Ценою в жизнь или история Титаника

Таким образом пробежали последние дни перед важным мероприятием. Они, по своему обыкновению, были мрачными и серыми, однако более не тревожили пароход этими недостатками. Он также терпеливо ожидал, но уже без тех склизких чувств, а именно одиночества и скуки. Напротив, градус его настроения был достаточно высоким для такой мерзкой обстановки. Все потому, что его терпеливость скрашивалась позитивным мышлением и думами о том, что в скором времени состоится его встреча с самой настоящей жизнью! Время вовсе не издевалось над ним, а даже двигалось немногим быстрее, чем обычно. Вполне возможно, что лайнер, как он сам думал, просто-напросто привык к длинным лентам ожидания, потому и не замечал течения этого самого времени. Оно шло и придавало все больше уверенности в том, что строительные работы подходили к финальной стадии. Титаник, будучи в постоянном сонном состоянии, как и прежде, все равно догадывался, что они завершаются. Он, просыпаясь лишь иногда, замечал все меньше и меньше господ людей на пирсе у достроечной стенки (по предположениям — отдыхающих строителей), а в один день и вовсе не увидел никого. Сам пароход чувствовал себя вполне готовым к предстоящим испытаниям и дальнейшей работе. Конечно, об этом было сложно судить, но догадываться и предполагать не запрещал никто. Однако же с лайнером случился один момент, который окончательно заставил его поверить в то, что ему пора просыпаться и начать готовиться к предстоящим делам. В один день он в очередной раз пробудился и сладко вздохнул, имея желание вновь уснуть на долгое время. Но обратив внимание на пирс Титаник обомлел. Он увидел людей, что были одеты в особую форму и фуражки, и имеющие важный вид. Они направлялись к трапу, что вел на борт самого судна. Их походка была такой же особой, словно это были серьезные, служащие офицеры. Офицеры... Пароход догадался! Это и были морские офицеры, члены его будущей команды! Их появление заставило лайнер пробудиться окончательно и обратить внимание на обстановку вокруг и свои внутренние ощущения. Но не только их появление взволновало Титаник. Через несколько дней он наблюдал толпу неопознанных людей, что несли с собой такие же неясные устройства. Толпа была небольшой и представляла из себя интересную картину. Господа люди поднялись по главному трапу на борт и скрылись из виду на долгое время. Стены огромного помещения «Парижского кафе» искусно сплетены в причудном узоре и имеют белое покрытие. Такой же белый потолок соткан из ромбов, заменяющиеся кругами в местах расположения ламп. Окна в изысканном отделе судна бросали рассеянный свет на столы и плетеные стулья, что были расставлены, как можно заметить, немного неряшливо. Видно, что рабочий люд постарался завершить постановку мебели как можно скорее, покуда не пришла пресса. Подумав об этом, один из фотографов хитро ухмыльнулся и сделал снимок. — Итак, пройдемте далее, — послышался голос из-за дверей. — Нам следует осмотреть еще несколько помещений, что представляют особую важность для газеты. Отвлекшийся от толпы фотограф поспешил к выходу из кафе. Группа людей, к которой он быстро примкнул, словно бы ни на что не отлучался, направилась далее. Человек, ведущий за собой журналистов и фотографов, двигался уверенно, раскованно. Он, а именно Джозеф Брюс Исмей, являлся главным директором судоходной компании «Уайт Стар Лайн» и, соответственно, владельцем ее судов. Он был одет в строгий костюм с красным галстуком, что он одевал только на пресс конференции или парадные демонстрации, носил усы в стиле хендлбар и гордо вышагивал по палубе своего корабля. Господин Брюс всем своим видом показывал, что он есть главное лицо в строительстве не менее превосходного судна, его собственного детища. Продвигаясь по роскошным помещениям, Джозеф Брюс Исмей параллельно проводил и небольшую конференцию. — Как вы можете наблюдать, господа, пароход неоспоримо великолепен! — сказал он, остановившись у входа на парадную лестницу. — Хоть идея о его создании принадлежала нам, с уважаемым Лордом Пирри, спроектирован лайнер гениальным конструктором верфи «Харленд энд Вольфф» — Томасом Эндрюсом. Наш «Титаник» является новейшим и величайшим творением в истории человечества! — Прошу прощения, почему же именно «Титаник»? — поинтересовался один из журналистов, приготовившись записывать материал. — Почему Вы решили дать судну именно такое имя? — Почему же «Титаник»? — Джозеф хмыкнул. — Знаете, в первую очередь эта задумка появилась исходя из габаритов парохода. «Олимпик-класс» — первый в мировой истории класс, включающий в себя три сестринских лайнера колоссальных размеров, сравнимые с самими древнегреческими богами! Потому и имена должны соответствовать намеренным требованиям! Ведь