"У Тома и Берни"

Когда Лайза встала из-за рабочего стола, за окном уже разливалась вязкая луизианская темнота, липкая и обречённо-печальная в лучах заката. Девушка потёрла глаза, покрасневшие от монотонной работы: должность секретаря в полицейском отделе штата для женщины считалась даже престижной на свой манер, но ни сил, ни времени на себя в конце трудового дня у Лайзы не оставалось. Она потянулась, разминая затёкшие плечи, приготовила – наконец-то себе, а не очередной важной шишке – чашечку кофе и медленно отпила, смакуя собравшуюся по поверхности пенку. Выудила из сумочки зеркальце поправить макияж. Молодая, красивая женщина посмотрела на неё с той стороны зазеркалья измученным взглядом. Лайза заставила себя улыбнуться ей и слегка потрясла головой, прогоняя усталость. Сегодня ей снова пришлось поработать допоздна, скрупулёзно выстукивая на печатной машинке новые рукописные показания, проходящие по делу «419». То самое убийство женщины на кукурузном поле, о котором все только и говорили. А тут ещё и какой-то псих, нападающий на людей чтобы избить их. Кто-то описывал его как молчаливого сумасшедшего, напялившего маску козла и пренебрегающего гигиеной. Кто-то, напротив, уверял, что лица мужчина не скрывал вовсе и был разговорчив, а пахло от него как раз чистотой и дорогим парфюмом. Но все сходились на том, что он был очень высоким, широкоплечим и сильным. Растин Коул, новая ищейка в полицейском отделе, считал, что нападающих может быть двое, потому что подчерк никак не сходится. Марти – что жертв таких покушений может быть больше, потому что кто-то мог постыдиться обращаться за помощью. Он просил Лайзу быть осторожней и никуда не выходить одной и, возможно, впервые с начала их тайных встреч Лайза была солидарна с этой предусмотрительностью. Наверное, в кои-то веки, в Марти действительно говорило беспокойство, а не пресловутая ревность, раздражающая и такая неуместная в их с ним случае. Только, вот, Марти сейчас с женой и двумя дочками. Ужинает себе, шутит, спрашивает, как прошёл их день и думать не думает, что Лайза снова сидит одна в опустевшем к вечеру офисе. С вечными пачками документации, которым не предвещается ни конца, ни края. А ведь она тоже могла бы быть чьей-то женой и готовить ужины к приходу мужа, следить за домом и воспитывать детей. Но все, от работников офиса и архива до служащих в полицейском участке, были в курсе их с Марти сексуальной интрижки, а если вспомнить, что и сам Марти, будто сторожевой пёс, караулил её и пресекал к ней любые поползновения, рассчитывать на счастливое замужество с кем-либо с места работы не приходилось. Лайза собрала в стопку те папки, с которыми закончила на сегодня, и отложила их на дальний конец стола. Накинула плащ. Пора было отправляться домой, даже если снова и в одиночестве. Январский ветер, выстуженный и раззадоренный обещанным с утра по радио похолоданием, трепал локоны и забирался под полы плаща, заставляя ускорять шаг. Скорей бы добраться до дома и нырнуть в горячую ванну, подумала Лайза. Заварить чай и забраться с ногами в кресло, укрывшись пледом. Она надеялась, что сегодня Марти не будет названивать и напрашиваться к ней в гости. Конечно, с ним было весело, но последнее время его визиты стали её утомлять. Крутой коп и его хорошенькая любовница-секретарша. Поначалу это клише казалось Лайзе игривым и сексапильным, будто придавало перчинки их с Марти связи. Но сейчас она начинала подмечать его вульгарную, неприкрытую пошлость. Повеселились – и будет, думала она, пора идти дальше. Но донести эту мысль до Марти не получалось. Лайза завела машину, отъехала от места работы и подумала, что в их адюльтере Марти ревновал её едва ли не к каждому столбу, а ей приходилось мириться, что он чужой муж и даже отец. Что у него, получается, всё: и дом – полная чаша, и красавица любовница, и весь он такой из себя сразу на двух женщин и две постели. А время не ждёт. Ещё немного, и всех мужчин, подходящих Лайзе по возрасту и положению, расхватают. А в четырёх стенах, из которых Марти так неохотно её выпускал, хорошего парня не встретить. Лайза приоткрыла боковое стекло, запуская в салон немного свежего воздуха. Включила радио и забросила в рот карамельку со вкусом мяты. Любила ли она Марти? Возможно, она могла бы. При других обстоятельствах и перспективах. Например, если бы он не был женат и если бы они проводили больше времени вместе. Если бы ходили куда-то, и если бы он приезжал к ней не только за сексом, дарил цветы и нормальные подарки, а не всякую чушь вроде наручников... Если бы. Но между ними всё ещё стояла та самая