🍓🍓🍓
Ближайшие минут двадцать (учитывая точность внутренних часов Вару — десять) блондин и розоволосый продолжают болтать между собой, правда, уже куда спокойнее после неприветливого «Ромео, потише» от фиолетоволосого. Вару и не заметил, как вокруг них прибавился народ, все это время украдкой разглядывая загадочного хмурика. Он был сложен крепче зеленоволосого и наверняка выигрывал в показателях физической силы, одежда была темной, но, на удивление, не беспросветно-черной, а единственным ярким элементом была ярко-розовая спортивная сумка, висящая на его плече вместе со светло-серым, как чемоданчик розоволосого, рюкзаком и большой, очевидно тяжелой, черной спортивной сумкой на другом плече. Вару негодовал несколько минут, но после пришел к выводу, что рюкзак и вырвиглазная розовая сумка — вещи Ромео, что хмурик (по какой-то совершенно неясной для Майского причине) согласился таскать. Почему-то зеленоволосый думал, что в лагерях обитают лишь энергичные подростки и капризные дети, а необщительные и нелицеприятные люди предпочитают сидеть дома — ну, хиккари или типа того. Вару стало интересно: этого хмуро-мрачного типа затащили сюда силой? Он, как и Майский, не хотел тут находиться? Потому что зеленоглазый поверить не мог, что кто-то настолько интровертный мог с радостью покинуть квартиру и приехать в этот адский котлован, в простонародье называющийся лагерем. Вару моргнул и помотал головой, когда в нескольких метрах от него прогремел звонкий голос, пытающийся обратить на себя внимание. Зеленоволосый глянул на парня, которого из-за возраста без сомнений окрестил «вожатым» и удивился количеству народа, что собралось вокруг него. — Эй, вы все меня слышите? Да? Блондин и розоволосый, прекратите болтать! — после громкого крика все подростки действительно затихли. — Итак, я, как вы уже поняли, ваш вожатый на ближайшую смену. Зовут меня Юра — и да, это полное имя, не коверкайте на «Юрий», сердечно прошу! Между многими из вас и мной разница всего в пару лет, так что без «Вы», окей? Но это не значит что вы попали в мир без запретов, на днях приедет второй вожатый и это… В общем он консервативен, поэтому у вас не так уж много времени для развлечений, — парень неловко осмотрел пару десятков подростков перед собой. — Итак, сейчас мы дружненько топаем в наш корпус, распределяемся по комнатам и сегодня делаем, что душе вашей угодно. Вару глянул на Феликса и Ромео, резво мотнувших головами, и, словно болванчик, повторил за ними, после чего тронулся с места, направляясь за потоком тинейджеров, что в свою очередь шли за, вроде бы, Юрой, и задумался. Он считал, что едет на стопроцентную каторгу, но то, что он услышал только что, точно не подходило под ее описание. Хотя если сравнивать эту невероятную жару, суету вокруг и отсутствие знакомых, за которыми можно ходить хвостиком с тем, что его друзья находятся в городской квартире с прохладным кондиционером, рубятся в новую игрушку по сети или завалившись к кому-нибудь на дом. Да еще и едят кучу вкусных вредностей! Вару решил, что лагерь все же не то место, где он находился бы по доброй воле. Его — Самого Майского! — сослали в лесную глушь, куковать тут одинешенько, да издеваться над тупыми людьми, что, естественно, верят в приметы и не смогут пройти мимо, не сказав: «Кукушка, кукушка, сколько лет мне жить осталось?», отвечая им лишь парой гулких ку-ку. Вару почти рассмеялся со своих мыслей, но после ему стало невесело: А ведь в этой дыре наверняка есть подростки-дурни, что будут его всячески доставать. Один лишь гиперактивный и чересчур общительный — гиперобщительный? — блондин чего стоит! От одного лишь представления о его назойливости, преследующей Вару следующие восемнадцать дней, мурашки начинают бегать по коже. Брр… — Эй, ты чего завис? Топай давай, пока комнаты все не разобрали, — говорит ему вожатый, когда он не заходит внутрь деревянного домика. Или лучше сказать общежития, учитывая размеры и количество комнат в этом строении? В любом случае, Юра продолжает: — Или ты