В сто раз к тебе ближе

С тех пор, как Айрис почтила их своим визитом пришлось таиться. Рокэ не видел необходимости что-то скрывать, но Ричард считал своим долгом уберечь сестру от потрясений. Рокэ не стал перечить. Тем более, что оказалось невероятно увлекательно ждать Ричарда в ночи или самому штурмовать окно его спальни. Теперь Рокэ оценивал эти подвиги Ли, как… Практически развлечение, причем весьма будоражащее, создающее особый антураж. Раньше Рокэ украдкой касался Ричарда или вдруг ловил его для поцелуя лишь в общественных местах. Теперь же и дома он словно воровал у Ричарда поцелуи, объятия и не только их. Это заставляло скучать по Ричарду, даже когда тот находился в непосредственной близости. Рокэ прекрасно улавливал все намеки Айрис Окделл, но делал вид, что наивен. И благороден. Из-за того пришлось выдумывать и извращаться. Айрис требовался конь, и Рокэ с апломбом обставил его подарком Ричарда, чтобы Айрис не могла и заподозрить… Но она все равно заподозрила. И это немало бесило. Не было никакого труда улыбаться Айрис холодно и отстраненно, но ей понадобились платья, чтобы выйти в свет, и Рокэ сломал себе голову: Айрис никогда не поверила бы, что Ричард подарил ей наряды. В этом нелегком деле неожиданно помог Герард. Он спросил Рокэ о том, что столь долго, еще с минувшего дня, занимает его мысли и беспокоит, и Рокэ внезапно выложил ему свои опасения, кратко и честно. Герард задумчиво кивнул, но тем же вечером сообщил Рокэ, что его матушка, женщина уважаемая, не замеченная ни в каких пороках, в отличие от Марианны, единственной на чью бескорыстную помощь в этом деле Рокэ мог рассчитывать, могла бы помочь Айрис с подбором всего необходимого юной барышне. А Селина с удовольствием составила бы им компанию, чтобы Айрис не скучала. Рокэ просиял и не медля согласился. Все же взять Герарда на службу было отличной идеей. И пусть трудности разрешились, и теперь можно было без стыда выпустить Айрис в свет, тем более, что Катари готова была предложить ей протекцию, но… вся их с Ричардом жизнь теперь протекала под знаком Айрис. Девица была расторопна, смела не в меру и вездесуща. Она бы даже понравилась Рокэ, по-человечески. Если бы только так отчаянно не мешала. С ее прибытием Ричард стал тише, вечно замыкался, думал свои думы и регулярно с сестрой ссорился. Даже не ревновал, что принесло бы Рокэ хоть какое-то удовольствие, но нет — Ричард сердился, убивался и даже стыдился всего подряд. Например, того, что ни ему, ни сестре нет доступа в родовой особняк. А матримониальные планы Айрис на Рокэ и вовсе вызывали в Ричарде ужас, при том за сестру — он опасался ее неосторожности. Нынешним утром Ричард незаметно выскользнул из спальни Рокэ, а потом не вышел к завтраку, и Рокэ счел себя в праве пойти к нему. Стоило, конечно, постучать, но Рокэ лишь огляделся, не обнаружил любопытного носа девицы Окделл по близости, Герард был ни в пример тактичнее и скромнее, и просто вошел. Ричард, несмотря ни на что, редко пользовался своей комнатой в последнее время, но все же она служила ему кабинетом. Чаще всего там он писал в Надор, но сейчас дело явно шло о другом. Письма к матери в жизни не заставили бы его пропустить завтрак. Ричард действительно сидел за столом, не совсем одетый, только в белье и рубашке, и не писал, но внимательно читал маленькую книжечку. Он был поглощен ей настолько, что не заметил, как Рокэ подошел и склонился над ним. Рокэ не знал, что занятнее сам список, который расшифровывал Ричард или книжица в его руках. То есть занятнее всего был сам Ричард, бьющийся над разгадкой и правильным ответом, но… — Юноша, а кто та невероятная женщина, для который я собираю столь сложный букет? — прошептал Рокэ, склоняясь к уху Окделла. Ричард вздрогнул, но не обернулся, зато чуть откинулся назад. — Это тайна, — сообщил он. — Но она, должно быть, очень умна, если умеет это расшифровать. Наверное, какая-то дальняя родственница Приддов, судя по уровню сложности вашей переписки. Собственная шутка тут же огорчила Ричарда, напомнила о Джастине. В этом было