Formidable

      В студенческие годы Джонни был, как правило, сам по себе, хотя делил общажную комнату с неплохим парнем и общался с парой ребят с общих курсов. Он не спрашивал ни у кого помощи, не делился душевными терзаниями и молчал о своём прошлом, как партизан. Ему казалось, что внешне трудно судить о том, какие мысли бродят в его голове, однако сосед по комнате достаточно быстро определил неладное и посоветовал Джонни попробовать проконсультироваться с университетским психологом. К предложению Джостар отнёсся скептически, всё-таки доверять кому-то для него почти то же самое, что и добровольно подставить голову в гильотину. И всё же, в зимнюю пору, когда световой день сократился до минимума, а состояние ухудшилось будто само по себе, Джонни решил, что ему абсолютно нечего терять.       Парень подошел к нужному кабинету в свободное от занятий время и обнаружил, что университетский психолог пользуется спросом. Ему пришлось дождаться, пока два предыдущих студента изольют всю душу, чтобы наконец войти в просторное светлое помещение. В чёрном кожаном кресле за письменным столом сидел мужчина средних лет с вьющимися волосами и светлыми бакенбардами. Джонни запомнил сизо-голубые глаза, обрамлённые длинными ресницами, светящиеся живучей энергией и юностью, что обычно не характерно для взрослого бывалого человека. Приятная наружность отнюдь не располагала к откровенному разговору. Мужчина улыбался неприветливо. Возможно, потому что ему изрядно поднадоела его работа. Джонни робко поздоровался и даже не сразу отреагировал на предложение присесть – настолько скованно и неудобно он ощущал себя в стенах кабинета. Мужчина представился как Тим Маунтейн и попросил обращаться к нему по имени, чтобы отбросить излишнюю формальность и позволить разговору ощущаться как беседа со старым приятелем. Это на Джонни не подействовало.       Тим спросил его об учёбе, о том, как он себя чувствует на занятиях, получив совершенно невпечатляющий ответ. Ведь стресс от нагрузок, переживания из-за оценок и, как следствие, быстрая утомляемость – неизбежное бремя большинства студентов. Нельзя, однако, отнестись к такому состоянию с халатностью, даже если оно стало своеобразной нормой. Поэтому Тим ответственно исполнил свою работу, закончив консультацию достаточно очевидными советами: высыпаться, проводить побольше времени на улице, поменять отношение к оценкам и через неделю-две вернуться за следующей консультацией. Джонни предполагал, что от первого сеанса ничего не изменится, но не рассчитывал, что всё будет настолько тухло. С таким успехом можно было за считанные минуты прогуглить в интернете "что делать, если у меня апатия" или "выгорание от учёбы" – в общем, что угодно, чтобы получить такой же ответ. Либо Маунтейн не шибко квалифицированный, либо советы из интернета, зараза, рабочие.       Не выполнив ни одну из рекомендаций, Джостар заглянул к Тиму через целых три недели.       Мужчина поинтересовался его самочувствием и едва заметно огорчился, когда узнал, что изменений не наблюдалось. Только вот огорчение его сравнить можно лишь с сердитой гримасой грозного начальника, который в очередной раз узнал, что его молодой подчинённый конкретно так накосячил. Шаг влево, шаг вправо – бум! и безрассудный шквал проклятий не миновать. Возможно, в случае с Тимом, это преувеличение из серии "из мухи слона", но Джонни всё равно не мог отделаться от впечатления, что мужчина вот-вот скажет: "Послушай сюда, мальчик..." И понеслась... А Джонни ненавидел, когда старшие обращаются к нему так, словно он заранее обязан им тем, что они дольше него скитаются по земле. Джостар – тот самый сорвиголова, который на "послушай, мальчик" не поскупился бы ответить: "Помяните моё слово, я не побоюсь тюремного срока, если ещё раз услышу..." Да, такая неукротимая смелость не помешала бы несколько лет назад во время споров с отцом. Хотя нельзя быть уверенным в этом на сто процентов. Джордж всё-таки обладал авторитетом отца, а для некоторых сыновей иногда нет в мире ничего страшнее, чем их отец в ярости.       На этот раз Тим совсем немного времени уделил вопросу учёбы и сконцентрировался на семье, как будто успел раскусить, что пациент, хотя и сам не знал причину, пришёл явно не ради учёбы. С ней всё-таки многие справляются и без помощи специалистов, даже если путь к звёздам лежит через особо неудобные тернии.       Джонни неохотно отвечал на вопросы, прекрасно понимая, что являлся одновременно и большой проблемой, и кладезем детских травм, которыми мог бы обогатить опыт любого психолога: родители, которые ненавидели друг друга всем нутром; мать, ушедшая из семьи и не уделившая и капли ласки своим детям (Джонни едва ли помнил её лицо); деспотичный отец, который в методе кнута и пряника полностью игнорировал часть с пряником; единственная опора в жизни – старший брат, который погиб в ходе несчастного случая. Джостар поделился всем очень поверхностно, не вдаваясь в подробности, чтобы лишний раз не спровоцировать психолога на наводящие вопросы, а себя – на слёзы. Однако Тим стремился копать туда, куда его не звали. По итогу Джонни ничего полезного и нового про себя не узнал, оставшись недовольным тем, что его лишний раз заставили ковырять самый противный заусенец в жизни. Он пообещал себе завязать с консультациями и не переступать порог этого кабинета, однако уже спустя неделю вернулся, а к пятому приёму и вовсе позволил себе разрыдаться после двух часов откровений, на которые его ловкими путями вывел Тим.       