Андрей куда-то собирается. И ничего ведь не сказал, куда уходит. Миша мычит, смотрит на него и ждёт объяснений.
– Я Влада поеду навестить.
«Влада? А меня не хочешь с собой забрать или его привезти сюда? М? Один-то я как здесь буду, кто за мной присмотрит?»
Горшенёв пустил в ход свой тоскливый взгляд, вечно чего-то требующий. Но нет, его не возьмут. Он останется один на ближайшие несколько часов, если не на весь день.
– Поспи пока, не знаю...
В этот раз прощальный поцелуй оставил за собой на душе не теплоту, а мерзопакостный холод и рубец на сердце. Княже вот твердит, мол понимает, что чувствует Горшенёв, только что-то этого не видно.
Дю покинул квартиру и поехал к Лёше.
Но дверь ему открыла Алла. Они приветливо обнялись, обменялись поцелуями в щёки.
– А Алексей Юрьевич куда смылся?
– На студию с ребятами уехал альбом записывать. – объяснила светловолосая. – Влад, беги сюда скорее, папа Андрей приехал!
– Ура-а-а-а-а-а! – мальчик выбежал из зала и вцепился в отца, уткнувшись тому в живот.
– Здарова, засранец! – Князев потрепал ребёнка по темнеющим волосам.
– А что с папой Мишей случилось? Когда я домой поеду?.. – Владик глядит также по-щенячьи, как и Горшок. Ох, гены-гены. – когда с ним увижусь?..
Молчок.
Даже ребёнок изъявляет желание увидеться с родителем, его-то не игнорируй, бестолочь!
Андрей вздыхает, берёт Влада на руки и приходит с ним в зал.
– Он, сынок, понимаешь, очень серьёзно болеет: двигаться и разговаривать не может. За ним нужен больший уход, чем за тобой. С вами двумя я бы просто не справился. Поэтому, я решил, что ты пока поживёшь у дяди Лёши и тёти Аллы, хорошо? А с папой Мишей вы увидитесь обязательно. – голубоглазый любовно, доверительно улыбается.
– Я могу помочь!
– Извини, солнышко, но нет... – Князев чмокает ребёнка в лоб, поправляет его белокурые волосы и поскорее меняет тему разговора. – Давай порисуем.
– Давай!
На столе оказались листы и цветные карандаши. Андрей показывал Владу, как рисовать зверюшек и сказочных чертей. Старший сказал, что покажет это творение папе Мише, и что он этому обязательно обрадуется.
В течение дня ребята играли в игры, гуляли по городу, ходили по магазинам — в общем, прекрасно проводили время вместе.
Вечером Княже вернулся домой. Заглянул в спальню — Горшенёва на кровати нет. Что за мистика? Русоволосый позвал партнёра, послышалось мычание.
– Ёб твою... ты как с кровати умудрился свалиться? – кряхтя, Андрей кладёт тело на кровать, затем показывает рисунок, – смотри, это всё Владик нарисовал! Приклею-ка на дверцу шкафа — миленько будет смотреться, не так ли?
Миша улыбнулся только из-за рисунка; а так внутри него спряталась обида-злодейка. Он лежал практически весь день один дома, сильно проголодался. Живот прожорливо заурчал — требует еды.
– Ты извини, но ребёнку тоже надо уделять время.
«А что, мне с твоего извини легче станет? Не додумался попросить кого-нибудь присмотреть за мной? Я весь день голодный и в дерьме лежу!..»
«Какого хуя ты вообще нас всех с Владом разлучил?!»
Князь пожарил на сковороде блины с мясом и сыром, сделал салат и яичницу, кофейку заварил; потом привёз на кухню Михаила и начал кормить. Пару раз еда падала вниз, пачкая лицо и одежду больного. Андро говорил: «Ничего страшного, вытрем, уберём» и улыбался, но только леший ведает, из каких мыслей водится хоровод в его голове.
Поужинав, супруги легли в постель. Княжич положил голову Горшка на своё плечо, прощения у него выпрашивал молчаливым поглаживанием по голове и щеке. Миша сипло замурлыкал — простил. От души отлегло. Дышать теперь стало легче.
***
Прошло около трёх месяцев, как Миша пострадал в той ночной перепалке. Семья Горшенёвых, обратившись в один из благотворительных фондов, начала собирать деньги на его лечение через две недели после инцидента. Татьяна Ивановна иногда приходит к сыну заниматься речью, но восстановление идёт не так хорошо, как хочется; у Горшка получается говорить только слоги; полноценно же говорить он, конечно же, пока не научился, поэтому по большинству и молчит. Андрей продолжает ухаживать за мужем, но у него уже нет сил, он устал таскать его по квартире, устал убирать за ним. Очень частыми стали периоды эмоционального выгорания, которые сопровождались цунами слёз и нервными срывами. Михаил пару раз наблюдал такие моменты. Князев объяснялся ему тем, что видите ли «творческий кризис». Ничего подобного. Врёт и не краснеет. А Горшок очень, очень сильно сожалел, что не может даже обнять его, поддержать хоть так; у него получалось только сочувственно смотреть. Князев на него не обижался; он, скорее, обижался на себя, что сдаётся, не выдерживает, находится на грани. Дюха любит Горшенёва, да вот только...
Эти эмоциональные всплески чаще всего подавляются рюмкой алкоголя или парой сигарет, или покусыванием губ. Голубоглазый и высказывался, но это почему-то тоже мало чем помогает морально. Андрей на тоненьком волоске держится от того, чтобы по итогу не положить Мишу в какой-нибудь пансионат.
– Солнышко, хочешь чего?.. – с дрожью в голосе спрашивает русый, появившись в дверном проёме комнаты.
«Почему голос дрожит, Андрюш?»
Лежачий кивнул.
– Сейчас приготовлю чего-нибудь. А, кстати, – Князь что-то взял с тумбы в коридоре, принёс Горшку, – Владька открытку передал.
На передней стороне обложки нарисованы чёрный и рыжий коты, сверху них надпись «ПАПАМ»; на левом развороте изображены все они трое, — Миша, Андрей, и Влад — держат друг друга за руки и счастливо улыбаются; сверху — яркое-яркое солнышко, снизу — сочная зелёная травка; на правом же небрежным детским почерком написан следующий текст с грамматическими ошибками:
Папа Андрей и папа Миша!
Я вас люблю адинаково!
Хачу чтоб мы всегда находились вместе и никагда не раставались!
Горшка, человека сентиментального, такое милое письмо тронуло до глубины души, вызвав слёзы. Князь начал их моментально вытирать.
«Я так скучаю по Владу! Наверное, слов не подобрать, насколько сильно... Андрюш, блять, привези же ты его домой — не мучай ни меня, ни его! Я его три месяца не видел, целых три месяца... Умел бы я хоть едва ходить, то непременно бы приехал к нему, поцеловал бы, обнял бы...»
– Тш-ш-ш, – голубоглазый крепко прижал Миху к себе и опять гладит, успокаивая, – увидитесь вы с ним обязательно. Я же говорил, что это не на всегда...
«Мне-то какая пизда разница: навсегда или нет? Я его просто хочу увидеть!»
Но Андрей не слышал. Миша так хочет дать ему пощёчину за эти тёмные дела, но, увы, не может; но когда-нибудь это сделает, если не забудет горькие обиды.
Сколько ещё Князев продержится? Он не знает сам, но предполагает, что недолго. Это не предвещает ничего хорошего.