химия, о которой пишут романы, и это побуждало каждый раз, не смотря ни на что, открывать ему двери и улыбаться. Помнится, всё начиналось как игра, как дерзкий флирт, который берёт на слабо, а потом ждёт, что «противник» спасует первым. Но пасовать из них двоих никто не спешил и даже напротив: намёки становились выразительней, взгляды – острее, шуточки сальней, а прикосновения всё развязней. И вот теперь Лайза просто не знала, как это остановить. Как сказать Марти «хватит» так, чтобы он это принял? Как объяснить, что он не падишах из восточных сказок, у которого могут быть и жена, и наложницы, и все они, разумеется, обязаны хранить ему верность и ловить от него крохи внимания как великую драгоценность? Несомненно, им с Марти нравилось резвиться вдвоём, пробуя и то, и другое. Те же наручники или атласные ленты, повязки на глаза или что-то ещё. Разные позы. Разные ощущения. И тайные встречи под предлогом передачи свидетельских показаний прямо в полицейском офисе будоражили их одинаково сильно, так же, как и быстрый, но чувственный секс в мужской душевой, когда все уже разошлись по домам, но Марти всё равно подпирал дверь шваброй, пропуская её через ручку. Ничего экстремального или шокирующего, только лёгкое обещание чего-то запретного, которое так нравилось Марти и которое казалось Лайзе одновременно сексуальным и безопасным. Игривым, но непоколебимо надёжным, как родное мужское плечо, на которое можно всегда положиться. Но оба плеча Марти были заняты женой и детьми, и полагаться приходилось разве что на воздушные замки. К чести Марти, он хотя бы не плёл про развод и про то, что с женой у них всё очень плохо. Наоборот, сразу дал понять, что из семьи уходить не собирается. И Лайза подумала, что оба имеют в виду секс без каких-либо обязательств. Только горячая, ни к чему не ведущая разрядка, пока Лайзе не подвернётся вариант посерьёзней, а до Марти не дойдёт, что все их невинные шалости можно просить и у Мэгги. Конечно, Лайзе льстило его внимание. Как любой молодой, сексуальной, уверенной в себе женщине, ей нравилось быть желанной и обласканной. Вот, только в хороших историях важно уметь вовремя остановиться, чтобы они так и остались хорошими, чего Марти понимать напрочь отказывался. А ещё Лайзу смущали преследующие её кривотолки. Мимолётные и будто бы незначительные, они окружали её как пылевая завеса. Вначале Лайзе казалось, что их инкогнито с Марти незыблемо, как скала и что они непревзойдённые мастера шифровки. Но когда новизна ощущений отхлынула вместе с волнами яркой, но мимолётной влюблённости, Лайза стала замечать, какими взглядами обмениваются коллеги Марти, стоит ей появиться в их поле зрения. Как неодобрительно смотрит начальство. И каким взглядом её прожигает этот их новый техасский выскочка Растин. Раст, как его называли в отделе. Или просто техасский фискал, как Лайзе нравилось больше. Потому что смотрит он так, будто видит её насквозь и всё о ней знает. В архивах в последнее время только о нём и говорят, кажется, он едва ли там не ночует. Может быть, и прямо сейчас сидит себе за каким-нибудь старым делом. Возможно, хочет выслужиться перед новым начальством? Или всерьёз интересуется кровавыми религиозными культами? Чем ещё можно объяснить тот коллаж, который Лайза заметила краем глаза, когда в очередной раз доставляла Марти «очень важные документы»? Фотографии поротых спин и задниц (иногда ступней), зарисовки чудовищ и какие-то непонятные выдержки (кажется, часть текстов была на немецком?), частично отсканированные, частично переписанные от руки. А ещё показания свидетелей с двух сторон от зловещего коллажа. Слева – тех, кто рассказывал о маске козла, справа – кто описывал просто мужчину. Пожалуй, Лайза ни разу не удивится, если позже окажется, что сам Раст и есть этот их извращённый маньяк-Крампус или как там его прозвали в полицейском отделе. С такого станется. Она попробовала представить Раста в маске козла и испытала мстительное удовлетворение: как раз по такому одёжка. На днях она пробовала пожаловаться на него Марти, сказать, что ей неприятно, как Раст пялится на неё. Но Марти только махнул рукой, дескать, не обращай на Раста внимания, он всегда смотрит взглядом взъерошенной, возмущённой совы – на всех подряд. – А тебе не кажется, что он всё же странный? – продолжала Лайза гнуть своё, когда Марти понадобилось вернуть ей несколько документов, которые она, разумеется, по рассеянности забыла у него в прошлый раз. – Странный, – согласился с ней Марти, скользя подушечками пальцев вдоль её шеи и ныряя пальцами в ложбинку между грудей. – Но он умный. И уж