Потерянный Рай

Липкий от сока плод был сладким, и Адам почувствовал, как эта сладость растекается у него на языке вместе с тающей, сочной мякотью. В первую секунду он даже почувствовал легкий оттенок разочарования – он ожидал, что плод с Дерева Жизни будет иметь совершенно необычный вкус, и он почувствует нечто такое, чего еще никогда не чувствовал, но на поверку это оказалось совершенно заурядным удовольствием, не лучше и не хуже тех, которые были ему давно знакомы. Пожалуй, он бы мог даже назвать десяток фруктов, которые сейчас доставили бы ему больше удовольствия – в разгар послеполуденной жары приятнее было бы ощутить во рту что-нибудь кисловатое и водянистое, чем сладкое и пряное. Отведя взгляд от своих липких, перепачканных соком пальцев, Адам посмотрел на Еву. Ее взгляд был напряженным и почти испуганным. Этот взгляд словно спрашивал – что дальше? Ты уже что-нибудь чувствуешь?.. Адам едва заметно качнул головой. - Нет, ничего, - ответил он. – Может быть, ничего и не случится… Может быть, мы слишком мало съели. Он почувствовал, что в его голосе звучит надежда. Теперь, когда дело было сделано, Адам начал сожалеть, что они приняли столь поспешное решение. Запретный плод того не стоил. Лучше бы они поели каких-нибудь других фруктов, и оставили бы это дерево в покое… Он бросил надкушенную половинку фрукта на траву. Может быть, с ними ничего и не случится. Может быть, для того, чтобы обрести обещанное знание, необходимо было съесть целый плод. А они разделили плод напополам, и съели совсем маленький кусочек. Что он, в сущности, успел попробовать и проглотить? Всего-то несколько волокон сладкой мякоти и пару капель сока. Наверняка это даже не считается. Если не трогать остальное, то можно считать, что ничего и не было… Ева, должно быть, думала о том же самом, потому что она тоже торопливо бросила остаток надкушенной половинки на траву. - Как думаешь, Он поймет, что мы сделали?.. – спросила она с ноткой беспокойства. - Я не знаю, - ответил Адам после короткой паузы. Лучше бы нет. Но вряд ли от Него можно что-нибудь скрыть. В конце концов, Он всегда знал, что чувствует Адам, о чем он думает и что его заботит. Если Ева обычно понимала его с полуслова, то Создателю не нужно было даже слов – при разговорах с ним Адам каждый раз чувствовал, что его Собеседник знает его лучше, чем он знает сам себя. Ева, наверное, подумала о том же. - Что мы Ему скажем?.. Он, наверное, расстроится, - упавшим голосом произнесла она. Адам попробовал представить, что скажет Создатель, и ему стало не по себе. Раньше он никогда еще не чувствовал подобного – как будто ему неуютно стало быть самим собой и захотелось то ли убежать и спрятаться, то ли совсем исчезнуть. Сейчас он, пожалуй, предпочел бы, чтобы Создатель был занят чем-то важным и не вспоминал о них как можно дольше. - Он не расстроится. Думаю, Он рассердится, как я – на того Змея, - глухо отозвался он. – Зря мы это затеяли… Адам почувствовал, что его охватила дрожь – совсем как рано утром, когда выбираешься из озера, и прохладный, не успевший нагреться от солнца воздух холодит мокрое тело. Только в этот раз в этом ощущении не было ничего забавного. - Ты очень бледный, - встревоженно сообщила Ева. Она и сама была бледнее, чем обычно, хотя лоб у нее покрыт испариной, словно от бега. – Кажется, оно все-таки действует!.. Ева схватила его за руку, но пальцы у нее были холодными и слабыми. - Уйдем отсюда, - предложил Адам. – Если кто-то из Старших нас увидит, они сразу же поймут, что здесь произошло! Он сжал ее ладонь, потянув Еву за собой, и они вместе поспешили в сторону деревьев. Адам быстро шел вперед, нетерпеливо перепрыгивая перепутанные корни, и лишь изредка оглядывался, чтобы убедиться в том, что Ева следует за ним. Поляна с Деревом давно осталась позади, но ему все равно казалось, что они еще не отошли настолько далеко, чтобы чувствовать себя в безопасности. И если он в конце концов остановился – то не потому, что почувствовал, что доволен результатом – просто у него внезапно закончились силы, и Адам почувствовал, что не сможет двигаться дальше, если не передохнет. Ева легла рядом с ним и, как обычно, устроила голову у него на плече, но сейчас они прижимались друг к другу теснее, чем в самую прохладную ночь. - Странно – ты ведь рядом, но я чувствую себя такой ужасно _одинокой_, как будто бы во всем мире не осталось никого, кроме