидера Аногонии, был особый фетиш на кровь и долгую смерть. Каждый раз, ловя нарушителя, он обожал слушать крики и мольбы, рассевшись на своём кресле на центральной площади. Единственное место, куда более менее выделяют кругленькую сумму — это госпиталь в Мисарии. Одно единственное медицинское бесплатное учреждение, куда не перестают поступать люди с одними и теми же симптомами. Видов работ в Данделионе не так много. Все зависит от стороны. На Аногонии — либо работаешь на металлоперерабатывающих заводах, либо в оружейном цеху. В Мисарии — занимаются транспортировкой по океану и работой в госпитале. В Патогонии же пытались выращивать разные культуры, а Иллюзион на тот момент строил самый большой Гидрометцентр. Кто покрепче и с большими амбициями, пытаются попасть в армию, откуда и можно начать карьерный рост: от хранителей правопорядка до приближённых военных всех лидеров. Все еще самым сильным и неуправляемым считался Кирас, кто в свое окружение допускал только самых избранных. Попасть под его крыло было сложно, а остаться — еще тяжелее.⚜️⚜️⚜️
Детство в Данделионе отсутствует напрочь, все подростки вынуждены работать, обеспечивать себя и свою семью. Многие дети остаются на улицах из-за военных действий, в следствии которых остаются разбомбленными многие дома. В основном нападает только Аногония и Иллюзион, имея нужную технику. Кто-то теряет в проклятом городе своих родителей, единственную ниточку, которая помогала оставаться на плаву. Без родительской опеки справляются лишь тридцать процентов, статистика отвратная. Чонгук потерял своих родителей в двенадцать, ровно два года назад, в очередном налёте беспилотников из Иллюзиона. В тот день коричнево-оранжевое небо Аногонии разрезали истребители, они бомбили город, уничтожали все, а земля продолжала впитывать в себя людские вопли и кровь, но об эвакуации никто так и не заикнулся. Кирас с приближёнными и семьей тогда закрылся в своём бункере, оставляя свой народ гибнуть и молиться богу. Чонгук в тот же день перестал в него верить, потому что во время молитвы, когда чуть дрожащие губы шептали такие значимые слова, на глазах альфы взорвалась местная школа, на которую с неба сбросили огромную бомбу. Отец Чонгука был преподавателем английского, а папа работал завучем. В тот день у обоих была смена. Хотелось бы Чонгуку не помнить тот день от слова совсем, но он помнит его слишком отчетливо, эти кадры до сих пор снятся ему кошмарами. Он помнит как, прикрывая голову руками от словно кислотного дождя, что разъедал плоть, бежал к зданию школы, опаздывая на первый урок. Папа не смог его добудиться, оставив на попечение своего брата — дяди альфы, который почти насильно вытолкнул мальчика из дома. Он не добежал каких-то восемьсот метров. Здание вспыхнуло кошмарным пламенем, которое не поддавалось никакой магии, за секунду, а от слишком громкой ударной волны, отбросившей Чонгука, до сих пор звенит в ушах. Альфа помнит как местные разгребали завалы, помнит вопли прибежавших родителей, которые за один день потеряли свой смысл жизни, отправив его утром за знаниями. Но даже в тот день из верха никто так и не спустился, не выразил свои соболезнования семьям погибших. Это было ничто другое, как Судьба, которая специально убаюкивала Чонгука, не давая проснуться вовремя. Она не простила бы себе, отдав альфу, своей сестре Смерти, без боя, ещё тогда она возложила на него огромные надежды, веря, что тот не подведёт. Двенадцатого мая у Чонгука остался только дядя, у которого через два месяца обострился кашель, но он тогда, обхватив ничего не выражающее лицо Чонгука, заглянул ему в глаза и пообещал никогда его не бросать. Чонгуку пришлось ему поверить, хотя папа обещал тоже самое, поглаживая сына по голове вечерами. «—Ты точно не оставишь меня?» «— Смерть непредсказуема, Чонгук. У неё иные от наших планы, она любит удивлять, заставать врасплох. Никто не знает, когда она встанет за спиной, положит свою костлявую ладонь и прошепчет: «я за тобой». Но я все ещё хочу увидеть как ты воссияешь, как добьёшься своей цели, которую ты должен поставить себе. Это моя цель на данный момент. Поверь мне, человек без цели — ничто. Мусор. Ее нужно тщательно обдумать, ведь оставшуюся жизнь ты будешь жить ради неё, взбираться по скале жизни, преодолевать камни трудностей, шаг за шагом подбираясь к ней. Я хочу увидеть, когда ты схватишь свою цель за горло и прошепчешь «попалась». Но, Чонгук, только поистине сильные люди добиваются своих целей, которым удаётся обладать ею. Многие пугаются трудностей, ставят себе поистине лёгкие цели, а, добиваясь их, считают себя королями мира. Но это ложное чувство, цель должна быть такая, что в самом начале пути кажется, что это нереально, что все, услышавшие о ней, будут называть тебя дураком. Но в этом и прелесть, если ты уверен в своих силах, ты ее достигнешь. А смотреть с вершины на тех, кто в тебя не верил — нет ничего прекраснее.» Почему-то Чонгук запомнил его слова наизусть. Чонгук сидит возле окна, из которого в комнату пробивается грязно-оранжевый свет, заполоняя им маленькую комнатку. От серых стен глухим эхом, из-за минимального количества мебели, отскакивает звонкий звук заточки. Альфа, одной рукой крепко обхватив рукоять тесака, а другой точильный камень, резкими и отточенными движениями скользит лезвием по поверхности камня. Рядом в двух блюдцах от каждого колебания земли, которые абсолютно нормальны для района Чонгука, где проходит единственная железная дорога, колеблются вода и масло, которые альфа использует для смазки лезвия. Каждый раз, когда мальчик с нажимом проводит лезвием по камню, он пробует его кончиком указательного пальца, и пока на нем от легкого нажатия не появляется ровный порез, из которого каплями начинает течь алая кровь, не останавливается. Чонгук внимательно разглядывает тесак, поднося его прямо к глазам, будто совсем не боится. Ведь если снова поедет поезд, весь ветхий домишко затрясётся, и рука Чонгука может легко дёрнуться, полоснув острым лезвием по лицу. Если бы в комнату зашел дядя, он бы непременно обругал Чонгука за такое «халатное отношение к собственной шкуре», как омега выражался. Ант в свои тридцать семь потерял почти все, что имел: их фамильный дом, сгоревший до тла в день восстания народа, родителей, умерших от рака легких, и любимого старшего брата с его мужем. Если к первым двум пунктам Ант относился с холодностью, то в своем старшем брате он не чаял души. В день, когда он собственными глазами увидел, как обугленное тело Сивана выносят местные жители из-под обломков, солнце над его головой потухло навечно. Ему хотелось вырвать собственные