Котёнок

      — Я думаю, настало время познакомиться, — всего одно короткое предложение останавливает маленького ненасытного эльфа, запихивающего в рот очередной пирожок.       Он тут же забывает про еду во рту, замирает и только взглядом по столу скользит, осознавая неловкую вещь: прошло больше двух месяцев, а они так и не представились друг другу должным образом. Что немыслимо для эльфа, что делает его неловким, то хихиканьем слетает с улыбки кота. Растерянный эльф на это очень мило смущается. Глаза опускает на пирожок, медленно пережёвывает, а щёки с каждой секундой краснеют всё пуще.       — Сначала покушай, позже представишься, — пресекает кот безнадёжную попытку начать говорить.       Эльф тянет ручки к банке с клубничным вареньем и к свежеиспечённому, не успевшему ещё остыть, хлебу, у которого так приятно хрустит корочка и пахнет… Эльф, право, не знает, как описать этот чудесный запах, но он точно может сказать, что хлеб ассоциируется у него с хозяином дома. Он сразу же вспоминает, как зачастую, рано по утру, сонный кот вставал с кровати только ради того, чтобы испечь этот самый хлеб. Вспоминает, как тот всегда аккуратно расставляет на чистом столе всё необходимое, разводит огонь и начинает готовить. Мука по всему столу рассыпается, летает в воздухе, липнет к длинным красивым пальцам, жамкающим тягучее тесто. В доме становится теплее, по комнатам витает приятный аромат. Из-за открытой на кухню двери эльф имел возможность тихо наблюдать за котом из кровати. Во время готовки он видел ответственного, сосредоточенного на работе, человека, искренне любящего своё дело, однако, который, несмотря на всю свою серьёзность, в огромных ярких штанах и свободной футболке выглядел расслабленным, мягким, уютным и таким домашним. Наверно, в этом и кроется истина: приготовленный котом хлеб пахнет домом. И эльфу это почему-то кажется чем-то сокровенным и особенным.       — Вкусно?       — Да, очень.       — Я рад, — улыбается кот, не сводя глаз с эльфа. — Ты выздоровел, поэтому теперь, как и обещал, разрешаю кушать всё, что захочешь.       Кот отодвигает пустую тарелку и ставит перед собой кружку с горячим лимонным чаем. Обхватывает её пальцами, выдыхает в пар лёгкое волнение, опуская взгляд на скатерть. Знакомство всегда для него является трепетным соприкосновением с личностью, похожим на душевное проникновением.       — Я представлюсь первым, — начинает он осторожно, обращая внимание эльфа на себя. Начинает говорить медленно, чётко, чтобы тот смог понять каждое его слово. — Я — кот-альфа из класса рыжих котов. Мои покойные родители и родственники тоже были рыжими. Можно сказать, я чистокровный рыжий.       Хванён наклоняет голову на бок, слушая предельно внимательно своего добродетеля, и вообще не удивляется тому, что кот начинает говорить о родословной. Того даже немного стопорит эта реакция, всего на несколько секунд, и он продолжает дальше:       — Амари и апари дали мне красивое, но сложное имя — Дукджун. Однако, Сонбок, мой друг, любит звать меня просто Джуном. И ты можешь называть меня так. Что насчёт возраста, то мне уже исполнилось двадцать четыре. Пять лет из них я живу в этом поселении и работаю пекарем… Хммм, что мне ещё стоит сказать?       Кот от волнения не может остановиться ни на одной из мыслей и переводит взгляд с вещи на вещь и, наконец, останавливается на ожидающем сосредоточенном лице эльфа и выпаливает вдруг:       — А ещё я одинокий альфа*, но не нахожусь в активном поиске пары. С альфами и бетами* не дерусь, к омегам не пристаю. Как-то так, наверно… Ох, не слишком странное представление?       Эльф смотрит на него в ответ удивлённо стеклянными глазами, обрабатывая полученную информацию и пытаясь скрыть неловкость от осознания, какая между ними разница. Внутри него борются непонятные ему самому желания, притяжение к коту и факты, которые надо бы учесть и из которых необходимо сделать серьёзные выводы. На это уйдёт некоторое время, он с этим обязательно разберётся, а сейчас ему надо поспешить с объяснением своего немого удивления.       — Нет, совсем не странное, просто мне вдруг стало неловко. Я должен обращаться к вам с большим уважением, — растягивает слова эльф, потирая под столом руки.       Кот задаёт молчаливый вопрос, выгибая бровь.       — Дело в том, что меня всегда учили вежливо обращать к старшим и не переходить черту в поведении, а я с вами как с одногодкой обхожусь, — поднимает скромно взгляд и шепчет: — Мне девятнадцать.       Дукджун еле сдерживается от восклицания. Не верит своим глазам и ушам. Девятнадцать. Его эльфу девятнадцать. Пятилетняя разница — не маленькая разница, учитывая то, что, кажется, эльфийское воспитание не позволяет общаться достаточно свободно со всеми, и Дукджун из-за этого чувствует некоторую неловкость. В голове снова мысли о кощунстве. Он для него, для эльфа, должен быть как старший тонмон*, а он позволил себе спать вместе с ним в одной кровати. Грубо перешёл черту, не подумав достаточно хорошо о приемлемости действий.       — Мне неловко из-за нашей разницы… Да и я вас, должно быть, сильно удивил.       — Не обращайся ко мне официально, иначе мне будет неловко, — и всё-таки Дукджуну хочется общаться с ним на равных. — И не думай о разнице, мы же нормально до этого общались. Было очень комфортно, но если тебе вдруг неудобно, то я постараюсь измениться.       — Нет, — признаётся эльф и вертит усиленно головой. — Не надо меняться. Мне тоже так комфортно, просто… немного… непривычно.       — Понимаю, — кот пытается привыкнуть к мысли, что эльфу девятнадцать и что для него их общение непривычно, потому он скорее ищет пути для нового, более непринуждённого контакта. — Мы же можем быть друзьями, несмотря на разницу?       — Да, — резко отвечает эльф, выпрямляясь и глядя уверенно на старшего, — друзьями… Я не против общаться как друзья.       Дукджун кротко кивает с улыбкой и старается теперь проникнуться к младшему. Всё-таки обманчив возраст. Только сейчас кот подмечает в эльфийской внешности черты, свойственные людям до двадцати. Хотя этот человек, на удивление, выглядит даже младше своего возраста, но отражение чувств на лице, множество шрамов на теле, особенно чувственный взгляд небесных глаз, — всё это делает его взрослее своего физического возраста. Невольно кот начинает задаваться вопросами: сколько же тяжёлых событий этот юный человек пережил за свою короткую жизнь, что так рано повзрослел? Почему ему пришлось пройти через эти испытания и даже повстречаться со смертью? Дукджуну немного обидно за эльфа, ведь он видит перед собой того, кто только-только должен начать входить во взрослую жизнь, но уже вынужденно стал взрослым. Однако его больше удивляет даже не это, а дальнейшее откровение.       — Я эльф-омега и у меня нет альфы. Кажется, я обречён на одиночество по жизни, — говорит так, не понимая зачем. Его просто несёт вперёд, просто начинают трястись руки, и голос поддаётся дрожи. — Когда я родился, мой амари умер, но прежде успел дать мне имя по правилам чужого клана, цветочного клана моего апари, ввиду некоторых обстоятельств.       Эльфу совсем не хотелось представляться таким образом, но он чувствовал, что должен быть честным со своим благодетелем. Дукджун уже видел его звёзды, а до цветочного имени рано или поздно сам бы догадался.       — Когда я родился, распустились жёлтые лотосы, поэтому амари назвал меня Хванёном, — пытается улыбнуться он и горько смеётся. — Моё представление более странное…       — Хванён…       Дукджун пробует новое имя на звук, произносит про себя, а оно как об стенку мячик отскакивает и звучит снова и снова. Необычное красивое имя родом из цветочного клана у эльфа со звёздами. Кажется, вокруг него слишком много тайн. Любопытно, интересно, но Дукджун ясно понимает, что не должен врываться в его душу.       — Это имя тебе очень подходит. Красивое, как и ты, — говорит он, ласково улыбаясь. — Не бойся, я не буду задавать тебе лишних вопросов, но если что, можешь поделиться со мной. Хорошо, Хванён?       — Да, хорошо. Спасибо… Дукджун.       Собственное имя, произнесённое эльфом, звучит по-особенному. Отзывается приятным эхом в груди, как тогда, когда маленькие ладошки касались его груди, когда небесные глаза смотрели с благодарностью. Что бы это ни было за чувство, кот пытается не думать о нём и сосредотачивается на бесконечных домашних делах.       Завтрак окончен. Со стола убрано, а знакомство наконец-то свершилось. Эльф через силу поглядывает на кота, погружённого будто бы в свои дела и заботы, и старается вести себя непринуждённо. Всё-таки ему нужно взаимодействовать с Дукджуном, найти хоть какой-то способ отплатить за его доброту, а для этого не важен ни возраст, ни семейное положение, можно быть просто друзьями. Поэтому он постарается быть хорошим другом и поможет Дукджуну всем, чем только сможет.       После утренней уборки в дверь настойчиво стучатся шифром. Хванён уже знает, кто пришёл: Сонбок.       Грузный высокий бета не приходил целых две недели, занятый какими-то своими делами, и потому искренне удивился эльфу, шагающему на своих двоих. Он тут же кидает на входе свои тяжёлые сумки и обнимает этого маленького человека, поднимая над полом. Его объятия чрезмерно крепкие, но Хванён виду не подаёт, в ответ обхватывает руками большого человека старается и улыбается ему доброжелательно, приветствуя. Эльф невольно принюхивается к нему и подмечает: одновременно пахнет весной с нотками листвы и древесины, и в то же время — другими людьми. Так пахнет только тот, кто бывал на рынке. Но неважно, на самом деле, как пахнет этот кот, и как чувствуют себя кости после крепкого объятия, главное то, что эльф ценит его искренность и каждый раз мысленно благодарит за всё, что он сделал для него.       — Ты его сейчас задушишь.       — Ой, правда? Прости, — испуганно ослабляет хватку Сонбок и аккуратно ставит эльфа на пол.       Их разница в росте около двух с половиной голов, а в ширине ещё сложнее сосчитать, но эльф совсем не боится этой разницы между ними. Он запрокидывает голову чуть назад и глядит на него снизу вверх.       — Я в порядке, — улыбается. — Я забыл с вами должным образом познакомиться. Позвольте мне представиться.       — Ох, я уж думал, никогда не узнаю имени этого прекрасного эльфа, — шутливо дразнит Сонбок, смущая того, словно бы коты только и созданы для того, чтобы смущать низкорослых неловких эльфов.       — Эльф-омега Хванён. Мне девятнадцать лет.       — А я кот-бета Сонбок. Приятно познакомиться, Хванён, — протягивает он руку для пожатия и оборачивается к Дукджуну: — Можно я заберу его у тебя? У меня своих детей нет, но я был бы рад иметь такого омежэ.       — Это уж с ним договаривайся.       — Простите, а сколько вам лет? — с любопытство наклоняет голову эльф.       — Мне тридцать два. Поэтому Джуни для меня как младший тонмон.       — Вы, кажется, действительно близки… А насчёт омежэ…       — Да? Ты не против?       Эльф не понимает до конца, как возможно вот так просто называть кого-то частью своей семьи, тем более его, чужого человека. И он не может понять: только ли в шутку, то ли всерьёз говорит Сонбок. Такой взгляд, как у старшего, он ещё никогда не видел.       — Я не против, — говорит за эльфа сердце. — Почему бы и нет?       «У вас, у котов, с этим всё проще…»       — Вот и хорошо, мой омежэ.       Эльфу так странно: за одно утро его отношения обрели новую форму с этими людьми. Считать другом того, кто тебя старше, и обрести второго апари, может быть в шутку, а может быть всерьез, почему-то не кажется неправильным. Это эльфу, наоборот, приятно. Он чувствует себя так, словно обретает семью, как бы ни было странно сравнение.       Непонятно только эльфу теперь, что делать ему дальше, ведь он наконец-то поправился. Ему нужно задуматься о том, что делать в своей жизни дальше, когда и куда пойти, и как перед этим отплатить котам за доброту к нему. В душе у него происходит неразбериха, ведь отношения с этими людьми сами собой начали крепнуть, и эльф солжёт, если скажет, что не хочет их укрепить ещё больше.       «Задержаться здесь… Отплатить им… Я хочу этого».       Пусть временно, но он хочет побыть тем счастливым человеком, которому улыбаются искренне. Быть рядом с этими людьми, разделять с ними ещё одно чаепитие и обсуждать рыночные истории. Он правда очень хочет этого.       Довольный Сонбок проходит прямо в гостиную и по-свойски начинает разбирать свои пакеты. Муку, крупы всевозможные, сахар, ароматные травы, купленные на рынке специально для Дукджуна. Другие битком набитые пакеты отставляет для себя, унося обратно в коридор, и возвращается только с каким-то одним объёмным мешком, который вручает растерянному эльфу.       — Примерь-ка.       Хванён не без глубокой признательности, не без бессмысленных для Сонбока отговорок, принимает подарок и под внимательными взглядами спешит примерить. Длинный зелёный плащ как раз садится по его маленьким плечикам, по длине скрывает крылья, не давит на них, а капюшон полностью накрывает голову и даже немного скрывает лицо. Эльф хлопает по бокам большие карманы, лезет внутрь — тепло, одно только неудобно — рукава длинноваты, но это мелочи. Сонбок заворачивает ему рукава как надо, а затем протягивает ему пару маленьких ботинок и с восхищением смотрит на красующегося перед зеркалом эльфа. Тот со всех сторон себя рассматривает, пальцами ткань оглаживает и ножками стучит.       — Всё подошло?       — Всё, — улыбается эльф, сверкая счастливыми глазами. — Я не знаю, как вас благодарить.       — Просто будь здоров, хорошо? Этого будет достаточно. Ну а ты что скажешь, Джуни, хорош наш эльф?       А Дукджун теряется в такой уже родной улыбке, в золотистых сверкающих волосах, загорающихся звёздах, что принадлежат только одному Хванёну. Он на эльфа снова смотрит как заворожённый. Отмечает про себя как мил омежий маленький рост, что на полторы головы ниже его, обводит взглядом худощавое тело и чувствует, что ещё слаб омега после болезни. Ему ещё тяжело долго стоять и ходит он неуверенно, не до конца ещё восстановился, на самом деле, но Хванён уже сияет. Дукджун видит его красоту в его старательных движениях, в упорстве и сверкающем таинственном взгляде. Новая одежда делает его лишь краше, а ещё ему очень идёт дукджунова одежда. В ней эльф кажется коту непозволительно близким, родным, уютным. Его непременно хочется обнять и сделать для него что-нибудь такое, что порадует.       Как в такие моменты:       — Хванёну подходит. Он очень красивый.       — Конечно, я ведь специально подбирал! И красиво, и удобно, и среди котов особо выделяться не будет.       — Ты хорошо постарался, дружище, — говорит он с улыбкой и через мгновение отводит неловко взгляд: — Это… слушай, насчёт кое-чего… можешь мне помочь?       Сонбок понимает и кивает, следуя за Дукджуном в его спальню. Хванёну ничего не говорят и оставляют одного в гостиной. Он некоторое время просто сидит в полнейшей тишине, не снимая плащ, и смотрит в окно. Солнечные лучи путаются в лёгких занавесках, а ветерок из приоткрытой форточки обдаёт кожу прохладой, доносит до нюха аромат расцветающей весны. А ведь казалось эльфу, что холодная зима была так давно. Так же давно, как тот день, когда он попал в дом Дукджуна, но это только кажется, ведь на самом деле прошло только три месяца. Это не так уж много, но по ощущениям беглеца он в стенах этого дома находится не меньше сотни лет. Немного страшно выходить наружу — признаётся себе честно, но его желание переступить через порог — сильнее страха. Хванён хочет почувствовать кожей, вдохнуть лёгкими весну и, наконец, познакомиться с местом, куда завела его судьба.       Время тянется, а из спальни никто не выходит. Любопытство всё же берёт верх над эльфом, и он на цыпочках тихонечко подходит к двери, аккуратно прислоняется ухом к дереву и прислушивается.       — Айщааа, что ж так больно…       — Вот здесь?       — Д-да… Неприятно.       — Давай тогда и здесь помассируем, — добавляет: — Скоро станет легче.       — Ничего, ничего, не жалей меня, — сдавленно хрипит альфа. — Делай как надо, я потерплю.       — Джун, насчёт твоей работы. Ты уже снизил темп?       — Да, беру меньше заказов, так что не волнуйся. Ох, Сонбок, хватит волноваться из-за такого, правда, мне сейчас гораздо лучше.       — Ты же мой друг, я не могу не волноваться. Если бы у меня было больше средств, я бы помог тебе скорее расплатиться…       — Ты уже достаточно помогаешь, делая массаж, покупая всё необходимое… бесплатно проводишь лечение. Лучше о себе заботиться не забывай, у тебя ведь и своих дел всегда полно… Агх…       — Всё, вставай…       Эльф слышит из-за двери болезненные кряхтения и усталые вздохи, причиной которых стал он сам, врываясь вот так неожиданно в жизнь чужого человека, заставляя его заботиться о себе, пусть только по доброте душевной. Хванён как ураган разнёс чужое спокойствие, принёс массу неудобств, но ему в ответ почему-то каждый раз продолжают улыбаться и усыплять беспокойство, тушить горящую стену боли и смывать остатки пепельных воспоминаний. Хванён перед котами в неоплатном долгу.       За дверью вдруг слышится топот, и эльф отскакивает от двери, пятится к окну и делает вид, что не подслушивал чужой разговор.       — Готов выйти на улицу? — бодро спрашивает Дукджун.       — Д-да! — только чудом не теряет эльф. — Сонбок, а вы пойдёте с нами?       — Нет, но схожу с вами как-нибудь в другой раз, — Сонбок кладёт ладони на плечи эльфа и с серьёзностью заглядывает в глаза: — Хванён, ты должен сейчас послушай меня внимательно. Есть несколько правил, которые ты должен крепко-накрепко запомнить и всегда их придерживаться.       Хванён кивает.       — Во-первых, не выходи из дома без Дукджуна, по крайней мере, первое время. Вы живёте в довольно опасном районе, поэтому нужно быть предельно осторожными. Во-вторых, в поселении живут в основном рыжие коты, и некоторые из них далеко не безобидны, могут воспринять присутствие чужака не лучшим образом, учитывая один переполох, который ты уже устроил.       — Что? Какой переполох? — испуганно захлопал ресницами эльф, припоминая свою первую ночь. Инкуб мог искать его здесь и натворить ужасных дел, не найдя любимую игрушку.       — Не пугайся так, последствия, конечно, серьёзные были, но в принципе обычные для поселения. Дукджун расскажет тебе подробнее, но помни: что бы ты об этом не узнал — не бери вину на себя и не слушай, что скажут другие. Пообещай мне.       — Я не могу обещать, — дрожа, лепечет Хванён.       Ему страшно, но Дукджун успокаивающе вертит головой: «Не переживай».       — Что бы это ни было, я постараюсь оценить последствия своего появления.       — Понимаю, — Сонбок чувствует чужой страх под ладонями и тихонечко поглаживает эльфа. — Так вот, чтобы на тебя не набросились, пока прячь крылья, уши и тем более свои волосы, они очень заметны. Это временно, позже ты сможешь быть свободнее, к тебе привыкнут. Всё-таки здесь больше тех, кому неважно кто ты и что у тебя за душой. И вот ещё, третье: никому не доверяй, кроме Дукджуна. Он единственный, кому ты можешь полностью довериться.       — И Сонбоку, — вставляет своё веское мнение Дукджун, пихая друга в бок.       — За себя ответственность не несу, но по факту — да, я не собираюсь тебе вредить. Всё запомнил?       Хванён уверенно кивает, но неуверенно оглядывается на окно. Если раньше он желал выйти на улицу, то после серьёзного напутствия стало немного не по себе. Неприятностей ему хватило на жизнь вперёд, а попадать в новые — так себе перспектива.       «Что же это за поселение такое, если в нём опасность граничит с безразличием? Как так вышло, что здесь живут неравнодушные и безобидные Сонбок и Дукджун? Ничего не понимаю».       Сонбок уходит, а Хванён этого не замечает, поглощённый мыслями.       — Испугался? — интересуется Дукджун, ловя напряженный задумчивый взгляд.       — Нет, но мне не по себе от мысли, что из-за меня здесь произошло что-то ужасное.       — Не из-за тебя, а из-за людской глупости и жестокости. Ты не виноват.       