Мать и жена

      Когда Уран поправился, он снова начал посещать службы в храме культа Святого Свежевателя.       Конечно же, не самостоятельно – иногда с родителями, но чаще с крёстной матерью. Та потеряла мужа при штурме Осинеи и находила в ребёнке утешение, была частым гостем семьи ван Дейков.       Вот и на этот раз она усадила Урана на колени, пока шла проповедь. Вряд ли Уран понимал, о чём вещал святой, но сидел с открытым ртом. Пока что он не говорил, но увлечённо рассматривал как громогласного дядю на каменном стуле, так и непонятные рисунки вокруг.       Сравниться по красоте с храмом Бога-Императора на "Амбиции" невероятно тяжело, однако культисты старались. Их живописцы создали множество икон – они не испытывали недостатка сюжетов. Всё произошло на самом деле, выстрадано, не сильно преувеличу, если скажу, что иконы написаны кровью.       Самую впечатляющую повесили на стену рядом с монументом Бога-Императора. На ней в углу изобразили новоявленного святого, вскинувшего цепной меч. Его противника художник не показал, чтобы не смущать хрупкие умы. На полотне святой словно бы защищался от первородной тьмы, что была в начале, ещё до рождения первой звезды. В культе ходило множество самых разных слухов, касающихся последнего боя святого против архипредателей, но всех их объединяло одно – в конце концов, святой победил. О тьме с кафедры и вещал тот, кто стал прототипом главного героя.       – "Отвращайтесь от зла, прилепляйтесь к добру", – так учат нас святые писания, – рассказывал Жерар Лабранш.       Он вцепился в подлокотники кресла, будто боялся сползти.       – "Ненавидьте зло, но отвратите свою ненависть от человека, творящего зло, ибо он болен. Искореняйте зло, но не людей".       Жерар смолк. Он словно бы забыл подготовленную речь и высматривал среди паствы тех, кто бы мог подсказать. Начался нервный тик: Жерар постоянно моргал левым глазом, дёргал головой налево же. Он обхватил лицо руками – и родной, и искусственной – и просидел некоторое время молча, пока не успокоился.       – Что… что, – начал Жерар, едва не взмолившись.       Борьба со слабым предательским организмом давалась святому тяжко. И всё-таки он собрался с духом и продолжил:       – О чём же хотели нам поведать древние мудрецы? – Он сделал паузу, зажмурился, скорее всего, приступ прошёл, и Жерар продолжил: – О том, что, глядя на носителей зла, мы не должны колебаться. Мы можем пожалеть человека, – ребёнка, женщину, старика, – но не можем… и не должны! Не должны щадить зло! Мы должны прижечь рану до того, как зараза распространится. В этом скрыто истинное милосердие! В этом, а не во всепрощении!       – Да, да! – подхватили первые члены культа, которые огнём и мечом претворяли в жизнь всё то, о чём говорил их лидер.       Жерар ещё раз осмотрел зал и остановил взгляд на одноглазом ребёнке с искажёнными чертами лица.       – Но как же быть со злом, ещё не совершённым? – спросил Жерар. – Со злом, которое ещё не зло? Должны ли мы отбирать жизнь, чтобы предотвратить нечто ужасное в будущем? Пусть даже жизнь невинного ребёнка? Жизнь собственного дитя?       Даже первые члены культа не спешили на этот раз поддержать лидера.       – Молчите, – проговорил Жерар и вздохнул. – Вот и я не знаю точно, а время уходит. Возможно, мы уже обречены. Решать надо было вчера, а мы и сегодня боимся помыслить.       Крёстная мать взяла ребёнка и в полусогнутом состоянии миновала соседей. Она направилась к выходу, не дожидаясь окончания проповеди, когда её нагнал возглас:       – Куда же ты, София? Я ещё не закончил.       Крёстная мать оглянулась, посмотрела в ледяные глаза Жерара, побледнела, а потом сорвалась с места.       – Остановите её, – велел Жерар, прикрыв глаза металлической ладонью.       Десятки рук вцепились в полы длинного платья. Отчаянное усилие, и в ткани только прорехи появились, вырваться не удалось. София заплакала, всё ещё не веря, что близкие люди – знакомые, даже друзья! – обернулись против.       