К его большому удивлению, душевный груз не стремительно, но всё-таки легчал. Джонни отнимал у Маунтейна много времени и сил, однако второго это не удручало, а даже наоборот: он с энтузиазмом вёл консультации, поставив своей целью заложить в отчаявшемся парне крепкую основу, которая в будущем позволит ему жить счастливой жизнью. Постепенно образ грозного начальника сменился образом добродушного отца, который просто устал после рабочей смены и не мог вести себя ласково. Конечно, как считал Джонни, его травмы не настолько серьёзны, да и он не в том возрасте, чтобы видеть в каждом подобном мужчине родительскую фигуру, но всё же приятно обзавестись позитивным опытом общения с неприветливыми на вид дядьками.       Нескоро Тиму довелось услышать историю о Джайро. На рекомендацию простить себя и оставить случившееся в прошлом Джонни отреагировал достаточно остро. Он простит себя только тогда, когда простит его Джайро, а поскольку произойдёт это, видимо, никогда, то и прощать себя он не станет.       Тим сообщил, что защитный механизм Джонни заключается в том, что он учёбой компенсирует пустоту в душе и предпочитает заниматься ею, чтобы не думать ни о чём другом. Однако проблему это не решит. И если встреча с Джайро не предвидится, то ему стоит потратить время на проработку своих эмоций. Джонни необходимо принять ту ситуацию как опыт и осознать, что она не определяет его как личность в настоящий момент. Именно это стало камнем преткновения для обоих: Джостар упорно верил, что его вину сложно искупить чем-либо. Нежелание принять другую позицию определялось тем, что, кроме всего прочего, у Джонни ярко выраженная (пока недиагностированная) депрессия и ужасно низкая самооценка. А главная проблема в том, что стремление всё своё время заполнить учёбой сталкивается в схватке с повышенной утомляемостью, отсутствием мотивации и потерянным смыслом двигаться дальше, которые приводят к постоянным навязчивым мыслям о прошлом и глубокому безрезультативному самокопанию.       Когда учёба Джонни подходила к завершению, Тим сказал ему пару напутственных слов и дал направление к своему знакомому психотерапевту, который сможет ему помочь, на случай, если Джонни всё-таки согласится серьёзно заняться своим здоровьем. Парень не решился признаться, что после выпуска вряд ли задержится в Ричмонде надолго.       И вот теперь, уже в своей нью-йоркской квартире, Джонни переосмыслял произошедшее на дне рождения коллеги, устроив мысленные дебаты с Тимом. Не удосужившись даже переодеться в домашнюю одежду, Джостар лежал на диване и представлял, что за обеденным столом сидит мужчина с вьющимися волосами и бакенбардами, сизо-голубыми глазами и неприветливой улыбкой.       – Как я могу оставить его в прошлом? Ты не прав, Тим, он со мной на всю жизнь, – спорил Джонни, потупив взгляд в потолок.       – Но его сейчас нет в твоей жизни, верно? Я не спорю, что тебе важны эти воспоминания, и ты ценишь то, что Джайро тебе дал. Однако же, когда я говорю о том, чтобы оставить его, я имею в виду перестать жить с этим грузом на душе.       – Невозможно. Когда мы встретились в баре, я тут же вспомнил всё с самого начала, хотя думал, что у меня начало получаться забывать. Но хуже всего то, что он, кажется, не злится на меня.       – Тем лучше, Джонни. Значит, он уже отпустил.       В груди больно защемило.       – Я не хотел, чтобы он забывал меня, – вполголоса признался парень, сомкнув веки. – Не хотел, чтобы он отпускал всё, связанное со мной. Меньше всего я желаю оставаться в его прошлом... Но, наверное, я это заслужил?       – Не смотри на это, как на наказание. Это не наказание, а следствие того, что вы не общались большое количество времени.       – Это моя вина. Я должен был ему написать. Мы бы смогли помириться. Но я, блять, следовал твоему совету! Пытался забыть – и вот во что это вылилось!       – Не проецируй на меня, пожалуйста. Всё, что я тебе советовал, заключалось в проработке твоих эмоций, а ты думал, что надо заставить мозг удалить из памяти то, что тебе дорого. Во-первых, из этого ничего бы не вышло. Во-вторых, до сегодняшней ночи ты не подозревал, что Джайро на тебя не злится. У тебя были совершенно другие вводные, так что не нужно жалеть об этом. Но мне бы не хотелось, чтобы ты питал иллюзии, что он относится к тебе хорошо. Его истинное отношение может отличаться от того, каким он себя подал. Будь к этому готов, если соберёшься ему писать.       – Да не буду я ему писать! – с досадой отмахнулся Джонни. – Я и так сбежал от него, как последний трус. Теперь, видимо, никогда не скажу ему... не скажу то, что давно хотел. А если скажу, то умру со стыда!       – А что мешает тебе написать ему? Поставь эту свою точку в переписке, зачем ждать у моря погоды? Это будет легче, чем подбирать слова вживую.       – Я не уверен, что будет легче, – озадаченно отозвался парень, кусая губы.       – Почему?       – М-м... Что если я тебе скажу... – протянул Джонни, а затем, выдержав паузу, продолжил в нормальном темпе: – ...