Вкус твоей красоты

      Чуя проснулся от чьих-то приглушённых голосов и невольно подскочил на кушетке. Он поспешно оглядел комнату: одеяло съехало на пол, белые капли в свидетельство вчерашнему так и не были вытерты, а ремень Дазая лежал на прошлом месте. Сначала Накахара думал, что голоса раздаются лишь у него в голове, настолько они казались близкими и одновременно тихими, словно перелистывание страниц; но звуки были четкими и не пропадали в течении нескольких секунд. Чуя щипал себя, бил по щекам, но они никуда не исчезали. Нижняя часть тела отдавала болью при каждом движении, рана на плече адски саднила. Когда за дверью послышались открывающиеся замки, он откинулся обратно и, уткнувшись носом в кушетку, притворился спящим.       Послышались шаркающие шаги. Всего он услышал два мужских голоса помимо знакомого голоса Дазая. Оба были хриплые, сухие. Их обладатели были явно старше тридцати. — Нам нужно знать точную цену, — сказал первый голос слова, которые Чуя помнил, что уже где-то слышал. Короткими шажками он подошёл к столу, со скрежетом отодвинул стул. Это была не лёгкая походка Дазая, которую Чуя успел выучить. — Я осквернил его тело вчера, — мрачно ответил Дазай. Накахара готов был поклясться, что во взгляде того в тот момент плескалась бесконечная пустота. Мужчина разочаровано хмыкнул. — Ясно, — просто прокомментировал он. Изнасилование “скота”, по видимому, было обыденным явлением здесь. — Говорите, он пил алкоголь относительно недавно? Это вы его поили? — осведомился второй, серьезный и деловой голос.       Ответа не последовало. Дазай, должно быть, до сих пор сверлил их своими черными дырами. Напряжение сковало воздух вокруг. — Вы понимаете, в какую ситуацию себя ставите? — продолжил незнакомец, — он ничего не будет стоить на аукционе, если все, что вы говорите, правда. А у вас не остаётся времени. Собираетесь участвовать и выкупить его?       Нотка иронии явно проявлялась. — Нет. Я не буду участвовать, — отрезал Осаму. — Мы, так уж и быть, дадим вам ещё один день. Аукцион перенесется специально для вас… хотя, если вы всё-таки хотите его выкупить…. — первый мужчина приблизился к кушетке Чуи и тот рефлекторно напрягся. — Притворяется, что спит, — усмехнулся тот, и у рыжего кровь застыла в жилах, — Так вот, если вы все же захотите его обратно, можем заключить сделку. Я понимаю, что денег вам пока что не хватит даже на самую дешёвую душу; поэтому предлагаю отдать его мне на сегодня. Мне понравился этот мальчик, и я тоже хочу поразлвекаться. За это я выкуплю его завтра и отдам обратно. Так вам не придется искать новых жертв, и вы сможете медлить и дальше сколько захотите. Я понимаю, что в начале это сложно, но вы привыкнете. Если для вас действительно важно вернуть вашего друга, конечно. Вы согласны?       Пусть он откажется. Пусть откажется. Пусть откажется. Пусть… — Нет. Голос Дазая прозвучал грозно и раздражённо. Будто он в тайне ненавидел людей перед собой. Мужчина вздохнул. — Жаль. В таком случае, у вас остаются считанные часы.       Через несколько минут послышались удаляющиеся шаги и скрип. Однако Накахара чувствовал присутствие: Дазай все ещё стоял здесь и о чем-то думал. Дверь по его ощущениям оставалась приоткрытой. Тишина камнем повисла в атмосфере помещения. Откуда-то снаружи слышались крики, словно кто-то неразборчиво звал кого-то по имени, и свист. Странно, ведь раньше Чуя никогда не слышал ничего из внешнего мира. Похоже стены и сама дверь были достаточно толстыми чтобы заглушить весь шум… но как тогда Дазай смог услышать, когда он долбился об стену?.. Чуя приподнял веки и сквозь ресницы смотрел на стоящего перед дверью шатена. На спине того был повязан белый фартук, на этот раз чистый, в которой он был одет когда Чуя увидел его тогда, в первый день. Дазай смотрел на дверь несколько минут, после чего с оглушительным грохотом захлопнул ее полным злости ударом кулака. Накахара не испугался, а скорее удивился тому, что такое можно было совершить, чтобы вывести Дазая из себя. Тот придвинул вторую кушетку к стене и с ногами забрался на нее. В прострации закрыл лицо руками.       