все меньше ревности, просто… Отдавалось грустью. — Я хотел сказать, что это идея Валентина. Раньше в нашем доме некому было посылать цветы, но теперь, когда Айри с нами… — Ричард печально вздохнул. — Вэлу есть где развернуться. И все мы регулярно снабжаем заказами цветочные магазины. У Вэла много поручений в городе, он может сам забирать их. — Сестры Валентина или слишком юны, или живут далеко от столицы, чтобы я увлекся ими, — Рокэ усмехнулся. — Тем более, что о нас с вами уже ходят слухи. А Валентин не беспокоится, что его заподозрят в ухаживаниях за вашей сестрой? И не дай бог сама Айрис так подумает… — Рокэ усмехнулся. — Но… цветочный код никогда не устаревает. И… Тебе не нужны книги, я знаю его отлично. Валентин очень чуток. Мы с Ли и Катариной пользуемся тем же способом. Но Ли был новатором — он все упростил. Назначил некоторым цветам неожиданное и прямое значение. Тебе стоит этим воспользоваться. Я напишу. Мы все должны быть привычны и говорить на одном языке. Рокэ уже чуть обнял Ричарда со спины. — Если вы будете пользоваться классическим кодом, то Придд успеет умереть, прежде, чем вы с Колиньяром сообразите, что речь шла о его жизни, и следовало поторопиться. Подарите эту идею Колиньяру, он убедит Придда, — Рокэ пощекотал Ричарда дыханием. Ему нравилось смотреть, как тот думает и ищет ключи. Но гораздо больше ему нравилось смотреть Ричарду в глаза. — И не стоит усложнять. Мне нравятся легенды. Пусть Валентин и Эстебан просто навещают вас в своих черных куколях. На самом деле, Рокэ уловил, что об этом ему стоит подумать на досуге. Нужен был более простой способ устраивать юным заговорщикам встречи, чем два всадника апокалипсиса у порога особняка Алвы, но Ричард уже занял в мыслях Рокэ все место. — Пусть идут слухи, кто заподозрит в них столь именитых наследников? А я… Так уж и быть подожду. После, но… Не сейчас. Сейчас я соскучился, Ричард. А вы должны послать Придду и Колиньяру клевер и гвоздики. И приписку, что ждете у себя, и им полагается укрыться в черное. Самое то для любовного послания. Рокэ теперь скользил ладонями по плечам Ричарда. Тот обернулся к нему, явно стремясь остаться серьезным и вдумчивым, но Рокэ уже видел его румянец и то, как он нетерпеливо облизал губы. — Вы ужасны, — сообщил Ричард трагично. — И это вместо того, чтобы объяснить мне в чем разница между желтыми и белыми цветами? — Белый — невинное восхищение, желтый — уже обещание большего, — Рокэ улыбнулся, склонясь к Ричарду. — Тебе я бы послал красные… Рокэ не закончил объяснение, зато поцеловал такие вот алые, словно чуть припухшие губы Ричарда, так похожие на лепестки. Тот собирался упрямо возражать, но уступил почти мгновенно, вставая навстречу. Рокэ подхватил его, обнимая, и вытянул руку, распуская подвязку штор, так отгораживая их от мира. И стоило, конечно, закрыть дверь, но она была далеко, а Ричард близко. И Рокэ позволил себе забыть об осторожности, забираясь пальцами Ричарду в волосы и под рубашку. Ричард явно сдавался, но был все же слишком упрям — вывернулся из рук Рокэ и посмотрел на него… Пожалуй, сурово. Румянец и распахнутая рубашка смазывали впечатление, но в остальном… Рокэ вздохнул. — Как я уже сказал: клевер, гвоздики, пожалуй, бегония и розовый гиацинт. Они предупредят об опасности таких вот начинаний и дадут понять, при уме Придда, что на сегодняшнем балу у Ее Величества мы все решим. — Мы? — уточнил Ричард, хмурясь. — Я, — признался Рокэ, — для вас троих. А теперь, когда я был так покладист… — Насмешлив, — вставил Ричард, приближаясь снова. — И настойчив. Какой цветок обозначает твое непременное вмешательство? — Терновник. Рокэ любил его. Шипы, цветы, плоды. Терновник был опасен и красив. Он оборонял, что цветы, что плоды от непрошенных гостей. И смысла в нем было больше, чем можно выразить, вопрос оставался лишь в том, какой науке о нем верить. Рокэ же просто любил на него смотреть, точно зная: терновник похож на него. Темные и колючие шипы, белые цветы, так напоминающие цвет вишни, и иссиня-черные ягоды. Этой картине не хватало одного — красного. Цвета Окделлов. Цвета Ричарда. Ричард был полураздет — это зрелище оставалось божественным и манящим, но Рокэ не повторил атаку, лишь обвил запястье Ричарда пальцами. Отпускать его никак не хотелось, пусть трудно было переупрямить Окделла. Он был не менее напорист, чем сестра, лишь только немного более печален и много более вдумчив. Но Рокэ не любил отступать. А еще он знал, что ждать сегодня придется долго. По плану у них был королевский бал и первый выход Айрис в свет. Рокэ очень надеялся, что юноши не станут сторониться ее, потому что… Иначе Рокэ придется с ней танцевать — выводить. А Рокэ не хотел подобных реверансов. И вечер был так далек, и так… холоден. До самой ночи у Рокэ не было шанса остаться с Ричардом наедине, оттого дорога была каждая секунда. Настроение Рокэ сменилось, и Ричард тут же заволновался. Одно дело было дразнить его, а другое, когда Рокэ переставал играть в игры и просто оставался собой. Ричард прильнул к нему, обнимая. Можно было много чего сказать и спросить, но Ричард лишь поцеловал теперь упрямо сжатые губы Рокэ, а после потек поцелуями вниз. Рокэ уже был и при камзоле, и застегнут на все пуговицы, но Ричард смело открывал себе дорогу, уже не просто уступая, но предлагая. Рокэ отлично уловил замысел Ричарда, но не пустил его, поймал за плечи: — Я хочу видеть тебя… Рокэ и правда хотел смотреть на Ричарда и знать, что тот тоже смотрит. Рокэ даже мог бы читать что-то вроде: «Его глаза на звезды не похожи…» Рокэ уже спустил рубашку с плеча Ричарда, покрывая его поцелуями, а потом чуть наступил, смещая их обоих, и усадил Ричарда на стол. Ричард обхватил его ногами, все-таки сбрасывая с Рокэ камзол, больше не споря и не расспрашивая — было в том свое волшебство. Ричард поддавался Рокэ всегда, легко, словно и секунды не тратя на раздумья, но не просто ждал — настаивал, требовал даже, и Рокэ с той же легкостью уступал уже ему. Отбросив рубашку Ричарда, Рокэ потек поцелуями по его груди, чувствуя, как Ричард притягивает к себе сильнее, как тянется навстречу, как сам торопливо раздевается… Желанный и желающий. Рокэ не посмел бы отказать ни ему, ни себе. Пусть и старался не спешить, отдавая Ричарду всю нежность, на какую способен, касаясь его так, как можно касаться звезды, мечты — самого своего заветного сокровища. Трудно было поверить, что Ричард настоящий. И Рокэ ощупывал его, такого живого, горячего, смелого, идущего мурашками под ладонями, пока сердце Ричарда стучало Рокэ в губы. Где бы Рокэ ни целовал, он чувствовал так: словно Ричард весь был это огромное сердце. Ричард стискивал пальцы на спине Рокэ — уже под рубашкой, сминая ее и чуть царапая, а Рокэ дышал, не позволяя себе стоны, сцеловывая встречные с губ Ричарда. Чувствуя Ричарда, Рокэ привычно уже сходил с ума. Но безумие его не требовало немедленного разрешения, лишь продолжать, постепенно подводя Ричарда к той точке, где он не станет ждать. Где требовательность его обернется не словами, но выражением лица, блеском глаз… Рокэ ловил их сияние из-под ресниц и выставленного вперед, упрямого лба. Ричард превратился в порыв, подаваясь навстречу, и ничего не нужно было делать, лишь придержать Ричарда за бедра — Рокэ уже оказался внутри. И теперь сердце билось там. Рокэ дышал лишь усилием воли, он любил Ричарда и держал его крепко. А потом сорвался, наращивая темп, и Ричард, словно того и ждал, тоже ускорился. Рокэ заглушал их общие стоны новыми поцелуями, шалея от них все сильнее. Восходя, врываясь, пока Ричард обнимал его всем собой. Удовольствие рождалось в точке их пересечения, в точке абсолютной встречи. Оно рассыпалось, заполняя их обоих. Словно они и не существовали по отдельности. Осталось только «мы». И Рокэ впитывал его, позволяя себе забыть о том, как скоро придется разойтись. Ричард отвечал ему тем же. Их восхитительное «здесь и сейчас» длилось так, словно не кончится никогда. И Рокэ знал — так и есть. Они разойдутся, но лишь для того, чтобы встретиться вновь. И… Леворукий, как же им повезло — они могли быть вместе много чаще чем порознь.