But in the end it doesn't even matter

Омлет весело шкворчит на сковороде, уже поджаренный бекон медленно остывает на тарелке, кофейник наполнен свежесваренным кофе, но отнюдь не от этого рот Фрэнка наполняется голодной слюной. И даже не от того, что они пропустили завтрак. — Надень футболку, — обреченно стонет он, глядя на то, как стоящий у плиты Билли бодро помахивает лопаткой в такт доносящейся из динамика телефона рождественской песне. Билли лукаво оглядывается через плечо. Низко сидящие на бедрах спортивные брюки и явное отсутствие на мужчине нижнего белья настраивают Фрэнка на что угодно, только не на завтрак. Точнее, уже обед, но это мелочи. — Эй, то есть выйти из душа к завтраку в одних трусах ты считаешь нормой, а мне без футболки нельзя? — весело возмущается Билли, выключая плиту и раскладывая омлет по тарелкам. — Я бы мог и без трусов, но за столом это как-то… Смеясь, Фрэнк легко уворачивается от подзатыльника. — Ладно, шучу! — он на несколько секунд поднимает пустые ладони в знак капитуляции, а после разливает кофе по кружкам, пока Билли расставляет тарелки с едой. — Просто в таком виде ты меня здорово отвлекаешь. — Ты действительно думаешь, что ты меня не отвлекаешь? И уже в следующий миг обнаженная крепкая грудь прижимается к его спине, ладони Билли оглаживают его плечи, скользят от груди к животу, и сердце срывается в бешеный галоп, а в горле становится сухо, словно в гребаной пустыне. Мягкое касание губ к шее, сзади, — и Фрэнк окончательно теряется в этой нежности. — Я хотел тебя с первой нашей встречи. Хотел, как никого и никогда… — горячий шепот на ухо обжигает, отключая нахуй мозги, а в трусах уже настоящее восстание. — Но если мы не поедим прямо сейчас, я не уверен, что мы долго протянем. Не знаю, как у тебя, но у меня активные физические нагрузки вызывают зверский аппетит. Короткий укус в загривок, легкое скольжение языка, — и все исчезает, срывая с губ Фрэнка разочарованный стон. Хоть он и сам голоден настолько, что желудок словно прилип к позвоночнику, но вот так резко остановить то, что Билли так бесчестно начал… Интересно, останется ли там, на загривке, след? Фрэнк с помощью зеркала в ванной комнате уже вдоволь налюбовался засосами, оставленными Билли на нем. Насчитал четыре — один на шее, сбоку, один на плече и два на груди, причем один из них, точно контрольный выстрел — прямо напротив сердца. Фрэнк не возражал. Пожалуй, это было даже забавно. Билли словно пытался отметить Фрэнка как своего, присваивая, клеймя всеми возможными способами — поцелуями, засосами, укусами. Кожа самого Билли пока оставалась восхитительно чистой — как-то не до этого было, — но, наверное, стоит это исправить в ближайшее время… Не только Билли Руссо был жутким собственником. Лишь усилием воли Фрэнк принуждает себя сесть за стол и пододвинуть ближе тарелку, уставившись мало что видящим взглядом на ее содержимое. Ладно. Еда. Точно. Тихий смешок и прикосновение изящных длинных пальцев к его руке заставляет Фрэнка поднять голову, фокусируя взгляд на охуенно красивом мужчине напротив. — И, кстати, — в глазах Билли столько тепла, что остается только отчаянно пытаться вспомнить, как дышать, потому что мозг при виде него просто отключается, забывая даже про жизненно важные потребности. — С Рождеством, Фрэнки. — С Рождеством, Билли. Может, Фрэнк сам никогда до конца и не простит себя за этот выбор, но отступать уж точно не собирается. Наверное, он все-таки эгоист. Пусть так. Слишком многое в жизни он уже потерял, и терять еще больше не в силах. Билли Руссо принадлежит ему. Весь. От черноволосой макушки до кончиков пальцев босых ступней. Каждой своей улыбкой. Каждым своим взглядом. Каждым своим касанием. Весь. Без остатка. Его. В конце концов, сердце самого Фрэнка Касла уже слишком давно в плену этих невозможных темных глаз и широкой улыбки. Даже если сам Билли не знает об этом. Пока не знает.