***
— Кто там? М, Елена, проходи. Ну, разыгрывайся и рассказывай, что у тебя с программой. - Мужчина в классическом костюме не вставая из-за стола бросил на меня короткий взгляд. — Ну, вообще, я должна разбирать соло Колтрейна, но мой прошлый преподаватель сказал что даст ноты сегодня. А его, как видите, сегодня нет. - Я коротко посмеялась своей очевидности, и наконец начала раскладывать инструмент, пока Дмитрий Сергеевич что-то увлеченно рассматривал в своем телефоне — Колтрейн? Не хило, не хило. Как говорил Тиньков, - "сомнительно, но оукей". Так, ты поступаешь в этом году? Куда? Кулёк, гнесинка, пед, бутмановское? — Бутмановское. — Ну, господина Колтрейна мы пока отложим, его будешь на четвёртом курсе играть. Сейчас, хм.. Сейчас возьмем тебе в программу какого-нибудь Пола Дезмонда.. - Мужчина наконец отлип от смартфона и посмотрел на меня, стоявшую перед ним с саксофоном в руках -..Ты не альтистка? Ты же, ну, девочка. Почему тенор? Ты и поступать с ним будешь, что ли? — На меня сразу посыпались вопросы от сбитого с толку преподавателя, которые я не сразу успела обработать, от чего вместо конкретики успела уловить только главную суть. То есть не могу играть на теноре, потому что я девушка? — Вы уж извините, а как связан мой пол и инструмент, на котором я играю?.. — Ты маленькая, а он большой. И соблюдай субординацию, пожалуйста, здесь Я преподаватель. Он только что.. Что? Я не привыкла к тому, что с преподавателем нужно разговаривать, ну, как с преподавателем. Во всяком случае, с моими преподавателями разговаривать можно было нормально, а не как холопы с боярами. С Матвеем Игоревичем, Яном Бергманом и Инкой всегда можно было. — Ээ, ладно. так что по программе? — "По программе, по программе", - неприятно передразнил меня мужчина, — По программе у нас техзачет в ноябре, Елена! Держи, этюд Лакура, и играй гаммы. — Быстро взглянув на этюд, выражение моего лица наверняка уже показывало все, что я по поводу него думаю. — Дмитрий, ээ, Сергеевич. Я играла этюды из этого сборника в пятом классе. А сейчас я в одиннадцатом. — Мужчина безразлично поднял бровь. - Ну, и? Этот конкретно не играла же? В характеристике не написано, значит не играла. Всё, хватит, работаем. Гамма ля мажор. Урок прошёл неуютно, бессмысленно и безрезультатно. Бергман занимался со мной всегда сверх выделенного на урок времени, порой и три, и четыре часа шли наши с ним занятия. Этот же уперся, ровно час пятьдесят пять и ни на минуту дольше. Осталось только посмотреть онлайн лекцию по ненавистной физике и переписать параграф по обществу. Черт, сегодня еще и психиатр! После неприятного летнего инцидента, о котором вспоминать не очень хочется, мое ментальное здоровье совсем подкосилось. Не то чтобы оно когда-то было в норме, но летом все стало совсем плохо. Две недели августа я лежала в диспансере. Сейчас, по мнение врачей, все почти улеглось, но еще следующие пол года я обязана еженедельно ходить в диспансер на взвешивание и опрос. Опрос глупый, всегда состоял из трех вопросов - как на меня влияют таблетки, как я себя чувствую, и какую-нибудь ерунду на подобии готовлюсь ли я к егэ или не появился ли у меня парень. Перед каждым взвешиванием надо выпить как можно больше воды, чтобы казалось будто я поправляюсь. я сейчас я тоже выпила, почти три литра, больше в меня не вместилось. Решающий момент, и.. — Молодец, Алёна! Ровно сорок восемь! Ну все, давай, до скорого. Следующий! — Санитарка, контролирующая вес, будто искренне не понимала, чем сейчас ее слова обернутся. Выбежав из кабинета в туалет, вода сразу вышла наружу и, к моему несчастью, через рот. Это не может быть правдой. Если сорок восемь, значит без воды было сорок шесть. Какая же я мерзкая. Домой я возвращалась позднее обычного. В метро, что ли, кто-то под рельсы кинулся, иначе объяснить такую задержку поезда было невозможно. Как обычно, с тяжелым инструментом ща спиной, я пыталась протиснуться в уголок вагона, где будет побольше места и я никого не прибью своим "чемоданом". Но, всё-таки, прибила. Мужчина стоявший сзади меня со стонами проснулся от сна в стоячем положении и негромко матерясь пытался понять кто его только что ударил. — Ого, Елена, тебе так не понравилось со мной заниматься, что ты решила расплющить меня об стену? - уже примерно знакомый голос нового преподавателя раздался с покалеченной стороны. — Ой. Извините пожалуйста. - Я попыталась отодвинуться подальше, хотя на самом деле хотелось отодвинуться вовсе на другой край земли. Только этого Сергеевича здесь не хватало. Отойти подальше в забитом вагоне не получилось, и мне пришлось ехать весь оставшийся путь рядом с этим.. Этим