Цена твоего молчания

      Мерный стук колес медленно сошел на нет, когда поезд оказался достаточно далеко, чтобы Такемичи не мог слышать шум вагонов. Станция встретила суетой прохожих и слепящим солнцем. Токио было невероятно активным, как и положено столице, с каждым годом обрастающей все бóльшим количеством новостроек.        Летние каникулы подходили к концу. Такемичи должен был вернуться из Йокогамы 27 августа, но было принято решение приехать на десять дней раньше, чтобы провести больше времени дома, пока учеба не навалилась на плечи тяжким грузом. Такемичи пусть и не был отличником, но учеба все равно поглощала огромное количество времени. Он хотел провести его с братом, разлука с которым продлилась почти два месяца.       Он уехал из Токио 21 июня, на следующий день, как начались летние каникулы, на чем настоял его брат — Эиджи. С огромным вагоном энтузиазма он едва ли не силой отправил Такемичи в Йокогаму, говоря, что он должен посмотреть мир и он сам — вовсе не повод ни видеться с приютскими друзьями, с которыми Такемичи поддерживал общение по средству переписки, пусть и периодической.        Такемичи все еще не понимал, почему Эиджи так горел идеей о том, чтобы отправить его подальше из Токио и как можно быстрее. Сам Эиджи с друзьями из приюта не общался, связи как-то сами собой оборвались почти сразу, как близнецов забрали из Йокогамы и перевезли в Токио. Такемичи был единственным, кто упорно не терял связи с ними, оставшимися в приюте. Он не мог оставить их, иначе совесть проела бы дыру в грудной клетке, словно кислота.        Конечно же, его брат был не таким. Такемичи знал его так же хорошо, как самого себя. Он точно знал все его слабые места, заевшие, как на пластинке фразы, какие места предпочитает посещать и любимый вкус лапши. Такемичи всегда был позади и Эиджи выступал в роли защитника, но это вовсе не делало младшего близнеца слабым, вовсе нет. Наверное, он просто был слишком пацифистом и этим все было сказано.       Такемичи не любил драки, насилие, вид крови и все, что было с этим связано. Ему не было трудно постоять за себя, трудно было не испытывать угрызений совести за то, что нанес кому-то вред, даже защищаясь. Такемичи был осторожным и спокойным, при этом глубоким, словно океан, затягивающим так глубоко на свое дно, что выбраться от туда не представлялось возможным. Его глаза, в отличие от глаз Эиджи – точно таких же, ярко-синих – не были, словно острые лезвия бритвы, вспарывающими кожу. Наоборот; они смывали кровь и действовали успокаивающе, подобно бальзаму.        О своем приезде Такемичи решил не сообщать. Знал, что брат не любит сюрпризы, но также знал и о том, что злость и обида уйдут почти сразу, как выдержка Эиджи даст трещину (а случится это очень скоро).        Он брел неторопливо, от станции до дома было минут двадцать, если поспешить, а Такемичи никуда не торопился. Рюкзак тяжелел на плечах, но он не замечал его вес, оглядываясь по сторонам, словно отсутствовал в городе не два месяца, а целый год; вовсю шло строительство, то тут, то там стояли за ограждениями железные каркасы будущих зданий и можно было заметить рабочих в ярко-оранжевых касках и заляпанной стройматериалами потертой одежде. Дом Такемичи находился ближе к окраине, но стройки велись даже тут, потому страшно было предположить, какая суета сейчас происходила в центре.        Оторваться от созерцания зданий Такемичи заставил оклик со спины. Голос был ему совершенно не знаком.       — Эиджи!        Обернувшись, Такемичи увидел двух приближающихся парней. Один совсем не высокий, ниже него самого на пару сантиметров, второй же наоборот, выше головы на две с половиной. Оба блондины. У того, который выше волосы собраны в косичку и видна часть татуировки на виске — рисунок было не разглядеть. Того, который был ниже, Ханагаки окрестил милым-личиком, несмотря на достаточно внушительное телосложение, скрытое под слоями одежды.       — «Кто это такие?» – туго соображает Такемичи, прежде чем в голове щелкает и он обращает внимание на то, что к нему обратились по имени брата. — «Друзья Эиджи?», – лихорадочно соображая, Такемичи полностью повернулся к двум парням, которые поравнялись с ним в короткие сроки.       — Чего застыл, Эйдзи? – спрашивает милое-личико.        — Случилось что-то? – чуть хмурится дракон. Да, на его голове действительно был вытатуирован дракон. Выглядело весьма внушительно.       — Да брось, Кенчик, – махнул рукой милое-личико, растягивая губы в непринужденной улыбке. — У Эйдзи никогда ничего не случается. У него либо стихийное бедствие, либо пустяк.       Названый Кенчиком хмыкает. Такемичи все так же молчит, взирая на каждого из них по очереди. Он не Эиджи и, наверное, должен был сказать об этом как можно быстрее, но его мозг упорно отказывался выполнять эту функцию.       — Эй, Эйдзи, – зовет его милое-личико, бросая на него оценивающий взгляд, "словно" видел впервые. Такемичи чувствует то ли недоумение, то ли смущение, потому что виделись они действительно впервые и он до сих пор не понимал, кто это вообще такие. — Почему молчишь?        — Я не... – начал было Такемичи, когда бурная деятельность его мозгов снова пришла в действие, как его новых знакомых окликивают со спины.       — Парни! – Эиджи машет им свободной рукой, в другой он нес, прижимая к груди, плотный пакет из коричневой бумаги с неизвестным содержимым. Увидев же брата, он встал как вкопанный, явно ошеломленный его появлением.       Парни обернулись и, застав Эиджи, недоуменно переглянулись. Глянув на Такемичи, оставшегося неподвижным, они снова смотря на Эиджи, видимо пытаясь осознать какого хрена их двое.       — Какого?.. – с охеревшим от жизни видом спрашивает Кенчик, прозванный Такемичи драконом. Милое-личико переводит взгляд с одного близнеца на другого, прежде чем замечает пакет в руках Эиджи.        — О, – и тянет руки к пакету, который забирает без встречного сопротивления, потому что Эиджи все еще смотрит во все глаза на Такемичи и больше ничего вокруг не замечает (или же не хочет замечать вовсе).       — Майки, тебя что, вообще не волнует это? – Кенчик взирает на милое-личико-Майки с видом, будто на его глазах происходит что-то за гранью реального, пока Майки раскрывает пакет и выуживает от туда тайяки, откусывая рыбке-печенью половину головы.       — Да ладно тебе, Кенчик, – с набитым ртом отвечает ему Майки с беспечным видом.       — Такемичи, – подает голос хмурый Эиджи, резво приближаясь к брату.       — И тебе привет, – с непробиваемым спокойствием отвечает Такемичи, переключая свое внимание на брата.       — Почему ты?.. – он резко прервался и, махнув рукой, нахмурился. — Потом поговорим.        Такемичи пожал плечами. Эиджи, переведя взгляд на Кенчика с Майки откашлялся и, убедившись, что оба взгляда направлены на него, заговорил.       — Я, наверное, должен был сказать раньше... Кхм.. Это Такемичи, мой младший брат, – и, взглянув на Такемичи, послал ему короткую улыбку, совершенно несоответствующему предыдущему хмурому образу. — Такемичи, это Майки и Доракен.        — Приятно, – кивает Доракен-который-дракон.        — Взаимно, – Такемичи посылает ему улыбку, прежде чем перевести взгляд на оживившегося Майки.        — Приятно познакомиться, Такемучи, – пронзительно глядя на него темными омутами глаз произносит Майки, довольно улыбаясь. От исковерканной формы имени внутри Такемичи что-то медленно умирает, но вспомнив, как он изначально прозвал самого Майки, «нечто» оживает обратно и Такемичи ставит галочку в строке «квиты».        — Мы, в общем, пойдем, – вдруг говорит Эиджи, приобнимая Такемичи за шею. — Я бы с вами пошел, если бы кое-кто не решил вернуться так спонтанно, – и снова состроил недовольную рожу, глядя на равнодушного Такемичи.       — Увидимся, – лениво машет рукой Доракен.       — Мы еще встретимся, Такемучи, – то ли предупреждает, то ли угрожает Майки. — Пока, Эйдзи.       — И вам не хворать, – кивает старший близнец, разворачиваясь и утягивая Такемичи за собой.       — Пока! – махает рукой младший, поспевая за братом и все больше отдаляясь от новых знакомых.       — «Майки и.. Доракен... Знакомые клички», – рассеянно рассуждает Такемичи, прежде чем сообразить. Его словно окатило ледяной водой. — «Непобедимый Майки — глава Токийской Свастики и Доракен — его заместитель», – только сейчас он разглядел иероглифы на черной куртке брата, вышитые золотыми нитями вместе со свастикой на рукавах. Эиджи точно увидел его переполох, но продолжил гнуть свою линию, вдруг остановившись.       — Какого хера ты вернулся без предупреждения? Мы договаривались на 27 число, так какого ты приехал 17-го? – Эиджи выглядит мрачно. Ярко-синие глаза словно затягиваются тьмой и даже яркое солнце не в силах осветить их.       — Я скучал по тебе, – пожимает плечами Такемичи, ни чуть не впечатленный его эмоциями. Он видел это много раз. Слишком много, чтобы продолжать удивляться и отшатываться в страхе.         — Ты ведь знаешь – я не люблю сюрпризы, – он хмурится лишь сильнее и выглядит все более недовольным, голос же едва ли не дрожит от возникшего напряжения.       — Знаю, – хмыкает Такемичи. — Ровно настолько же, насколько о том, что тебе без меня трудно.        Эиджи машет головой, словно пытается убедить в обратном в первую очередь себя.       — Ладно, хрен с тобой, – заключает он. — Закрыли тему! – и притягивает Такемичи к себе так же внезапно, как начал ругать. В объятиях они простояли долгие минуты, прежде чем Эиджи разжал крепкую хватку. — Как же я скучал, Мичи! – он счастливо улыбается, словно не сам настаивал на поездке Такемичи в Йокогаму.       — Настолько, что даже не рассказал о своем членстве в банде? – вскидывает брови Такемичи. Он честно не хотел ругаться и вообще не любил споры, но это выходило за все расставленные им же границы. Но, прежде чем Эиджи успевает раскрыть рот, Такемичи прерывает его коротким взмахом руки. — Давай лучше дома.        Эиджи вновь мрачнеет, но все равно кивает, прежде чем зашагать дальше по улице, не обращая внимания на прохожих — он лавировал между ними на каком-то подсознательном уровне и периодически поглядывал, идет ли Такемичи следом. А Такемичи идет — держится пальцами за увесистую сумку, цепляя кедой о кеду и подставляя лицо прохладному ветру, цепляющему ветровку и штанины, лишь бы не думать о предстоящем разговоре, избежать который не представлялось возможным.        Путь до дома был сокращен через стройку, закрытую к вечеру, который успел наступить, пока близнецы добирались до дома. Такемичи ничего не спрашивал, лишь молчаливо следовал за Эиджи, который обошел железный забор в виде сетки и привел Такемичи к небольшой дыре на стыке забора и бетонной стены одного из зданий, в которую они чудом пролезли, а Такемичи, зацепившись за железные прутья сумкой едва не остался без нее.        Пару раз он чуть не угодил ногой в сырой бетон, посылая Эиджи недовольные взгляды каждый раз, когда подошва едва не угождала в стройматериал. Эиджи делал вид, что не замечает этого, ловко переступая через ямы и осколки стекла.        Вылезли они, перелезая под забором через яму, видимо, вырытой дворовыми собаками. Отряхивая ветровку и штаны, Такемичи глянул на Эиджи, который каким-то невероятным образом смог пролезть почти не касаясь земли. Или же на черной форме Тосвы просто не было видно пыли также хорошо, как на красной ветровке Такемичи.        Он вообще сомневался, что путь был так уж сильно сокращен, ибо они немного задержались, перелезая забор, но железные кольца, которыми огородили стройку, тянулись на множество метров и все это пришлось бы обходить. И, так как желания возвращаться в темноте без фонариков у Такемичи не было, он не высказывал жалоб, решив придержать их до лучших времен. И нет, Такемичи вовсе не злопамятный, он такой только если дело касается Эиджи.        Помимо опускающихся на город сумерек постепенно холодало. Медленно зажигались уличные фонари. Уже будучи перед самой дверью небольшого двухэтажного дома, Такемичи вошел внутрь следом за Эиджи, на ходу разуваясь и со стуком опуская сумку на пол, следом стягивая ветровку и вешая ее на железный крючок. Эиджи свою куртку не снимал, только громоздкие черные ботинки, которыми при желании можно было превратить чьи-нибудь кости в порошок. Такемичи тряхнул головой.       — Где Каэде?        Каэде Мацууро была той, кто забрала их из приюта и увезла в Токио, как только были оформлены все документы об усыновлении. Такемичи думал о ней с теплотой, пусть близнецы и не называли ее матерью, даже с учетом того, что своих настоящих родителей они оба не помнили. Даже родительский дом. Самые первые воспоминания Такемичи начинались со старого приюта в Йокогаме.        — На работе, где же еще, – пожимает плечами Эиджи. — Сказала, вернется завтра утром.        — Понятно... – вздыхает Такемичи, подхватывая с пола сумку и ступая по скрипящим в некоторых местах доскам.         Отпирая дверь в общую комнату близнецов, Такемичи ощутил, как с его плеч падает огромный валун, когда он видит, что ничего толком не поменялось. Разве что Эиджи навешал новых плакатов на стену. В остальном все точно также: двух яростная кровать, рабочий стол, заваленный учебниками и бумагой, общий шкаф и старенький телевизор на небольшой потертой тумбе. Даже шторы прежние. Такемичи улыбнулся. Он рад вернуться туда, где все пахнет домом.        Дверь за спиной закрылась с тихим щелчком. Такемичи не обернулся, погрузив сумку на свою кровать. Спал он на нижнем ярусе. Эиджи, пройдя к столу, взялся за спинку задвинутого стула на колесиках, отодвигая его и плюхаясь на мягкое сидение. Такемичи опустился на матрас, пронзительно глядя на брата.       — Почему ты не рассказал мне раньше?       Эиджи стягивает с себя куртку, которая была частью формы банды и кладет ее к себе на колени, сжимая плотную ткань пальцами с разбитыми костяшками.       — Я хотел... – без особого энтузиазма отвечает Эиджи.       — И давно ты?.. – Такемичи делает неопределенный жест рукой, прекрасно зная, что Эиджи поймет его даже с полуслова.       — Перед твоим отъездом, – мрачно извещает старший, опуская взгляд.        — Ясно, – хмурится Такемичи, поджимая губы. — Как ты вообще туда попал? – с сомнением спрашивает он. Такемичи знал, что Эиджи не тот человек, который выходит из дома, чтобы пойти и разбить чужую тачку или набить кому-то морду, так что он упорно не понимал, как тот смог попасть в банду и успеть за такой короткий срок подружиться с главами, известными на все Токио.       Эиджи молчал долго и упорно, прежде чем выпалить:       — Риота получил отсрочку от армии!       Эиджи гневно выдохнул. На лице Такемичи отобразился леденящий душу ужас. Риота, в отличие от близнецов, являлся родным сыном Каэде. И оба брата до дрожи боялись его.       — Что?.. – Такемичи не хочет верить, он не может. Смотрит на Эиджи недоуменно, с застывшим на лице страхом.        — Я узнал об этом за несколько дней до каникул. Каэде поделилась. Радостно, – добавил Эиджи, прежде чем продолжить. — Я сразу сбежал. Бежал так долго, как только мог. Тело двигалось само по себе... В итоге случайно угодил на «бои без правил». Старшие делают ставки, малышня бьет друг другу рожи до кровавых соплей и все в таком духе. Это все незаконно, само собой, – Эиджи раздраженно выдыхает.       — Подожди... – Такемичи смотрит на него пораженно. — То есть ты...       — Да. Стал чужой ставкой, – кивает Эиджи. — Пиздился там до тех пор, пока не явился лично Майки вместе с Доракеном. Так и познакомились. После этого как-то само собой вышло, что я в банде оказался, – он пожимает плечами. — Это все. Не знаю, что ты хотел услышать, но это... – он взмахнул рукой. — Это просто все.       Такемичи хватается за голову, до выступающих на глаза слез оттягивая пряди светлых волос, немного жестких от краски. У Эиджи они были точно такие же. Отвратительно выкрашенный блонд.        Сквозь пелену слез он поднял взгляд на Эиджи.       — Ты меня выгнал из-за Риоты, да? – он улыбнулся слишком печально. Эиджи скривился.       — Да, – но все равно подтверждает. — Он приезжает в сентябре. И я не знаю, что мне делать. Я не знаю, Такемичи... – Эиджи откидывает голову на спинку стула и судорожно выдыхает.        — Мы что-нибудь придумаем, – Такемичи стирает так и не пролившиеся слезы, поднимается и подходит к брату. — Мы обязательно придумаем, что делать, Эиджи! – заверяет его Такемичи, решительно глядя в опустевшие синие глаза напротив.       — Конечно, Мичи, мы придумаем, – чуть хрипло отвечает Эиджи, ломано улыбаясь. Он поднялся со стула и, отложив куртку на сиденье, притянул Такемичи к себе для недолгих объятий, наполненных горьким отчаянием, прежде чем пойти к двери. — Поедим, может? Ты вообще что-то ел сегодня? – придирчиво оглядев его, спрашивает Эиджи.        — Нет, – пожимает плечами Такемичи. Он действительно ничего не ел со вчерашнего дня и только сейчас дал о себе знать голод. До этого его мысли были заняты совершенно другим.       — Отлично, – кивает Эиджи, вытаскивая его в коридор. — То есть, нифига это не отлично... Ну, ты понял! И вообще, Каэде вчера рис с карри готовила. Только с плиты вкуснее, конечно, но ничего не поделаешь...       Небольшая кухня встретила душистым запахом специй. И, пока Такемичи скучающе пялился в окно сидя за котацу, Эиджи вытаскивал из холодильника сковороду и небольшую кастрюлю.        Погрузив тарелку в микроволновку и дождавшись сигнала о завершении работы, Эиджи с гордым видом поставил тарелку с едой перед Такемичи, не забыв вручить ему палочки.        — А ты не будешь? – удивленно спрашивает Такемичи.       — Не, – махает рукой Эиджи, опускаясь напротив и подминая под себя ноги. — Я уже ел недавно, не беспокойся, – он непринужденно улыбается.        Такемичи лишь кивает и, разломив палочки, сложил ладони вместе.       — Приятного аппетита.       Роль мойщика посуды была возложена на Эиджи монетой, приземлившейся на ладонь стороной с цифрой «10». И, пока он ворчал, что ему всегда не везет в подобном, Такемичи ехидно пожелал ему удачи и удалился в комнату. Ему еще предстояло разобрать немногочисленные вещи, которые он брал с собой из Токио и кое-что по мелочи было получено в Йокогаме.       Выпотрошив сумку, Такемичи методичными движениями складывал мятые вещи на полки. Когда-то давно, еще в детстве, только попав в этот дом, близнецы поделили шкаф строго на две части, каждая из которых принадлежала лишь одному из них, но со временем вещи перемешались и Такемичи лишь смутно помнил, какие принадлежали ему самому. Ему было все равно, была это одежда брата или его собственная.        И сейчас, складывая вещи по полкам (аккуратно, в отличие от Эиджи, который швырял все не глядя), Такемичи наткнулся на смятое фото, лежащее на дне сумки. Там был он, его брат и еще двое мальчишек, с которыми они познакомились будучи в приюте и с которыми сейчас общался лишь Такемичи. Первый, закинув руку на шею Эиджи, ехидно улыбался. У него были белые волосы, смуглая кожа и глаза цвета орхидеи. Второй, скромно стоя около Такемичи, неловко улыбался. Волосы у него были темными, один глаз — карий, другой бесцветный, его пересекал шрам, растянувшийся на пол-лица.        Фотография была сделана летом, насколько помнил Такемичи — в начале июня. Дети в ожидании каникул учились, как получится, ведь все мысли были заняты предстоящим отдыхом. Тогда они и сделали фото на старую камеру, найденную в одном из классов на учительском столе. Им, конечно, после этого досталось, но оно того стоило, и с тех пор фотография хранилась у Такемичи, он всегда хранил ее в сумке, словно талисман.        Бережно держа в руках снимок, Ханагаки перевернул его обратной стороной. На пожелтевшей бумаге была дата: 04.06.1998. Фото было сделано за полгода до того, как близнецов забрали в приемную семью, а двое единственных друзей остались в приюте, так и не обретя опекунов.        В одном из ящиков стола Такемичи нашел старую рамку, куда осторожно вложил снимок, поставив его на стол и продолжив разбирать оставшиеся вещи.         Как раз к моменту, когда он закончил и закрыл дверцу шкафа, телефон коротко завибрировал. Вытащив его из кармана и откинув крышку, Такемичи уставился в экран; смс, пришедшее от «Белого демона» гласило — «Добрался?»       Такемичи, зайдя в мессенджер, быстро напечатал ответ: «Да, пару часов назад. Все хорошо».       Менее, чем через десять секунд пришло новое смс: «Рад, что ты в порядке».       