что я не хочу это делать? Да, я знаю, я говорил, что это будет отличным решением всех моих проблем, но... Черт, если бы у меня был шанс возобновить общение с Джайро, я бы без колебаний им воспользовался.       – Знаешь, твоя беда в том, что ты всегда ждёшь шанса вместо того, чтобы взять ситуацию в свои руки. Ты ничего не потеряешь, если выйдешь с ним на связь.       – Я тебя не понимаю. То ты говоришь, что его надо отпустить, то настаиваешь, чтобы я ему написал или позвонил.       – Ни на чём я не настаиваю. Всё зависело от твоих желаний. Сказал бы мне, что хочешь с ним помириться, тогда был бы другой разговор. Но ты твердил мне совсем иное, так что и рекомендации мои были совсем иные.       – Ты обвиняешь меня?       – Отнюдь нет. Это нормально, что твои желания с годами поменялись.       – Сомневаюсь, что речь о желаниях. Я же, наверное, всегда хотел только одного: чтобы всё было как прежде. Но я понимал, что как прежде уже не будет никогда. Поэтому думал, что на том наша дружба и закончилась. Мне так казалось долгое время, я даже смирился как-то. Ну, почти. Почти смирился. А теперь вот. Он появился, и выглядел таким... таким... – Джонни мечтательно вздохнул. – Таким, как раньше. Да, внешне он поменялся, но выражение его лица...       – Всё ещё не хочешь с ним связаться? Попытать удачу?       – А что я ему скажу? Столько лет не общались, а тут я беру и спрашиваю как у него дела или, допустим, что привело его в Нью-Йорк. Ты не находишь это странным, Тим?       – Ну... – мужчина повёл плечами, – Как знаешь, Джонни. Я же не могу настаивать, если ты забыл. Делай лишь то, что считаешь верным. Во всяком случае, тебе лучше знать, как отреагирует твой друг.       – Ах если бы! Ты знаешь столько же, сколько и я. Это совершенно непредсказуемо.       – Судя по тому, как ты это говоришь, тебе всё-таки хочется это сделать.       – Как ты и сказал, терять мне нечего. Так что ты прав. Но я боюсь. Что если я вмешиваюсь в ход судьбы и допускаю ошибку?       – Не неси чушь. Только тебе решать, какая у тебя будет судьба. А ошибиться ты уже успел, пять лет назад. Хуже уж точно не будет.       – М-да, – кисло улыбнулся Джонни, прикрыв глаза.       Воображая возможные варианты развития диалога с Тимом, он провалился в сон, когда стрелки на настенных часах близились к двум часам после полуночи. Сновидения миновали его беспокойную голову стороной, а утром он проснулся чуть раньше, чем в кармане джинсов задребезжал телефон. Джонни выключил будильник и, щурясь, посмотрел на яркий дисплей. Семь ровно, понедельник. Замечательно.       Сквозь полупрозрачные шторы на кухню пробивался свет. Солнечные лучи падали на обеденный стол, за которым никто не сидел. Кухня ощущалась пустой и вместе с тем недавно покинутой кем-то. Джонни устал от этого чувства. Оно странное, и его сложно описать в двух словах. Это сродни одиночеству, только такому, когда у тебя в груди что-то болезненно ноет, будто от души оторвали что-то вместе с плотью. Никто не может задержаться возле него навечно. Ну, или хотя бы надолго. Все когда-нибудь уходят. Ник, Джайро, да даже Тим – все остаются частью прошлого, но не настоящего. Хотя Джайро... Ладно, не об этом. Пора на работу.       Естественно, он не выспался, хотя при пробуждении никаких недомоганий не ощущал. Они наверняка проявят себя позже. После вчерашних потрясений привычная утренняя рутина, которая порой казалась невыносимой, оказывала эффект успокоительного. Это значит, что жизнь не перевернулась вверх дном, лишь самую малость. Методично Джонни затягивал галстук, вдевал руки в рукава пиджака, холод шелковистой подкладки которого ощущался даже сквозь рубашку. Одним небрежным движением он провёл расчёской по волосам, чтобы придать им приличный вид. Самые длинные среди отстриженных каскадом прядей достигали плеч, что означало необходимость наведаться к парикмахеру на днях. Ну, или в очередной раз переоценить свои силы и устроить на голове сущий кошмар. Выбор зависит от настроения.       Наспех съев бутерброд, он сгрёб в рюкзак всё необходимое и отправился в дорогу. На поверхности он слушал шум проезжающих машин и щебет птиц; под землёй, то есть в метро, – стук колёс и неутихающий гул разговоров, а затем, оказавшись вновь на поверхности, но уже в более густонаселённом районе, – настоящую какофонию из звуков. Здание офиса было высоким, как и любой здешний небоскрёб. Steel Inc. – крупная компания, и она не являлась конкурентом бизнесу Джостаров, так как специализации сильно различались, поэтому Джордж не возражал и даже был счастлив узнать, что первый опыт работы сына случится именно там.       Джонни вошёл внутрь, поздоровался с некоторыми встречными коллегами, прошмыгнул в забитый людьми лифт и помчал на свой этаж. На месте он первым делом заварил себе кофе, а лишь затем сел за свой стол. Его компьютер не успел даже включиться, когда позади раздался голос, а на поверхность стола рухнула толстая папка с документами.       – Джостар, разберись с этим до полудня, – приказал Диего сухим тоном. Он не утруждался желать подчинённым или коллегам доброго утра. То ли из вредности, то ли потому, что не считал это важным.       – Понял, – с нескрываемой удрученностью ответил Джостар, устало осмотрев папку.       – И ещё, – Диего затормозил на полпути, взглянув на парня через плечо, – вечером совещание, присутствие обязательно.       – Понял, – с большей досадой вздохнул Джонни.       – Не надо так пыхтеть, – сделал замечание Диего, – не уголь разгружаешь.       – Ты так говоришь, будто кроме твоих поручений у меня совсем нет дел, – не удержался он.       – То-то я вижу, от безделья язык совсем развязался. За работу, Джостар. И не испытывай моё терпение.       "О, ему, должно быть, нравится чувствовать себя главным, – подумал Джонни, роясь в компьютерных архивах, – будь мы на равных, я бы не постеснялся ему пару ласковых сказать. Как же это его взбесит, ха!"       Он позволил себе улыбнуться этой мысли, и работа пошла в бодром темпе.       В суете проходила первая половина смены, звонки не утихали, люди роились по офису и назойливо жужжали. Ничего решительно нового не происходило. К полудню с толстой папкой было покончено. Близился обед, но Джонни решил устроить себе перерыв чуть раньше и прогуляться до кулера. Возле него любили собираться люди, чтобы лишний раз поболтать и дать себе отдохнуть, иначе буквы и цифры поплывут перед глазами. Сегодня повезло: возле кулера стояла только Хот Панц.       – Привет, – произнёс он.       – О, Джонни, здравствуй, – ответила она, закончив наполнять стаканчик водой. – Как ты после вчерашнего?       – Со мной всё в порядке, не волнуйся.       – Рада это слышать, – Хот Панц освободила доступ к кулеру и отошла в сторону, наблюдая за собеседником. – Часто тебя беспокоят такие приступы?       – Приступы чего? – не понял Джонни, подносивший прозрачный стаканчик к кранику.       – Ну, паники.       – Случается, – парень пожал плечами.       – Понятно. Знаешь, мне показалось... – Хот Панц замялась.       – Что?       – Мне показалось, что вчера что-то произошло. Как будто ты испугался кого-то. Извини, что докучаю.       – О, нет, всё в порядке. Ты права, я действительно... Дело в том, что...       – Джостар! Без пяти минут час, где папка, которую я тебе дал? – громогласно позвал Диего, проходя вдоль выставленных в ряд столов. Он прозвучал так громко, что некоторые работники с любопытством и опаской посмотрели в сторону несчастного коллеги.       – На моём столе, – ответил Джонни, в мгновенье сделавшись хмурым.       – Так принеси туда, куда положено.       Закатив глаза и фыркнув, парень залпом опустошил стаканчик и выбросил его в урну.       – Давай поговорим за обедом, хорошо? – уныло предложил он Хот Панц.       – Без проблем, – она кивнула, и след её простыл.       Кафетерий располагался на втором этаже. Обычно к часу дня там скапливалось большое количество людей, поскольку не всем охота идти в соседние заведения ради гастрономических удовольствий. Многих вполне устраивало скудное меню здешнего кафе. Джонни тоже был не привередлив. С Хот Панц они заняли свободное место возле панорамного окна, вид из которого сложно назвать впечатляющим: небоскрёбы на небоскрёбах и небоскрёбами погоняют. Словом – бетонные джунгли. Люди блуждают по ним, подобно своим далёким предкам, чтобы найти себя и параллельно дожить до утра. Что 3 миллиона лет назад, что сейчас – у человека одно и то же место в жизни.       – Что ты хотел мне рассказать? – спросила Хот Панц, стараясь с осторожностью ювелира привести диалог в нужное русло. Было отчётливо видно, что в её действиях нет двойственности. Она искренне пыталась подружиться, узнать Джонни получше. Раз уж они сошлись на том, что оба несчастны, почему бы не сблизиться с помощью того, что их объединяет?       – Ох, знаешь, мне сложно об этом говорить. Я так давно ни с кем это не обсуждал, – не без грустной усмешки он вспомнил ночные переговоры с воображаемым Маунтейн Тимом. – Вчера я встретил знакомого. Вернее сказать друга, – Хот Панц внимательно слушала и не осмелилась перебивать, хотя карие глаза помутнели от количества застрявших в них вопросов. – Мы очень давно разошлись на неприятной ноте и, надо сказать, по моей вине. Вот так.       Он напряжённо выдохнул, не найдя в себе решимости сказать что-то ещё.       – Случаем не тот придурок с золотыми грилзами? Который ещё кошелёк тебе вернул, – поинтересовалась девушка.       – А что?       – Он или нет?       – Ну он, – неохотно ответил Джонни. – Я не понимаю, вы знакомы?       – К сожалению, да, – процедила Хот Панц, сделав глоток кофе.       Джостар шокировано округлил глаза: мир безумно тесен.       – Так, погоди, с этого поподробнее. Ты знаешь Джайро? Джайро Цеппели? Где вы познакомились?       – Да, я его знаю. Мы вместе учились в школе в Неаполе.       – Какое совпадение! Я тоже учился с ним, но только в Луисвилле, в Кентукки.       – Мы оба участвовали в программе обмена учеников, – пояснила она, – но мне повезло учиться в другом штате. Я бы не пережила ещё несколько лет учёбы с Джайро.       – Почему он тебе так не нравится? – удивился Джонни, уплетая свой обед с такой скоростью, будто бы вместо разговора смотрел триллер.       – У нас с ним взаимная неприязнь, – говорила Хот Панц, – этот парень вечно ввязывался в неприятности за свой длинный язык. Он меня бесил, я его бесила, в этом была своеобразная гармония. Когда нам доставалась совместная работа – творческая или исследовательская, что, впрочем, не так важно, – мы практически дрались. У него свой взгляд на мир, у меня свой. Каждый раз мы получали плохие оценки и ужасно злились друг на друга и на учителей, которые в очередной раз возомнили себя миротворцами, поставив нас вместе. Компромисс был невозможен: Джайро упрям, как осёл. Либо мы делаем, как он сказал, либо я могу пойти поесть дерьма. Он прямо мне так и сказал: "Поешь дерьма, мудила". Я пропускала его выходки мимо себя, но у всех когда-нибудь заканчивается терпение. К тому же мы с ним из разных миров. У него были средние оценки, но он способный ученик из обеспеченной семьи. Одна только фамилия Цеппели прокладывает ему дорогу в будущее. Ему не нужно из кожи вон лезть, чтобы занять значимое место в мире. Он родился таким. Его самодовольство злило меня, потому что мне приходилось ночами не спать, чтобы работать на своё имя, так как, в отличие от него, за меня некому замолвить словечко.       Джонни слушал, не моргая. Сказанное Хот Панц не открыло ему Джайро с новой стороны и не показало его истинное лицо. Просто девушка видит его другим, совсем не таким, какой он есть в глазах Джонни. Джайро не силён в партнёрстве и предпочитает двигаться по жизни в одиночку, а близкая дружба с Джонни скорее исключение, чем правило. Оттого у других складывается негативное представление о гордом и самовлюблённом парне, чья неприязнь к незнакомцам попахивает мизантропией, хотя в действительности о ней и речи идти не может. Он просто недружелюбный и недоверчивый, что может быть следствием спартанского воспитания отца – Джонни лишь предполагал.       – Я знаю его другим, – ответил Джостар с придыханием, нацеливаясь раскрыть личность своего друга под иным углом. Ведь кто, если не он, знает Джайро лучше всех остальных? – Он заботится об окружающих, всегда готов прийти на помощь и подставить свою шею. А ещё он с большим трепетом относится к своей семье и уважает её традиции. Да, подобное наследство, как у него, действительно солидный старт, но разве это плохо?       – Джонни, я не говорю, что он абсолютно плохой человек или что факт принадлежности к роду Цеппели делает его таковым. К тому же, тогда мне было всего шестнадцать. Сейчас мне на его положение абсолютно плевать. Но сам подумай: если ты, кроме всего прочего, конфликтный и грубый, неудивительно, что о тебе будут плохо отзываться, ведь так?       – Согласен. Я просто хотел, чтобы ты узнала его с другой стороны.       – Это мало чем помогло. Мне не хочется иметь с ним ничего общего, он остался в далёком прошлом, – слова лязгнули как лезвие о лезвие, спровоцировав неприятное ощущение в горле у Джонни. Оставить Джайро в прошлом – слова, повторяющиеся рефреном в поэме его жизни уже на протяжении многих лет.       – Ну да, конечно. Понимаю, – он поджал губы.       – Извини, – глухо произнесла она, поднеся кулак к губам и прочистив горло.       – Нет, не стоит, – замотал головой Джонни. – Всё в порядке. Давай продолжим, с чего начали.       Хот Панц сдержанно кивнула.       – Почему ты запаниковал?       – Ну, знаешь, это моя естественная реакция, – усмехнулся парень, а затем уголки губ резко устремились вниз. – Дело в том, что я кое-что ему пообещал и бросил в самый последний момент. Из-за меня у него были неприятности. Но это не самое главное. Мы были очень близки тогда, и я по сути предал своего лучшего и единственного друга. Сейчас я, правда, думаю, что хуже всего то, что я ему тоже приходился лучшим другом. Он сам меня так называл, да и к тому же я не видел, чтобы он общался с кем-то ещё. Мы были двое против всего мира, а потом я поступил как полный отморозок. Как будто все мои слова – пустой звук. Совесть мучает меня до сих пор, но я так и не нашёл в себе смелости связаться с ним и поговорить. Увидеть его здесь, в Нью-Йорке, после стольких лет... Многомиллионный мегаполис, десятки тысяч баров!..       – Это судьба, насколько я могу судить. Шанс, что вы встретитесь в непопулярном месте за пределами центра в одно и то же время настолько мал, что у меня нет больше предположений, кроме такого.       Джонни было хотел посоветоваться с ней, но вовремя остановился, посчитав, что принятие решения "попытать удачу" лежит исключительно на его плечах и не на чьих больше.       – Знаешь, я удивлена, что тебе удалось с ним поладить, – нарушила нависшую тишину Хот Панц.       – Ну, это случилось не сразу. Причём по его инициативе, – добавил он, а на губах застыла интрига.       – Я хочу это услышать, – заявила она.       Желание было исполнено. Девушка осталась удовлетворённой рассказом о необычном знакомстве Джонни с её бывшим одноклассником. Обед закончился как раз, когда она предложила приятелю встретиться где-нибудь на днях и выпить по чашке чая за обсуждением чего-то будничного и ненапряженного. Джонни не мог отказаться от такого удовольствия. Надо отметить, что его позабавил тот факт, что Хот Панц могла бы так и не услышать его исповедь, если бы не выяснилось, что она знает Джайро. А ведь это удивительное и решающее совпадение.       Собрание, назначенное Диего на полпятого, длилось невыносимо долго. Каждый, кому давали слово, нёс невесть что, и Джонни это изрядно наскучило. Он не знал, сколько ещё нужно обсуждать полный бред, чтобы понять, что это полный бред. Пришлось задержаться на работе – что может быть ужаснее?       