хочешь в комнату к девушкам? По секрету говорю, что там есть свободное место. — Фу, — морщится Вару, хотя и понимает, что это была шутка, а парень лишь смеется с его реакции. Зеленоволосый поправляет лямку тяжелой сумки, от которой уже ноет его плечо и поднимается на несколько ступенек вверх, забираясь на веранду, а после идет, приоткрывая каждую дверь, стараясь найти свободные места, однако сколько бы комнат он не осмотрел, все были заняты, а парни уже раскладывали свои вещи по тумбочкам. Может быть, Вару действительно стоило поторопиться, а не стоять столбом, переживая тот самый перводневнолагерный кризис. Парню уже порядком надоело открывать двери, а после, глянув внутрь комнаты очередным разочарованным взглядом, закрывать их обратно, поэтому он делал это на автомате, еще на третьей двери перестав стучать. Вару распахнул очередную дверку, и первым, за что зацепился его взгляд, стала свободная койка, а потом до ушей донесся злостный голос, посылающий подальше оттуда, и летящая в лицо подушка, после чего дверь перед ним захлопнулась, а Майский, проморгавшись, понял, что наткнулся на комнату девушек с той самой свободной койкой, о которой шутил вожатый. Подушка, едва ли не сбившая его с ног — с такой силой кинутая ему в мордашку — была вполне справедливым актом насилия, ведь внутри кто-то наверняка переодевался. — «Мне и не хотелось смотреть. Нашлись тут, тоже мне», — думает Вару, пинает пол прорезиненным носиком кед и топает к предпоследней двери, надеясь, что хоть там для него найдется место. Снова те же махинации с открытием дверцы, и перед ним предстает небольшая — чуть меньше, чем те, что он видел до этого — солнечная комната с двумя двухэтажными кроватями, второй этаж одной из которых не был занят. Майский приятно удивился такому — и соседей меньше, ведь остальные помещения были рассчитаны минимум на восьмерых, и кровать сверху, откуда будет удобно свешиваться, чтобы не скучать, однако переведя взгляд на жильцов, большая часть его воодушевления испарилась, ведь тут был блондин, с которым парень жить не хотел. Зеленоволосый был уверен, что Феликс такой назойливый и доставучий не только из-за первого дня пребывания в лагере — наверняка это его обычный жизненный уклад, а Вару не был любителем таких ярких и солнечных людей, из которых почти физически хлестает энергия, поэтому он захлопывает дверь до того, как это радостное недоразумение обратит на него внимание. Вару вздыхает и почти молится на свободные места в последней комнате, но по всем законам тяжкой жизни или злобной судьбы, или аниме про летние лагеря, все кровати там были заняты, поэтому вару приходится делать выбор: отправляться в комнату к девушкам и всю смену страдать из-за их девчачьего характера или жить бок о бок с хуманизацией слова «батарейка». Впрочем, решение хоть и не приятно, но очевидно, поэтому, сдавшись, Майский возвращается в прошлую комнату и сразу с порога его встречает хихиканье розоволосого, что, естественно, будет жить рядом с этим блондином. — О, вернулся? — говорит Ромео, запихивая одежду в шкаф, стоя в окружении розовой спортивной сумки, серого дорожного чемоданчика на колесиках и, такого же цвета, рюкзака. Вару ухмыляется, понимая, что был прав насчет того, что тот мрачный тип носит его вещи. — А я думал, что между нами и девушками, ты выберешь их. — Откуда ты знаешь, что кроме вас остались только они? — негодует Майский, глядя на свободную койку — слава божествам, что Феликс и Ромео делят одну двухъяросную кровать! Однако зеленоволосый все еще не знает, с кем будет делить свою… — С нами живет Феликс, — слышится совсем рядышком и Вару, повернув голову, понимает, что хмурик — его сосед по кровати. Чтож… Не то чтобы это было удивительно, просто Майский все еще склонен верить в чудеса. — Ну ты чего так грубо! — отзывается Ромео скорее с досадой, чем с искренним недовольством. — Это факт. Никто не захочет жить рядом с Феликсом. Вару не может отрицать, что согласен с этим парнем. Излишняя активность действительно может