Убедившись, что каннибал не заметит, Чуя без страха уставился на него. Плечи Осаму задрожали, он… плакал?       Чуя бесшумно облокотился на вытянутую руку и принялся пристально наблюдать за шатеном. Тот все трясся, тихие всхлипы беспрерывно вырывались из него. У рыжего что-то больно сжалось в груди. Ему вновь стало жалко Дазая, особенно после того, что тот мямлил во сне вчера ночью. Каким бы Осаму ни был преступником: каннибалом, насильником, какими бы ни были его психические проблемы, все эти беды и несчастья не могли возникнуть из ниоткуда. Он точно прошел через немыслимо страшные обстоятельства, и даже здесь, как казалось Чуе, “среди своих”, у Дазая не было своих. Пришедшие людоеды являлись кем угодно, но не его друзьями или соучастниками. Они говорили со злобой, насмехались над ним и явно не доверяли.       Чуя осторожно встал и опустился на край рядом с ним. Дазай замолк и замер. Чего он боялся? Накахара утешающе опустил ладонь на контрастно широкое плечо и шатен поднял голову. Его глаза покраснели из-за слез, привычная улыбка стёрлась и ее заменило выражение полное сожаления и тоски, искажающее его красивое лицо. — Что происходит? — шепотом спросил Чуя, едва шевеля губами.       Дазай покачал головой и отвернулся. Накахара, не зная куда деваться, прижался к нему и приобнял. Тот тут же взглянул на него как на умалишенного. Хотя, вероятно, таким он теперь и являлся. — Ты что? — осевшим голосом сказал Дазай. — Ничего, — Чуя фыркнул, — я не понимаю, что происходит, зачем ты сделал это со мной вчера? Кто эти люди? Они говорили об аукционе. Почему ты до сих пор меня не убил? — Тебе не противно меня трогать? — проигнорировал его тот, все ещё не веря в то, что Чуя так легко его касался и… успокаивал? — Нормально.       Дазай тяжело вздохнул и поспешно вытер глаза прежде, чем слезы могли вылиться наружу и показать его слабость. — Я не знаю, — ни с того ни с сего заявил он, — я не знаю, что происходит, Чуя, чего они от меня хотят…       Дазай уткнулся лицом в грудь Чуе и вновь заплакал. Сцена, конечно, была ещё та, подумал про себя Чуя. Дазай, сильный и невозмутимый, ревел как ребенок на плече своей жертвы, своего скота. А тот лишь обернул руки вокруг него и сидел в недоумении, ожидая, когда этот приступ закончится и ему наконец объяснят, в чем дело. — Я… — всхлипнул шатен, и, собравшись, решительно выпалил: — не убивал твоего друга. — Что?! — изумлённо выдохнул Чуя. — Я отпустил его. Это правда, — признался он. — А что за мясо тогда в холодильнике?.. — Это обычная говядина… мы разводим скот. Животных, — уточнил он, опомнившись. У Чуи отлегло от сердца от услышанного. Получается, Ширасэ все ещё жив! У него точно получилось сбежать и он, должно быть, уже у себя дома в безопасности! Цвета незабудок глаза загорелись: ему захотелось расцеловать Дазая за то, что он оставил его друга в покое. Настроение поднялось, и выход теперь маячил где-то совсем рядом. — И к чему было это все?.. — недоумевал рыжий. — Это… — слова застревали у него в горле, не выходя наружу, дыхание сбилось и какое-то плохое чувство беспощадно давило на горло, не позволяя продолжить разговор. Чуя это заметил. — Все хорошо, —очевидно, ничего не было хорошо, — выплакайся сначала.       