Гость

Смотреть на Ясного-как-Ночь всё равно, что вглядываться в свое отражение на глади чистого озера. В ярко-зеленых глазах Ра-Шин видит собственную боль, одиночество. На дне осадок гнева и головокружительное облегчение — мы вместе, мы одно. Смотреть на Лиарсу — как ковырять старую болячку. Невозможно остановиться, слишком велико болезненно-острое удовольствие. А потом понимаешь, что рана открылась и тело вновь сводит судорогой, кровь капает на слишком красивые плиты внутреннего двора. Такие, как Лиарса, никогда никому не принадлежат. У Лиарсы уютный дом; в прежнем жилище Ра-Шина с потолка свисали цепи, по стенам текла гниль, скрипели решетки. Тренировка c Ясным-как-Ночь — кинжалы против когтей, так они равны. Это может никогда не закончиться, они будут вечность кружить друг против друга. Свежие царапины горят на теле, горят его глаза, горит неистово отсутствующая душа. А потом Ра-Шин сбивает его с ног молнией, наваливается всем телом и прижимает мускулистые запястья к земле, чувствуя, как бешеный стук сердца жарко отдается в паху. — Договаривались без магии. — Я соврал. Спарринги с Лиарсой заканчиваются очень быстро. Вот Ра-Шин прикидывает, как бы не убить с одного удара, а через несколько мгновений уже лежит у его ног. Слишком ловкий, слишком быстрый. С земли чудится, что он выше дома, в белоснежных волосах путаются звезды. На миг кажется, что сейчас Лиарса наступит Ра-Шину на грудь, прижмет еще плотнее, так что не вырваться. Перехватывает дыхание и внутренности скручиваются в горько-сладкий ком. — Ты даже не стараешься, — говорит Лиарса лениво, протягивает руку, помогая подняться. Его дом залит золотистым светом, а по углам затаились тени, беспросветные тени Хладной Гавани. Ясный-как-Ночь искренен в каждом своем движении, в каждом слове, взгляде. Он громко, не скрываясь, стонет и сжимается так, что молнии загораются сами собой. Ра-Шин обхватывает жесткие чешуйчатые плечи искрящимися пальцами и шепчет: «Ты мой». Лиарса бесстыдно лжет своим надменным холодным взглядом. Но Ра-Шин видит, как расширяются его зрачки, жадно дрожат крылья изящного носа. Тонкие пальцы смахивают мимолётно каплю пота с татуированного плеча, и Ра-Шин чувствует — магические искры трепещут, рвутся сквозь кожу. Он прикусывает кулак до крови, чтобы не сказать обреченно: «Я твой». Ночью Ра-Шину снятся черные перья, белые волны волос, тяжесть оков.