***
Начинало светать. Хёнджин продолжал идти за собакой по лесу уже добрых полчаса, в мыслях проклиная свою мягкотелость и неумение отказать каким-то там глазам, что жалобно смотрели на него снизу вверх. Он передумал следовать за ним около тысячи раз и столько же раз это желание растворялось в тумане, когда парень краем глаза замечал снующие среди деревьев тени. Даже если это всего лишь воображение разыгралось, рядом с золотистой шёрсткой всё равно казалось безопаснее. — Долго нам ещё идти? — спрашивает парень, хоть и знает, что ему не смогут сейчас ответить. — Куда ты вообще меня ведёшь? Пёс ожидаемо гавкнул, не прерывая бега. За деревьями сбоку показались первые лучи солнца, и путники остановились, с восхищением смотря на рассвет. Золотом он отливал на листьях, рассекая туман, и блестящими драгоценными камушками сверкал на покрытой росой и дождевой водой траве. С каждой секундой рыжий круг становился больше, выползая из-за горизонта, и прикрывался деревьями, редкими струями разливаясь по лесу. — Красиво! — Ага... Погоди, что? Хёнджин обернулся на стоящего за ним Сынмина. Тот уже принял свой человеческий облик, был в этой странной, не подходящей для деревни рубашке и кремовых брюках. Парень широко улыбался во все зубы, и от этого у Хвана внутри что-то ёкнуло. В чёрных и бесконечных, как космос, глазах блестели золотые лучи и терялись в их бездне. Как будто впитывая в себя свет солнца, чтобы потом сиять в кромешной тьме. Сынмин заворожённо встречал утреннее зарево, как маленький ребёнок, радуясь прекрасному виду. — В собачьей форме я никогда не различал такое огромное количество цветов. Пока я не стал человеком, не понимал, почему она так любит уходить из деревни рано утром, когда все остальные спят, но теперь я вижу. Это правда того стоит. — Она? — непонимающе спрашивает Хёнджин. На чужом лице вдруг стирается улыбка. — Пойдём дальше, — зовёт Сынмин, через силу отводя взгляд от горизонта. — Так и куда мы идём? — решается задать вопрос снова Хван спустя пару минут молчаливого пути. Но парень, кажется, всё это время думал о другом. — Йеджи. — Что? — Она — Хван Йеджи. Та ведьма, которая меня заколдовала, — рассказывает он. — Бан Чан говорил тебе, что её не любили особо, но мне она нравилась. Вольная девушка, постоянно уходила гулять в лес и разговаривала с животными. Она очень любила солнце, и я полюбил его вслед за ней. Она пахла дождём и ночной прохладой. И ты тоже. Ты пахнешь, как она. Именно поэтому я хочу, чтобы это сделал ты. — Вот вроде прямо говоришь, а всё равно непонятно. Чтобы я сделал что? — хмуро произносит Хёнджин. И в следующую секунду они оказываются на широкой местности, окружённой невысоким забором. На её территории множество больших, неровных камней, выложенных в ряды, а где-то между ними изредка стояли деревянные кресты. Кладбище. — Не рассказывай никому, что был здесь, — тоскливо шепчет Сынмин. — Это секрет, о котором кроме меня никто не знает. Он медленно пошёл вдоль рядов, и Хёнджин, идя за ним, стал невольно считать каждый камешек, оставленный позади. Один большой и довольно гладкий, два маленьких, слегка угловатых, ещё один похож на кубик. Это были обычные камни, без каких-либо надписей и указателей, кому они могли бы принадлежать. Он считал уже, наверное, двадцатый камень и сбился, когда парень внезапно остановился возле пустого места у самого края. — Вот здесь, — показывает пальцем на землю Сынмин. — Здесь? Йеджи? — Нет, — парень мотает головой. — Она ушла тогда из деревни и не вернулась. Уверен, она нашла путь в город и зажила новой жизнью. А здесь... Они. — Они? — Единственные, оставшиеся здесь живыми духами. Те, кто так и не принял смерть и продолжил своё существование, забыв о том, что произошло тогда. Ветер успокаивающе ласкал траву на несуществующей могиле, шепча десятками голосов уже давно погибших жителей. Солнце поднималось всё выше, и тепло окутывало обоих парней, защищая от тянущей со всех сторон кладбища скорби. Сынмин сделал шаг назад и зашёл за Хвана, что продолжил рассматривать землю, так и не понимая, о ком говорил парень. На глаза Хёнджина незаметно опустилась ладонь, а на ухо сзади вдруг прошептали: — Прислушайся. Они всё тебе расскажут. — Эй! Убери руки! — запричитал тот, но через две секунды его рот закрыли другой рукой, и на языке он почувствовал металлический привкус. Пытаясь выкрутиться и сказать что-то ещё, Хван постепенно проваливался в забытье под уходящий всё дальше от него голос Сынмина. — Прости. Последнее, что он смог услышать ...