Довольно улыбнувшись, Такемичи напечатал: «Нашел наш общий снимок. Помнишь, мы делали его летом?»       «В июне? Тот, на украденную камеру?»       «Да»       «Помню. Ты все еще хранишь его?»       Такемичи, щелкая по кнопкам, опустился на кровать.       «Ага. Нашел в сумке, пока вещи разбирал. Поставил в рамку, чтобы не помялся еще сильнее»       Пришедший ответ поставил точку в разговоре: «Ты всегда трепетно относился к воспоминаниям. Но мне уже нужно идти. Не прощаюсь».       Отложив телефон, Такемичи свалился на постель, головой на подушку. Уже завтра приедет Каэде и в сентябре предстоит встретиться с Риотой, а у него нет даже малейших идей насчет того, что можно было сделать. Он и Эиджи несовершеннолетние, что означало одно — им никуда не деться из дома на долгий срок, если они не хотят проблем. Такемичи знал, что Эиджи может перекантоваться у друзей из банды. Наверняка с этим не возникнет проблем, учитывая, что он общается с главой и, вероятно, даже дружит.        Такемичи скривился. Идея того, что его брата затянули во что-то подобное вызывала раздражение и злость. Это было опасно и стоило бы вытягивать Эиджи из этого как можно быстрее, пока не стало слишком поздно.         Дверь комнаты отворилась с тихим скрипом.       — Чтоб мне еще хоть раз выпало мыть посуду! – недовольно извещает Эиджи, шлепая по полу босыми ногами. Фотография на столе сразу привлекла его внимание.        Подойдя ближе и вглядевшись в изображение, он удивился.       — Откуда?        — Храню с тех пор, как мы его сделали, – хмыкает Такемичи, закидывая руки за голову и растягиваясь на кровати.        — Да ладно, – протягивает Эиджи, осторожно вытаскивая фото из рамки и вертя его в руках. — И правда оно... – погрузив снимок обратно, он поставил его на прежнее место. — Я думал, ты избавился от него уже давно.       — Еще чего, – хмурится Такемичи. — Это память. Нельзя так просто от нее избавляться.       — Кому как, – фыркает Эиджи. — Фото, памятные вещи и прочая дребедень – шляпа полная. Ты же все равно будешь помнить об этом.       — Именно поэтому ты носишь с Хиной парные кулоны?       Его слова привели Эиджи в ступор. Его лицо стремительно заалело.        — Нет, Мичи, это другое! – он яростно замотал головой. Такемичи расхохотался.       — Ага, конечно! Что, твой кулон тоже «шляпа», Эи?        — Нет, конечно! – хмурится Эиджи. — И вообще, заткнись, Бакамичи! – и швыряет в него подушку, схваченную с пола.        Ловя ее, Такемичи лишь громче рассмеялся.        — Расскажу Хине – она тебе устроит!..        — Умолкни, придурок! – вопит раскрасневшийся Эиджи, явно не разделяя веселья брата.       Когда же смех младшего близнеца стихает, он смахивает слезы, выступившие из-за оглушительного хохота.        — Ну ты даешь, конечно... – выдыхает Такемичи, пока Эиджи угрюмо забирается на второй ярус.       Засветившийся сбоку дисплей указал время: 22:49.        Такемичи чувствовал навалившуюся усталость, скопившуюся за весь этот день. Еще несколько часов назад двое старых друзей провожали его на станции, пока Такемичи грузился в поезд, а уже сейчас он лежит на своей кровати у себя дома и чувствует себя счастливым. Эиджи рядом, а с Риотой успеет решиться, по крайней мере он не терял надежды на это.        — Слушай, Эи, – зовет его Такемичи.       — Чего? – откликается Эиджи с верхнего яруса.       — А этот Майки... Вы ведь друзья?        Тишина обрушилась звенящим потоком, прежде чем Эиджи нехотя ответил.       — Ну, думаю, да, – его голос звучал приглушенно и задумчиво. — Он меня спас. И сказал еще: «мы с тобой теперь друзья, Эйдзи».       — Твое имя он тоже исковеркал.        — У него так часто, так что привыкай, – неоднозначно ответил Эиджи, шурша одеялом. — Спокойной ночи, Такемучи? – издевательски протягивает он.       — Спокойной, Эйдзи, – в тон ему отвечает Такемичи, поворачиваясь лицом к стене.        Сон настиг его в ближайшие минуты, не позволяя избавиться от собственных оков до самого утра, когда солнце пробивалось в комнату сквозь плотно задернутые шторы.