Хванён хочет верить искренним заверениям, но противное чувство не собирается отступать. Ему нужно увидеть последствия собственными глазами.       Кот надевает поверх мягкого костюма своё длинное коричневое пальто, завязывает ботинки на высокой шнуровке и обращается к собранному эльфу, останавливая на выходе. Тот непонимающе смотрит на него в ответ, снова и снова поддаваясь чарам зелёных глаз, и чувствует, как тёплые пальцы зачёсывают его волосы назад, открывая красивый лоб. Заколками-невидимками Дукджун закрепляет волосы. Простое действие, а ощущение настолько приятное, что эльфу хочется замедлить время.       — Так-то лучше.       На крыльце их встречает яркое тёплое солнце, заставляющее зажмуриться. Ветер обдает холодом лицо и голые ладони, забирается под пальто. Кот закрывает дом на ключ и даёт немного времени эльфу, чтобы осмотреться вокруг.       Домик кота расположился на отшибе поселения, на границе с Призрачным лесом, на границе лесной темноты и солнечного света. Домик небольшой, с облезшей жёлтой краской на двери, стенах, оконных рамах. Под ногами скрипят отсыревшие дощечки маленькой веранды. Дом внутри уютный, тёплый, отделанный новым материалом, а снаружи кажется запущенным.       Хванён чувствует на себе изучающий взгляд и улыбается, делая вид, что не коту вовсе предназначена улыбка и не мыслям, как прекрасно наверняка летом сидеть на веранде. Поставить удобное кресло, стол, налить чаю, поставить тарелку с пирожками и сесть за чтение какой-нибудь увлекательной книги. Никто и ничто не мешает… Ещё бы обнести участок заборчиком, посадить цветы — идиллия, о которой только можно мечтать. Лишь Призрачный лес за спиной немного пугает мрачностью.       — Хорошо у тебя здесь.       — Правда так думаешь?       — Да, это почти идеальное место для спокойной жизни. Хотел бы я жить в подобном месте.       — Отчасти соглашусь с тобой. Здесь неплохо, но одиноко. Сонбоку вот совсем не нравится это место, — хмыкает кот, сравнивая их мнения, — пока доберёшься из центра, велика вероятность наткнуться на опасных людей. Нужно уметь защищать себя и уметь напускать на других страх, чтоб не смели даже близко подойти.       — И ты умеешь так?       — Не то, чтобы умею. Мне тяжело такое даётся, но иногда приходится постараться. За пять лет ещё никто не посмел на меня напасть.       — А что насчёт инкуба? — аккуратно спрашивает эльф, становясь рядом с котом и облокачиваясь на деревянные перила.       — В ту ночь он пришёл ко мне, но многим позже после твоего прихода. Он был очень зол и сильно вымотан, чтобы нормально соображать. Ему казалось, что твой запах повсюду и в то же время будто бы нигде, поэтому, я думаю, он поверил моей выдумке.       — К-какой?       — Что кто-то стучался в мою дверь, но я думал, что это сон, поэтому не открыл. Он сначала не очень поверил, но когда я сказал, что тоже что-то чувствую, что этот запах уходит обратно в лес, инкуб решил поверить. В любом случае, после этого он взмыл в небо и скрылся за Призрачным лесом. Больше никто его с тех пор не видел. Полагаю, он бросил идею искать тебя здесь, — Дукджун надеется на это, ибо второе пришествие закончится хуже первого. — Хванён, я знаю, что инкубы и суккубы ни к кому не привязываются, не ценят никого, редко на ком-либо зацикливаются кроме себя, но этот — другой, почему он тобой одержим? Кто он?       — Дукджун, прости, я не готов отвечать на эти вопросы, — умоляюще смотрит эльф глаза в глаза и тянет кота за рукав. — Пожалуйста, пойдём отсюда скорее.       Дукджун с минуту не может двинуться с места, мысленно стараясь потушить огонь негодования. У эльфа всё на лице написано лучше всяких чернил, шрамы и солёные слёзы хранят его болезненную историю. За эльфа обидно, за него у кота душа рвётся на лоскутки. Пусть инкуб остался в прошлом, но прошлое влияет на настоящее, будущее, оно иногда возвращается и становится продолжением истории. Эльфу не гарантирована ни безопасность тела, ни безопасность души, если инкуб действительно им одержим.       — Пожалуйста, Дукджун…       — Пойдём.       Кот виновато отводит взгляд и сходит с веранды по ступенькам к витиеватой земляной тропинке. Эльф спускается за ним следом и старается поспевать. Они идут рука к руке, не касаясь друг друга и не начиная нового диалога. Слов попросту не находится. Эльф встряхивает головой и обращает внимание на то, что хотел увидеть. Он оглядывается по сторонам, на редкие жилые дома окраины, на голую землю с редкой пожухлой прошлогодней травой, на тонкие невысокие деревца. Никаких торговых лавочек, никаких цветников, никаких мест для детских игр. Вообще ничего примечательного.       Пройдя по разбитой пустынной дороге, они вскоре вышли к более заполненным улицам, где одинаковые дома вдоль широкой дороги выглядят слишком удручающе. Покорёженные временем, разваливающиеся, с облезшей краской, с засаленными окнами и поломанными почтовыми ящиками. Жёлтые, голубые, серые и обычные коричневые дома все по одному типу. В них нет яркости, живости, красоты и уютными их совсем не назовёшь.       Некоторые дома на фоне общей мрачности выделяются особенно пугающей мёртвой атмосферой. Словно бы жизнь остановилась и началось разложение. Разбитые стёкла, заколоченные рамы, разрушенные веранды и зияющая чёрная пустота внутри. Хванёну от одного взгляда на такие дома становится не по себе. У него в голове свистит ветер заброшенных комнат, мерзкий скрип дерева под ногами и стук капель об пол, ощущение пыли на пальцах. Аж неприятная дрожь проходит по телу.       Удивление и ужас захватывают Хванёна, когда он засматривается на один серый, не похожий на жилой, дом и видит, как из его окна кто-то вдруг выглядывает, ловит его взгляд. Хванён тут же отворачивается, натягивает капюшон сильнее на лицо и жмётся к Дукджуну. Он признаётся, что напуган и что ему до тошноты плохо находиться здесь.       — Тебя никто не тронет здесь, пока ты со мной, — их ладони соприкасаются.       Эльф неуверенно тянется, пробует взять кота за руку, но не решается и прячет ладони в рукавах. Дукджун тоже не решается сразу, желая ограничить их взаимодействия, но напуганный Хванён… Его хочется защитить. Он находит маленькую холодную ладошку и крепко переплетает их пальцы. Необыкновенно приятное ощущение проходит по руке, почему-то вспыхивают щеки и сердце отдаётся стуком в ушах. Между ними неловкость, на лице смущение, но ладони в крепком замке. И это так правильно, держать друг друга за руку, просто желая защитить ближнего.       — Некоторые коты спиваются до потери сознательности. Днём прячутся по домам, а ночью бродят призраками по улицам.       — Это ужасно…       — Мне их жаль, на самом деле. Эти люди совершают ошибки, не могут их признать и всю оставшуюся жизнь отвергаются разумным обществом. Они выбирают омерзительную тропинку самоуничтожения.       