раздражать, когда живешь с человеком рядышком на протяжении долгого времени. — Это так жестоко! Ты мог быть чуть дружелюбнее, мы видимся уже второе лето, — отмер блондин, отвлекаясь от раскладки вещей по полочкам прикроватной тумбочки. — А ты чего в дверях стоишь как неродной? Давай, заходи уже! — Чета, — Вару говорит как среднестатистический подросток и ни о чем не жалеет, заранее зная, что с вероятностью в девяносто процентов может бесить остальных своими зумерскими сокращениями и коверканиями слов, — после твоих слов вообще заходить неохота. Майский ворчит, но все же закрывает за собой дверь в комнату, проходя внутрь. Он топает мимо Ромео, все еще нещадно пихающего свои пожитки в шкаф, который по-хорошему должен был вместить одежду четверых, но… Вару даже не хочет спорить с розоволосым за свою долю среди этих полок и вешалок. Зеленоволосый доходит до своей кровати и косится на верхнюю койку, размышляя о том не проще ли было бы жить с девчонками, чем каждый раз залезать наверх, но его отвлекают шевеления рядом с ним. Он смотрит на первый ярус и встречается с фиолетоволосым взглядами, мгновенно отмечая, что тот был хмурым не из-за солнца или внешних раздражителей — кажется, это его обыкновенное выражение лица, что плохо, ведь если так продолжится, то у него на лице к годам двадцати выступят морщинки. — А… — вообще, Майский открыл рот, чтобы пошутить про будущие морщины, но резко суженные глаза напротив заставили его передумать, поэтому он ляпнул, первое, что пришло ему в голову, — мне обязательно лезть на второй этаж? Это неудобно. — Постели себе на полу, — хмыкает хмурик, явно веселясь с тихого раздражения зеленоволосого, но удивляется, когда тот нагло стреляет глазками и резво, практически без использования лесенки, залезает на второй ярус. Следующие полчаса парни раскладывают вещи, слушая бесконечные разговоры Феликса и Ромео о том, как они провели прошлое лето и сейчас чуть ли не слезами счастья обливаются из-за нахлынувшей ностальгии, попеременно пытаясь втянуть Вару и его соседа по кровати в разговор, на что фиолетоволосый лишь невпечатленно фыркал или отвечал односложно, типа: «Да, помню такое» и «Нет, ты преувеличиваешь», а Майский стоически молчал, не вслушиваясь в их болтовню, размышляя о том, как бы побыстрее закончить с вещами, что, казалось, не могли уместиться в такой небольшой сумке, однако все же появлялись оттуда как из бездонной ямы. Еще через минут десять зеленоволосому окончательно наскучило это однообразное, муторное занятие, поэтому он плюнул на это дело, разобрав всего половину вещей, и, несмотря, кинул их на подоконник, стоящий рядом с их кроватью, мысленно присваивая его себе. После Майский решил завести еще одно новое знакомство, ведь не одним же Ромео с Феликсом трещать на всю комнату, верно? Свесившись с кровати головой вниз, лежа на животе и глядя прямо на спальное место хмурика, что сразу недовольно уставился на него, не оценив это вторжение в личное пространство, Вару ухмыльнулся. — Чего тебе? — недоверчиво произнес фиолетоволосый. — Ахренеть, ты так быстро все разобрал! — искренне восхитился парень, вспоминая о своей, сложенной в сумке, куче одежды. — Мгм. — А как тебя зовут? — в лоб спросил зеленоволосый, решив завести одного нормального знакомого в этой комнате, ведь водить дружбу с этими гиперактивыми жужжалками, что все еще самозабвенно болтают, совершенно не обращая внимания на тихий разговор между Майским и хмуриком, он не желал. — Пик, — отвечает теперь уже Пик, а не хмурик. Какое удобное имя, и запомнить не сложно, как раз для Вару, которому тяжко даются новые имена, будто выдумывали! — А фамилия? — Вишняков. — Вишняков? — Майский чувствует, как его распирает от желания подшутить над его фамилией. Впрочем, он никогда не славился самоконтролем, так что подкол даже не думает оставаться внутри головушки зеленоволосого. — Так вот че ты такой кислый ходишь! — прыскает от смеха Вару и секундой позже начинает полноценно хохотать. Да так, что чуть не валится с кровати! Хорошо, что