меня. Мне страшно, как перед прыжком с обрыва в воду, только не одну секунду, а _все время_. И голова кружится, - жалобно поделилась Ева. – Что теперь с нами будет?.. Адам не сумел найти в ответ ни слова утешения. Навряд ли Еве станет легче, если он ответит, что чувствует то же самое. Руки у него холодели, а мысли путались. Он сжал пальцы на предплечье Евы, уткнулся лицом в теплую ямку между ее шеей и плечом и зажмурил глаза. В какой-нибудь другой момент это, скорее всего, ощущалось бы очень уютно, но сейчас он почувствовал только слабый проблеск облегчения. - Помнишь, однажды Он сказал, что, если мы сейчас попробуем плоды этого Дерева, то мы умрем?.. – шепнула Ева прямо у него над ухом. – Мне кажется, я начинаю понимать, что значит «умереть». Это как засыпать – но только очень неприятно. И тогда, когда тебе меньше всего этого хочется. Действительно, похоже, - промелькнуло в его голове. А потом мысли окончательно смешались, и он перестал что-либо сознавать. В такой жаркий солнечный день Адам и Ева, вероятнее всего, нашли себе какое-нибудь место попрохладнее. Либо они сейчас на озере, либо строят запруду через ручей в лесу, либо нашли какой-нибудь тенистый грот среди холмов и теперь удивляются выступающим из толщи камня самоцветам, пытаясь разобраться, что это такое. В любом случае, когда он позовет, они наверняка услышат его и откликнутся, а дальше он уже без труда сумеет оказаться в нужном месте. Для Ангелов расстояние не так существенно, как для людей. Так думал Михаил, когда только ступил в знакомую долину. Но, к его удивлению, сколько он ни звал Еву и Адама, устремляя свои мысли в разные места, где они могли быть, никто не откликался, словно люди были слишком сильно чем-то заняты, чтобы услышать его зов. - Они тебя не слышат, - в голосе, который слышался у него за спиной, слышалась чуть заметная усмешка, но Михаил все равно был рад его услышать. Хорошо, что Азриэль был здесь, с людьми, а не бродил по сумеречным землям на границе. Михаил обернулся и приветливо кивнул лучшему другу, который вальяжно привалился плечом к дереву в нескольких шагах от него. - Я так и знал, что, несмотря на все твои слова про Малый мир, на самом деле ты интересуешься им точно так же, как любой из нас, - с улыбкой сказал он. - Ну, разумеется, я им интересуюсь! Но едва ли так же, как любой из вас, - с какой-то новой, незнакомой ему едкостью ответил Азриэль. Подумав над его словами, Михаил кивнул. - Да, это правда. Ты всегда умел воспринимать любую вещь по-своему. Там, где кто-нибудь другой видит ответ, ты каждый раз находишь новые вопросы. Азриэль, всегда бывший чувствительным к признанию своих достоинств, горделиво улыбнулся. - Тут ты прав. И этот мир, действительно, наводит на разные очень интересные вопросы. Например, ты никогда не спрашивал себя, зачем Он вообще решил его создать?.. Какой была Его тайная цель?.. Михаил рассмеялся. - «Тайная цель»? – повторил он. – Тайна в этой истории, конечно, есть, и даже не одна. Я не могу даже вообразить, какими станут люди, когда они повзрослеют, и как они смогут одолеть Ничто. Но цель Создателя как раз довольно очевидна – оказать нам помочь, о которой мы Его просили. - Это Он так говорит. Но лично я чем дальше, тем сильнее сомневаюсь в том, что это соответствует действительности. Начинается, - подумал Михаил. Похоже, следовало, наконец, признать, что мысли, которые Азриэль озвучивал во время их предыдущей беседы, не были просто плодом дурного настроения, вызванного слишком продолжительным и слишком частым пребыванием в опасных приграничных областях. И если уж совсем начистоту – разве не беспокойство из-за той беседы вынудило его самого отправиться проведать Еву и Адама в Малом мире?.. - Как ты можешь сомневаться? – спросил он печально. – Это почти то же самое, что упрекать Его во лжи. Ты что, забыл, что Он душа этого мира и источник самой жизни? Он – Творец всего, что в мире есть разумного и доброго. Включая нас с тобой. - Да, так мы всегда говорим, - охотно согласился Азриэль. – Но посмотри на нас. Люди, которых Он создал, помнят начало своего существования. А ты? Разве ты помнишь время, когда ты впервые осознал себя? Разве ты можешь сказать о самом себе - "было такое время, когда меня не было"? Мы, как и Он, были всегда. Как же ты можешь утверждать, что Он нас создал? - Но люди были созданы иначе! - Да, конечно, так Он нам