титаны ассоциируются с огромной силой и мощью! И «Титаник», один из трех гигантов, задумывался как непотопляемый и самый надежный лайнер, сконструированный по последнему слову техники! — Что же на счет спасательных средств? — задал вопрос другой журналист. — О, об этом даже не стоит беспокоиться! — ответил господин Брюс. — Я наделил оба парохода «Олимпийца» наибольшим их количеством! Так что в случае непредвиденной ситуации, коей, я считаю, не случится вовсе, спасутся многие, если же не все. Однако стоит заметить, что я все же решил сократить количество шлюпок на данном пароходе, сами знаете по какой причине. Повторюсь, что такой лайнер ничто не сможет сломить! Он — символ могущества человека; сам Бог не сможет потопить его! С большой уверенностью можно сказать, что «Титаник» запомнится на века, как лучшее британское судно XX века! Он пронаблюдал за работниками прессы, закончивших работу над текстом в своих журналах, а затем, не став задерживать их на долгое время, проговорил: — Что ж, пройдемте далее. Нам необходимо посетить каюты первых и вторых классов, что находятся этажом ниже. Прошу! Господа люди покинули борт судна только под вечер. Тогда же сменилась и погода, вновь пригнавшая на верфь неприятный ветер. Он был надоедлив также, как и облачный слой, окутывающий небеса довольно продолжительное время. В этот раз они светили синевой с некоторым оттенком лилового цвета. Контрастом к небу загорались огни городских зданий. Кажется, людям было уютно в своих домах, ведь на видимой суше их не было вовсе. Безлюдные улицы, верфь и город, не справившись с наступающей ночью, постепенно поглощались мраком. В скором времени на местность должна была опуститься тьма. Пароход смог немного загрустить, смотря на множество фонарей верфи. Хотя и близился день ходовых испытаний, с каждым часом ему становилось несколько неуютно. Да, он весьма переволновался, что являлось даже недопустимым для его статуса. А к черту его! Все же притуплять эмоции было сложно, да и тем более находясь наедине с самим собой. Почему бы и не погрустить малость, подумав о будущем. Да, жизнь не легка; что-то приходится терять, а что-то оставлять. Распоряжаться ей сложнее, нежели мечтать. К примеру, он будет обязан покинуть свою верфь по прошествии испытаний. А что же дальше? Провал! Бездонная пропасть, в которую необходимо упасть. Это равносильно "шагу" в неизвестность. Лайнер не мог знать, что скрывается в этой пропасти и кто или что его ожидает в ней. И суть крылась в том, что этого падения невозможно избежать! В конце концов придется оставить родную «матерь» и устремиться к ближайшему будущему, что Титаник сможет пронаблюдать совсем скоро. Его мысли прервало крохотное движение на пирсе, на которое он тут же обратил внимание. В темени сумрака было сложно рассмотреть лица и одежду пришедших, но ясно было лишь их количество. Двое, кажется, мужчина и женщина, судя по тихому говору, все ближе подходили к пароходу. Он же, сгорая от любопытства, вслушался, стараясь разобрать хотя бы пару слов. Хоть Олимпик и говорил, что простой люд не входит зону хорошей слышимости, все же попробовать стоило. Лайнер расслышал мужской голос, что обращался к женщине, одетой, как ему показалось, в длинное роскошное платье. — Оно есть прекрасное судно, созданное человеческими руками! — говорил мужчина. — Мое собственное творение, что рабочие смогли воплотить на свет кровью, потом и слезами! «Титаник», как говорят сами директора содружественной с верфью компании, является символом могущества человека! Пароход недоуменно смотрел на интересующих его гостей, не понимая, почему господин говорит про него так, словно считает его своим детищем. Возможно, что... Ох, быть не может! Лайнер вдруг догадался, что происходит. Пред ним, на виду, стоит отец, что демонстрировал его своей... своей женщине?! Титаник взволновался сильнее прежнего при виде конструктора и его семьи. Он и подумать не мог, что встретит их так внезапно, средь густого синего вечера. Дама, что была так близка господину Эндрюсу, восхитилась: — О, Томас! Это очень впечатляет! В этот раз четкое звучание голоса незнакомого человека показалось пароходу довольно странным. Хоть дорогой брат и говорил про хорошую слышимость на борту, с чего бы вдруг ему слышать голос вне собственного корпуса? Ах, да! Ведь вечер сегодняшнего дня весьма холоден. Возможно, что звук доносится до лайнера благодаря нынешней погоде. То все объясняло! Отец продолжал: — Судно наделено лучшими характеристиками, что доступны нам на данный период времени. Его габариты, равные габаритам Олимпика, составляют 852 фута по длине и 92 с половиной фута по ширине; я даже не учитываю высоту! Масса его составляет немногим больше 46-ти тысяч тонн. Что на счет машин, то им движут три