глаза, стереть из памяти въевшуюся картину изуродованного огнём тела. Ведь собственная стихия не могла навредить, говорили из телевизора. Ант убедился в обратном в тот день. Хотелось кинуться под следующий снаряд, потому что жить без смысла, сродни жить со вскрытыми венами — невозможно. Сиван всегда давал Анту смысл жизни, ставил ему цель, к которой омега упрямо шел, расталкивая всех на своём пути, зная, что на вершине будет ждать его старший брат, который крепко обнимет и тихо прошепчет «ты молодец, Ант.» Сиван под слои земли безымянной могилы забрал с собой и все цели Анта. Омега так думал, убитый горем, пока двенадцатилетний Чонгук не вернулся домой, весь грязный, в порванной одежде, с покраснениями на коже от дождя неизвестного происхождения и заплаканными глазами. Тогда Ант понял, что все-таки одну цель брат ему оставил. Самую важную и дорогую. Сиван передал ему эстафету, теперь пришло время Анту давать кому-то цель, настраивать на верный путь, не дать потонуть там, где не дали потонуть ему. — Монстр, сбегай за водой, — Чонгук поднимает голову от тесака и тут же откладывает камень, засовывая нож в чехол на ремне чёрных карго. С кухни, где над плитой хлопочет омега, приятно тянет жаренным мясом. Только от одного его запаха живот Чонгука перистальтически сокращается. Ант утром ходил на еженедельную субботнюю ярмарку, на которую с ближайших портов приплывают торговцы, продавая хоть какую-то свежую еду людям Данделиона. Иногда они приезжают с забитыми едой кораблями, а бывает улов их совсем жалок. По набитой корзинке Анта, которую Чонгук помогал занести домой, было понятно, что сегодня был хороший день для людей. На прошлой неделе они почти ничего не привезли, несколько рыбин по удвоенной цене, которые успели отхватить лишь те, кто стояли первые в очереди. Если людям не удаётся накупить еды на неделю или две в субботу, остаются лишь обшарпанные ларьки, продающие полную просрочку, ведь завозы бывают раз в месяц, это в лучшем случае. Чонгук ценит Анта за то, что он просчитывает все исходы событий и готов к любой развязке. Он всегда хранит запас еды, не говоря о нем Чонгуку, каждый раз меняя его место хранения. Это одна из причин, почему он зовет альфу монстром. Еще одна из причин — Чонгук в свои четырнадцать умудрился попасть на службу к Кирасу. Хоть он пока всего лишь обычный мальчик на побегушках, но альфа точно намерен попасть в круг приближенных главы Аногонии. К тому же, все шансы у него имелись, ведь он обладал стихией огня, которая не была подвластна восьмидесяти процентам. Поэтому альфа был на особом счету. Омега работает на конвейере завода по блату от бывшего мужа, имея неплохую зарплату, если сравнивать со средним коэффициентом, конечно. Работающий омега был редкостью, если у тебя не было должных связей. По крайней мере на голод Чонгук никогда не жаловался и не наблюдал, чтобы Ант отдавал ему последний кусок хлеба. Именно это альфа считает чертой поистине умного человека. Сколько бы Ант не говорил, что деньги у них водятся, Чонгук все равно рвался на работу. Он был готов выполнять любые, даже самые грязные поручения Кираса, поставив себе цель заработать деньги, пока омега не обхватил его лицо руками и не прошептал: «— Ты мыслишь узко, монстр, мысли шире, намного шире. Что я говорил про планку? Ты услышал мои слова, но они остались непонятны тебе.» «— Но я понял, — возражает явно недовольный Чонгук.» «— Когда я услышу от тебя действительно умную мысль, тогда ты докажешь, что понял. Ты сам это осознаешь, поверь». — Мелочь возьми в прихожей. Чонгук кидает последний взгляд на все такой же размытый густым туманом пейзаж и, толкнув плечом хлипкую дверь выходит в коридор, совмещённый с кухней. Ант на ней вовсю суетится, что-то нарезая и жаря. Чонгук всегда поражался его умению в комнатке два на два метра приготовить самую вкусную еду. — Только не забудь капюшон и шарф, — предупреждает омега, словно почувствовав остановившегося в проеме Чонгука, а услышав вздох пренебрежения со стороны альфы, поворачивается к нему лицом, тыча в его сторону лопаткой. — Попробуй только пренебречь моими словами, монстр. Монстр. И откуда только взялась такая кличка? Чонгук ненавидел своё имя сколько он себя помнит, поэтому он настойчиво просил, чтобы его называли как угодно, только не Чонгук. Родители обычно не слушали альфу, продолжая звать именем, которые лично ему дали, а вот Ант оказался благосклоннее, увидев вечно нахмуренные брови племянника. Почему-то он решил, что монстр звучит очень величественно и круто. Чонгуку это прозвище тоже не особо нравилось, но оно явно было лучше его настоящего имени. — И не как в тот раз, — Ант машет в сторону альфы лопаткой, с дерева которой слетают кусочки оставшегося лука. — Если не найдётся умник, который решит напомнить мне о смерти моих родителей, то как в прошлый раз не будет, — Чонгук смотрит на отвернувшегося дядю, сложив руки на груди. — Монстр, — настойчивее звучит Ант, отбрасывая лопатку в раковину. — Нельзя открыто конфликтовать с людьми. — А лучше терпеть издевательства, спрятавшись напуганным зверьем? — выплёвывает альфа, эмоционально взмахнув руками и отвернувшись. Ант тяжело вздыхает и, выключив плиту, подходит к альфе, садясь перед ним на корточки. — Нет, конечно, нет. Но терпеть издевательства — это не всегда показатель слабости, монстр. Поистине умные люди всегда действуют либо чужими руками, либо так, чтобы потом ни у кого к тебе не было вопросов. Вспомни великих правителей. Знаешь сколько крови на их руках? Только вот она лишь косвенно, никто так и не доказал их причастность, потому что они поистине были умны, — Ант чуть улыбается, когда Чонгук вновь смотрит на него. — Открыто конфликтуют либо люди с огромной и верной армией, которая в случае чего всегда закроет своими телами, либо сумасшедшие. Ты не сумасшедший, монстр, да и армии у тебя пока нет. Поэтому просто научись решать проблемы своим холодным молчанием. Это сложно, я знаю, особенно для такого эмоционального человека, как ты, но именно эта черта может спасти тебе жизнь и возвысить. — Молчать на плохие слова? Немыслимо! — взрывается альфа, топнув ногой, на что Ант улыбается лишь шире, мотнув головой. — Хладнокровие — это главная черта великих людей. Они всегда прячут эмоции, потому что иногда они могут сыграть злую шутку. — А может это и есть моя цель? Стать выше и потом наказать всех тех, кто отзывался обо мне плохо, — резко вдыхает воздух Чонгук и с надеждой смотрит на омегу, надеясь увидеть в его глазах одобрение, но он лишь поднимается на ноги, мотнув головой, не стирая с губ улыбку. — Теплее, но все ещё нет, монстр, — Чонгук злобно