сказал. Но чем мы можем подтвердить Его слова? И почему, собственно, ты и я видим друг друга так же ясно, как людей, а Он все время прячется от нас и позволяет только слышать Его голос? Уж не потому ли, что Он хочет, чтобы мы не поняли, как Он похож на нас, и не увидели, что Он - _один из нас_? Я много размышлял об этом. И я понял, что нет никакого Бога, а есть только боги. Это все мы сразу – Он, и ты, и я. Но он желал быть исключительным. И убедил нас в том, что он – наш Властелин, Создатель и Отец. Михаил с ужасом смотрел на хорошо знакомое, и в то же время совершенно незнакомое лицо. - Опомнись, Азриэль! Это безумие! - Ты думаешь, я ошибаюсь? - спросил Азриэль с кривой, блуждающей улыбкой. - Ты не ошибаешься – ты лжешь, - возразил Михаил. – Посмотри на себя! Посмотри на свое лицо! Ни одно слово из тех, которые ты сейчас произнес, не далось тебе без труда. Ты прилагаешь страшные усилия, чтобы заставить себя их произносить, поскольку, как бы далеко ты уже не зашёл по этому пути, даже в эту минуту все в тебе сопротивляется тому, что произносят твои губы. Так что не зови это ошибкой. Ты не хуже меня знаешь, что ты говоришь неправду, но ты хочешь убедить меня – и самого себя – что веришь собственным словам. Азриэль гневно сдвинул брови, и лицо у него потемнело. - Решил изображать из себя знатока чужих душ?.. В эту игру можно играть вдвоем. Слушай : мы оба знаем, что я умнее тебя, и всегда был умнее. Я лучше сражаюсь, я сильнее, наши соратники уважают меня больше, и даже так называемый Создатель, за которого ты заступаешься, любит меня сильнее, чем тебя. И сейчас ты так держишься за свои убеждения, поскольку для тебя это единственный шанс почувствовать себя хоть в чем-нибудь лучше меня. Думаешь, что теперь, когда я навлеку на себя Его гнев, ты наконец-то сможешь стать любимым сыном?.. «Он что, действительно так думает? – пронеслось в голове у Михаила. – Или же он говорит это нарочно для того, чтобы меня задеть? Не может же такого быть, чтобы все это время, пока он был моим другом, он считал, что я завидую ему, и наслаждался своим превосходством… Нет. Нет-нет-нет-нет. Это не Азриэль. Раньше он был другим» - У Него нет любимых или нелюбимых сыновей, - устало сказан он, не зная, есть ли смысл вообще продолжать этот разговор. Но секунду спустя Михаил встрепенулся, захваченный совершенно новой мыслью. – Азриэль! Помнишь, как ты однажды говорил про смесь быка и Ангела?.. Мы всегда знали, что Пустота не творит чудовищ из самой себя, из ничего. Все эти твари когда-то были частью нашего мира. Ничто не может ничего создать, но оно любит перемалывать и извращать однажды созданное. Наверное, поэтому оно и противостоит Создателю. И ты, действительно, был умнее и прозорливее всех нас, когда сказал, что следом за всей прочей жизнью очередь дойдет до Ангелов. Я только никогда бы не подумал, что Ничто сумеет заманить в свою ловушку именно тебя – самого лучшего из нас… и моего лучшего друга. Михаил почувствовал, что горло у него перехватило. Он никогда ещё не испытывал такого чувства, потому что в прежнем мире не было причин для горя. Почти умоляюще взглянув на Азриэля, он сказал : - Мы же друзья. Если ты ещё не забыл, что это значит... если где-то в глубине ты ещё остаёшься тем, кого я знал – давай поговорим с Создателем. Уверен, у Него получится тебе помочь. Пойдем со мной. Я думаю, ещё не поздно все исправить. Азриэль вздрогнул, словно пробуждаясь от сна, в который его погрузили эти мягкие, просительные интонации – и неожиданно для Михаила рассмеялся неприятным, резким смехом. - А вот тут ты ошибаешься! – возразил он. - Ничего уже не исправишь. Люди приобщились к знанию добра и зла. Планы Создателя, в чем бы они не состояли, пошли прахом. Я об этом позаботился. Михаил отшатнулся. - Как ты мог? – спросил он, чувствуя, как его беспокойство и печаль сменяет гнев. – Как ты посмел втянуть в это людей? - А почему, собственно, нет?.. Ты никогда не задавал себе вопрос – чего он, все-таки, от них хотел? Может быть, он предвидел, что мы можем усомниться в его первенстве, и начал сомневаться в нашей верности... и именно поэтому начал эту возню с людьми. Может, он думал, что однажды они смогут занять наше место, и тогда мы станем ему уже не нужны. Михаил стиснул зубы, чувствуя, что его прежняя любовь к лучшему другу выгорает в нем, переплавляясь в совершенно противоположное по смыслу чувство. - Ты