Так суждено

      Как и говорил врач, первым шагом на пути к лечению, должна была быть операция. Которую как раз сейчас, уже на следующий день, проводили Лукасу. Родные, взволнованные и встревоженные, находились в комнате ожидания, так как в операционную их, естественно, не пустили.       — Что так долго? Почему они тянут?! — весь взъерошенный, не находящий себе места, метался из стороны в сторону злой Леонидас.       — Успокойся, Львёночек. Врачи знают своё дело. Прошло ещё только пол часа, — грациозно встав с неудобного пластмассового стула, Ивети подошла к мужу и аккуратно положила ему руку на плечо.       Ферраз старший мгновенно остановился и взглянул на неё с надеждой, женщина попыталась слабо улыбнуться ему в знак прободения, но, несчастному отцу, и так потерявшему уже двоих сыновей, стало лишь на маленькую крупицу спокойнее.       Впрочем, в данный момент за Лукаса волновались не только Леонидас и Ивети.       Сидя неподалёку от них, Жади, молчала, заворожённо смотря в одну точку, лишь раз за разом, словно магический ритуал, перебирая в пальцах свой зелёный камень.       Операция шла хорошо, все показатели пациента были в норме, аппарат измеряющий сердцебиение показывал стабильные скачки кардиограммы, и, казалось, можно было уже спокойно приближаться к завершению. Ничего непредвиденного не случится, как вдруг…       Приборы громко запищали. Сердцебиение пациента в миг усилилось, а затем, после резкого скачка, полоса стала всё больше и больше сходить на нет, почти выравнивая кардиограмму, пока совсем не оказалась сплошной линией. Прибор ещё сильнее запищал, подовая сигналы о критическом положении оперируемого, и врачи, до того пребывавшие в спокойном состоянии, засуетились.       Медсестра в панике окинула взглядом главного хирурга, в ожидании распоряжений от него. Остальные ассистенты приостановили на время работу с опухолью, переворачивая пациента на спину. И только опытный глав врач не растерялся и живо попытался взять ситуацию под контроль.       — Остановка сердца, состояние критическое… Готовьте дефибриллятор…       — Он умрёт? — в ужасе и шоке поинтересовалась явно ещё не опытная и молодая медсестра.       — Рано строить прогнозы, — быстро купировал её панику хирург, — На счёт три разряд… Раз, два, три! Мы должны его спасти!       Прошло неизвестно сколько времени, пока врачи вышли из операционной. Выжатые, словно лимон, ассистенты и медсестра побрели восвояси, а явно хмурому и тоже крайне уставшему хирургу ещё предстояли весьма сложные объяснения с родственниками.       Завидев его издалека, семейство Ферраз встрепенулось и наперебой рванулось к врачу.       — Как он? — первым выкрикнул взволнованный Леонидас.       — С ним всё в порядке?! — едва ни сбив хирурга с ног, набросилась на него Жади.       И лишь Ивети, не желая придавать ситуации ещё больше хаоса и паники, тактично промолчав, стоя позади всех.       Врач тяжело вздохнул, и, видя взволнованное состояние родственников, стал объяснять:       — Операция прошла успешно… Мы смогли полностью удалить опухоль. Но в какой-то момент возникли осложнения. У пациента остановилось сердце, однако, нам не без труда удалось стабилизировать состояние… Сейчас он в палате, приходит в себя после наркоза.       От ужаса всего услышанного, Ивети закатила глаза, поддерживая под руку отпрянувшего назад и побледневшего Леонидаса, а Жади, которую новость о том, что она едва не потеряла сегодня любовь всей своей жизни, взволновала больше всего, резко сорвалась с места и, несмотря на все запреты врачей, молнией помчалась прямо в палату к мужу.       — Лукас! Дорогой… — словно ураган, ворвавшись в комнату, на распашку открыла дверь женщина, а затем, со всей прытью, которая у неё была, кинулась обнимать супруга, — Не покидай меня! Я так люблю тебя… Я так боюсь тебя потерять…       Жади вновь разрыдалась на груди у её избранника, в последние три дня, у неё глаза постоянно были на мокром месте.       