цокает и вновь складывает руки на груди, пока Ант вновь возвращается к плите. — Я все ещё жду воду, монстр, а то будешь есть уху без бульона, понял? Это самая страшная угроза, которую альфа слышал за все время. И она работает. Чонгук скрывается в коридоре, хватая медные монеты с тумбы. Его уход сопровождается хлопком входной двери, а Ант по инерции кидает взгляд в окно, на удаляющуюся фигуру племянника, про себя довольно хмыкнув, что Чонгук надел на себя все вышеупомянутое. Чонгук мысленно благодарит дядю за его наставления в одежде, как только выходит на улицу. В Данделионе из-за бойкота Иллюзиона все времена года проходят одинаково: осадки в виде кислотных дождей, густой туман, выедающий слизистые глаз и прохладный ветер. Чонгук никогда не видел снега или солнечных дней, лишь затянутое коричневыми тучами небо. Альфа сильнее натягивает чёрный шарф до носа, а на глаза капюшон чёрной кожаной куртки, руки же прячет в карманы. Из-за тумана не видно даже собственных ног, что уж говорить об окружающей обстановке, поэтому Чонгук идёт медленно, прислушивается к каждому звуку. Словно заядлый параноик, пальцами нащупывает рукоять тесака, убеждаясь, что не оставил его дома. Людей почти не видно, ближе к вечеру на улицах никто не появляется. Где голод и чрезвычайная ситуация, там есть и воры. Есть люди, не смирившиеся со своей участью, избрав иной путь заработка. Не сказать, что днём они бездействуют, но как такового физического вреда не наносят. Чонгук, ступая по земле настороженно, вертит головой по сторонам из-за чего она начинает кружиться. Альфа шипит, теряя внимательность, и на что-то натыкается, спотыкаясь. Чонгуку удаётся удержать равновесие, проскакав три шага вперёд. Он недовольно поворачивается, хмуря брови, смотря на что наткнулся. Сначала из-за тумана почти непонятно, виднеется лишь что-то темное и длинное, но когда Чонгук фокусирует зрение, делая шаг вперёд, непроизвольно вздрагивает, хватаясь за рукоять тесака. Очередной труп прямо посередине дороги. По крайней мере он думает, что это труп. Чонгук, сцепив зубы, думает пять секунд, а потом делает ещё шаг к человеку, аккуратно наклоняясь. Тут же закрывает нос ладонью, потому что даже сквозь ткань шарфа просачивается этот смрад разлагающегося трупа. Альфа даже не проверяет его сонную артерию, выпрямляясь и идя дальше. С неба начинает что-то сыпаться: мелкое и противное, напоминающее град. Чонгук сильнее натягивает капюшон и прибавляет шаг, попасть под аномальные осадки не хотелось. Когда он доходит до главной площади, тогда Чонгук понимает, куда делись все люди. Очередные митинги. Они собираются так каждую субботу, разжигают факела, словно вышли из средневековья, и идут к воротам Кираса. Конечно, их тут же разгоняют солдаты, выстроенные по периметру, но никого это не останавливает. Даже факт, что военным дан приказ в чрезвычайной ситуации стрелять на поражение. Чонгук видит лишь очертания толпы и их выкрики с воплем. Людям заняться просто нечем, вот они и коротают своё время как могут. Чонгук почти доходит по разгромленным улицам до качалки с более-менее чистой водой, которую, если прокипятить, можно и пить, останавливается посередине дороги. В этом районе почти все дома разнесены до фундамента, ничего не осталось, а возле одного такого сидит сгорбленная фигура. Чонгуку должно было быть все равно, но, ведомый странным любопытством, он подходит ближе, отчетливо разглядывая человека. Это был альфа его возраста с темно-каштанового цвета волосами. Чонгук не видит его лица, потому что альфа прячет его в коленях, сидя посреди разгромленного дома, но от него точно не несло порохом Аногонии. Вероятно, он был не здешний. Снова этот противный запах трупов, тогда альфа оглядывает, задерживая дыхание. Трупы, их было около пяти, может и больше, Чонгук из-за тумана не понимает. Это были такие же дети, как и сам альфа, но все они были мертвы. У одного был полностью вспорот живот, откуда лужей вытекали все органы, у другого было перерезано горло острыми осколками, у мальчика примерно их возраста не было рук, а два близнеца лежали в абсолютно неестественных позах, будто все их кости были сломаны. Даже Чонгука от этого зверства тянет блевать, он прикрывает рот ладонью, переводя дыхание. Чонгук вновь переводит взгляд на альфу, присаживаясь перед ним на корточки. Тот голову так и не поднимает, а Чонгук начинает сомневаться, что он жив. — Что случилось? — пробно интересуется Чонгук, но ответ не поступает даже через минуту молчания. Альфа даже не шевелится. — Это были твои знакомые? Но в ответ снова лишь завывания ветра и еле доносившиеся крики народа с площади, что двигались к воротам главы. — Эй, если ты будешь молчать, я встану и пойду дальше. — Я не просил тебя о помощи, — доносится приглушенное от альфы, а Чонгук хмыкает. Заговорил, уже какой-то прогресс. — Не просил, но я все равно уже остановился, — Чонгук наклоняет голову чуть вбок, скользя антрацитовыми радужками по одежде альфы. Она вся коричневая, местами потёртая и с каплями грязи. Может и крови, но на темном их не видно. Вероятно, он был из Патогонии. И, вероятнее всего, магом земли, потому что мертвая земля Аногонии под ним стала выглядеть так, будто она пригодна для плодородия. Людям можно было перемещаться среди сторон, вот только мало кто это делал из-за войны. Значит, у этого альфы здесь был кто-то важный ему. Чонгук визуально осматривает мальчика на наличие сильных повреждений, но ничего не находит. В голову врезается словно эффект дежавю. Буквально два года назад он выглядел также, сидел посередине разгромленной школы, откуда выносили трупы родителей. Он должен был умереть с ними, но Судьба решила иначе, уберегла. Смотря на этого альфу, Чонгук думает, что она тоже его выбрала. Ведь как можно выжить, когда в тебя летит снаряд? Чонгуку тоже задавали этот вопрос, не беря в расчёт Анта. Теперь его раздражает он. Возможно и этого альфу будет в будущем. — Как тебя зовут? — интересуется Чонгук, чуть толкая альфу в плечо, призывая поднять голову. — Я не знаю, — все также приглушенно, куда-то в колени. — В смысле ты не знаешь? — недоуменно хмыкает Чонгук и поднимается на ноги. Раз он не хочет идти на контакт, Чонгук и не будет настаивать. Альфа и так нарушил просьбу Анта ни с кем не разговаривать. Просто этот альфа напомнил Чонгуку себя два года назад, такого же убитого горем внутри, но цельного снаружи. Чонгук уже разворачивается, собираясь идти дальше, когда слышит прилетевшее в спину тихое: — Я Хосок, но все они звали меня Каито, — мальчик тычет на свою грудь, словно мечтает, чтобы палец превратился в кинжал и пробил ее насквозь. Чонгук поворачивает голову и вглядывается в лицо альфы, оно у него вытянутое, точеное, с необычными янтарными глазами. Словно где-то внутри, за слоем безэмоционального спокойствия кроется настоящее безумие, сумасшествие. Чонгук выгибает бровь, но больше ничего не спрашивает. Он и так задержался, Ант будет волноваться.⚜️⚜️⚜️