твердил о слабости людей – и ты не постыдился использовать против них свои способности. Ты хочешь убедить себя, что ты бросаешь вызов Богу, но ты выбрал не Его и даже не кого-нибудь из нас, а самого слабейшего противника, какого смог найти. Ты трус! Взгляд Азриэля загорелся яростью. - Что ты сейчас сказал? - Сказал, что ты стал трусом – точно так же, как ты стал лжецом. Похоже, каждый, кто становится лжецом, кончает трусостью… Азриэль выхватил свой меч – и Михаил без колебания последовал его примеру. До сих пор он никогда не обнажал оружия ради того, чтобы сражаться с подобным себе разумным существом. Ещё недавно это показалось бы ему абсурдным – все равно, что попытаться ранить самого себя. Но то, что сделал Азриэль, что-то изменило – не только в нем самом, но и во всем остальном мире. Михаил ощущал гнев, которого он никогда не чувствовал, сражаясь против чудовищ. Раньше зло существовало лишь снаружи, никак не касаясь его самого. Теперь оно придвинулась вплотную – и впервые в жизни причиняло ему боль. Сейчас он не умом, а сердцем понял нестерпимость зла и невозможность существовать с ним в одном мире. Кажется, не только людям, но и нам пришлось по-настоящему познать Добро и Зло, - с горечью подумал Михаил. - Зря ты это затеял, - медленно и плавно поднимая меч – движение, которое в любой момент способно было обернуться стремительным смертоносным росчерком – заметил Азриэль. – Ты никогда не умел рассчитывать наперед… «Я?.. Это _я_, по-твоему, это затеял?!» - изумился Михаил. Но вслух сказал совсем другое : - Я никогда не думал, что дело дойдет до этого. Но, думаю, сейчас мы подвергаемся равной опасности. Ты любишь повторять, что ты сражаешься лучше меня. Но, думаю, на самом деле разница между нами не так велика, как бы тебе хотелось. Губы Азриэля раздвинула странная ухмылка. - Это верно, - совершенно неожиданно для Михаила согласился он. – И именно поэтому я не имею ни малейшего желания сражаться с тобой в одиночку. Мои замыслы слишком важны, чтобы бросать их исполнение на произвол судьбы. Почувствовав у себя за спиной какое-то движение, Михаил бросил взгляд через плечо – и в глазах зарябило от сияющих мечей. Привыкнув к нападениям чудовищ, где судьбу победы или поражения решали доли секунд, Михаил не успел задуматься, что это значит – просто инстинктивно выбрал самое слабое место стягивающегося вокруг него кольца врагов (да, именно врагов, хотя это и были не чудовища, а его бывшие соратники), вырвался из сжимавшейся петли и занял оборону возле огромного, поросшего мхом ствола, надежно прикрывающего ему спину. Осознав, что Михаил готов к сражению и, несмотря на явное преимущество противников, не собирается сдаваться, соратники Азриэля передумали бросаться на него всем скопом и предпочли действовать неспеша. Глядя, как они перестраиваются, пропуская ближе к нему самых талантливых бойцов, Михаил мысленно спросил себя – сколько же их всего?.. Во всяком случае, их было больше, чем он был способен сосчитать – те, кто находился впереди, стояли слишком близко, заслоняя задние ряды своих товарищей. - Так, значит, ты делился собственными умозаключениями со многими… - глядя в знакомые, но вместе с тем такие удивительно чужие лица, сказал Михаил. - Конечно, - ухмыльнулся Азриэль, которому его соратники уступили место прямо напротив Михаила. – С чего бы я стал беседовать с тобой одним? Чем ты лучше других?.. Михаил медленно выписывал мечом восьмерки, давая понять, что первый, кто попробует его атаковать, почти наверняка не избежит ответного удара. Но враги не торопились бросаться под его меч. Они надеются, что смогут меня измотать, - подумал он. Иногда кто-нибудь из его противников нарочно делал какое-нибудь движение, чтобы довести его напряжение до пика и дождаться, когда его бдительность ослабнет. - Я думал, что ты доверял мне свои мысли и сомнения по дружбе, - бросил он, не в силах вынести глумливую улыбку Азриэля. – Но теперь я вижу, что ты просто вербовал себе сторонников. Азриэль выразительно прищурился. - Вот, значит, как! Теперь ты попрекаешь меня нашей старой дружбой? Тогда почему же, если ты мне друг, ты не прислушался ко мне?.. Надо с этим кончать, - подумал Михаил. Все равно мне не победить их всех. - Я не прислушался именно потому, что я – твой друг, и я хотел тебе добра, - ответил он. И, отступив от защищавшего его ствола, нанес противнику удар мечом.