Цукаты и рыба

      — Ребята, в вашем классе новый ученик, — без энтузиазма объявил учитель. — Ранее он учился за границей, в Италии, поэтому постарайтесь быть дружелюбными и помочь, если у Гокудеры появятся какие-либо вопросы.       Зато Тсуна явственно расслышала энтузиазм в перешёптываниях, заклубившихся по классу; девчонки даже не скрывали своего наивного восхищения:       — Вот это везёт, ещё один красавчик в нашем классе!       — Вы посмотрите, у него, наверное, тоже бунтарский период, как у Савады.       — Савада, честно говоря, сдаёт позиции. Наконец-то глоток свежего воздуха. Да не простого, а итальянского!       — Ой, девочки, это такая экзотика.       Тсуна совершенно не разделяла общего настроения.       Совершенно.       Даже из приличия она бы не смогла притвориться: этот новенький с таким отвращением оглядел её и брата, что у девочки затряслись коленки; как будто он овощи на рынке выбирает, а ему попались насквозь гнилые. Бр-р... И даже когда она отвернулась, неприятное ощущение не пропало.       — Пф, — выдал Гокудера, идя к назначенному ему месту.       Тсуна покосилась на брата, но не нашла поддержки: Тоши никак не среагировал на появление нахального новичка и сидел с видом мученика — ожидал, когда наконец закончится эта социально-полезная возня и начнётся урок. Они на учёбе или в клубе по интересам, в конце-то концов?       В течение всего дня Тсуна постоянно была вместе с Киоко, или вместе с Киоко и Курокавой; Тоши внезапно для всех (и для него самого) оказался «другом Мочиды-сэмпая» — тот каждую перемену мчался к своему «боссу» и спрашивал, какие планы намечаются в ближайшее время. Тоши, не зная, куда себя деть, выглядел так, будто трусливо сбегает от назойливого фаната. Скорее всего, именно так и было.       Новичок-итальянец избегал всех одноклассников, что пытались с ним познакомиться; он не подходил ни к одному из близнецов, но постоянно ошивался где-то поблизости, с подошв до макушки демонстрируя презрение и наблюдая. Тсуна всеми нервами чувствовала этот взгляд и ожидание… чего бы то ни было. В последнее время неожиданных неприятностей стало так много, что Савады почти не испытывали тревоги. Так, предчувствие, но ведь это такая мелочь.       Незаметно приблизился конец дня, и близнецы с легким чувством неправильности уже собирали сумки, когда вдруг по динамику объявили, что обоих Савад ждут в учительской. А там, рядом с их классным руководителем, дожидался угрюмый новичок.       — Савады, вы ведь сознательные, взрослые ребята, — начал учитель.       — Какая высокая оценка, — ответил ему Тоши.       Учитель засмеялся.       — Не тебе привыкать к высоким оценкам, Цукатоши-кун. Я это к чему: новенькому нужно устроить экскурсию по школе; с начинкой-то, так сказать, его познакомили, а вот снаружи провести не успели. Сделайте общественно-полезное дело, займитесь.       — Это же обязанность старосты, — вновь отметил Тоши, нахмурившись.       — Верно, верно. Но поручить это вам — просьба директора. Тут уж у меня руки связаны, — и учитель развёл их в стороны, пожав плечами.       Близнецы переглянулись.       Директор доверил посредственной ученице и её необщительному брату познакомить подозрительного новичка из Италии со школой. В конце дня. Когда они останутся только втроём, никем не замеченные, и будут бродить в безлюдных местах.       Ага, конечно. Реборн связан с этим стопудово — он даже не потрудился над достоверной легендой. Один плюс: разгладилось это нервозное ощущение неправильности. Теперь всё на своих местах, скоро ждать беды! Тсуна с облегчением расслабила плечи.       Они повели итальянца по школе, вяло описывая окружение; эта экскурсия не была нужна никому из них, и только долгожданная развязка заставляла подростков следовать сценарию.       И вот, во внутреннем дворе, новичок наконец-то сделал свой ход. Близнецы оказались в ловушке между двумя стенами и крытой галереей между корпусами — места много, а сбежать некуда. Поистине хороший расклад для нападающего Гокудеры. Отстав на шаг, он зло усмехнулся, заставив близнецов обернуться, и бросил:       — И это кандидаты в наследники Девятого? Чем дольше смотрю на вас, тем более жалкими вы мне кажетесь, — Гокудера досадливо сплюнул. — Дурни. Да если кого-то из вас сделают боссом нового поколения, Вонгола через два дня развалится!       — О, а этому не надо ничего объяснять, — заметил Тоши, кивком голову указывая на итальянца.       — Парень-то ещё ладно, не совсем пропащий слизняк. Хладнокровие, ум и физическая сила всегда ценятся в мире мафиози. Но девчонка! — новенький скривился. — Что за фарс!       — Да, согласен, дурёха не катит. Хотя я тоже не горю желанием связываться с этой криминальной чепухой. Я, видишь ли, адекватный человек.       — Я разберусь с вами обоими, мне не сложно!       — Слушай, друг, мы можем оформить петицию против Реборна, или кто там всё это устроил, я с радостью поддержу все твои возражения.       Тсуна устало потерла глаза.       — По-моему, вы совсем не слушаете друг друга…       Она осеклась от резкого движения новенького; тот вытащил из карманов узкие прозрачные колбочки, зажав их между пальцами обеих рук, и приготовился метать снаряды. Предчувствие зазвенело с новой силой, и Тсуна невольно попятилась брату за спину.       Тоши нахмурился.       — Что это?       — Ваша смерть, — пафосно заявил итальянец, но раздавшийся тоненький голосок вернул всех к обыденности.       — Гокудеру Хаято называются Дымовой Бомбой. Он весьма известен в криминальных кругах.       — Реборн!       — Чао.       Гокудера раздражённо цокнул языком.       — Вам лучше не попадать под его снаряды, — буднично заметил Реборн. — Иначе подорветесь. Разлетитесь на части. Бум — и нет человека. Только маленькие кровавые ошметки…       — Мы поняли, — оборвал Тоши, осматриваясь; он надеялся заговорить итальянцу зубы, а в это время продумать пути отступления. — Что-то твои колбочки не похожи на динамит или гранаты. Выпендриваешься?       Подрывник фыркнул с усмешкой.       — Только если здравый смысл уже считается бесполезным украшением. Это моя собственная разработка. Пришлось повозиться, рассчитывая нужные химические реакции и оптимальные физические характеристики, чтобы контролировать взрыв. Вряд ли вы поймете хоть сотую часть моих исследований.       — Почему же, я был бы не против подискутировать…       — Не в этой жизни! — злорадно выплюнул Гокудера, тряхнул своими колбочками и швырнул их в близнецов. Тсуна вскрикнула.       Но раньше, чем прогремел взрыв, раздалось два выстрела.       Колбочки отлетели в небо: Тоши отбросил их с разворота, используя сумку вместо своеобразной биты. Над школой расползлось облако дыма.       Гокудера глухо зарычал.       — Гадство. Придется прихлопнуть их сразу, а не возиться с парализующим газом.       Он выудил новую партию колбочек и повторил маневр.       — Обезвредить их! Обезвредить! — твердил Цукатоши и методично отшвыривал снаряды в небо. Бейсбольный клуб расплакался бы, если б увидел такие хорошие удары!       А Тсуна металась вокруг, приговаривая:       — Бежать! Бежать! Спасаться!       Она никак не могла найти применение своей энергии — брат делал всю работу.       Реборн, засунув ручки в карманы брюк, несколько раз перекатился с пятки на носок.       — Какой я расточительный. Сегодня хватило бы и одной пули.       — Гадство! — прошипел Хаято. — Ладно, придется вытащить всё, что есть!       Он не справился: колбочек оказалось слишком много; они попàдали Хаято под ноги, уже активированные. Гокудера, побледнев, безысходно опустил руки.       Вот и всё. Бессмысленно кончилась его бесполезная жизнь.       Жаль.       Цукатоши замер на мгновение.       — Спасаться! — решил он, бросая сумку, и собрался уже схватить сестру: кто, кроме него, вытащит дурёху!       Но Тсунаёши ужом выскользнула из его досягаемости и кинулась к итальянцу.       — Спасаться! — возмущенно крикнул ей Тоши.       Она упрямо мотнула головой.       — Спасать! — налетела на Гокудеру, снося его с места, и они покатились по земле.       Грянувший взрыв отбросил их ещё дальше.       Цукатоши поднялся с земли и, отмахиваясь от дыма, с ужасом поспешил туда, куда отшвырнуло сестру. Пламя посмертной воли погасло, и парень казался теперь особенно бледным.       