И всё же культисты не превратились в дикое зверьё, почуявшее кровь. Они следовали словам святого, отвратили ненависть от человека. Женщину не били. Её привели к Жерару под руки. Если до этого Уран ещё не понимал, что за игру затеяли взрослые, то теперь плакал вместе с крёстной.       – Ты позволила милосердию затуманить свой рассудок, София, – проговорил Жерар. – Или… быть может, этот ребёнок – призрак несбывшихся надежд?       Жерар взял трости, прислонённые к трону, не без усилий поднялся, поморщившись, подобрался к дрожащей женщине и ребёнку, который размазывал сопли и слёзы по лицу. Он лишь изучал Урана, не произнося и слова, однако София не выдержала:       – Он совсем маленький! Уран ещё станет опорой культа! Его первым воином!       Жерар нахмурился.       – Возможно, – ответил он наконец. – Но, скорее, он повторит судьбу всех тех глупцов, кто считал, что сможет обмануть саму Ложь.       Жерар пристально посмотрел на тех мужчин, кто держал Софию под локти. Оба – прирождённые воины, но один из них не выдержал взгляда, другой проглотил холодную слюну и попытался найти опору в соратнике.       Наверное, никто бы не взялся предсказывать, что бы случилось в храме, если бы на службу не явился Котар. Как и всегда примерно в одно и то же время.       Котар застыл у входа – тьма с пылающим взором в белой мантии. И мгновения не прошло, как сверкающее око сменило оттенок тлеющих углей на синее колдовское пламя.       – Тебя-то я и ждал… – Жерар сделал паузу, а потом добавил: – Отступник.       Котар даже не моргнул. Он проговорил:       – Ждал меня, но напугал невинных.       Котар не спешил, не показывал всё, на что способны Ангелы Смерти, но было в его голосе нечто такое, от чего задрожали руки и у ветеранов. Не все прихожане перебороли страх, кто-то бежал, не оглядываясь.       Однако вокруг Жерара всё-таки возникли ряды тех, кто готов был его защитить, пусть даже ценой собственной жизни. Котар навис над одним таким, но тот и шага назад не сделал, хотя с его лба градом стекали капельки пота.       – Я и пальцем их не тронул, – ответил Жерар. – Возможно, есть причина, почему они меня боятся.       – Как и у твоих воинов. – Котар кивнул на культистов.       Ладони превратились в кулаки, кто-то судорожно сжимал дубинки. Ни пистолета, ни хотя бы ножа. Но всё же они были готовы к безнадёжной схватке.       Жерар ухмыльнулся и ответил:       – Это испытание воли.       Котар проскрипел металлическими зубами, вытянул вперёд аугметическую руку и сказал:       – Отдай мне ребёнка и отпусти женщину, иначе я сам их заберу.       – А ведь ты даже не попытался оспорить моё обвинение, – проговорил Жерар. – Как ты вообще смеешь хоть что-то требовать? Здесь?!       К концу реплики черты лица Жерара исказились. Не физиономия – оскал!       – Судить меня будет Бог-Император, – отозвался Котар. – Ты отмечен Его благословением, это так, но не забывайся. Ты – не Он!       Культисты перед Котаром, наконец, отодвинулись, а вот Жерара ни враждебный тон, ни пылающий взор колдуна ничуть не поколебали. Совсем небольшой человечек, изувеченный ветеран войны, но в изломанном теле скрывался могучий дух, ничуть не меньший, чем у Котара. Необходимо было вмешательство высших сил, чтобы предотвратить кровопролитие.       В храм ворвался ветер, словно бы системы вентиляции сошли с ума и нагнали в помещение столько воздуха, что произошёл короткий, но всё-таки ураган. Свечи, поставленные за упокой или в качестве жертвы, погасли.       – Хм… – Жерар не сводил взгляда с Котара. – Как жаль… – Он вздохнул. – Похоже, сегодня наш спор не разрешится. Но знай – тебе здесь больше нет места. Ни здесь, ни на какой другой святой земле. Я постараюсь убедить в этом каждого поборника Кредо.       – Ребёнок и женщина, – повторил Котар.       Температура не упала, и пол не покрылся инеем, как иногда бывает при воздействии варп-силы, но от слов Котара повеяло могильным холодом.       Жерар кивнул собратьям, и те споро вытолкали Софию и осторожно передали из рук в руки Урана. Котар взял ребёнка в ладонь, а потом прижал к груди. Он сделал пару шагов назад, подозвал женщину, которая боялась его ничуть не меньше, чем культистов, а потом развернулся и направился к выходу, чувствуя огненный взор святого.