перед тем, как в голове раздался пронзительный, оглушающий крик. Крик женщины, потерявшей сына. Растерзанное тело, окровавленные рыжие волосы, на лице слабая улыбка — последнее чувство перед смертью. Он лежит перед своим домом. Домом его родной семьи, в которой он был главным помощником. Ведь он же старший сын — он их защитник. Но это последнее, что о нём запомнят. "Предатель" На дне реки покоится тело. К телу, покрытому следами побоев, привязан тяжёлым грузом булыжник, не дающий всплыть. Светлые, как солнце, волосы закрывают лицо, искажённое в отчаянной попытке достать немного кислорода. А вместо него лёгкие были наполнены водой. О нём больше некому вспоминать. "Предатель" Он потерялся во тьме. Слух определённо не подводил его, но теперь все голоса затихли. Никто не говорил с ним, проходя мимо, никто не подходил, чтобы посоветоваться или попросить о помощи. Все, находящиеся на улице, считали своим долгом игнорировать его. Ни одного голоса. Только шорохи, шаги и шёпот. Это свело его с ума. Он потерял чужое доверие. "Предатель" Опушка, которая должна была стать его убежищем, стала его последним воспоминанием. Зеленеющая трава покрылась кровью, залившей всё пространство и превратившей белые ромашки в алые герберы. Волчий скорбный вой пронёсся через лес, привлекая зверей к бездыханному телу. Всё живое собралось здесь, чтобы почтить память невиновного. "Дьявол"Шёпот в сердце леса
20 мая 2024 г. в 09:11
Сквозь тьму лесного крова и предрассветный туман пёс стремился поскорее добежать до дома. В его собачьих мыслях крутилось что-то, что на человеческий язык не перевести. Даже Сынмин зачастую плохо понимал себя, когда менял форму, ведь речь значительно меняла его восприятие мира, а в облике Кима он видел только образы и действовал одними инстинктами.
Взбежав на крыльцо и быстро стряхнув с себя оставшуюся влагу, пёс прошмыгнул внутрь. На первом этаже продолжали сидеть Бан Чан и Чанбин. Хозяин что-то увлечённо рассказывал, пока Со чуть склонил голову на бок, пытаясь снова подглядеть под чужую панамку. Старший хоть и был слеп, но чувствовал его интерес. Однако не показывал виду, не отворачиваясь и не давая снова посмотреть на не очень-то привлекательную картину. Не нужно оно ему.
Хвана здесь не было.
— Он уже ушёл спать, Ким, — отвечает Бан Чан на вопросительный скулёж собаки. — Ты отвёл Джисона к Минхо? Умница!
Пёс получил свою порцию ласки от хозяина и немного жареного мяса кролика, оставленного на столе Феликсом, заходившим, по-видимому, когда его не было. Ким с удовольствием уплетал свой заслуженный кусок и, наевшись, вспомнил о том, что хотел сделать, встрепенулся и побежал наверх.
Хёнджин уже давно спал. Одна рука чуть свисала с края кровати, вторая покоилась на животе, а по подушке были раскиданы длинные тёмные волосы. Вид его был таким умиротворённым, что хотелось лечь у него под боком, и он своими пальцами бы вновь зарылся в шёрстке и приятно поглаживал. Но ему нельзя — парню такое не нравится. Да и не до сна сейчас вовсе. Ким метался по комнате, разрываясь между желанием разбудить Хвана и оставить его в покое до утра.
Голова Хёнджина внезапно дёрнулась, и парень начал отчего-то хмуриться. Тонкие, длинные пальцы слабо сжали простынь, губы стали что-то беззвучно шептать, но даже если бы Ким мог его услышать, всё равно бы не разобрал ни слова. Пёс наблюдал, как Хван ворочается из стороны в сторону, и понимал, что всё-таки его нужно было разбудить. Он вцепился зубами в край чужой футболки и с глухим рычанием стал тянуть, не вслушиваясь в треск одежды. Хёнджин продолжал крутиться, будто в попытке вырваться, пока не свалился с кровати. Парень тихо застонал и медленно открыл глаза, мгновенно дёргаясь от того, что видит над собой беспокойную собачью морду.
— Свалил отсюда, — хрипло приказывает Хван, поднимаясь с пола. — Почему первое, что я должен видеть после кошмара, это ты?
Ким негромко заскулил, и парень закатил глаза, в тон ему спрашивая:
— Что ты от меня снова хочешь? Ты мне дашь поспать или нет?
Видя, как тот кружится пару раз вокруг себя и снова смотрит на него своими глубокими чёрными глазами, Хёнджин устало мотает головой.
— Не понимаю. Вот когда сможешь словами объяснить, тогда и проси, что там тебе надо. И вообще, почему я? — он оборачивается на пустующие кровати. — Чанбин ещё не спит, а ты за Джисоном убегал. Где он, кстати? — пёс что-то фыркнул. — Допустим. Сделаю вид, что понял.
Ким снова закружил и указал носом на лестницу, поворачиваясь на Хвана с жалостливо просящими глазами.
— Куда ты меня зовёшь? Я не хочу. Ким, нет! Я хочу поспать в спокойствии, а ты меня ещё куда-то гонишь? Нет! Нет... — и спустя долгие десятки секунд переглядываний парень сдаётся. — Ладно. Вали вниз, я переоденусь и спущусь.