Чонгук забирает огромный бутыль, что оставляет под кустом и, закинув монеты в автомат качалки, набирает воду. Он останавливается, когда, подхватив бутыль, отходит на метр от качалки. В голове словно что-то перемыкает, и альфа возвращается, кидая ещё пару монет, набирает воду в маленькую бутылку, которую покупает у одиноко сидящего альфы, продающего пустые емкости. Их качество оставляло желать лучшего, но Чонгук решает, что лучше так. Он подносит пол-литровую бутылку к носу и морщится, кидая недовольный взгляд на обшарпанного продавца. — Ты считаешь, это нормально? — тычет он бутылкой в сторону альфы, но тот кидает на Чонгука лишь презренный короткий взгляд, ничего не отвечая. От бутылки несло мхом и чем то кислым, словно молоко здесь прокисло. Чонгук мотает головой, но так и не дождавшись ответа, возвращается к качалке, прополаскивает пару раз бутылку, стараясь хоть немного убрать этот гнилой запах, набирает воду. Когда Чонгук возвращается той же дорогой, на улице значительно темнеет, преображая Аногонию в более страшную версию. Тени, отбрасываемые разрушенными домами, приобретают форму страшных монстров, возвышаясь над Чонгуком, только альфа их совсем не боится. Наоборот, в словно разинувших клыкастые пасти кошмарах чувствует родственную душу. «Борясь с монстрами, рискуешь сам стать монстром». Самым главным монстром Чонгук считает Кираса, он стоит во главе всего беспредела, клыкастый демон. В борьбе с ним каждый станет таким же бесчеловечным монстром, потерявшим принципы морали. Чонгук винит его во всех грехах, во снах представляя, как лично вонзит в его сердце свой тесак. Руки так и чешутся обхватить рукоять и присоединиться к субботним митингам, только Ант строго настрого запретил. «—Я не хочу потерять ещё и тебя», — прошептал тогда он, прижимая не сопротивляющегося альфу к себе. В голове Чонгук уже прикидывает как будет искать загадочного Хосока, но альфа находится сам. Он сидит все на том же месте, в абсолютно той же позе, будто он за этот час, что Чонгук бродил по улицам, не шевельнулся. Чонгук сомневается, что этот мальчик ел что-то в последнее время. Чонгук молча бросает бутылку рядом с альфой, который медленно поднимает голову, чуть щурясь. — Слушай, шел бы ты отсюда. Ты ведь не огненный, а здешние могут тебя убить. Тут все не очень дружелюбные, — Чонгук не смотрит на него больше, просто идёт дальше, слыша в спину тихое «спасибо». Отчего-то улыбается. Может потому что у него никогда не было друзей. Сидя за обедом на следующий день, Чонгук не может прекратить думать о странном мальчике. Кажется, он так же, как и Чонгук потерял близких, которых зверски убили, растерзали, по велению Судьбы, оставив одного в живых. Чонгук никому не доверяет в этом проклятом городе, только рядом с Хосоком чувствуется какая-то связь. Будто сама судьба связала их нитями одной трагедии. Чонгук долго смотрит на запечённую картошку в своей тарелке, вяло ковыряя вилкой, думая, как лучше вынести еду. Возможно Хосок не ел уже несколько дней, заставляя Чонгука переживать. Странно, что человек, которого увидел в первый раз, может вызывать такие эмоции. — Чего аппетита нет? — Ант поднимает взгляд на племянника, откусывая с вилки кусочек картошки. — Ты со вчерашнего дня словно сам не свой. Чонгук вздыхает и отводит взгляд от тарелки, поджимая губы. Внутри будто что-то разрывается. С одной стороны Чонгук уважает дядю и его труд, которым он зарабатывает на хорошую еду, но с другой стороны хотелось помочь Хосоку. — Ты сильно обидишься, если я возьму немного своей еды и отнесу другу? — Чонгук поднимает неуверенный взгляд на дядю, который так и не меняется в лице. — Ты нашёл друга? — Я увидел его вчера. Он сидел среди трупов, кажется, своих близких друзей. Он так напомнил мне меня. — Конечно, монстр, отнеси ему еду, спроси о другой помощи, — Ант кивает сорвавшемуся с места мальчику, который тут же начинает искать пакет. — Но точно ли он хочет быть твоим другом? Не стоит навязываться, если человек это не оценит. Чонгук тормозит прямо возле двери, поворачивая голову в сторону дяди. Хосок выглядел несчастным, но точно не тем, кому нужна помощь. Чонгук просто попробует.⚜️⚜️⚜️
Это затягивается на более длительное время, чем предполагал альфа. Изначально Хосок почти с ним не говорил, все прятал лицо в коленях, но и уходить не просил. Еду при Чонгуке не ел, но когда альфа приходил, то все тарелки и бутылки были пусты. Чонгук продолжал таскать новоиспеченному другу еду, а Хосок стал все чаще поднимать голову и даже улыбаться, пока альфа сидел рядом и часами рассказывал смешные истории. Ант все переживал, что Чонгук был навязчив, но альфа совсем не чувствовал этого, находясь рядом с Каито. Наоборот, кажется, ему это было очень нужно. Где-то через две недели Чонгук уговорил Хосока подняться и пройти хотя бы минимальное расстояние. С этого дня и начались их многочасовые прогулки. Хосок с каждым днём говорил все больше и больше, а Чонгуку просто нравилось слушать нового друга. Впервые у Чонгука появился человек, которого он отлично чувствовал на ментальном уровне. Но все еще напрягало, что Каито уже долгое время не уходил с Аногонии. Он обмолвился, что у него есть семья, но видеть он пока ее не желает. — Однажды, когда Иллюзион снова начал бомбежку с неба, стрелки Патогонии подбили один истребитель, — Хосок резво запрыгивает на бугор и подаёт руку Чонгуку, за которую мальчик тут же хватается. — Но тот умный и решил катапультироваться. И приземлился в наш округ. Вот не повезло бедолаге! — Хосок хохочет, а Чонгук прыскает в кулак. — Наверное, его разгрызли на куски. — Ну не, он сопротивлялся как мог, конечно, но его забили камнями. Кажется, мой камень был самым тяжелым, что убил его, — альфа на некоторое время задумывается, замирая посередине дороги, а Чонгук оборачивается на Хосока. — Ты все правильно сделал. Если бы я скорбел о каждом враге, кто убил мою семью, мне бы моего морального состояния не хватило бы. Хосок ничего не отвечает, лишь молча равняется с Чонгуком. — Ты потерял семью? — он задаёт закономерный вопрос, потому что до этого Чонгук ни разу не говорил об этом. — Два года назад подорвали школу, в которой как раз находились мои родители. А я так и не закончил нужных девять классов, чтобы сейчас заниматься чем-то более стоящим, чем быть на побегушках