***
Полночь. Луна царственно восседала на ночном небосводе, укутывая людей в таинственной темноте, скрывающей крадущихся Реммао и Эвтиду. Их, такие же темные как ночь, мантии тихо шелестели, повторяя каждое выточенное движение своего носителя. Молодые люди не разговаривали друг с другом — каждый из них помнил слова другого, и никому из них не хотелось, чтобы они были исполнены в реальности. Подойдя к достаточно богатому дому — Эва сделала такой вывод, исходя из квартала, где находился дом, и его внушительному размеру — Реммао тихо произнёс: — Маску надень. Эва презрительно окинула его взглядом, но всё же послушалась — это нужно было сделать, чтобы сохранить конфиденциальность. — Ты слишком зациклена на произошедшем. Работать не сможешь, — серьезно сказал Рем, — провалишь дело - потеряешь остатки моего покровительства. Эва не ответила. Ей было всё равно на слова какого-то обиженного на жизнь мужчины, который пытался казаться грозным, но выглядел так жалко. Все эти запугивания вызывали только смех. Поэтому девушка предпочла просто беззвучно закатить глаза, чтобы не кормить его своей энергией. Реммао постучал, послышались неловкие движения, и дверь им открыл пожилой мужчина, одетый в скромный наряд. Бегло окинув нас взглядом, он быстро впустил нас, проверил улицу и запер дверь. — Господин, госпожа… Эва не сразу поняла, что так обращаются к ней. От неожиданности даже стало трудно дышать. Госпожа? Никогда не думала, что меня так будут называть. — Меня зовут Махме, я - хозяин этого дома, — начал было говорить старик своим осипшим голосом, — Ох, что же это я. Будете ли вы пиво? Может инжира опробуете? — Ближе к делу, — пренебрежительно отчеканил Реммао. — Конечно, — голос у хозяина задрожал от страха, — У меня умерла моя любимая дочь, я хотел бы узнать имя того негодяя, кто совершил подобное с ней! — Отведи нас в укромное место, — отстраненно указал Рем, — Ты сделал то, что я тебе говорил? — Д-да… Я принёс её прах, он…, — бедный старик смахнул подступающую слезу с глаз, — он находится в вазе, в саду, где она любила ухаживать за своими прекрасными инжирами… — Веди нас. И хватит сентиментальностей. Эва удивилась от такого равнодушного голоса, от такой халатной фразы. Как можно быть таким бесчувственным змеем!? Ладно со мной, но не с обессиленным дедушкой. Закомплексованный мужик. Старик быстренько поковылял в сторону сада, приглашая нас присоединиться к нему. В саду действительно благоухал аромат инжирного дерева. Сочные, фиолетовые плоды так и манили Эву. Она хотела вкусить эти прекрасные дары почвы, хотела опробовать на вкус этот сладкий сок. Девушка тяжело вздохнула, когда в голове замелькали фрагменты с… Аменом. Такой прочный, властный, защищенный снаружи, но такой нежный, мягкий и сладкий внутри… Хотелось утонуть в его образе, в его крепких объятиях, хотелось обжечься об эти бархатные губы, на которых часто появляется эта ухмылка уличного кота… О чём я вообще думаю!? Эва, соберись! Ты в Древнем Египте, черномаг на задании, кругом бушует смертельная болезнь, а ты думаешь о нём!? Человеке, который обжигал своим дыханием твою шею, который способен раздавить тебя одним лишь взглядом… Но он чертовски хорош собой. Не в том, так в этом мире, но я обязательно позволю быть любимой и любящей женщиной. И этим мужчиной станет он…***
Эва вернулась в свою хижину под утро. Решила не ложиться, так как толку от короткого сна не будет. Переодевшись в красное платье с вырезами, она отправилась в полюбившееся ей за последнее время место — берег красного Нила. Она села на большой камень у берега, смотря вдаль на Нил, таящий в себе многовековую историю. От вида Нила захватывало дух, отчего Эва стала напевать тихую мелодию, которая убаюкивала мирно растущие цветы. Эва не услышала, как к ней сзади подошёл Амен, который наблюдал за пением Эвтиды.***
Прежде, чем увидеть Эву, Амен услышал её мелодию. Она поразила его, заставила сердце биться чаще, чем обычно. У всех людей в голосе звучит одна струна, а в её голосе слышались две: одна звучала низко, густо, а другая - высоко, тонко. Эти нежные струны то звучали порознь, то перемежались, то сливались и звучали вместе едва заметной дрожью. Самая простая мелодия, когда она её напевала превращалась в мёд, настоящую усладу, и казалось, слышишь ты эту музыку впервые. Голос обновлял её, наполнял теплом. Амен услышал голос Эвы и представил себе её: волосы должны быть темными, глаза янтарными, губы - чуть припухшие, с небольшими трещинками от воды и ветра. Вместе с её голосом до Асена долетело и её дыхание, похожее на шелест листвы, когда пахнёт ветер. Когда её прекрасный голос умолкал, он боялся, что он не зазвучит снова — воспарит и умчится, словно ибис. Ему хотелось, чтобы он звучал вечно и никто, кроме него, не должен был слышать её голос. Эва сидела на камне, поджав ноги и уперевшись подбородком о колени. Она сидела неподвижно, только легкая мелодия, доносящаяся до чуткого слуха Амена, выдавала, что девушка не спит. Беловолосый мужчина сделал небольшой круг, чтобы убедиться, что девушка не задремала. Глаза Эвы сосредоточено смотрели на полноводный Нил. Её янтарные глаза становились похожими на Луну, когда Эва щурилась. Когда же Солнце не светило в лицо, и она открывала глаза широко, весь мед собирался в одной лишь точке. Глаза её блестели, как от слёз, хоть она и не плакала. И вдруг она оторвалась от Нила, превратив напевать ангельскую мелодию, подняла глаза на Амена и сказала…***
— Я знаю, Господин, что ты за мной наблюдаешь. — Я… я пришёл сюда, чтобы посмотреть на Нил, — быстро среагировал Амен. — Только ли на Нил, Господин?, — еле слышно спросила Эва. — Не только. Я хотел посмотреть на тебя, Непокорная Неферут. — Я ждала тебя, Амен…, — у Эвы порозовели щечки от смущения. Он и она только что признались друг другу в любви. В любви ли? Амен подошёл к камню, где уже стояла девушка, которая смогла влюбить в себя грозного эпистата, кротко прикоснулся к её прекрасному лицу. Рассматривал её черты: большие янтарные глаза, тонкий носик, припухлые губы… В миг Амен накрыл её сухие губы своими. Это был нежный поцелуй, но так много в себе скрывающий. Он желал её, она желала его. Она почувствовала его пленяющий сок его бархатистых губ у себя на губах. Он, словно вода, утолял её жажду, наполняя её влагой, увлажняя её. Их нежность очень быстро переросла в необузданную страсть. Руки Амена бесстыдно блуждали по хрупкому телу Эвы, но не дотрагивающиеся до её скрытых мест; её руки обводили его мускулистый торс. Языки возлюбленных сплелись в едином танце, пробуя друг друга на вкус. Однако Амен прервал их порыв, сказав: — Тише, милая Неферут, не можем мы себя сейчас контролировать…, — он отдышался, — не здесь, любимая. — Конечно, любимый Господин. Амен её крепко обнял, а потом влюбленные разошлись по своим делам, но оба они думали целый день об этом сладком и мучительном поцелуе, который пришлось прервать. Не здесь.