Он смог, наконец, разглядеть два силуэта. Тсуна, откашливаясь, поднималась с итальянца; по инерции, а потом и от взрыва они кувырком летели по земле, и все были в пыли и царапинах. Тоши глубоко выдохнул.       — Дура! — и тут же выругался. — Он нас чуть не угробил, а ты!.. Что бы я сказал маме?!       Сестра потёрла холодные руки, унимая дрожь, и покосилась на Тоши.       — Странное опасение для тех, кого уже несколько раз пристрелили.       Парень сердито засопел: возразить нечего.       Тсуна цепко оглядела итальянца; тот сидел на земле с видом опустошённым, явно не осознав ещё толком, что до сих пор жив. Вдруг девушка требовательно протянула руку, велев:       — Снимай рубаху.       Все опешили; у Тоши нервно задергался глаз. Гокудера вдруг отмер, отскочил, не вставая с земли.       — Что?! — просипел он и зачем-то обхватил себя руками.       Но у Тсуны ещё горел слабенький огонек, и она вновь требовательно обратилась к итальянцу.       — Рубаху снимай. У тебя пуговица оторвалась, я пришью.       Вновь все обратились неподвижными статуями, а через пару ударов сердца Цукатоши взорвался, подобно бомбам Хаято:       — Сестра, ты в адеквате или совсем?! Он нас чуть не прибил, ты ему и так жизнь спасла, а теперь хочешь пуговицу пришить? Ты несостоявшаяся портниха, что ли?       — Бро, тебе-то какая разница? Ну, хочу помочь дураку, прояви и ты снисхождение. Смотри, какой он потерянный.       — Потерянный, — повторил Тоши, глядя на итальянца. Тот сидел явно в тотальном афиге, но уж никакой «потерянности» Тоши не видел. Скорее уж «притаившегося бродячего зверя». — Потерянный. Ладно, к черту твои девчачьи закидоны, но — пуговица?! Нафига?       — Она оторвалась.       — Нафига пришивать одну пуговицу, когда вся одежда убита в хлам?       Хаято, наконец, сдался под требовательным взглядом девушки, и стянув с себя побитую жизнью рубашку, передал её Тсуне. Он хоть и остался в ярко-красной футболке, опоясанной цепочкой надписей в скачущем шрифте, но всё равно неуютно ёжился, будто ему холодно, и теребил пальцами её край. Ещё парень разглядывал свои печатные надписи, словно нет ничего интереснее. Читатель нашёлся.       Тсуна, довольно кивнув, потянулась к своей сумке — она как раз оказалась неподалёку, отброшенная взрывом; а в ней швейный набор. И пуговицы по их школьной форме имелись! С неудачливостью и неуклюжестью Тсунаёши, это была вещь первой необходимости.       — Сестра.       — Боже. Да потому что у него не было пуговицы как минимум с конца занятий, если не с самого утра.       Цукатоши медленно моргнул.       — То есть ты заметила только это. Форму не по уставу. И больше тебя ничего не беспокоит, — спокойно перечислил он.       Тсуна хмуро молчала, пытаясь совладать с ниткой.       — Сестра.       — Не мешай мне, отвлекаешь.       — Тьфу!       Парень сердито сверлил подрывника взглядом, пока Тсуна склонилась над рубашкой. Этот мутный тип мог и на месть решиться, должен же хоть кто-то не спускать с него глаз! С дурёхи станется. Впрочем, подрывник застыл безжизненным болваном, облегчив Саваде задачу.       Огонёк потух, как только Тсуна завязала узелок. И она наконец осознала, как глупо выглядит. Это же бешеный мафиози с бомбами, да от него скорее надо делать ноги! И чего она привязалась к этой дурацкой пуговице?! Кажется, никогда не наблюдала за собой признаки нездорового перфекционизма... признаки любого перфекционизма. Всё Реборн со своими пулями виноват, ясно же, что человек после них себя не контролирует.       Девушка с дрожью протянула рубашку.       — Вот. Носите на здоровье.       Гокудера уставился на бедную одёжу с таким видом, будто перед ним восьмое чудо света или инопланетное нечто: красиво, а вдруг рванет? Близнецы поспешили воспользоваться этой заминкой в своих целях и шустро слиняли.       — Ну вот, опять вся форма убитая, — грустно сказала Тсуна, оглядывая себя, когда они уже покинули территорию школы.       Тоши съехидничал:       — Да неужели?       И только Реборн остался доволен сегодняшним: рано, рано он назвал себя расточительным! Обе пули попали в десятку!