у Кираса. — Мне жаль твоих родителей, правда, — Хосок кладет свою руку на плечо Чонгука, подбадривающе сжимая его. — Но ты смог работать у самого лидера Аногонии. Не смей это бросать, потому что все начинают с меньшего. Может позже ты сумеешь стать его правой рукой, кто знает. Я вообще желаю, чтобы эта война наконец прекратилась. Я люблю своих родителей, очень люблю, но отец разрушает Данделион. Я не разделяю его планы от слова совсем. Я сделаю все иначе, когда займу его место. Чонгук вдруг замирает, резко оборачиваясь на Хосока. — Ты сын лидера Патогонии? — Чонгук предполагал все, но не это. Он осматривает альфу с ног до головы, будто все еще не верит. Обычно дети всех глав сидят взаперти под присмотром горы охраны и точно не шастаются по другим сторонам. Чонгук подозрительно щурится. — Ты мне врешь? — Зачем мне это, сам подумай, — тут же вспыхивает Хосок, агрессивно пнув камень под ботинком. У него была эта особенность, он мог разозлиться по щелчку пальцев. Его характер Чонгуку напоминал людей из Аногонии больше, нежели мага земли. — Просто, как тебя отпустили тогда? Ты сейчас рискуешь своей жизнью и подставляешь все наследие твоей стороны. — Здесь были мои лучшие друзья, — отрезает Хосок и, когда они наконец доходят до обрыва, где дальше начинается Иллюзион, то альфа садится на самый край, свешивая ноги. Отсюда открывался красивый вид на часть Данделиона: мрачную, пропитанную смертью, что витала в воздухе. Чонгук немного стоит за его спиной, но все же садится рядом. Ант бы за это его непременно наругал. Но отчего-то, своей интуицией альфа не ощущал от нового знакомого опасности. По крайней мере для себя. — Я дружил с ними, хоть они все были жителями Аногонии. Отец все время кричал, что я убегаю на другую сторону и общаюсь с отбросами. Временами он бывает жестоким. — Он тебя бил? — вдруг осеняет Чонгука, когда Каито печально пожимает плечами, задирая рукава коричневой толстовки. На ней были уже пожелтевшие синяки и следы ударов чем-то рассекающим плоть. — Вероятно, из-за этого я страдаю всплесками неконтролируемого гнева. Я стараюсь это контролировать, но у меня почти никогда не получается. Оно сильнее меня. Хосок устремляет взгляд янтарных глаз в пустоту, а Чонгук вдруг поднимается, подавая ему руку. Альфа поднимает тяжелый взгляд, сначала оглядывает подставленную руку, а потом и самого Чонгука. — Я обещаю тебе, что отныне у тебя новая семья. В лице меня. Давай вместе пойдём на вершину и изменим Данделион в лучшую сторону. Чтобы все жили, не боясь за свою жизнь, чтобы мы встречали рассвет без горечи потерянных близких. Мы все с тобой вытерпим, если будем вместе. — Ты — моя поддержка, а я — твоя? — уточняет Хосок, все еще сканируя подставленную руку. Чонгук же уверенно кивает на его слова. И альфа, улыбнувшись, тянет руку в ответ, скрепляя ее в уверенном рукопожатии и вставая на ноги. — У нас с тобой намного больше общего. Наша боль — наша самая крупная броня, — Чонгук поднимает их руки на уровне лица, глядя Хосоку в глаза. — И пусть кто посмеет проломить твою, за ней всегда буду стоять я с армией, — резюмирует Хосок, вызывая у Чонгука улыбку.⚜️⚜️⚜️
По настоянию Чонгука Хосок вернулся домой, ночуя уже в теплой кровати, а не в заброшках. Вероятно, ему там хорошо влетело, потому что после этого альфа не видел Каито несколько дней. Хосок отказался говорить о новых побоях на теле, Чонгук не настаивал. Но они продолжали встречаться и гулять почти каждый день, исследуя новые территории. Иногда в Аногонии, а иногда и Чонгук приходил в Патогонию, скрывая это от дяди. Ему, к слову, становилось все хуже и хуже. Он лечился кипятком и примитивными лекарствами, которые таскал Чонгук. Альфа старался выполнять больше работы, чтобы получить больше денег на лекарства. Ведь потерять еще и дядю он точно не мог. Но никто не брал маленького альфу в расчет в доме Кираса. Уже было чудо то, что он вообще смог пробиться в этот дом. Чонгуку давали самую грязную и скудную работу по типу: помыть полы, выкинуть мусор, помочь на кухне и иногда сменить подгузники маленькому наследнику Кираса. Чонгук желал большего, но его желания явно не учитывались. Он столько раз просил аудиенции Кираса, чтобы попросить о более важной работе. Хотя бы в его армии. Но тот вечно махал рукой, презренно цокая. Он явно был уверен, что Чонгук ни на что не способен. Поэтому альфа стал тренироваться сам, выходя в лес неподалеку. Он выжигал деревья огненными ударами, отжимался, бегал по лесу. Как-то гуляя с Хосоком в очередной раз, Чонгук наткнулся на выброшенную и явно ржавую рапиру. Он покрутил ее в руках под хмыкание Хосока, и с этого дня начал неумело и неопытно тренироваться. Он отлично чувствовал это оружие, иногда прося Хосока подержать ему манекен, который Ант сшил специально из старой простыни. В один из дней дядя подарил ему книгу по фехтованию, с которой Чонгук начал интересоваться этим еще активнее. Хосок же начал часто медитировать, поднимая огромные булыжники силой мысли, пока Чонгук фехтовал огненной рапирой. У Каито стало лучше получаться контролировать вспышки гнева, что явно упрощало ему жизнь. Спустя пару месяцев, Ант, решивший познакомиться с другом своего племянника, пригласил его на ужин. Омега тогда приготовил вкусное мясное рагу, покорив сердце Хосока, который буквально признавался омеге в любви под недовольное бурчание Чонгука и хохотание Анта. Чонгук впервые обзавелся настоящим другом, понимающим и разделяющим его интересы. Хосок был всего на год старше, поэтому их взгляды во многом сходились в силу возраста. В очередную утреннюю прогулку перед работой, Чонгук и Хосок набрели на свалку, что находилась на границе Аногонии и Мисарии. — Ну и вонь, — плюется Хосок, своей силой руками расчищая им путь. Металлические части от машин и бутылки летят в разные стороны, создавая неприятный грохот. — А ты на что надеялся, что тут цветочками пахнуть будет? — хмыкает Чонгук, забираясь на гору из мусора, оглядывая этот мрачный, серый пейзаж. Горы мусора двух сторон, отвратительный кислый запах и жужжание мух. Кажется, их тут было огромное множество. — На курорт с солнцем и вкусным коктейлем, — мечтательно тянет Каито, с громким грохотом прыгая с одной кучи мусора на другую. На его ответ Чонгук мотает головой. — Когда-нибудь мы добьемся того, что Данделион станет таким курортом. Что люди будут приезжать к нам отдыхать, а не бежать в ужасе. — Это утопия, ты в курсе? Как сделать из этого, — Каито обводит руками пространство, имея ввиду весь Данделион. Он оборачивается к Чонгуку, который ботинком пинает какую-то банку, попадая в гору мусора и разрушая ее. — То, что ты видишь в