Дазай смиренно вздохнул и, опустившись на его плечо, рыдал несколько минут. Чуя нежно гладил его по спине, внутренне борясь с нетерпением, но не с отвращением. Только начиная успокаиваться, Осаму заходился всхлипами снова и снова. Но у него не хватало времени. Вовсе не хватало. — Я, — начал он, отстраняясь и садясь поудобнее напротив Чуи, смотря прямо в кристальные озера сверкающих глаз того, — не хочу тебя есть. Я не такой, как они, я не ем людей… то есть да, я каннибал, но… просто моя мать… когда мы были… нас завалило! У меня не было выбора! И вообще, блять, я не хочу участвовать в ебаном аукционе!       Накахара, кажется, впервые услышал, как Дазай матерится, и это казалось какой-то критической точкой в настроении того. — Тише, тише, — Чуя положил обе руки на плечи того, — давай так: я буду задавать вопросы, а ты отвечай.       Осаму кивнул. — Это деревня, насколько я понимаю? Сколько вас тут? — Да, — более облегчённо, но все ещё судорожно выдохнул тот, — в нашей деревне около двадцати человек. Все мужчины, поэтому женщины дороже на аукционе… они все голодные и это мерзко. То, что сделал я, тоже мерзко, но я не потому что… потому что… я хотел… просто… — Не уходи от темы. Продолжай, чем вы занимаетесь помимо скота? — Мы выращиваем овощи и фрукты, пытаемся осуществить самодостаточность. Но несмотря на наши усилия ничего не получается, земля тут не самая лучшая… у каждого имеются свои деньги на которые можно купить что-то в городе. У нас есть гараж с машиной, на которой можно выехать в город, когда придет твоя очередь и закупиться всем необходимым. Наш доход это аукцион, владелец жертвы получает сорок процентов, а остальные шестьдесят идут нашему “лидеру”. Я его никогда не видел. Так же деньги можно получить продавая свои выращенные продукты другим и оказывая некоторые услуги. Тут почти все за деньги. Даже спросить сколько времени нельзя за бесплатно.       Что за сборище сумасшедших. Культ, можно сказать, раз у них есть что-то вроде гуру. Он решил не озвучивать свое мнение по поводу всего. — Почему ты не убил меня? — Потому что не хочу. И не могу. Я не убийца. Чуя изогнул бровь. — “Не убийца”? Сколько жертв у тебя было? — Одна. — Твоя мать? — Да. Между ними повисла тишина. — Ты убил ее? — Нет. Она была мертва. — Что произошло? — Землетрясение. Кажется, Чуя начинал сводить точки в голове. — Вас завалило, говоришь? — Да. Мы шли куда-то гулять, я не помню, и нас завалило. Матери на живот упал огромный кусок стены ближайшего дома, а мы с отцом остались под завалами. Мне было десять лет. Было темно, пыльно, страшно. Душно. Шли дни, мать начала гнить. Я никогда не забуду этот запах… запах сырого мяса, гнили, гноя… я был в ужасе, ревел, звал ее и до последнего не хотел принимать, что ее уже нет… прошла неделя, а нас все не могли найти. А нам хотелось есть… нам… очень сильно хотелось есть, Чуя, понимаешь? — его голос дрогнул, слезы заблестели в коньячных глазах. Обоим стало хуже. Осаму можно было и не продолжать. — Отец заставил меня. Я пытался отказаться, оно пахло ужасно, мне было жалко маму… когда он резал, кровь лилась из мяса и мочила грязь… но он просто впихнул мне это в рот и сказал, что я умру, если не стану есть…       О да, Чуя почти понимал. Он сам вчера насильно сожрал кусок себя. — Отец ел тоже. Но он не выжил. Только я… Рыжий стёр мокрую дорожку с щеки того. — В этом нет твоей вины, — заверил он шатена, — все в порядке. Не нужно так себя терзать из-за этого. Ответь: что ты