***

      Наспех позавтракав оставшимся со вчера рисом и карри, близнецы высунулись из кухни, услышав, как открылась входная дверь.       Черноволосая женщина с янтарными глазами встретила их удивленным взором.       — Такемичи? Когда ты вернулся?       — Вчера вечером, – ответил за него Эиджи, прекрасно зная, что Каэде часто путает близнецов между собой. Но сейчас их можно было отличить по количеству пластырей и царапин на лице: у Такемичи не было ни того, ни другого, у Эиджи же присутствовали и белые пластыри, испачканные в пыли, и кровавые раны, оставшиеся, вероятно, после драки. Теперь наличие кровоподтеков не удивляло. Странно только, что это не вызывало вопросов у Каэде.        — Вы ужинали? Завтракали? – спрашивает женщина, снимая обувь и оставляя небольшую черную сумочку на пуфике.       — Да, – подтверждает Такемичи. — Там еще рис остался...       — Вместе с карри. Но там не много, – заканчивает за него Эиджи.        Каэде кивает и, проходя мимо близнецов замедляется, кладя каждому на голову руку и слегка растрепывая волосы. Такемичи на это улыбнулся, Эиджи же состроил недовольную рожу.       Каэде ушла на кухню, приговаривая что-то о том, что нужно успеть все приготовить и отдохнуть перед очередной ночной сменой.       Такемичи осторожно заглянул на кухню, где Каэде выгружала из холодильника продукты и ставила на плиту кастрюлю.       — Риота правда получил отсрочку? – спрашивает Такемичи, поджимая губы.       — Да, он вернется в сентябре, – Каэде тепло улыбается. — Вы, наверное, тоже скучаете?       — Да... – тихо отвечает Такемичи. — Скучаем...       — Совсем скоро вы сможете увидеться, – говорит Каэде, возвращаясь к готовке. — Ох, столько дел, столько дел... Нужно бы в магазин забежать. Совсем продуктов не осталось...       Под ее разговор сама с собой, Такемичи удаляется из кухни, в коридоре натыкаясь на Эиджи, спешно надевающего обувь.       — Куда ты? – озадаченно спрашивает Такемичи.       — На собрание Тосвы, – в пол голоса отзывается Эиджи, натягивая ботинки. Куртка с золотыми иероглифами уже была на нем.       — Это все опасно... – хмурится Такемичи, но Эиджи лишь отмахивается.       — Я не какой-нибудь слабак, – старший быстро зашнуровывает один ботинок и уже приступает ко второму.       — Эиджи! – Такемичи хватает его за рукав, когда он поднимается. — Заиграешься ведь! – он говорит тише, чем хотелось бы, потому что если их услышит Каэде, то станет еще хуже, чем есть сейчас.       — Не волнуйся, Мичи, – Эиджи ободряюще улыбается, кладя ладони на его плечи. — Я справлюсь, – доверительно сообщает он, прежде чем выпутать рукав из хватки и выскользнуть за дверь.       — Стой, Эиджи! – кричит ему в след Такемичи, высовываясь за дверь, но брата уже и след простыл. — Подонок! – Ханагаки захлопывает дверь.        Просовывая ноги в кеды, он хватает с вешалки ветровку.       — Я с друзьями гулять! Эиджи со мной! – крикнул Такемичи, распахивая дверь и выскакивая на улицу.       — Вечером – домой! – слышит он вдогонку оклик Каэде.       — «Это уже вряд-ли», – качает головой Такемичи, выбегая со двора.        Похлопав себя по карманам и убедившись, что у него есть деньги и телефон, Такемичи, полный решимости, мчался к станции.        Билет был куплен на месте и стоил относительно не дорого. Всего полтора часа — и Такемичи будет в Йокогаме. Ему срочно нужно было оказаться как можно дальше. Он хотел видеть ни Эиджи, ни его друзей. Значение имели только Изана Курокава и Какуче Хитто, ждущие его возвращения.