вовремя схватиться за краешек матраса успел, а то уже дернувшийся в кровати Пик, вряд ли смог бы его словить, даже если бы очень захотел. — А лет тебе скока? — Шестнадцать. — У-у, — Вару тянет наигранно, — какой взрослый! — Взрослее тебя буду, малолетка, — слегка ухмыляется Вишняков. — Эй! — восклицает Майский, переворачиваясь в кровати и быстро спрыгивая с нее, оказывается на полу, хмуро глядя на Пика. — Мне тоже шестнадцать вообще-то! Ну, через месяц будет… Фиолетоволосый хохотнул, и это было последним, чего Вару от него ожидал, поэтому встал в ступор и ошарашенно глядел, словив эррор-404, одновременно с этим пытаясь состыковать как такой хмурый парень в принципе может смеяться. Пока Майский с трудом приходил в себя, болтливые парнишки отвлеклись от своих разговоров и заинтересованно глянули в сторону ошалевшего Вару и довольного Пика, слегка удивленно щурясь на улыбку Вишнякова. — Уже нашел друзей? — пробует Ромео. — Не-а, пока только глумлюсь над малолетками, — улыбка не сходила с лица фиолетоволосого, поэтому пришедший в себя Вару уже хотел возмутиться его наглости, как дверь их комнаты открылась и их вожатый, имя которого зеленоволосый уже забыл, сказал им выходить на улицу, прямо под палящее солнце и идти за комплектом спального белья. Майский словил (очередной) лагерный кризис только с упоминания пододеяльников и был готов не то разрыдаться, не то расхохотаться с того, что был прав и ему не удастся избежать борьбы с этим изобретением сатаны, однако его все же заставили выйти из комнаты, а после из корпуса, дабы пойти в другой конец лагеря за бельем. По дороге туда он осматривался, стараясь поскорее узнать и запомнить что и где тут находится, потому что, чего греха таить, Вару был слишком любопытен. Ему хотелось знать, где здесь находится столовая, душ и зал для дискотек; спортивные площадки его интересовали не так сильно, как беседки, где наверняка можно скрыться от вожатых или приставучих детей, однако даже вид металлических турников обрадовал бы Майского, потому что это интересно — находиться в новом месте, где все необходимое находится в пешей доступности. Парень шел, вертя головой по сторонам, иногда оглядываясь на сзади идущих сожителей, но в основном не всматриваясь в остальных подростков, поэтому врезавшись в чью-то спину, тот чуть не упал от внезапно потерянного равновесия. — Опять ты, — зло гаркнула девушка и Вару узнал в ней ту, что около часа назад любезно выпроводила его из комнаты профессионально метнув подушкой ему точно в лицо. Ее внешность была запоминающейся: черные короткие волосы и карие глаза, что на солнце отливали почти что красным светом и темная одежда не давали Майскому так просто забыть ее. — Извращуга. — Да больно надо было мне на вас смотреть, — возмутился он. — Думаешь, мне самому было круто нарваться на такое, когда я просто искал себе комнатку в окружении парней? Девушка осмотрела его тяжелым оценивающим взглядом, а после расслабилась и, отвернувшись, потопала вперед, больше не злясь на него. Майский решил, что на этом они и порешали, так что тоже спокойно вздохнул и продолжил идти за простынками и прочей адской лабудой, всеми частичками кожи ощущая жару из-за гребанного солнца, вдыхая раскаленный воздух и желая оказаться если не в городской квартире, то хотя бы рядом с кондиционером.🍓🍓🍓
Вару тяжело вздыхает и сильно жалеет о том, что согласился с мамой на восемнадцатидневную поездку в лагерь. Сходив, без преувеличений, в другой конец лагеря и отстояв длинющую очередь под чертовым пеклом за пододеяльником, наподушечником и простыней, он наконец вернулся в корпус, температура в котором была хотя бы пару градусов прохладнее и почти бегом дойдя до кровати, свалил принесенное добро в одну кучу, прекрасно понимая, что на этом его мучения не кончились — наоборот, его битва (заведомо проигрышная) с пододеяльником только началась. За все время, что он боролся с куском ткани и не мог засунуть внутрь него ебучее одеяло, мысли Майского несколько раз посетило