делаешь здесь? Как ты тут оказался? — Я был с другом. Прямо как ты. Мы познакомились в приюте. Нас схватили. Его убили и сожрали у меня на глазах. Почему-то это происходит только со мной… почему… он был единственным, кто меня понимал… у меня никого нет кроме него. — Успокойся и продолжай, — отрезал он. — Они сказали… они не врали, Чуя. Они не врут, у них есть способности. Они узнали! Представляешь… они сказали, что я уже ел человечину и что теперь я должен буду присоединиться к ним. Тогда, если я буду дальше быть каннибалом, смогу вернуть Одасаку к жизни. У меня тоже будут способности, как у них. — Это бред. Мертвые не возвращаются, — осторожно, выделяя каждое слово, заявил Чуя. Хотя как переубедить фанатика? — Они возвращаются. Я видел своими глазами, как они это делали… — Это могла быть постановка. — Тогда как они узнали о том, что я съел свою мать?! — в исступлении вскрикнул Дазай. — Дазай Осаму. Ты видишь кошмары, да? — Каждую ночь. — Но знаешь ли ты, что говоришь во сне? Шатен нахмурился. — В смысле? — Вчера после всего ты уснул и начал говорить во сне. По-моему, ты вспоминал те самые события. По твоим словам было легко все понять. Дазай в ступоре осмотрелся по сторонам и тупо уставился в стену. — Они просто манипулировали тобой. Твоего друга не вернуть, и никаких способностей у них нет.       Ответа не последовало сразу. Лже-каннибал просидел без мыслей пару минут. Он встал, прошёлся по комнате. Взял стакан из шкафа, наполнил водой, вылил. Наполнил снова и выпил. Поднялся на носки, выглянул в окно. Открыл дверь и кого-то искал, словно опасаясь, что их подслушивают. Вернулся на место рядом с Чуей. А после, будто проснувшись от долгого сна, резко повернулся и заорал: — Да, я знаю! Блять, я знаю что все это бред сумасшедшего и никаких способностей у них нет. Я, блять, понимаю, что они пытаются промыть мне мозги и что все было ложью. Я знаю, что Одасаку не вернуть… но… так у меня хотя бы есть надежда. Грязная надежда на то, что Одасаку придет и спасет меня, как спасал всегда! Ты понимаешь меня, знаю, у тебя тоже была надежда, ты ведь сидел тут и названивал всем подряд, зная, что они не ответят! Знал ведь? И все равно звонил… У Чуи пробежали мурашки по спине. Он был прав. — Потому что Одасаку мечтал написать книгу. И вот, в итоге это какой-то незаконченный блокнот… это даже не книга, от книги тут только обложка… наш знакомый сделал ее специально на заказ, но внутри просто беспорядочные надписи. Я бы очень хотел, чтобы он дописал свою книгу. — Сколько времени ты здесь? — осведомился Накахара. — Четыре месяца. — И все? — его лицо удивлённо вытянулось. — Это достаточно долго, чтобы привыкнуть к их двинутым традициям. Они дали мне время на то, чтобы найти жертву, и так вышло… я все никак не мог осмелиться, а потом рассыпал шипы на дорогу и поджидал вас. Если я не сожру тебя сегодня, то… меня убьют, а тебя продадут на аукционе и съедят в любом случае. Поэтому у меня нет выбора… — У тебя же есть машина? Почему ты не убежишь, придурок? — Мне нечего делать во внешнем мире. Там меня никто не знает, я никому не нужен. У меня был только Одасаку. Он один. А теперь… — Дазай посмотрел в сторону, — меня никто не полюбит. Никогда. Особенно такого, каким я стал здесь. Ты ведь видел… каким я могу быть. — Ерунда, — серьезно заключил Чуя, осуждающе осматривая парня перед собой. — Что? — Скажи, Дазай, ты идиот? — Накахара взяв в обе ладони лицо Осаму, — кто тебе это сказал? Они? Ебаные каннибалы? Это неправда. Тебя может полюбить кто угодно. То, что ты до этого момента притворялся маньяком, ничего не меняет. Это была лишь маска и