Он нашёл его!
Стив бросился освобождать Баки от пут. Сыворотка, работа цирковой обезьянки, самоволка за линию фронта — всё не зря, раз он здесь. А Баки — похудевший, осунувшийся, но живой — с ним.
— Я думал ты мёртв, — Роджерс крепко обнял лучшего друга.
— Я думал ты меньше. — Баки окинул новую фигуру Стива непонимающим взглядом. — Что с тобой случилось?
— Вступил в армию, — усмехнулся Роджерс, вытаскивая Барнса в коридор.
— Подожди, — Баки попробовал стоять без посторонней помощи, пошатнулся, но удержался на ногах. — Здесь больше никого не было?
— Вооружённые фрицы, поэтому стоит уходить.
— Нет, из пленных.
— Я отпер клетки внизу, все свободны.
— А здесь? Больше никого?
Стив покачал головой.
— Хель! — крикнул Барнс, и Стив подскочил ближе.
— Ты привлечешь к нам ненужное внимание.
— Ты не понимаешь, я должен найти его. Его забрали всего на несколько дней раньше, он должен быть где-то здесь…
Отказать Баки было сложно и в лучшие дни.
— Хорошо.
Баки метался по замку зовя Земо, но бесчисленные комнаты, вроде той где Стив нашёл самого Барнса, были пусты.
А потом была весьма запоминающаяся встреча с Красным Черепом, и уже Баки пришлось вытаскивать Роджерса из рушащегося замка.
На улице Барнс почти сразу же оказался в медвежьих объятиях одного из пленных.
— Дуган, поставь меня на землю, — просипел Баки.
— Хель? — спросил Барнс, выпутываясь из чужих рук.
— Вывели всех живых, его никто не видел.
Баки судорожно кивнул, а потом стену над его головой пробил голубой луч, и все вопросы отошли на второй план. Во время марш-броска через границу тоже было не до разговоров.
Когда суета возвращения пленных в лагерь поутихла, Роджерс нашёл тех пятерых, что окружали Баки с самого Краусберга.
— Кто такой Земо? — спросил он.
Парни замялись и переглянулись.
— Наш лейтенант, — наконец ответил Морита. — У него был хорошо подвешен язык, и в замке он доболтался до встречи с какой-то важной шишкой из немцев. И убил его. Весь замок несколько дней на ушах стоял, и про нас все забыли. Никто не приходил. Никого не забирали. Скорее всего, если бы не он, Баки бы ты уже не нашёл. И ещё пару десятков парней.
— Баки думал, что он тоже мог быть в изоляторе...
— Баки
хотел в это верить, — перебил Стива Дернье. — Когда ты дразнишь голодного медведя, лучшее на что стоит рассчитывать — быстрая смерть. Баки это знает, просто… Просто ему нужно время.
В тот вечер Роджерс впервые увидел как Баки напивается: не выпивает, а именно напивается — молча, методично, в одиночестве. Отвести сержанта спать отправили Монти, как самого деликатного. Койку Баки выделили в палатке капитана — ребята сказали, что Барнсу сейчас не стоит оставаться одному.
Роджерс вошёл в тёмную палатку, подошёл к кровати, на которой свернулся Баки.
— Эй, — позвал Стив, — коснувшись плеча друга, — ты в порядке?
Барнс покачал головой и с неожиданной силой утянул Роджерса к себе на кровать. Крепко прижался к Стиву, как раньше в их бруклинской квартирке, только теперь они поменялись ролями: большим и сильным стал Стив, а маленьким дрожащим комочком — Джеймс. Баки спрятал голову на груди друга и Роджерс понял, что тот плачет: тихо и горько, отчаянно впиваясь пальцами в рубашку Стива.
— Всё хорошо, — прошептал капитан, обнимая Баки, — всё хорошо, всё закончилось…
На следующее утро Баки снова был собой прежним, может чуть более нелюдимым, чем Роджерс помнил, а шутки стали более мрачными, что ожидаемо, если ты прошёл войну, пытки и плен. Пятёрка ребят, с которыми подружился Баки, приняла и Стива, и теперь у него образовалась собственная команда. Ревущая команда и Капитан Америка. Наконец-то Стив Роджерс чувствовал, что он на своём месте.
***
Через пару недель после Краусберга, во время перехода, Барнс чуть отдалился от группы.
— Эй, Баки, — нагнал Джеймса Гейб и неловко замялся. — Я хотел отправить семье, но думаю тебе нужнее. Выпросил у журналистов, когда они в прошлый раз приезжали. — И протянул Баки фотографию.
И правда, когда писаки были в последний раз, то мешались по всему лагерю с фотоаппаратом. Уговорили сфотографировать и их компанию, а в последний момент Баки умудрился затащить в кадр Земо. Джеймс уже не помнил, какую глупую шутку тогда сморозил, но помнил, что Гельмут прыснул, потерял достойный увековечения в газете вид и таким и остался на фотографии: с усмешкой краешком губ и опущенным взглядом.
— Спасибо, — тихо сказал Баки. Кроме этой фотографии ничего материального у него от Земо не осталось.
— У него кто-нибудь остался? — спросил Гейб.
— Отец и младший брат.
— Ты не хочешь с ними связаться?
— Нет, зачем? — ответил Баки не поднимая взгляд от фотографии. — Я проследил, в похоронке написали, что он погиб, защищая пленных и прихватив с собой немецкого генерала. Это они должны знать, а остальное их не касается.
***
Хрупкую картонку Барнс как мог защитил от непогоды и теперь хранил в нагрудном кармане. В отличии от Стива, что держал фото Картер перед глазами, Баки свою почти не доставал — глухая боль за грудиной не давала забыть о Гельмуте куда лучше черно-белой картинки. Тем не менее фотография была с ним — каждый день и каждую ночь, каждую миссию и на каждом привале, в лагере и в бою, в бесчисленных самолётах и поездах. Фотография была с ним и на Валькирии в её последний полет, куда Баки последовал за Стивом — как и обещал, до последней черты. Когда Роджерс направил самолёт в океан, Джеймс даже испытал некоторое облегчение — он сделал достаточно, чтобы жертва Земо не стала напрасной, а теперь, наконец, сможет отдохнуть.
Барнс надеялся что там, за чертой, его будут ждать.