Хванён хочет спрятаться, опускает голову, проходя мимо шатающихся котов — тех единиц, которые не боятся быть избитыми и убитыми кем-то недовольным. Кажется, они сами идут на верную погибель, чтобы кто-нибудь возмутился их упавшей гордостью и нанёс последний удар. Эльф слышит позади чьи-то недовольства и хриплый стон. Ещё одна перерезанная красная нить.       Хванён поражается моральному упадку общества окраин и не может найти объяснения «почему оно так?» Он видел смерть десятков своими глазами и слышал своими ушами их предсмертные стенания. Он видел насилие, очень много насилия, и знал, чего и почему хочет добиться насильник. Эльф видел больше искусственных смертей, совершённых кем-то против кого-то, чем от старости или болезни. Даже его рождение началось со смерти амари, его второе рождение после ужасной смерти и сколько ещё раз он доходил до края, но вновь вылечивался, оживал. Вся жизнь — сплошная пытка на выносливость, в которой искусственная смерть — привычное явление. Но Хванён хочет жить, держась за мечту о спокойствии, стабильности, счастье. Он хочет найти свой дом в жестоком мире. Поэтому ему не до конца понятны мотивы тех, кто опускает руки после первой неудачи и сам надевает себе на шею удушающий поводок.       — Наверно, мне стоило бы умолчать про происшествие…       — Я бы сам спросил, — обрывает резко Хванён. — Мой запах — опасная метка для всех, с кем я сталкиваюсь. Инкуб просто так не оставляет причастных ко мне людей, — не сладкая правда. Слабый изысканный цветочный аромат, которым восхищались эльфы, которым он сам гордился, лишал инкуба последнего рассудка. — Я хочу знать обо всех жертвах, пострадавших из-за меня.       — Пока пострадавший жив, можно принести извинения, но что можно сделать для мёртвого? Хозяин этого дома, Дэджон, умер той ночью.       Хванёна передёргивает, когда он оказывается на том же самом месте, перед окном дома, где он стоял в снегу и просил впустить его. Три захмелевших кота отнеслись к нему с издёвкой, и обернулось это для них карой ядовитого аромата.       — Двое остались живы. Они целую неделю искали виновника гибели своего друга. Но знаешь, их обвинения поддержали немногие. Все прекрасно понимают, почему умер третий.       — Кто может быть виноват, если не я? Ведь это я той ночью просил у них помощи…       — Он умер не из-за того, что инкуб нашёл его по твоему запаху, а потому что вечно лез в неравную драку. Напивается до одури и начинает драться с кем бы то ни было. Нужно знать всему меру и уметь сдерживать пыл, — Дукджуну противны жалкие люди, не знающие ни границ поведения, ни меры приличия. Ведь из-за таких мерзавцев нередко страдают хорошие люди. — Хванён, посмотри на меня, я же остался жив и невредим, хотя пах тобой побольше их.       Он прав. Эльф понимает это прекрасно. Просто он так расстроен, что смерть идёт за ним по пятам. Если не он, так люди рядом погибают. Если бы он только мог вернуться в прошлое, если бы только однажды не попался на удочку лжи, то не увидел бы этой жестокости. Меньше было бы смертей, тянущихся за спиной шлейфом.       — Спасибо, что остался жив.       «Иначе я умер бы сразу за тобой».       — Эй, вы чего забыли здесь? — раздаётся над ними громкий голос из открытого окна. Наружу высовывается хмельное лицо растрёпанного рыжего кота. — А ну вон пошли!       — Пойдем, Хванён, — резко уводит кот эльфа за собой, пока тот не обернулся к недоброжелателю. Им в спину летит несвязная пьяная ругань. — Не бойся, дружок Дэджона, Кваджо, не тронет тебя. И вообще вряд ли вспомнит тебя, если увидит лицо, но всё равно пока не показывайся. Хорошо?       — Хорошо. И я не боюсь.       Кот на это хмыкает, чувствуя чужую дрожь.       — Хванён, если тебе страшно, ты можешь не врать.       — Мне страшно, но с тобой… спокойнее. Ты же не дашь меня в обиду.       «Я доверяю тебе, Дукджун».       Они уходят с этой улицы под хрипящие крики ненормального и подозрительные взгляды проходящих мимо. А чем дальше они идут по дороге к центру поселения, тем красивее становятся пейзажи. Идут рядом с проезжей дорогой по земляной тропе и провожают взглядом телеги и велосипеды с прицепами. Мимо них пролетает юный почтальон с сумкой, полной писем, торговец везёт на телеге заказной товар, а дети — маленькие рыжие котята, играют в догонялки на невспаханном поле. Бегают туда-сюда в лёгких ботинках и замызганных лёгких курточках без присмотра амари и апари. Дерутся, ругаются как взрослые, друг друга отчитывают и снова заводят игру. Дукджуна совсем не удивляет поведение этих детей, но Хванёна поражает недетское обращение котят друг к другу и поражает родительская беспечность.       — Почему за детьми не приглядывают взрослые?       У Хванёна появляется много вопросов, на которые кот старается дать понятные ответы. Он рассказывает ему, что далеко не нова проблема воспитания в отдалённых краях поселения. Дети в этих краях — редкость, почти каждый из них — ошибка взрослых. Зачатие многих рыжих сорванцов произошло во время принудительного насилия, по пьяни или в пагубных отношениях далеко не лучших представителей рода котов. Многие из них только физически взрослые, но душой испорченные дети, выкинутые, обречённые, безвольные, спятившие, отчаявшиеся, — каких только нет на заброшенных улицах. Они не могут должным образом нести ответственность за тех, кого родили на свет, не могут вырастить и воспитать должным образом, потому что и сами-то не знают хорошего воспитания. Неумение заботиться о ближних и отсутствие элементарных знаний по уходу за ребёнком приводят к плохим последствиям. Дети таких родителей либо умирают в младенчестве, потому что взрослый попросту забывает его покормить, помыть, одеть как надо, либо умирают в детстве из-за болезни, голода, побоев, причём регулярных, либо они доживают до взрослости и опять же встают на губительный путь как и их родители. Мало детей действительно находят себя в этой жизни. Мало кто из них бывает счастлив.       — Звучит немыслимо. Неужели никто более ответственный не может взять этих детей под опеку?       — Есть, но ответственные люди не всегда даже знают о рождении этих детей. А чем старше они становятся, тем сложнее забрать их из семьи. Попытки ничем хорошим обычно не заканчиваются, потому мало кто рискует лезть в дела таких семей.       — Например? — не унимается эльф, но заранее знает, что ответ сильно расстроит его.       — На моих глазах зарезали воспитателя.       