своей голове? — Я верю в то, что делаю. Я уверен, что утопия существует, что люди могут жить без голода и нехватки денег. Что над головой могут не летать истребители, и смерти будут лишь естественные. Разве ты этого не желаешь так же, как я? — Ты же знаешь, что желаю, — хмурится Каито. — Но то, что ты говоришь — нереально. Никто тебя не будет гладить по шерсти, брат. Это полная утопия. А ее не существует в нашем мире. — Не мне ли это знать? — огрызается Чонгук. — Я уважаю все твои задумки, мысли, но это все сказки. По факту мы все будем продолжать жить так, как живем. И никто не поведет народ. А если и найдется такой человек, то его вряд ли послушают. Мы слишком трясемся перед лидерами. — В этом и проблема! Они не делают ничерта, — Чонгук берет в руку какую-то бутылку, подкидывает ее вверх и огненным сгустком, выпущенным из руки, сжигает ее в воздухе. — Отец старается, я уверен. Просто когда все другие лидеры не хотят мира над нашими головами — это невозможно, — Хосок магией кидает ему очередную бутылку, в которую альфа целится рукой, стреляя огненным шаром. — Если бы он хотел изменений, он бы сделал все для этого. — Ты не прав, — Хосок опускает руки, а Чонгук видит в его взгляде вспыхнувшую агрессию. — Он твой отец, ты не видишь в нем то, что вижу я. Для тебя его образ идеализирован. — В твоих глазах будто он единственный монстр. Хотя Кирас ничем не лучше. Они все виноваты в равной степени, не только мой отец. Чонгук вдруг резко поворачивается, услышав посторонний звук в той куче, куда только что кинул бутылку. Тихий писк и скулеж слышатся так призрачно, но Чонгук будто хватается за этот звук. Он выставляет руку, когда Хосок пробует возразить альфе что-то еще. Он слезает с горы и быстрым шагом идет в сторону мусора на звук. Альфа наклоняется, прислушивается, а когда понимает, что в обломках действительно есть что-то живое, то начинает разгребать руками. Каито без слов подходит к Чонгуку, помогая своей магией. Когда одна из фанер отлетает в сторону, Чонгук на сырой земле видит маленького и скулящего волчонка. Альфа точно не знает, это пес или все же волк, но что-то ему подсказывает, что все же второе. — Мрази, — рычит Хосок за спиной Чонгука. — Кто посмел его сюда выкинуть? — Те, кому он надоел. Поигрались и выбросили. Золотистый волчонок поднимает на них большие глаза, в которых плещется опоясывающий ужас. Чонгук аккуратно тянет к нему руку, шепча успокаивающие слова. Волчонок скулит некоторое время, не дается в руки, но когда не чувствует от Чонгука опасности, тычется мордой к нему в ладони. Альфа поднимает его и прижимает к груди: грязного, побитого и, кажется, со сломанной передней лапой. — Я отнесу его домой, — решительно заявляет Чонгук. — Анту это не понравится, — сомнительно хмурится Хосок, но на волка смотрит с сожалением. — Не важно. Мы в ответе за тех, кого приручили, помнишь? Отныне ты Хаос, — последней фразой он обращается к волку, который смотрит прямо на него, как за спасательный жилет. Конечно, Ант не оценивает наличие волка в их хрупком помещении, но Чонгук ставит ультиматум: либо они уходят отсюда вдвоем, либо Хаос остается. Хаос, конечно, остается жить вместе с Чонгуком. Такой же сломанный, разбитый и потрепанный жизнью, как и сам альфа. Альфа сам покупает ему еду, не желая обременять дядю, и лечит его лапу. К обеду Хосок встречает его у дома, расплываясь в улыбке перед Антом, который под фырканье Чонгука вручает ему горячий пирожок. Когда они идут по улицам Аногонии, вблизи границы с Мисарией, которая обозначалась лишь нарисованной линией, Хосок довольно жует подарок Анта. — Он у тебя такой хороший, — с забитым ртом мычит Хосок. — Тебя будто дома не кормят, — хмыкает Чонгук, не переставая думать о Хаосе. Он ведь оставил его с Антом. — Кормят, но твой дядя готовит куда лучше поваров в моем доме. А папа ничего не готовит никогда. Он выше этого, типо того, — Хосок доедает пирожок и обтирает руки о коричневые карго, стряхивая лишние крошки. — Ты до вечера? — Как обычно, вероятно. Не думаю, что сегодня что-то произойдет и мне дадут более сложную работу, — пожимает плечами Чонгук, краем глаза оглядывая Мисарию. От этой стороны несло влажным холодным воздухом. Их климат значительно отличался от климата Аногонии. Он вдруг тормозит, потому что в воздухе отчетливо слышит пронизывающий цветочный запах с таким необычным оттенком. Чонгук тянет воздух носом еще глубже, будто желает задохнуться в нем, чувствуя шоколадный трюфель. Такое необычное сочетание, взрывающее в Чонгуке фейерверки. Когда он начинает судорожно искать источник запаха, то замечает кучку альф, что облепили валяющегося в грязи маленького омегу. Тому на вид было лет шесть всего, а альфа, склонившийся над ним как коршун точно младше Чонгука почти в половину. Маленький омега закрывал темную макушку с вьющимися волосами побитыми руками, а его лазурный костюмчик испачкался в грязи. — Как тебе такое, ничтожество? — явный лидер этого беспредела пнул ногой в живот тихо замычавшего омегу и омерзительно усмехнулся. — Эта клубника была на семейном столе. — Но я тоже… — совсем тихо пробует омега возразить, на что получает еще один сильный пинок в живот. Стоящие рядом прихвостни их лидера лишь гадко смеются над ситуацией. Чонгук крепко сжимает кулаки, внутри чувствуя возникающее пламя, что сжирает все на своем пути. — Ты? Ты не член семьи, ты всего лишь жалкая омега, — рычит над ним альфа. — Они из Мисарии. И один из них точно внук лидера их стороны. Не думаю, что нам стоит туда лезть, — Хосок, нахмурившийся от картины перед ним, кидает обеспокоенный взгляд на Чонгука. — Это не дает им права делать такое, — альфа делает шаг, переступая условную границу. Когда он будет иметь власть, первое, что сделает, это возведет стены между сторонами. Большие и охраняемые. Альфы тут же поворачивается на незваного гостя, а Хосок, цокнув, идет следом, по пути подбирая какую-то корягу. — Чего надо, голодранцы? Идите, куда шли, — альфа, который и был зачинщиком, распрямляется, окидывая пришедших презренным взглядом. Омега же, услышав посторонних, отодвигает руки, открывая лицо. И Чонгук впервые видит его глаза: с кошачьим разрезом и изумрудными радужками. — Ты слишком много говоришь, водяная заноза, — рычит на него Хосок, во взгляде которого проносится опасный блеск. Чонгук же, не обращая никакого внимания на возмущения альф, подходит ближе к омеге и присаживается перед ним на корточки. — Почему они на тебя напали? Скажи мне вескую причину, и я защищу тебя, — он говорит это, смотря омеге прямо в глаза. Чонгук не понимает, почему это делает. Что вообще заставило его зайти за границу другой