А ещё не совсем понимающий, что произошло из-за не до конца отошедшего наркоза, Лукас, изумленно покосился на неё вопросительным взглядом.       Прошло какое-то время, и женщина отпрянула от мужчины, дабы посмотреть ему в глаза. Ферраз улыбнулся, слабо и очень вымученно, а затем, дабы хоть немного поддержать супругу, весело спросил:       — И ты будешь любить меня и дальше, немощного, слабого и без волос?       На что, слегка улыбнувшаяся сквозь слёзы Жади, лишь укоризненно взглянула на него неодобрительным взором и отчитала Лукаса со всей строгостью за плохую шутку.       После того, как Ферраз младший немного пришёл в себя после операции и достаточно окреп для продолжения лечения, ему начали делать химеотерапию. На удивление, Лукас гордо и стойко переносил все невзгоды, ведь его единственным желанием было выздороветь, выздороветь ради семьи, ради отца, дочери, Ивети, Далвы и больше всего ради Жади. Иногда Ферразу начинало казаться, что он подвёл её больше всего, и видя, как его прекрасная жена страдает, глядя на всё это нещадное лечение, мужчина старался ещё больше помочь себе и врачам победить рак.       Все надеялись, что Лукасу станет лучше, что операция и химеотерапия помогут. В палате Ферраза младшего неустанно кто-то дежурил, приносил новости из внешнего мира, подарки, книги и прочие приятные мелочи.       Лукаса навещали все, даже те, кому не особо было дело до него в повседневной жизни. Отец, Ивети, Жади, Мэл, Далва, даже Маиза пришла несколько раз поддержать бывшего мужа. Уже не говоря о шквале друзей, начинавшихся с завсегдатого Лобату, и заканчивавшегося знакомыми, которых Ферраз очень-очень редко видел. Все желали ему лёгкого лечения и скорейшего выздоровления. И, казалось, от этого мужчина действительно начинал чувствовать себя лучше.       Но само хорошо ему было наедине с Жади. И хоть женщина была вымотана сложным лечением не меньше своего мужа, она похудела, у неё появились круги под глазами, а лицо её было почти всегда печальным, она денно и ночно дежурила в больнице подле любимого.       Лукас не желал, чтобы она так мучилась и страдала, он был против, чтобы Жади изводила себя заботой о нём и постоянно пытался отправить её домой отдохнуть, жить нормальной жизнью, но нет, разве по уши влюблённую Жади хоть кто-то мог выгнать из больницы? Разве она могла бросить мужчину своей жизни и развлекаться где-то там, во внешнем мире? Нет, они столько пережили и прошли вместе, чтобы быть вдвоём, вместе они пройдут и переживут и это несчастье. И Лукас радовался минутам рядом с любимой, ведь только с ней он не чувствовал себя слабым и больным, он чувствовал себя счастливым, и всё больше ощущал, что здоровье возвращается к нему вновь.       Увы… Ни пожелания близких, ни старания Ферраза, ни надежды на лучшее не помогли.       Первый курс химеотерапии результата не дал.       И с грустным настроением и тяжёлым сердцем Лукаса на время выписали домой, чтобы спустя несколько недель вновь повторить лечение.       Время пролетело быстро, утекло, как вода, сквозь пальцы. И вот уже Лукас опять вернулся в больницу на вторую химеотерапию. Он был настроен решительно, врачи были настроены бодро, но… Что-то шло не так.       Был обычный день, когда Ферраз лежал в палате и любовался лучами просвечивающегося сквозь жалюзи солнца.       В помещение, как всегда, вошла Жади, одетая в цветастые одежды и изображающая на лице самую счастливую улыбку. Она видела, как Лукасу было плохо, она видела, что ему становилось всё хуже, но она улыбалась во всю, чтобы вселить мужу надежду и радость, чтобы придать веру в себя и в лучшее будущее.       — Сегодня такой чудесный день. Может прогуляемся по больнице? — воодушевлённо воскликнула женщина.       Мужчина обречённо посмотрел на неё, но не стал возражать.       В этот день он чувствовал себя особенно плохо. Тело ломало, в конечностях то и дело появлялись боли, и общая слабость… Лукас даже не был уверен, что он сможет встать.       Но, отчаянно попытался это сделать!       Усевшись на кровати, Ферраз спустил босые ноги на пол и попробовал перенести вес на обе стопы. Вроде бы, всё получалось, но… В какой-то момент голова закружилась, и он ощутил такую слабость, что в мгновение понял, что сейчас упадёт.       Лукас отчаянно схватился руками за кровать, однако это не особо помогало, и он, наверняка рухнул бы на пол из-за подкосившихся ног, если бы… Его вовремя не подхватила Жади.       — Всё в порядке, я помогу тебе, любимый, — едва сдерживаясь от того, чтобы не заплакать, ласково проговорила она и осторожно опустила руку Лукаса себе на плечи.       — Может, не стоит? Тебе ведь тяжело, любимая? — с сомнением вопросил он.       — Нет, всё в порядке, мне не трудно, пошли, пройдёмся… — тут же героически отозвалась она.       Ферраз не стал спорить, чтобы не причинять жене ещё больше моральной боли своим немощным состоянием, но тащить себя у неё на плече позволил лишь до выхода из палаты, подле которой стояли ходунки, а там, как бы тяжело и больно ему ни было, он взял их, и, превозмогая боли, пошёл сам.       Прогулка была не долгой и весьма печальной. Жади пыталась что-то говорить, Лукас пытался что-то отвечать и бороться со слабостью, но болезнь взяла верх, и они вернулись в палату.       Помогая мужу сесть обратно на кровать, жена ласково укрыла его простынёй и, как всегда устроилась на стуле, рядом с больничной койкой.       Ферраз был рад вернуться в постель, так плохо из-за химеотерапии ему давно не было. И физически, и морально. Он постепенно начинал понимать, что болезнь не отступает, что она прогрессирует, и осознавать, к чему всё это ведёт.       Медленно повернув голову в сторону супруги, Лукас печальным взглядом посмотрел на неё, а затем полностью серьёзно произнёс:       — Жади, — он сделал небольшую паузу, и женщина вздрогнула от ужаса, вся похолодев, — Я хочу попросить тебя кое-о-чём… Пожалуйста, станцуй для меня. Станцуй, как тогда ты танцевала в тех развалинах…       И, хотя жена ожидала от мужа чего угодно, любых слов и просьб, данное пожелание откровенно сбило её с толку.       — Но, Лукас… Здесь? В больнице? Как я могу? — не понимая, почему супруг так настаивал на этом сейчас, не дожидаясь окончания курса химеотерапии, попыталась возразить женщина.       По возвращению домой она могла бы сделать, что угодно, станцевать сколько Лукас захочет раз, да, хоть устроить полную арабскую ночь, но, здесь, сейчас, в больнице… И место, и время, и просьба были очень странными…       Как будто ожидав отказа от своей жены и приготовившись к этому, Лукас слабо улыбнулся и с относительным трудом коснулся рукой её мягкой и нежной щеки.       — Жади, прошу тебя, станцуй… — Ферраз замолчал, тяжело и глубоко вздохнув, а затем, обречённо добавил, — Возможно, это будет в последний раз, когда я вижу, как ты танцуешь…       Эти слова в миг разорвали сердце Жади, и из её прекрасных кофейных глаз хлынули горькие слёзы, слёзы печали, боли, скорби и бессилия.       Она хотела бы возразить, но у неё не было слов, она хотела бы отказать и отругать Лукаса за подобное уныние, но она понимала, что он не просто так всё это затеял. Не хотелось говорить, не хотелось ругаться, шутить…       Женщина просто крепко-крепко схватила мужа за совсем ослабшую руку, и, как самое огромное сокровище не свете, прижав его кисть тыльной стороной к щеке, с болью в душе и сердце ответила.       — Хорошо. Я станцую.