Окрылённый мыслью, что всё понемногу налаживается, Джонни ехал в метро, держась за поручень над головой. Мысли о Джайро не покидали его. На этот раз они не сопровождались беспокойством и тоской. Джонни подумал, что действительно ничего не потеряет, если напишет ему. На этот раз он не испугается и возьмёт всё в свои руки.       Снаружи его встретил редко моросящий дождь и солнце, которое было достаточно далеко от зенита, но не так близко к горизонту, чтобы называться заходящим. Пахло приятной дождевой свежестью, свежескошенной травой и бензином. Джонни позволил себе вдохнуть полной грудью. Всё ощущалось таким правильным.       Минуя прохожих, он шёл по улице и не заботился о том, чтобы укрыться от дождя. Люди двигались навстречу, не подозревая, каким воодушевлением он был преисполнен. Им, потерянным в собственных хлопотах, не было дела до незнакомца, который чувствовал, что отважился на подвиг впервые за всю жизнь. Незначительный в масштабах человечества, но такой важный в жизни одного человека.       По дороге он завернул в супермаркет с самой очевидной целью: купить продукты на неделю. Джонни не любил готовить, да и в целом не умел, однако питаться вне дома обходилось в копеечку. К тому же такой домосед, как он, скорее умрёт с голоду, чем будет каждый божий день выбираться из квартиры ради ужина. Можно было заказывать еду на дом, но Джонни так однажды отравился. С тех пор он не собирался давать шанс доставкам еды.       Списков покупок он не заводил – предпочитал доверять интуиции.       Питался, к слову, скверно, отчего его желудок держался на божьем слове. Хотя предпринимал попытки сбалансировать рацион, покупая овощи и... на этом, в общем-то, всё. Обычно его корзина наполнена бич-пакетами, полуфабрикатами и снеками, которые он предпочитал нормальному приёму пищи. Он чудом ещё не заработал себе гастрит на такой почве.       Сегодня Джонни не собирался делать исключений, поэтому преспокойно бродил между прилавков, прекрасно зная, какого рода продукты ему нужны. Взгляд лениво гулял по ценникам, руки неспеша перемещали товары в корзину. Лицо выражало вдохновение, обузданное рассудительностью. Идя вдоль полок с напитками, заострив внимание на цветастых этикетках, Джонни случайно столкнулся с кем-то плечом.       – Извините! – в унисон с незнакомцем воскликнул он, сразу же оглянувшись.       То ли совсем крыша поехала, то ли судьба взялась с ним шутить, однако Джонни был готов поклясться, что незнакомец, моментально скрывшийся за поворотом, если и не Джайро, то точно кто-то сильно на него похожий, в том числе и поведением. Ведь это в духе младшего Цеппели – не церемониться с прохожими. Закрались недобрые мысли: "А что, если он специально меня толкнул? Вдруг это правда Джайро? Неужели он меня ненавидит? Тогда почему он был вчера так приветлив? Или это потому, что я сбежал от него? Я что, профукал шанс всё наладить?" Против них заговорил здравый смысл: "Но ведь это мог быть и не он. А если он, то стал бы Джайро вести себя как школьник и нарочно задевать меня плечом? Скорее всего он просто торопился по своим делам и не заметил меня."       В конечном итоге Джонни продолжил рассматривать сладкие напитки, как ни в чём не бывало, сославшись на то, что он сегодня просто немного не в себе. "Сейчас вернусь домой, – успокаивал себя Джостар, – заварю свой любимый чай, посмотрю какой-нибудь сериал или, на худой конец, видео на ютубе, а потом лягу спать. Чёрт, я собирался написать Джайро! Я же не усну, пока не дождусь от него ответа... Я когда-нибудь высплюсь?" Оставшись неудовлетворённым, Джонни занял очередь у кассы. Сегодня в магазине прямо-таки аншлаг: человек пять перед ним и столько же оказалось позади.       Сверля глазами длинные светлые волосы у человека спереди от него, Джонни не сразу догадался, почему они кажутся ему такими знакомыми. Ну конечно! Широкие плечи, гордый стан, насыщенный фиолетовый цвет рубашки – черты, выдающие Джайро. Но в мире, а тем более в Нью-Йорке, много походящих друг на друга чудаков...       Внезапно парень перед ним дрогнул и охнул, как бы озарившись какой-то мыслью. Он повернулся к Джонни, а лицо его тут же приняло искренне удивлённый вид. Сам же Джостар почувствовал знакомые симптомы: колени подкосились и стали ненадёжной опорой, ладони вспотели, как и затылок, а сердце ушло в пятки.       – Извините, – заговорил Джайро, виновато приулыбнувшись. Золотые грилзы блестели на зубах. – Мне нужно отойти на секунду, я сейчас вернусь. Если что, я перед вами, хорошо?       – Д-да, конечно, – растерянно кивнул Джонни, провожая взглядом парня.       Он воспользовался возможностью быстро переварить увиденное и прийти в себя. Получалось крайне плохо, почти ужасно. В горле застрял ком, воротник рубашки душил, сердцебиение глухо отдавало в уши. Джайро, как и обещал, вернулся совсем скоро и занял своё место. Он ничего не говорил, лишь с переменной частотой двигался вперёд в очереди. Джонни, будучи не в силах разглядывать знакомую спину, опустил глаза в корзинку Джайро. Ничем особенным её содержимое похвастаться не могло: скудный набор из печенья, бутылки воды, пачки леденцов и одноразовых платочков. Будто бы он заглянул в супермаркет просто так, от нечего делать. А если такой выбор вещей был целесообразным, то для чего?       