трехлопастных винта, два поршневых паровых двигателя и турбина, вращающая центральный винт... Он описал некоторые из характеристик собственного детища, которые тот мгновенно запомнил. Титаник воспринял новые подробности как ценность, которую стоит сохранить в своем разуме на долгие-долгие годы. К тому же это пригодится ему в дальнейшем как необходимая собственная информация на случай тщательного знакомства с другими судами. — О... Дорогой... — проговорила супруга господина Эндрюса. — Я не нахожу нужных слов, чтобы описать то, как я горжусь тобой и твоим кораблем! Он просто чудо! Эти слова несколько смутили пароход. Ему было приятно, но и к тому же странно, ведь это чувство впервые обволокло его разум. Лайнер, поддаваясь трепету на душе, слегка улыбнулся, но тут же подавил неконтролируемую эмоцию. Следовало успокоиться, ведь то были всего лишь слова, каковы бы они не были сладкими. Между тем разговор Томаса Эндрюса и его супруги продолжался. — Печально, Хелен, — сказал он, — но для тебя, как ты уже можешь догадываться, есть довольно нерадостные новости. Завтрашним днем по плану должны состояться ходовые испытания и я, как главный конструктор, обязан не только проследить за процессом их проведения, но и отправиться в далекое плавание, дабы понаблюдать за судном и его работоспособностью. Одним словом, я покидаю Белфаст завтрашним днем сразу же после проверки, и сообщаю я тебе об этом со скорбью на душе. — Быть может, — с надеждой в голосе промолвила некая Хелен, подплыв вплотную к господину Эндрюсу, — ты все же изменишь свое решение и останешься с нами; со мной и с твоей дочерью? Долгая разлука так тяжела. Семье не в радость пребывать без отца довольно длительное время! — Я прошу прощения, дорогая, — ответил Томас, — но таков мой принцип! Мне в действительности необходимо удостовериться в исправности паровых машин моего судна. К тому же следует высмотреть некоторые возможные недочеты, что были допущены во время строительства. — Он, как показалось Титанику, обернулся на свою супругу. — Не волнуйся, Хелен... Знай, что чем дольше разлука, тем больше цветов распускается на грядках наших чувств! И помни... я вернусь к вам с Элизабет совсем скоро. Вы даже не успеете впустить в голову и мысль обо мне, как я уже буду стоять на пороге. Хелен обняла его так крепко, так нежно... — Я обещаю, что буду ждать тебя, Томас! Мы! Мы будем скучать и ожидать тебя, как полярные птицы ожидают возвращения своего любимого из долгого путешествия! — О, милая Хелен!.. — Господин Эндрюс поцеловал свою супругу и прижал ее к своему телу. Это окончательно смутило пароход и он, не выдержав, быстро отвел взгляд от влюбленных. Ему вовсе не хотелось вмешиваться в чужую жизнь и быть непрошенным свидетелем чьего-то счастья. Конечно, это было весьма мило, как и со стороны господ, так и со стороны лайнера. Последний же глубоко сомневался в том, что открыто наблюдать за нежностями рода людского и при том не чувствовать себя смущенным было весьма приемлелым увлечением. В таком случае Титаник постарался отвлечься на что-то иное, что попадало в его поле зрения, к примеру, на отражение огоньков, мерцающих в воде или ее колыхание... Нет, все же не думать о происходящем было довольно сложно, учитывая, что то простое человеческое действие было интересно пароходу. Он невольно представлял, как господин Эндрюс берет свою Хелен за руку, как танцует с ней на прекрасных балах, как целует ее и обнимает, будучи в доме, вне верфи... В ходе таких мыслей в разуме лайнера промелькнуло что-то, о чем он даже не успел подумать, ведь, сметя прочь представления, обратил внимание на вновь заговоривших людей. — Хотелось бы предложить тебе пройти на борт для дальнейшего осмотра «Титаника», — сказал Томас своей Хелен. — Что думаешь на счет этой мысли, дорогая? — Да, мне бы очень хотелось подробно осмотреть твое творение, увидеть каждую мелочь интерьера его помещений и полюбоваться на небывалую роскошь! — ответила та. — Хорошие слова, однако, — проговорил господин Эндрюс, — не забывай про усердный труд наших рабочих, что воплотили в жизнь мою идею. Пройдем! Вскоре они приблизились к трапу и после вовсе скрылись из виду, попав на борт парохода. Тот, потеряв их из поля зрения, остался наедине с собой и немного призадумался в очередной раз. Первая встреча с его отцом, а тем более слова о сопровождении им лайнера приятно взволновали его душу и дали дорогу хорошим мыслям. Ведь господин Эндрюс говорил правду? Он действительно отправится с ним в первый рейс? Титаник невольно улыбнулся, пожумав, что ему будет не так страшно в первые его минуты. А без страха здесь не обойдется, это факт! Потому отец станет для него некоторой поддержкой при выходе в свет, и именно это придало пароходу еще больше уверенности.