Дукджун вспоминает об этом с отвращением. Когда он увидел это из-за угла, то его начало сильно мутить, задрожали ноги и затряслись руки. Он не был участником бесчинства, смотрел издалека и чувствовал себя более беспомощный с каждым новым ударом. Чужая кровь запачкала лицо бедного ребёнка, по земле потекла из ран умирающего старика, а он стоял как вкопанный и сдерживал тошноту, а когда пришёл в себя, ни ребёнка, ни убийцы, уже не было на улице, кто-то другой оббирал труп.       — Дукджун, — Хванён беспокойно закусил губу и сжал сильнее тёплую ладонь, возвращая к реальности, — здесь такие просторные поля. Наверно, летом они очень красивы.       Боль отступает от сердца кота из-за маленького эльфа, пытающегося всеми способами отвести его от последнего вопроса. Он улыбается из-под капюшона и всеми усилиями тянет старшего за собой, крепко держа за руку, подальше от плохих воспоминаний. Как ребёнок с искренним интересом задаёт вопросы о смене сезонов, о том, какие зёрна коты сеют на широких полях, какие цветы расцветают весной, какие плоды собирают по осени в садах за бесконечно тянущимися заборами.       Чем дальше по дороге к центру поселения, тем больше открывается перед ними живых улиц и красочных домов. Жилые участки в рядок стоят, разделённые лишь узкими тропинками, переулочками. Жёлтый, синий, красный, зелёный, какими только цветами не пестрят строения. У каждого заборчик стоит, почтовый ящик висит. Хванён из любопытства заглядывает в окна и видит самых обычных котов, живущих преимущественно семьями. Есть даже дети, ухоженные, чистые, на вид воспитанные. Как в оранжевом доме котёнок лет семи, помогающий амари накрывать на стол, туда-сюда с кухни в гостиную носит тарелки, столовые приборы, испечённые оладьи к столу, за которым уселось вместе старшее и младшее поколение. А вот в жёлтом доме живёт юный беспризорник, злится, обижается, ножкой топает на родителя, а перепуганный амари старается с ребёнком спокойно поговорить. Да, это дитя непослушное, но родитель не избивает его и, Хванён уверен совершенно точно, любит всем сердцем.       Эльфу, глядя на этих детей, живущих в относительном достатке в любящих семьях, становится обидно за детей с окраины, ведь те с рождения обречены на несчастную жизнь. Им не дают любви и ласки с детства, и потому они по жизни не смогут кого-то искренне полюбить и одарить особым вниманием. У них нет настоящей семьи.       У Хванёна за детей болит сердце, ведь каждый из них заслуживает любви с первой секунды жизни. Нет, амари и апари должны полюбить ребёнка ещё в ту минуту, когда узнают о его зарождении. Иначе зачем давать новой жизни зажечься, если нет любви?       Хванён никогда не знал амари, ведь тот умер при родах, но он чувствует сердцем, что амари его любил. Иначе почему он, отличающийся ото всех остальных эльфов, появился на свет и был под крылом апари всё своё детство? Да, апари был строг, требователен, но никогда не применял над ним насилия и на каждый день рождения неизменно устраивал чаепитие с вручением подарка. Пусть было мало времени у них на то, чтобы увидеться, поговорить, пусть Хванён не знал о его чувствах, но он верил после всех поводов для сомнений, что апари всё же своего омежэ любил.       Теперь, вспомнив об апари, Хванён скучает по нему и в тайне хранит надежду когда-нибудь с ним встретиться, но а пока он будет жить настоящим, в котором его сердце останавливает от одного лишь осознания, что Дукджун не отпускает его руку. Тёплую ладонь, крепко сжимающую его, не хочется отпускать совсем. С ним идти рука об руку и внимательно слушать, следуя за указательным пальцем.       — Вот здесь я работаю, — говорит кот, с улыбкой смотря на яркую вывеску пекарни. — А это — мои коллеги-умельцы, хорошие ребята, — за стеклянной витринной рыжие коты им приветливо махают и зазывают внутрь, но Дукджун вертит головой, — как-нибудь я познакомлю тебя с ними, но не сегодня.       Хванён чувствует себя неловко под изучающими, но добрыми взглядами, будто уже знающим о том, кто он есть таков. Им наверняка можно доверять, раз Дукджуно хорошо говорит о них.       — Буду ждать знакомства, — отвечает эльф, продолжая рассматривать пекарей и то, что они выкладывают на прилавок. — Хмм, так странно, они будто бы не удивлены, что ты разгуливаешь с незнакомцем.       — Прости, я сказал им о тебе.       — Ты всё правильно сделал, они должны знать, почему ты так много работаешь сейчас. Прости, из-за меня…       »… тебе приходится нелегко».       — Прекрати, всё в порядке.       Хотел бы Хванён, чтобы действительно с ними двумя всё было в порядке. Чтобы он не попадал в неприятности, а кот не старался слишком сильно ради его здоровья и не причинял вред себе, ведь тот взял слишком много забот на себя одного. Эльф должен помочь ему. Он обязательно должен отплатит ему за доброту, как только появится возможность. Может быть, среди красочных названий, мелькающих постоянно перед глазами, он сможет найти место для временной работы? Например, где-нибудь, где речь идёт о цветах.       «Хоть в какой-нибудь цветочной лавочке…»       Он только успевает подумать о цветах, как ноги приводят их к цветочному магазину с привлекательным названием «Азбука цветов». Хванён останавливается, вглядывается внутрь и с изумлением прилипает к витрине. Там за стеклом на солнышке в больших вёдрах стоят цветы самых разных видов, явно выращенные в искусственных условиях. От вида этих живых настоящих цветов эльф еле сдерживает нахлынувшие эмоции. Давно ничто так ярко не напоминало ему о доме, где всегда и везде были цветы. Где даже сами люди, все цветочные эльфы, были каким-либо прекрасным цветком. Глядя на них, он мечтал, что однажды станет полноценно одним из них. Таким же прекрасным как белые розы, незабываемым как маленькие милые незабудки, но больше всего он мечтал о жёлтом ночном лотосе. Стать достойным его — всё равно что оправдать данное амари имя.       — Хочу работать здесь.       — Точно, ты же цветочный эльф. Не хочешь зайти внутрь и познакомиться с продавцом?       — Я, правда, могу это сделать? — вспыхнул радостно эльф и заметил, что кот отпустил его руку, но схватил за плечи и, не принимая пугливые отговорки, повёл внутрь.       Внутри стояла безмолвная тишина. Было достаточно тепло, чтобы немного расстегнуться, и достаточно безопасно, чтобы снять капюшон. В цветочный магазин в это время редко кто заходит, но продавец слышит приход каждого посетителя и сразу же выходит к нему, приветствуя и расплываясь в доброжелательной улыбке. Он и сейчас, завидев необычного посетителя, был так же любезен и добр, удивляя тем маленького эльфа.       — Что привело вас сюда?       И тут наступает молчание.       У эльфа в голове ни одного оправдания глупой идее. Он даже не уверен, что задержится в поселении надолго и что сможет заработать достаточно денег для оплаты долга, но почему-то решительно заявил Дукджуну, а затем повторил цветочнику своё искреннее желание:       — Хочу работать у вас!       — Прекрасно, мне нужен толковый помощник.       — Э? Что, вот так просто? — теряется эльф, поднимая удивлённо брови.       — Говорю же, толковый мне нужен. Ты же цветочный эльф, да? Если убедишь меня, что разбираешься в цветах, возьму помощником. Сможешь?       Хванён от неожиданности застывает на месте. Руки под рукавами трясутся, и Дукджун это замечает. Он с улыбкой поглядывает на эльфа и хлопает его по плечу, унимая всколыхнувшиеся вдруг сомнения.       — Смогу!       Дукджун незаметным наблюдателем следует на расстоянии за цветочниками в оранжерею, что спряталась за дверью персонала, и украдкой посматривает на своего приятеля. Первые минуты эльф ищет в нём поддержку, также украдкой цепляясь за него взглядом, и получает её сполна. И вот уже в руках кота зелёный плащ, а эльфийские крылья гордо расправлены перед заинтересованным добродушным цветочником. Словно бы это нормально, что Хванён затесался в общество котов и собирается в нём хотя бы ненадолго задержаться. За добро нужно платить добром. Однако, есть что-то ещё, едва уловимое: то ли радость от возвращения к любимому делу, то ли любопытная жизнь чужой расы, то ли следующий с ним рыжий кот, к которому, да, без сомнения, он успел привязаться.       Цветочник видит в его горящих глазах большую мечту, неподвластную верному описанию, и это удивительно: в их поселении давно не появлялся кто-то с такими горящими глазами, кто-то такой, кто знает толк в сложном деле и вместе с тем ещё такой юный и скромный человек.       Хванён не принимает как должное разрешение работать после быстрой экскурсии. Он цветочником восхищается, его большим багажом знаний и опытом десятилетней работы, и совсем не понимает, почему его самого хвалят в ответ.       — Такой юный, а знаешь побольше моего. Истинно цветочный эльф.       — Я не настолько хорош, господин Шинмин. Есть многое, чему я хотел бы у вас научиться.       — Только если ты разрешишь мне поучиться у тебя. Такой вариант подойдёт?       — Подойдёт.       Хванён не верит. Вот так вот просто взяли на работу, хотя прекрасно знали, что произошло в бедном квартале после его появления. Добрые слова дают больше уверенности, появляется стимул начать двигаться вперёд, оставляя неприятное позади. Теперь эльфом движет желание не только отплатить Дукджуну, который вовсе не знает об этой идее, а ещё личное желание найти себя. Хватит с него блужданий в темноте, он постарается прислушаться к себе и жить по велению души.       За разговорами о цветах, об эльфийских уроках ботаники, они выпивают две кружки чая и встречают нескольких посетителей, пришедших за букетом. И каким же приятным ощущением отзывается в груди самая простая похвала за саморучно составленный букет. Прекраснее этого чувства только то чувство, когда зелёные глаза украдкой наблюдают за ним, а за пальцами прячется милая улыбка.       Сам Дукджун не замечает за собой, с каким удовольствием подмечает маленькие детали в своём новом друге. Хванён оказывается на самом деле очень эмоциональным человеком: может быть застенчивым и тихим, а может отважно бороться со страхами и показывать решительность, упорство. И кот абсолютно уверен, что у него есть ещё очень много сторон, которые ему непременно хочется увидеть.       Наблюдать за эльфом интересно. Хванён потирает шею, когда его хвалят, закрывает ладонью глаза, когда пытается что-то припомнить, заламывает пальцы под столом, когда говорит с человеком. И много-много улыбается пухлыми губами и глазами-полумесяцами. Если присмотреться повнимательнее, приблизиться ещё немного, то…       Шинмин трижды кашляет в кулак, смотря на обоих, и тихо усмехается.       — Нам, наверно, пора идти? — пытается держаться под пристальным взглядом эльф.       — Да, пора, — ловит себя кот на наглом разглядывании друга и вмиг пунцовеет. Шинмин будто что-то лучше него понимает, подозрительно улыбается. — Господин, можете сделать букет для моего друга?       — Дукджун, зачем…       — Конечно, могу. С каким посланием?       — Что-то вроде… «Ты ещё можешь стать счастливым, начни новую жизнь. Я буду на твоей стороне».       Сентиментально, высокопарно, слишком громко, но именно это кот хочет сказать эльфу. И себе. Как давно он чувствовал себя по-настоящему удовлетворенным своей жизнью? Получал наслаждение, работая в пекарне, или чувствовал умиротворение, приходя домой? Кажется, так давно, что не вспомнить точного дня, месяца и даже года. Больше похоже на то, что таких дней и не было вовсе.       Шинмин задумчиво смотрит на цветы в вёдрах, нахмурившись и что-то бормоча себе под усы. Кот и эльф молча переглядываются без единой мысли отворачиваются друг от друга, но вновь кидают украдкой взгляды. Шинмин это замечает и вдруг его озаряет идея. Он уходит в оранжерею, прихватив обёрточную бумагу и яркие ленты, а возвращается уже с букетом.       Белая лаванда. Дукджун забирает небольшой, но пышный букет, перевязанный красными лентами, и вручает Хванёну. Тот забывает, как дышать, припоминая значение лаванды. Это символ созерцания, единения с природой и погружения в глубину своей души. Это обретение уверенности в себе, твёрдый шаг на поиск мечты и пожелание успеха в её достижении от дарящего. Растение простое и вообще-то не использующееся для букетов, однако само по себе драгоценное. Белая лаванда излечивает тело и душу, если правильно использовать как лекарство, а ещё это символ заботы и надежды.       Шинмин не просто хороший цветочник, он ещё и провидец. Дукджун не знает, что означает белая лаванда, а Хванён ему и не скажет. Это станет его маленькой тайной и скрытой в букете улыбкой.       — Спасибо.       Хванён покидает цветочный магазин счастливым и уверенным в том, что всё может наладиться. Он может быть счастливым, он и его мечты о безопасности, ведь в него верят. В одной руке букет, а другая тянется к ладони Дукджуна, вновь переплетаются их пальцы.       Солнце светит над ними, находясь в самом пике, прорывается через набежавшие облака. Воет холодный ветер, залезая под куртки и чуть было не срывая с эльфа капюшон. Кот затягивает шнурки посильнее, снова закалывает растрепавшиеся золотые волосы. Ему приятно это внимание со стороны кота и приятно чувствовать себя лучше обычного. Ему нравится просто гулять по красивому центру поселения: разглядывать прохожих, вывески маленьких кафе и столовых, торговых и бытовых лавочек, магазинов с учебными книжками и игрушками, коих по пальцам сосчитать не составит труда. Странное поселение, где-то очень опасное и унылое, а где-то живое и безопасное, таит в себе много тайн. Глубоко печальные и радостные люди, пустые и полные прилавки. Одинаково для всех здесь одно — общая задумчивость. Словно бы все держат за душой что-то страшное, вставшее поперёк горла, потому и поселение кажется замершим в одном состоянии по рассказам Дукджуна.       — То, что видишь впервые, может оказаться совсем другим, когда узнаёшь получше.       За их спиной остаются густонаселённые улицы, торговые ряды, площади. Вновь наступает тишина. Снова поля, луга и фермерские островки за заборчиками. Всё у котов есть для ведения хозяйства, развития торговли, есть и школы, однако, Дукджун без особого энтузиазма рассказывает об устройстве жизни. Непонятное напряжение нарастает между ними с тех пор, как они покинули центр поселения.       Причина прояснилась для Хванёна как вышедшее вдруг из-за туч ослепительное солнце. Прямо в глаза лучи до мушек под опущенными веками, прожигая в плотине спокойствия брешь.       — Это что такое, Дукджун? — спрашивает он, видя, как кривится чужое лицо. Под пальцами чувствуется неприятное покалывание.       — Это… — останавливается посреди пустынной дороги кот, не собираясь подходить ближе. Выплёвывает с трудно подавляемым отвращением: — Это стены Юкчхе. Если пройти дальше, то будут видны ворота, где белые коты досматривают рыжих перед выходом за стены.       По всей длине, куда простирается взгляд по горизонту, стоят высокие белые стены, поверх которых натянут колючий забор. Дорога кончается на закрытом выходе из поселения, а сразу за ним начинается другая жизнь.       — Звучит как будто это тюрьма.       — Это и есть тюрьма, Хванён. Тюрьма для провинившихся рыжих котов. Однажды попав сюда, никогда не сможешь надолго вернуться в мир за стенами, — кот впервые предстаёт перед эльфом с грозным, ненавистным лицом. В его глазах сверкают молнии, а улыбка застывает в оскале. — В этой тюрьме живут многочисленные отбросы рыжего класса, павшего под властью белых. Сделаешь хоть что-то не так — попадёшь сюда, попробуешь сбежать — найдут и покалечат, выйдешь надолго за границы Юкчхе и не вернёшься — опять же найдут, но скорее всего на сей раз итогом будет мучительная смерть. Никому не важно, был ли ты виноват на самом деле, попал сюда и всё — твоя судьба решена. У белых всегда был зуб на рыжих, а рыжим всегда было тяжело идти против них. Другие расы их, ублюдков, слушают, поддерживают, а мы страдаем.       — Дукджун…       — Тебе нет причины бояться меня, — обрывает, разворачиваясь к другу и обнажая свою худую левую руку выше запястья. На нём как чернилами на бумаге нарисован уже знакомый символ бесконечности, казавшийся эльфу просто красивой меткой. А это, оказывается, позорный штамп, который невозможно вывести. — Я получил эту метку не потому, что кого-то убил, изнасиловал, подверг опасности. Меня назвали вором, но я не… я ничего и никого не крал… В это может быть сложно поверить, но…       — Я верю тебе, Дукджун.       «Не ты ужасен. Ужасны люди, которые заставляют тебя оправдываться и поднимать нерв».       Хванён кладёт в карман букетик белой лаванды и обеими ладонями берёт чужую руку, пальцами растирает метку и прикасается к ней тихонечко губами. Он и сам сейчас зол на белых котов, не оценивает их меры положительно, они ужасно жестоки и несправедливы. Нет ни одного слова, которое смогло бы описать то жжение в груди, видя в чужих глазах бурю. Он её успокоить хочет и показать расстроенному коту, что он на его стороне, что он ему по-настоящему верит. Метка — ещё не знак, которого нужно остерегаться, как не каждый человек с короной на голове — фигура мира.       Будь Дукджун вором, он бы не дал шанса Хванёну спастись. Воры крадут деньги, а не отдают их по собственному желанию ради жизни какого-то незнакомца. Воры крадут людей ради выкупа, а этот кот только покушается, сам того не понимая, на сердце молодого эльфа. И омега сам, того не зная, почти готов его отдать. Если и кража, то только кража сердца. Хванён прижимает к груди чужую руку и смотрит стеклянными глазами, не находя слов для успокоения, а по щекам его текут слёзы.       — Ты чего, Хванён? — обеспокоенно ищет кот ответ на бледном лице и тянется к нему.       Он обнимает крепко под спину, выдыхает тяжко и позволяет себе побыть слабым. Впервые он может открыто показать свой шрам, пусть и малознакомому эльфу, но сейчас ставшим для него важным человеком. Маленькие ладони хлопают по спине, ласкают, утешают.       — Спасибо.       — Дукджун, если тебе тяжело, ты можешь положиться на меня. Слышишь?       — Да, — выдыхает и отстраняется, вытирая раскрасневшееся лицо, — спасибо, — он, как ни в чем ни бывало, спокойно смотрит на метку, касается пальцами там, где остался поцелуй и чувствует облегчение. О нём волнуются и хотят позаботиться — это приятно.       Кот будет в порядке.       Он вдруг разворачивается и опускается перед эльфом, бодро командуя:       — Залезай.       — Н-не надо.       — Тебе ещё нездоровится, — оглядывается через плечо. — Если не залезешь — на руках понесу.       — Ладно-ладно, — сдаётся, — но если тебе будет тяжело — твои проблемы.       — Но я же могу положиться на тебя, сам так сказал, — шутит кот и на дороге, между страхами и неопределённостью, раздаётся заливистый смех.       — Ведёшь себя как ребёнок.       — Сказал мне ребёнок.       Дукджуну нести Хванёна всё равно, что нести сокровище. Большая ответственность, большая ценность чужой души, но её нести на себе — странное, возможно, очень странное, но удовольствие. Может, лишь привязанность, может, всего лишь сон о мечте — быть кому-то нужным, но Хванён имеет вполне реальный вес и аромат. Белая лаванда пахнет ярко, но нюх концентрируется на едва уловимом аромате, что мог стать их погибелью. Сладкий, мягкий, с лёгкой терпкостью, с нотками бергамота, аромат жёлтого лунного лотоса.       Дукджуну нравится этот аромат. И, может быть, он безнадёжный мечтатель, но ему хочется как можно дольше чувствовать запах лотоса и слушать странные песенки над ухом. Хванён, как вдруг найденный родной человек, которого непременно хочется видеть рядом.       — У тебя случаем нет синдрома очень заботливого друга?       — Я что, похож на суперопекающего человека? Тебя напрягает моя забота?       — Нет, не напрягает… но мне вдруг стало интересно… — загадочно пролепетал эльф, укладываясь удобнее на чужом плече.       — Продолжай.       — Ты и Сонбока на спине катаешь?       — Нет, конечно! — восклицает кот, чуть встряхивая смеющегося эльфа. Тот пугается и хватается за шею альфы сильнее. — Вот наберёшь вес нормальный и перестану катать тебя.       — Тогда я не буду кушать!       — Даже пирог сегодня вечером?       Хванён дуется, огревает кота по голове букетом, а Дукджун только громче смеётся, привлекая к ним внимание прохожих.       — Жулик, не лишай меня обещанных пирогов!