кем? Выскочкой? Неучем? Петухом? Нет, наверное, всё-таки все сразу. Только оказавшись дома, я попыталась лечь спать. Родители были еще на работе, младшая уехала к бабушке на неделю, а старшие один не пойми где, другая в общежитии. Заснуть в полном одиночестве легче, но ощущение чужого присутствия не покидало меня ни на секунду. Нет, я не в верю в барабашку или страшных монстров, но темнота никогда не была для меня чем-то расслабляющим. В темноте хотелось плакать, кричать, бояться, читать, но не спать. Идиотская привычка включать ночник со мной с самого первого произнесённого слова, и от этого ребячества отойти сложно. В этом году егэ сдавать, а я боюсь темноты.. Ну и ну. На следующий день у меня снова был оркестр, а значит хоть какое-то людское общество. С переходом на домашнее людей вокруг меня стало сильно меньше, даже общение в интернете сократилось до каких-то дурацких чатов по мафии или политических перепалок в комментариях новостных пабликов. Была бы у меня такая уверенность. с которой я валю оппонентов в срачах, в жизни, друзей бы у меня либо вообще не было, либо наоборот я бы стала мисс популярность. Я не то, чтобы серая мышь, одеваюсь нестандартно, на голове всегда какая-нибудь странная причёска со смешной заколкой, но в плане общения я слишком скованная для своего внешнего образа дерзкой девочки из клипа девяностых. Я просто не умею поддерживать диалог с людьми, с которыми меня связывает исключительно рабоче-учебная среда. — Все, заходим! - раздался звонкий голос Матвея Игоревича. Он маленький, низкий и юркий, как сам себя называет - компактный. Недавно мы поздравляли его с днем рождения, ему исполнилось ровно тридцать. Сам играет на трубе, но чаще его можно встретить как руководителя нашего большого коллектива, а не как преподавателя по специальности. — Лена Птицына, поздравляю, на прошлом конкурсе заняла второе место. Не первое, но мы, так-то, и на призовое вовсе не целились. Молодец! Рома Холопов, тоже молодец, попал в следующий этап. Все, поздравили и хватит, открываем Мисти! — негромкое общение сменилось шелестом нот. — Раз, два, три, четыре! - дирижёр отсчитал пустой такт и оркестр загудел. Соло в Мисти обычно играет первый альт, Колтун, то есть Миша Колтун, но сегодня его не было, и нам пришлось выживать без темы, ориентируясь только на ноты. Рисунок в Мисти не сложный, в основном из половинок и триолей. — Ладно, хватит вас мучить. Свободны. Женя, задержись. - Матвей Игоревич, как обычно, отдавал прогульщикам ноты, пока остальные собирали инструменты и уходили. Я вышла из класса, стараясь как можно быстрее преодолеть школьные коридоры и выйти на свежий воздух, чтобы, не дай бог, не свалиться в голодный обморок. — Здравствуйте, - быстро почти крикнула я Дмитрию Сергеевичу, проходившему мимо. Вспомнив вчерашний случай, как я ударила чехлом с саксофоном своего бедного преподавателя, который вполне и не бедный, чтобы иметь возможность ездить на машине, а не пихаться в метро, я невольно посмеялась. Так ему и надо, всё-таки.***
Метроном отстукивает четверти со скоростью сто сорок ударов в минуту. — Заново! Просто повторить пассаж. Просто сыграть его без ошибок. Давай, раз, и.. — Заново, Лена, плохо! Раз, два. Пальцы двигаются с кошмарной скоростью, мозг не успевает обработать ноты быстрее, чем это сделают руки, и все летит к чертям. — Плохо, плохо, плохо! - Преподаватель перешел на крик, и одним резким движением смел все со стола. Я плачу. Бергман подходит ближе, встает сзади и кладет руки на мой саксофон. — Заново. - уже слишком спокойным для происходящего голосом произносит мужчина. Он положил голову мне на плечо, инструмент все ещё висит на моей шее, но он ни капли не смущаясь берет мундштук в рот и и играет этот злосчастный пассаж. Я не двигаюсь, он доиграл, провел рукой по моей спине и ушел обратно к столу, злобно, даже победно улыбаясь, мол, смотри, я могу делать что захочу, и ты никак не сможешь этому препятствовать. — Поняла, как он должен звучать? Заново. - и опять эта зловещая, вовсе не доброжелательная улыбка. Я проснулась в поту, в горле першило, а голова кружилась как после похмелья, а не восьми часового сна. Почему? Почему я никогда не запоминала этого? Почему, когда я так сильно из-за него страдала, в голову приходили только другие ситуации с ним? Как он меня успокаивал, обнимал, хвалил? Я не обращала внимания на подобные инциденты, но они, судя по всему, были достаточно серьёзными, чтобы сниться в кошмарах. Нащупав в темноте телефон, я быстро переименовала контакт на сухое, строгое "Ян Витальевич", пытаясь не ослепнуть от внезапного яркого света экрана. Я хочу его забыть. Забыть того, каким я его считала. Вспомнить его настоящего.