стороны, защищать этого мелкого омегу? Но чем ближе он находится к нему, тем отчетливее ощущает цветочно-шоколадный запах, и тем спокойнее становится на душе. Будто этот мальчик был живой медитацией для альфы. Одним взмахом густых ресниц дарил покой и умиротворение. Чонгуку отчего-то не хочется уходить. — Они сказали, что я такой ничтожный, что не достоин есть клубнику. Но она стояла на столе, а я очень ее люблю, — Чонгуку приходится наклониться еще ближе, чтобы услышать тихий голосок омеги. И, закончив, он смотрит так открыто, но в его взгляде совсем нет мольбы. Он может и беззащитный, маленький и неопытный, но альфа уверен, что внутри он сильнее, чем все они тут вместе взятые. Ведь омега и слова не проронил, куда его пинали и били. Чонгук только кивает на эти слова и одним движением за локоть поднимает омегу на ноги, отряхивая его испорченный костюм. — А теперь отойди на десять шагов назад и смотри, что будет с теми, кто хотел тебе навредить, — омега кивает на эти слова и шепотом отсчитывает десять шагов назад как и сказал альфа. — Как ты смеешь? — рычит Рейв, замахиваясь для удара, но в силу возраста он был медленнее Чонгука и слабее. Альфа обводит руками кольцо, а его руки тут же начинают искриться языками пламени, а глаза полыхать заревом. — Он огненный, — шепчут сзади напуганные альфы, оборонительная позиция которых слабеет из-за Хосока, запульнувшего, в них камни. — Ну и что? — разозлено фырчит Рейв и посылает в альфу небольшую волну, которую Чонгук ловит одной выставленной рукой, иссушая у лица. Рейв замирает, а потом резко падает спиной, потому что Чонгук припечатывает его ладонью, держа за шею. Альфа судорожно начинает вбирать воздух, болтая ногами. А когда его прихвостни кидаются на помощь, перед ними возникает Каито с опасной улыбкой, перекидывая огромные булыжники из руки в руку, будто они для него ничего не весят. — Обижаешь тех, кто меньше тебя? Тогда я обижу тебя, чтобы ты запомнил, что омег трогать запрещено. Пинай тех, кто равен тебе по силе. Так что ничтожество здесь только ты, — Чонгук выплёвывает это альфе прямо в лицо, а когда он убирает руку, на шее остаются красные пятна от ожогов. Чонгук поднимается, отряхивая руки. — Свали. И чтоб больше я тебя не видел. И Рейв, не проронив ни слова, действительно подрывается и срывается с места, уносясь вместе со своими друзьями. Хосок им вслед высовывает средний палец, хмыкая, а Чонгук переводит взгляд на все еще стоящего в десяти шагах омегу. — Посмотри и запомни навсегда, что должно быть с теми, кто пытается причинить тебе боль. И иного отношения к себе не терпи. Альфы должны быть у твоих ног, а не ты в их. У тебя есть только ты сам, запомни. Никто тебе не поможет больше, кроме тебя самого, — когда Чонгук к нему подходит, Юнги задирает голову. — Но ты мне помог, — он дует свои пухлые губки, а Чонгук не сдерживает подобие улыбки. — Меня может не оказаться, — он треплет омегу по волосам и отходит в сторону. — А теперь иди домой и научись себя защищать. В этом мире по-другому не выжить, — Чонгук уже доходит до Хосока, но резко тормозит, в ступоре смотря сначала на друга перед собой, а потом на обвивающие его талию тонкие ручки. — Спасибо, — доносится тихое сзади, отчего сердце Чонгука начинает биться быстрее. Юнги долго не обнимает, боясь надоесть. — И тебе спасибо, — это он уже бросает Хосоку, который самодовольно закидывает корягу на плечо, кивая. Уже через пару мгновений омега отпускает альфу и бежит вглубь Мисарии, а Чонгук разворачивается и смотрит ему вслед, пока маленькая фигура не исчезает в утреннем тумане. — Ты же сказал защитишь его за вескую причину. Когда клубника стала веской причиной? — Хосок оглядывает друга долгим взглядом, а Чонгук лишь беззаботно пожимает плечами. — Я бы защитил его в любом случае. Мне нравится запах цветов и шоколада.⚜️⚜️⚜️
Сегодня Кирас принимает важных послов, чтобы договориться о транспортировке оружия с Аногонии в другой город. Поэтому дом кишит охраной и прислугой, а Чонгуку сказали не высовываться. Альфа и не отсвечивает до самого прибытия гостей, протирая кое-где пыль и слоняясь по дому тенью. Из окна он наблюдает за дорогими машинами, приезжающими ко двору, и мечтательно улыбается. Он сделает все, чтобы у дяди была такая, чтобы он гордился своим племянником, а Данделион процветал. Неожиданно его хватают за локоть и тащат в комнату со швабрами и другой утварью. Чонгук одергивает руку и непонимающе оглядывает взрослого мужчину, который и притащил его сюда. Альфа ни разу его не видел в этом доме, а значит он гость Кираса. — Вы что-то хотели? — вежливо интересуется Чонгук, но внутри напрягаясь. — Ты же тут как серая мышка? Везде есть доступ, но если что, никто тебя не заметит, — начинает мужчина, склонившись над альфой. — На что вы намекаете? — Я предлагаю тебе заработать. Настолько много, что тебе хватит на далекое будущее, — скалится альфа, доставая порошок из кармана. — Вот это, — он указывает пальцем на колбу. — Очень сильный и действующий яд. Просто добавь его в шампанское Кирасу. Аногония избавится от деспота, а ты получишь очень много денег за это, — альфа вытаскивает конверт, который тянет Чонгуку. — И это только аванс. Чонгук смотрит на конверт несколько мгновений и протягивает руку, забирая его и открывая. Там было действительно много крупных купюр, которых он в жизни не видел. Этот человек был прав, Чонгук за одну ночь может заработать так много, что сумеет купить хороший дом или квартиру, вылечить дядю и больше не париться ни о чем. — Просто подсыпать? — уточняет Чонгук, забирая колбу. — Я так и знал, что ты умный парень и согласишься. Просто опрокинь все содержимое ему в бокал, когда понесешь нам их. Там смертельная доза. Только смотри, пальцы не облизывай, — усмехается альфа на серьезное лицо Чонгука. — Не переживайте, — провожает его взглядом Чонгук, разглядывая капсулу в своей ладони. Кирас принимает гостей в своем кабинете. Приехавший альфа, протягивает главе Аногонии договор для подписания. Кирас проходится по тексту взглядом и вдруг улыбается. Чонгук, все это время, стоящий сзади, кивает на мимолетный взгляд альфы. Кирас берет бокал в свою руку и поднимается. — Давайте выпьем, господа. За наше удачное сотрудничество, — он одним залпом выпивает шаманское под оскал альфы, со звоном ставя бокал на стол. — Хорошее шампанское, верно, Чонгук? Чонгук, стоящий за его спиной, переводит на альфу совершенно спокойный взгляд, когда мужчина вдруг начинает хвататься за горло и биться в конвульсиях, падая на пол. Кирас достает колбу и вертит ее в пальцах задумчиво, оглядывая задыхающегося бывшего партнера. — Знаешь, когда