Джайро, когда настала его очередь, даже украдкой не посматривал вправо, где стоял Джонни. Тот, в свою очередь, боковым зрением практически не спускал с него глаз и внаглую косился, не упуская ничего из виду, хотя такое усилие давалось ему с трудом. Расплатившись и уложив продукты в пакет, Джайро ушёл к выходу, а Джонни лишь растерянно потупил взгляд на платёжном терминале, думая об одном: "Что это такое было, и как я теперь после этого ему напишу?"       Он не спешил с тем, чтобы убрать продукты в рюкзак, как и не спешил выходить из магазина, руководясь иррациональным страхом столкнуться с Джайро вновь. Не когда их отношения такие неопределённые.       Однако, пройдя сквозь автоматические двери, он не смог не заметить стоявшего под навесом, прилегавшим к магазину, Джайро, тщетно пытавшегося раскрыть зонтик с неподатливыми спицами. На улице стемнело и разыгрался ливень. Джостар принял свою участь, набрал в лёгкие воздуха и стремглав двинулся в направлении дома, стоически игнорируя то, как резко его окатило водой и какой, должно быть, жалкий у него вид, особенно с прилипшими к лицу прядями волос.       – Эй, Джонни!       Этого ещё не хватало.       Джостар затормозил, но не откликнулся. Послышался хлюпающий звук шагов. А затем над ним возник чёрный купол зонтика. И Джонни обернулся.       А Джайро по-прежнему улыбчив и безмятежен.       – Не узнал меня? – спросил он, широко растянув уголки губ. Тогда-то некогда неясная надпись на грилзах стала видна: "Go! Go! Zeppeli". Ну как тут не узнать?       – Поначалу, – неуклюже соврал Джонни, опустив глаза.       Джайро замялся, приоткрыв рот, стараясь найти подходящую тему для разговора, однако ни что не приходило ему на ум. Они оба отвыкли друг от друга, и заговорить сейчас ощущалось как нечто странное и вместе с тем естественное.       – Ладно, не будем стоять тут на дороге, – продолжил Джайро. – Тебе в какую сторону?       Джонни качнул головой куда-то позади себя.       – Ясно, – с плохо скрываемой досадой протянул парень. – Ну, я тебя провожу, а то промокнешь.       – Я уже, если ты не заметил, – угрюмо усмехнулся Джонни.       – Всё не так уж и плохо, amico... – Джайро закусил губу, замявшись на последнем слове. Всё-таки ничто не проходит бесследно. Заботливо убрав прилипшие пряди со лба собеседника, он заставил того смутиться. – Идём.       Несколько лет назад, когда они только познакомились, всё было также: Джонни молча шёл, пока Джайро думал, о чём они могли бы поговорить. Обоим тогда их знакомство казалось более чем безнадёжным.       – Ну, расскажи, как ты? Ты теперь живёшь в Нью-Йорке? – начал Цеппели.       – Да, живу и работаю.       – Дай угадаю: в офисе?       – В яблочко.       – Должен признаться, в таком строгом костюме выглядишь неотразимо. Почему раньше не носил?       – Они неудобные!       – На твоём месте для меня это не было бы проблемой! Но в смокингах я выгляжу смешно.       – Я бы хотел увидеть.       – Много хочешь! – дразнил Джайро. – Но я, так уж и быть, покажу тебе как-нибудь. Недавно совсем со свадьбы фотографии пришли. Просто кошмар!       – Свадьбы? – Джонни опешил.       – Брат женился. Ему только двадцать лет, а он уже!.. Не понимаю, чем он только думает.       Это, если честно, заставило Джостара облегчённо выдохнуть.       – С другой стороны, – рассуждал итальянец, – не ему же продолжать дело Цеппели. Пусть чем хочет занимается.       – А ты кем работаешь? – осведомился парень.       – Не работаю, а учусь. На хирурга. Осенью шестой курс.       Даже близко не музыкант, каким воображал его Джонни. Так и вышло, что никто из них по итогу не приблизился к мечте и намеченному плану.       – А где ты учишься? В Нью-Йорке?       – Что ты! – отмахнулся Джайро. – В Риме, под крылом отца. В Нью-Йорке так, проездом.       – По делам или туризм?       – Туризм, – нерешительно ответил он.       – А в Луисвилле не бывал? – зачем-то спросил Джонни.       – Неделю назад, но буквально на пару дней, – признался он с неохотой.       – И как там?       – Всё так же, как и пять лет назад... Только пусто очень.       – Поэтому не задержался?       – А что там делать? Тебя там не оказалось.       – Ты искал меня?..       – Не совсем. Я просто решил, что было бы славно встретить тебя и просто пообщаться ни о чём, как старые знакомые. Я понимал, что, вероятнее всего, тебя там не будет. А потом приехал сюда, и вот результат.       – Почему ты не спросил меня? Написал бы.       "Чья бы корова мычала," – мысленно отчитал себя Джонни.       – О, нет, это совсем не то. Сам подумай, как я могу назначить встречу после всего, что было? Проще же, когда мы внезапно скованы ситуацией, и некуда деваться. Как сейчас.       – Насчёт того, что было...       – Не начинай, пожалуйста, – взмолился Джайро, – я не хочу говорить об этом, я же сказал. Мне просто нужно было увидеться с тобой.       – Ты... простил меня? – с застывшей в глазах надеждой, он посмотрел на него.       – Нет, – осадил Цеппели. – Просто увидеться. Один раз. Почему ты такой непонятливый?       – Тогда с какой целью?       – Я думаю, это очевидно. Не знаю, что насчёт тебя, но мне ты не безразличен. И я имею право скучать, – в его голосе открытое обвинение смешалось с обидой. Прав был воображаемый Тим, когда говорил, что Джайро мог притворяться.       – Я тоже скучал, – сознался Джостар, – ты ошибаешься, если думаешь, что я равнодушен.       – Раз так, чего не писал? Пять лет прошло.       – Это... справедливое обвинение, – согласился Джонни. – Но тогда ты мне сказал, что не хочешь меня больше видеть, что я тебе противен и, вообще,"прощай навсегда". Поэтому я думал, что всё кончено.       – Idiota, ну очевидно же, что эти слова были сказаны на эмоциях! – сердито прыснул Джайро.       – Откуда мне знать? – возмутился Джонни, разведя руками. – Ты бы мне объяснил!       – Заметь, это не я должен был начинать первым разговор. Ты у нас напортачил.       – А как мне начать? Я же уже сказал: я думал, что всё – конец. А тебе не составляло труда мне написать, ты ведь хозяин ситуации. И знаешь же, что я поступал не со зла, что я боюсь тебя!       – Боишься меня?! – гневно воскликнул Цеппели. – Я по-твоему кто? Изверг?       – Тебе напомнить нашу первую встречу? Когда ты сломал нос какому-то парню. Или нашу вторую встречу, когда ты угрожал мне расправой? Неудивительно бояться, что ты мне врежешь или чего похуже.       – О, я хотел врезать тебе! – замогильным голосом просипел он. – Чтобы ты наконец пришёл в себя, потому что ты вёл себя, как размазня, Джонни.       – Я тут размазня?! – парень рассердился.       – Да, ты! Или ты считаешь, что ты лучше меня, раз за моей спиной решил отречься от нашего плана? Джайро наивный идиот – так ты про меня думал?       – Но ведь это было наивно. В реальном мире всё не так, как в подростковых фильмах. Риски были очень велики!       – Значит, ты всё-таки держишь меня за идиота. К твоему сведению, – свирепо просипел он, – я прекрасно знаю то, о чём ты говоришь. Но суть была не в том, чтобы любой ценой достигнуть цели. Избежать жизни, которой мы не хотели жить, – вот, что главное.       – Если такой умный, что ж тогда не хиппуешь где-нибудь, а? Почему ты учишься на хирурга, так ещё и под надзором отца?       Взбесившись окончательно, Джайро выпустил из рук пакет, приземлившийся в мокрую траву, и схватил парня за грудки, насколько это позволяла занятая рукоятью зонта рука.       – Я тебе ещё тогда сказал, что смогу осуществлять задуманное только вместе с тобой, – ледяным тоном хрипел он. – Ты вообще пропустил это мимо ушей? Решил, что это неважно?       – И ты после этого не размазня? – в тон ему заговорил Джонни. – Если не смог достичь желаемого без помощи ещё большей размазни, то ты ничем не лучше меня.       Кулак Цеппели познакомился с лицом Джостара, удар раздался глухим шлепком. Парень охнул от неожиданности, отшатнувшись назад. Он схватился за место удара и одичалыми глазами исподлобья посмотрел на Джайро, чьё лицо не выражало ровным счётом ничего, кроме бурлящей ярости, скрытой за маской невозмутимости.       В долгу Джонни не остался. Он выпрямился во весь рост и наградил парня ответным метким ударом. Джайро пытался увернуться, но это сыграло против него: кулак впечатался прямо в нос. Зонтик полетел на землю, когда Цеппели мгновенно потянулся руками к носу. Кровь струилась сквозь пальцы. Осознав тщетность ситуации, он опустил руки, открыв вид на скривившиеся в оскале губы. Алые ручьи стремительно стекали по подбородку и приземлялись на вздымающуюся от рваного дыхания грудь, оставляя багровые пятна на рубашке. В глазах стоящего напротив Джонни не отражалось сожаление или раскаяние, они лишь светились синим пламенем – тёмной решимостью, которая способна напугать даже бесстрашного Джайро.       Дождь утяжелил светлые волосы Цеппели, прихотливые пряди сползали на лицо, однако он не шевельнулся, с вызовом смотря на оппонента. Сверкнувшая в небе венообразная молния отразилась зловещим блеском в зелёных зрачках его глаз.       Джайро опустился поднять отлетевший зонтик, прежде чем нарастающий порыв ветра унесёт его с собой. Наспех проведя рукавом под носом и размазав алую кровь по лицу, он протянул рукоятку зонта Джонни. Тот сперва нахмурился, а затем удивлённо поднял брови.       – Бери. И уходи, – сухо сказал Джайро.       Это было бессмысленно. Они оба промокли насквозь, холодные капли дождя больше не вызывали ощутимый дискомфорт. Однако Джайро продолжал упрямо заботиться о Джонни, как будто это стало неизлечимой привычкой. Джостар в замешательстве принял протянутый ему зонт.       Затем, ничего не сказав, Цеппели двинулся в противоположном от дома Джостара направлении. Провожая его уходящую фигуру пустым взглядом, он вскоре обратил внимание на лежавший в траве пакет, оставленный Джайро. Можно было подобрать и броситься вдогонку или положить к себе, чтобы отдать при встрече, но имело ли это хоть какой-то смысл?       Раскаты грома поселили в груди саднящее чувство, что всё в жизни разом приняло неправильный оборот. Джонни говорил не разумом, в котором давно нарисовал чётко отрепетированные верно подобранные слова. Его уста были под полным контролем сердца, которое руководствуется лишь пылкими чувствами. Он бросался обвинениями, защищал свою шкуру и злился наравне с Джайро, хотя ожидал от себя раскаяния и покорности, которые следовало проявить, как ему казалось, провинившемуся человеку. А теперь решительно ничто не виделось ему верным.