это было заметно, знаешь ли. — Да?! И кому же я нужен в городе, где меня никто не знает? В стране, в мире, где меня никто не знает? — усмехнулся тот. — Мне нужен! — воскликнул Чуя, — да хотя бы я могу тебя полюбить. И кто угодно. — После того, что я с тобой сделал? — Ты не убивал моего друга, не мучил меня, а если про вчерашнее, то тебе, разумеется, придется объясниться. Хотя спасибо и на том, что не стал меня рвать. Так вот, зачем было заставлять меня есть мое же мясо и насиловать? — Для того, чтобы снизить твою цену. Чтобы в случае чего украсть деньги и выкупить тебя, — помрачнел тот, — а это… я тебя не насиловал. Ты был не против. — Что?! — рассерженно рявкнул Чуя, — Где ты там увидел мое согласие?! — Ну, я немного припугнул тебя, но ты ведь сам разделся и вел себя послушно, и, кстати, ты был невероятно хорош, — хитро протянул он, — Тем более, если бы ты сопротивлялся, я бы не стал тебя трогать. Ни руками, ни ножом. Я бы просто ушел. — Ты идиот?... Или нет, ты настоящий ублюдок, — плюнул Чуя. — И зачем тогда врать про то, что ты меня “полюбишь”? — с горечью усмехнулся тот. — Я не вру. Даже это я, думаю, смогу простить. У меня большое сердце. И честно, если бы ты не рассек мне заранее плечо, это можно было бы даже назвать приятным. — То есть ты признаешь, что я не хуже игрушек? — Ой, заткнись! — прорычал Чуя, — ближе к теме. Тебе не нужно так рушить себя ради пустых надежд. — А не даёшь ли ты пустых надежд? Может, ты так говоришь только потому, что хочешь выйти живым? А затем просто забудешь меня, или того хуже, сдашь полиции? — Дазай, — осуждающе сказал Чуя, — ты забыл, что было вчера? Когда ты уснул, нож лежал достаточно далеко от тебя. А я не спал. Глаза Дазая округлились от внезапного осознания. — Ты… мог меня убить, но не сделал этого?.. Чуя хмыкнул. — Дошло? Шатен тут же вцепился Чуе в руки со светом надежды в коньячных глазах. — Почему?! Почему ты не сделал этого?! — расспрашивал он, — мне было бы все равно, если бы ты меня прикончил, правда… — Идиот. Ты так жалобно хныкал во сне, вот мне и стало тебя жалко. — И ты можешь пообещать мне, что если я оставлю тебя в живых, ты полюбишь меня? — Да, блять, обещаю! Говорю же, ты обычный человек, не считай себя кем-то особенным, бесит. Что за сопли. Давай к делу. Отсюда вообще возможно выбраться? — Нет, — шатен остыл от энтузиазма и отстранился, — Но мы можем попытаться. — Что будем делать? — Нам понадобится план. Я хороший стратег, и думаю, что это не составит труда. Я успел хорошо изучить окрестности. — Тогда думай, стратег. Хочешь ты умереть или нет, мне похер, а я ещё пожить хочу. — Я заметил, — Дазай вновь ухмыльнулся и спустился на пол, скрещивая ноги по-турецки. — Да пошел ты. Ты чего? — спросил Чуя, смотря сверху вниз на странную позу знакомого. — Я так думаю, — пожал плечами Дазай, — Не мешай. Чуя хмыкнул. Он и не мечтал о том, чтобы объединиться со своим похитителем против целой кучки фанатиков-людоедов… гениально. В данной ситуации самый приятный расклад. Появился шанс, что его не слопают и он наконец вернётся домой. А ещё спасет эту бедную душу из слепой веры и дороги, ведущей в бездну. А слова про то, что он его “полюбит”, наверное, были достаточно искренними. Какая разница, что происходит здесь — там, в городе, дома, вдали от всех этих ужасов, все перестанет иметь изначальное значение. Потому что это разные миры и другие измерения. И Дазай там тоже другой, Чуя знает это. А что ему терять — любить, не любить? Все, что было здесь, навсегда останется здесь. И травмы, и боль. А там они, может быть, и сдружатся. До аукциона оставался ровно один день.