точно не сумасшедший извращенец. Не Крампус, – Марти подловил себя на том, что даже к нему пристало это вычитанное Растом в старых немецких сказках прозвище чудища и усмехнулся. – Не бери в голову. А про коллаж я всё-таки скажу ему, чтобы снял. - И он тебя послушает? – выдохнула Лайза, позволяя губам Марти осыпать её поцелуями, а рукам забираться под юбку и оглаживать бёдра. В тот день на ней была узкая чёрная мини с бордовым узором, и они с Марти оба считали, что она ей очень идёт. – Ему придётся, – промурлыкал Марти, медленно задирая ту самую юбку и усаживая Лайзу на расшатанный – возможно, ими же? – столик для просмотра документации. – Меня ведь назначили главным... О том, что Раст попросту перенесёт этот жуткий коллаж к себе домой и повесит где-нибудь на кухне или рядом с матрасом, брошенным в углу комнаты, Марти решил не распространяться. Из-за всей этой путаницы из обрывков мыслей и воспоминаний, Лайза не сразу сообразила, что машина, которую она то и дело ловила в зеркале заднего вида, едет за ней едва ли не от самого места работы. Лайза вгляделась в рассечённую фарами тьму. Вроде, за рулём обычный мужчина. Молодой и даже, кажется, симпатичный. Не Раст и уж точно не псих в маске козла. Она прибавила скорости просто на всякий случай, полагая, что невольный преследователь свернёт за ближайшей развилкой. Кажется, скоро должен быть отворот к круглосуточному минимаркету для таких, как они, засидевшихся на работе тружеников, вечно не успевающих купить продуктов. Но мужчина не только никуда не свернул, но даже прибавил газу, вновь оказавшись на хвосте. Лайза занервничала. Не то, чтобы она всерьёз боялась оказаться жертвой какого-нибудь маньяка, коих в их местах всегда водилось с избытком и на любой, если можно так сказать, вкус. Но – всё-таки. Ей вдруг пришло на ум, что уже несколько дней она ощущала рядом с собой чужое присутствие, будто кто-то выслеживал её из кустов, подворотен и многочисленных улиц с их магазинчиками, барами и кофейнями, где можно легко наблюдать за жертвой, сливаясь с толпой. Девушка снова надавила на газ и тут же себя отругала. Ей стоило исхитриться и запомнить номер машины. Какие-то детали, по которым позже можно будет вычислить водителя. Но не позволять же ему снова себя нагонять? Лайза глубоко вдохнула, пробуя успокоиться и убедить себя, что всё хорошо, что никто её не преследует, и у неё разыгралось воображение. Осторожно, словно ей нельзя было выдать себя, она посмотрела в боковое зеркало, и на мгновение ей показалось, что всё происходит не здесь и вовсе не с ней. Водитель, кем бы он ни был, несколько раз мигнул фарами. Он не добавлял скорости и поэтому был сейчас дальше, чем до этого, но упорно ехал за ней, не отставая. Лайза вцепилась в руль и до упора вдавила ногу в педаль газа, выжимая из своей городской машинки максимум. Она чувствовала, как паника колким холодом разливается по телу и отдаётся тамтамами в стуках сердца. Кажется, скоро должна показаться заправка, но... Лайза провела рукой по растрепавшимся волосам, представляя те самые кадры из фильмов ужасов, где женщину настигает убийца ровно при таких обстоятельствах: одну на заброшенной заправке, где больше нет никого, кроме них, а возможно, и никогда не было. Машина сзади неожиданно просигналила. Резко и оглушительно, словно бы наслаждаясь игрой в кошки-мышки, против воли навязанной Лайзе. Лайза вскрикнула и изо всех сил вцепилась в руль. Её машина вильнула. Заправка пролетела за окном, и Лайза подумала, что, возможно, это и была цель преследователя: напугать её так сильно, чтобы она не справилась с управлением и съехала с трассы, а дальше выходи и бери её, беззащитную и трепещущую от ужаса. А на утро Марти и Раст обнаружили бы ещё одну мёртвую женщину, и на этот раз ей была бы она, Лайза Траньетти. Вывеска «У Тома и Берни», мягко подсвеченная неоном, возникла в свете фар как обещание избавления. Дверь заведения была приоткрыта, в окнах виднелся свет, а рядом с небольшим и потрёпанным зданием стояло несколько автомобилей. Там абсолютно точно были люди! Пересекая двойную сплошную, Лайза свернула прямиком к бару. Точнее, пабу, как было высечено ножом прямо на деревянной двери, потемневшей от времени. Глубокие, размашистые насечки, промазанные светлой краской изнутри, которая то тут, то там уже начинала облупливаться. Подвесные горшки с цветами по обе стороны от входа довершали образ и добавляли ощущения нереальности, будто всё происходящее было всего лишь сном. «Парковка только для посетителей, – гласила ещё одна вывеска за машинами. – Пожалуйста, не заезжайте за белую линию».