Сон

— Устал. Дверь со скрипом закрылась, напоминая о своей старости, а Пэкчхон упал на кровать, не находя в себе сил, чтобы стянуть форму и белую ленту со лба; чëрт, придëтся встать на рассвете и всë разгладить, чтобы не было складок… Красивыми небесно-голубыми глазами, под которыми давно залегли синяки, скрытые слоем дешëвого макияжа, уставились в такой же старый потолок, как и этот павильон. А ведь старейшины спят в ещë более захудалых зданиях, отдавая всë лучшее ученикам — и ему, своей надежде. Днëм, когда сотни взглядом уставлены на него с ожиданием, он нëс на спине этот груз, но сейчас… Он снова проиграл хëну в этом году. Пятый раз. Недавно он попробовал написать письмо отцу, но тут же спрятал его в дальний ящик — ничего особенного, просто вопрос о том, как его мама поживает. Кажется, Пэксан заметил, что он не так идеален, как хотел бы быть… С этими мыслями он закрыл глаза. Когда Пэкчхон проснулся посреди ночи, над ним по-прежнему был старый потолок, а на улице ещë не забрезжил рассвет, но что изменилось — мужчина, нависавший над ним. Будто это было естественно, он коснулся несопротивляющихся губ, раздвигая их, проникая языком внутрь и оставляя сладкий привкус дорогих пряностей после себя. Запоздало Пэкчхон разомкнул ряд белых зубов, позволяя чужому языку сплестись с его, забраться глубже и заставить задыхаться от нехватки воздуха. Когда мужчина отстранился, забираясь под одежду, Пэкчхон слегка закашлялся и хрипло задышал; как же хорошо. Как же хорошо ощущались горячие руки на его коже в этой холодной комнатушке, как же хорошо обжигало лëгкие, а голова шла кругом от этого слишком продолжительного поцелуя, как же хорошо было, раскинув руки, чувствовать, как чужие пальцы внутри — растягивают его. Даже поставь Гымрëн его на колени — как и всегда, впрочем — Пэкчхон никогда не признался бы, что ему снятся подобные сны и насколько они ему нравятся; ему не нужно ничего делать, кроме того, чтобы просто лежать, предоставив доступ к телу. Ему не нужно заботиться о том, что по щеке стекает слюна, а из горла доносится приглушëнный стон, когда пальцы касаются комка нервов, проводя пальцами, сжимая, заставляя тело дрожать слишком приятно, чтобы желать прекращения. О нет, он не хотел, чтобы это прекращалось хоть когда-нибудь. Пэкчхон чувствует, как его перевернули на бок, а мужчина лëг лицом к нему, перекинув его ногу через себя. Он вновь ненадолго приоткрыл свои глаза, чтобы увидеть чужую линию челюсти и мощную шею, когда в его колечко направили член и одной рукой прижали к себе, давая упереться в плечо и вдохнуть странное сочетание сладости, алкоголя и сливы. Слишком тихо, чтобы разбудить спящего через стенку Пэксана, он постанывал, когда член скользил внутрь, заставляя тело сотрясаться от приятной дрожи и нагреваться, покрываясь испаринами. Но будто боясь того, что их услышат — или по другой причине, которая Пэкчхону была неизвестна — мужчина продолжал его целовать, мягко посасывая от природы пухловатые губы, слишком женственные. Пэкчхон чувствовал, что на него смотрят, но не желал открывать глаза — из чувства стыда и мысли, что всë это закончится, если он узнает мужчину. Сперма наполнила его живот, приятно согревая и стекая по обнажëнным бëдрам, когда член вышел; слишком неидеально для тэсахëна поколения Пэк и надежды Горы Хуа. Но Пэкчхону было плевать. По крайней мере, пока сильные руки по-прежнему продолжали держать его и ничего не требовать взамен за эти ночные часы. Но на утро его ждала пустая холодная комната, он в пижаме и белая повязка на прикроватной тумбе. Лишь сладкий привкус на губах давал призрачный намëк на то, что это не его больная фантазия из-за усталости.