размышление о том, почему пододеяльник называется пододеяльником? Он же наодеяльник, разве нет? Раз уж на то пошло, куда логичнее было бы назвать его чехлом для одеяла, а не выдумывать какие-то сложные заморочки. Вару дернул рукой, случайно перекрутив итак скрученное одеяло еще несколько раз, почувствовал, что его глаз реально начинает дергаться и подумал, что бог с ними, с этими названиями. Лучше бы эту херовину вообще не придумывали бы — сколько нервных клеток были бы целы. К тому времени, как дверь комнаты приоткрывается и внутрь входит Вишняков, держа в руках такой же наборчик, что и Вару несколько десятков минут назад, Майский готов спать на кровати без наподушечника и наодеяльника (все-таки, он решил называть их так), постелив простынь, потому что это единственное, что ему удалось бы сделать самому. Возня со сменой постельного белья всегда обходила его стороной благодаря маме, которую сейчас он начал уважать и любить куда сильнее чем раньше, хотя, если подумать, куда уж больше? Зеленоволосый устало опускается на пол — прямо в кучку своих одеял, подушки и чехлов для них, решив отдохнуть от всего этого, ибо иначе он разозлится на эти тряпки и попытается разорвать их на сотню маленьких кусочков. Вару глядит на свои руки, понимая, насколько же этими штуковинами тяжело делать что-то сносное, но спустя пару минут раздумий и пережитого мини-экзистенциального кризиса, решает отвлечься, начав разглядывать Вишнякова. Майский думал, что Пик — его брат по несчастью, но какого же было его удивление, когда хмурик уже закончил и с одеялом и с подушкой, а сейчас стелил покрывало, ровненько заправляя его концы под матрас. Две минуты. Пику потребовалось две минуты, чтобы закончить, в то время как зеленоволосый мучается уже двадцать минут, не продвинувшись в своих результатах даже на жалкие десять процентов. Наверное, Вару натурально разинул рот, сам того не замечая, ведь когда Вишняков развернулся к нему, то без лишних взглядов и разговоров, взял одеяло и наодеяльник в руки и парой легких, но быстрых, словно отточенных, движений, заправил его внутрь, а после с вопросом в глазах посмотрел на Майского. — Тебе с наволочкой помочь? — С… С чем? — опешил Вару, впервые услышавший такое слово. — Наволочка. Ну, чехол для подушки? Я не знаю, как еще можно назвать эту штуку, — Пик нахмурился. Хотя стоит ли вообще об этом упоминать, если он действительно никогда не перестает хмурить брови? — даже когда он смеется или улыбается! И это дает такой контраст, что Майский от одного воспоминания об этом может ахренеть заново — ровно также, как впервые. — Наподушечник чтоли? — На… Как ты только что назвал наволочку? — сказал Пик в смятении. Кажется, Вару удалось его удивить. — Наподушечник? — зеленоволосый повторил с вопросом в тоне, из-за которого Вишняков не выдержал и в голос рассмеялся. — Наподушечник, — пытаясь отдышаться, повторил он, смаргивая удивление. — А пододеяльник ты как называешь? — Наодельник, — говорит Вару, отчего Пика уносит во второй заход беспрерывного смеха. — Да хватит! Помог бы лучше. Фиолетоволосый, прыская и фыркая от накатывающего волнами смеха, быстренько одевает наволочку и вручает подушку Майскому, словно тот выиграл ценный трофей, из-за чего Вару не выдерживает и любопытствует: — Откуда ты вообще знаешь как это делать? Ты натренированный, это видно. — Я третий раз в лагере, но я умел делать такие базовые вещи еще в самом раннем возрасте, — Пик садится на свою кровать и говорит оттуда. — Ахренеть! Третий? — он профессионально пропускает вторую, взывающую к совести, часть его предложения. — Ты не похож на чела, что в восторге со всей этой движухи. — Так и есть. Я тут только из-за Ромео и того, что он почти силой выталкивает меня из квартиры и сует в руки две путевки в лагерь стабильно каждое лето. Майский очень хочет продолжить разговор и расспросить Пика обо всем: как вообще устроена лагерная житейка, почему Вишняков не может отказать Ромео — он ему друг или авторитет? — почему парень помог ему с этими адскими