этот мальчишка сказал мне, что ты собираешься меня травануть, то я не поверил. Но решил проверить, подсыпав это тебе в бокал, — Кирас садится на корточки перед альфой, успокаивающе поглаживая его по спине. — Как ты себя чувствуешь? Чонгук мог убить Кираса, заработать много денег, и жить ни в чем не нуждаясь. Только он был умнее, он мыслил шире. Вернее, он помнил все слова дяди, которые тот вдалбливал ему с самого детства. Никогда не действовать своими руками. И уметь мыслить на три шага вперед. До этой поры Чонгуку никто не доверял, его ни во что не ставили. Но за один вечер он сумел подняться до главного помощника Кираса, потому что спасение жизни — самая дорогая услуга. Кирас спросил, чего желает Чонгук, а альфа ответил. Все невозможное, стало реальным и осязаемым в одну ночь. Когда Чонгук возвращается домой с радостной новостью, то обнаруживает лишь тишину. — Дядя, — окликает омегу альфа, идя по темным комнатам. Свет везде выключен, привычного запаха еды в доме нет. Когда Чонгук, сглотнув, заворачивает в комнату омеги, то замирает, прислонившись к двери спиной. Его пригвождает этой тяжестью резко нахлынувшего осознания, что теперь он точно остался один. Ант лежал на своей кровати с пеной у рта, бледной кожей и синими губами. Чонгук не решается к нему подойти около часа, просто сидя в углу и буравя труп любимого дяди отсутствующим взглядом. Только Хоас, почувствовавший неладное, проскальзывает в комнату и забирается на колени Чонгука, а альфа утыкается носом в его шерсть. В комнате снова застыл этот мертвецкий холод, который не сравним с физическим ощущением. Смерть бродит вокруг кровати, поглаживает спутанные волосы омеги и улыбается Чонгуку. Она снова забрала у него все. Хосок прилетает к дому Чонгука по первому зову, остановившись в дверях, а потом упав перед кроватью Анта на колени. Они, совершенно не сговариваясь, берут две лопаты на чердаке дома, подхватывают бездыханное тело Анта и несут на заброшенное кладбище в километре. Они не говорят друг другу ни слова, пока роют могилу, укладывают в нее Анта и закапывают. Только после, отбросив лопату, Чонгук садится перед горкой земли на корточки и резко жмурится. Хосок же встает за его спинной, кладя руку на плечо. — Снова мы кого-то хороним, — безэмоционально говорит Каито, смотря на могилу омеги. — Я сегодня смог наконец стать близким помощником Кираса. Он ведь так в меня верил, но я не успел ему об этом сказать. — Я думаю, что он знает, — кивает Хосок. — Он наблюдает за тобой с небес. Как и родители, как и мои друзья. Они все там. — А мы попадём в ад, — Чонгук поднимает голову, сжимая челюсти. Он ведь знает, что дядя умер из-за болезни легких. Это все ужасный климат Данделиона, военные действия, выбросы заводов и стресс. Каждый из лидеров виноват в смерти его родителей и дяди. И он отомстит им всем. Хосок так и не озвучивает свою мысль, но отчетливо видит этот поменявшийся взгляд своего единственного друга. Ант послужил спусковым крючком, чтобы Чонгук в эту ночь поменялся навсегда и бесповоротно, потеряв всех.⚜️⚜️⚜️
Через три года Чонгук покупает себе квартиру, потому что Кирас платит ему довольно хорошие суммы за всю работу, что тот выполняет. Чонгук берет себе второе имя «Мобиус» в память о дяде и таком нелепом прозвище, которым омега его звал. Чонгуком его теперь почти никто не зовёт, а многие и не знают настоящего имени. Мобиус теперь имеет авторитет среди важных людей, а в доме Кираса теперь считаются с его мнением. Еще через год, когда Чонгуку исполняется восемнадцать, он заключает важную сделку в жизни Аногонии, которую Кирас не мог заключить пару лет. А Мобиус сумел за один разговор. Пресса начинает о нем писать, люди начинают говорить и сравнивать его с новым будущим. В ту ночь, смерти Кираса, никто так и не узнал, что глава Аногонии первый послал убить Чонгука, который просто переворачивает его план с ног на голову. Чонгук стреляет ровно два раза прямо в сердце Кираса. За родителей и дядю. А последнее, что слышит Кирас перед смертью, пропитанное ядом и уверенное: — Власть сменилась. Сев на кресло и расслабленно откинувшись перед киллером, который должен был убить его в эту ночь, машет ему рукой. Муж Кираса и пятилетний сын тоже умирают в ту ночь. Как и все главы государств. Все нанятые Мобиусом киллеры после завершения дела, сгорают заживо на заднем дворе особняка, а Чонгук, глядя на пламя с топливом из человеческой плоти, ознаменует новое начало Данделиона. Хосока, ворвавшегося в кабинет на рассвете, так и не пускают к Чонгуку. Мобиус, сидящий за столом Кираса, только складывает руки в замок, смотря на кричащего проклятия друга. — Как ты мог? Чонгук, как ты мог? Это ведь ты, ты убил моих родителей! Он все кричал и кричал, что весь кабинет ходил ходуном от силы Каито. За одну ночь Мобиус обрел все, что желал, а Хосок все потерял. Как бы он не уважал правление отца, он обожал свою семью. А ее убийство от единственного близкого друга — уничтожило его и подорвало все моральное состояние. Все медитации с треском рухнули. — Ты позже поймешь, что я тебе помог. Я сделал это для нашего будущего, для новых поколений и для нас. Чтобы мы все могли спать спокойно. Теперь ты лидер Патогонии. Давай вместе сделаем то, о чем мечтали. Ты ведь моя броня, помнишь? — Чонгук поднимается с места, подходит к другу, но тот лишь плюет ему под ноги. От взгляда Каито, такого звериного и уничтожающего, становится не по себе даже охране, что держали альфу за локти. — Пошёл ты, грёбаный монстр. Я тебе этого не прощу, никогда не прощу. Так и знай, Мобиус. Хосок силой отпихивает от себя всю охрану и, подарив Чонгуку последний взгляд, который ознаменует начало настоящей вражды, уходит. Мобиус на похороны отца Хосока не приходит, альфа и не приглашает. Когда-нибудь Хосок поймёт, что Чонгук это сделал не из-за вредности и отмщения непонятно чему. Тут уже выбор стоял между другом и целью номер один. Мобиус сделал выбор в пользу того, что всегда говорил дядя. Он не знает, какую точно цель жизни от него хотел услышать Ант, но от нынешней он точно не отступит, поставив на кон слишком многое. Идя по головам ради цели, по пути борясь с монстрами, сам рискуешь стать этим монстром. Чонгук уже этот монстр. С самых первых дней Чонгук начинает строить новый Денделион, процветающий и прекрасный. Через неделю они подписывают договор о ненападении, который клянутся обновлять каждые десять лет. Чтобы достичь величия, нужно потерять часть себя. И да это больно, это уничтожает, но чтобы это сделать нужно обладать огромным мужеством. И все же в ту ночь Чонгук потерял единственного друга. Цена власти была слишком велика.