Formidable

      – Джайро, подожди!       – Ньо-хо! Лучше ты поспеши, малыш Джо, а не то промокнем!       На горизонте сгущались сизые увесистые тучи. Вдали сердито гремел гром. Редкие капли разбивались об асфальт и предупреждали прохожих о надвигающемся ненастье.       Юноши остановились под большим навесом возле простенького ресторана. Джайро устремил взгляд в сторону грозовых туч. В зеницах зелёных глаз отражался трепет крохотного человека перед могущественной стихией. Вместе с тем они светились храбростью. Джонни внимательно наблюдал за другом и не мог понять, где берёт начало этот живой источник бесстрашия. Никогда Джайро не представал беспомощным или растерянным перед лицом опасности. Волевой, настойчивый, с раскалённой кровью в жилах, он смотрел вдаль и не боялся встретить грозу.       Никогда прежде Джонни не доводилось знать настолько эксцентричного и одновременно замечательного человека, каким был Джайро.       – Эй, Джонни, – позвал он, – как думаешь, какое самое опасное природное явление?       – Самое опасное... – бормотал Джостар, всерьёз задумавшись над заданным вопросом. Он понимал, что за его ответом последует глубокая мысль, томившаяся в голове Цеппели некоторое время, или интересный факт, который он откопал неизвестно откуда. Это что-то из разряда старой американской шутки: "Знаешь, что сказала курица, когда перешла дорогу?" От твоего ответа мало что зависит, и ты говоришь "не знаю", чтобы поскорее выяснить, чем всё закончилось. Но Джонни предпочитал озвучивать свои мысли, поскольку Джайро хотел их услышать. – Наверное, цунами. Или смерч.       – Хм, действительно опасные, – парень кивнул, посмотрев на Джонни внимательно. – А я думаю, что это гроза.       – Почему? – удивлённо вскинул брови Джостар.       – Гроза – источник многочисленных пожаров, из-за которых погибает большое количество людей.       – От цунами ещё больше гибнет, – поспорил Джонни.       – Ты сравнил! Грозы случаются чаще, чем цунами, – ответил Джайро с хладнокровием человека, уверенного в своей правоте.       – А вот и нет, – упрямо твердил он. – Пару раз за год. И вообще, всё зависит от региона.       – Да, зависит. В Египте, например, грозы раз в 200 лет, но это не отменяет того факта...       И так могло продолжаться, пока обоим не надоест. Обычно Джонни утомляется первым, а Джайро не остаётся ничего другого, кроме как сменить тему или стихнуть. За редким исключением дискуссия перерастала в ожесточенный спор. Джонни ценил каждое мгновение их общения, даже если это бессмысленные дебаты. Джайро, хотя и был по большей части самовлюблённым и в какой-то степени эгоцентричным, действительно проявлял интерес к тому, что говорит его друг. Он слушал Джонни с большим участием, поддерживал разговор с неподдельным увлечением, пока Джостар был благодарен возможности раскрыть свой потенциал рассказчика.       Знакомство будущих друзей произошло при необыкновенных обстоятельствах – иных ожидать просто наивно, если в деле замешан Джайро.       На тот момент Джонни было семнадцать лет, он учился в самой обычной старшей школе в Луисвилле. Обилием друзей похвастаться не мог, поскольку переход из среднего в старшее звено пришелся на период, когда юный Джостар пытался оправиться после смерти дорогого брата. Помимо этого, его физическое здоровье сильно пошатнулось от ментальных потрясений и большого стресса, что в конечном итоге привело к тому, что Джонни много болел и в школе стал редким гостем. К семнадцати годам всё устаканилось, только вот найти единомышленников в толпе незнакомцев нелюдимому Джонни – непосильная задача. Он легко смирился и вскоре решил, что общение с людьми ему чуждо. Отныне он сам по себе.       Пока сверстники развлекались в компании друг друга, Джостар предпочитал общество мышонка по кличке Дэнни, за которым приглядывал втайне от отца. Он всем сердцем любил это чудесное создание с белоснежной шелковистой шерсткой и глазами-бусинками. С замиранием сердца Джонни наблюдал, как крохотная зверушка осторожно принюхивается ко всему вокруг, пока он держал её на ладонях и боялся спугнуть неловким движением. Дэнни жил в купленной для него маленькой и неприметной клетке, которую Джонни прятал так, чтобы даже горничная во время уборки не обнаружила незваного жильца. С мышонком он часто вёл светские беседы, жаловался на отца или на школу и сопровождал всё аккуратным поглаживанием одним лишь пальцем вдоль спинки, чем его приятель был весьма доволен.       Дэнни, конечно, первый узнал о Джайро.       – Этот парень такой странный, знаешь. – вздохнул Джонни, глядя на то, как мышонок бродит по столу. – И грозный. Он меня немного пугает. Что ж, люди бывают несговорчивыми, согласен? Конечно ты согласен, мой хороший, – с умилением залепетал юноша, взяв питомца на руки и наградив поцелуем в макушку.       Хотел того Дэнни или нет, ему пришлось выслушать рассказ об ученике по обмену из Италии, который так зацепил его хозяина.       В тот же день, но только утром, Джонни брёл по школьному коридору в направлении класса, где у него должен состояться урок. Обычно он проходит мимо любых потасовок, словно вокруг никого нет, однако в этот раз его внимание привлёк некрупных размеров изумрудный шар, предположительно из стали, в руках одного из участников конфликта. Парень ловко перебирал игрушку меж пальцев, пока бесстрастно выслушивал угрозы в свой адрес. Не сразу Джонни заметил длинные светлые волосы и зачесанную вбок чёлку – причёска, которую редко встретишь у мужчины и которая в то же время изящно обрамляла острое вытянутое лицо.       Парень убрал шар в карман и с меткостью бойца MMA познакомил кулак с носом противника. Его оппонент с ужасом застонал, схватившись за место удара. Кровь неудержимым потоком хлынула из носа, что привело его в ещё большую панику. Незнакомец молча развернулся и ушёл, оставив соперника одного разбираться с травмами.       – Да я тебя!.. – отчаянно кричал поверженный. – Я тебя!.. Засужу! Мой отец... Тебе пизда, парень! Ах, мой бедный нос! – бедолага почти заплакал.       Он жалобно взглянул на Джонни с надеждой на помощь (или даже с просьбой), однако Джостара это мало интересовало. Не став задерживаться, он бросился вдогонку за странным парнем.       – Эй, ты! Постой же! – настигнув незнакомца, Джонни схватил его за запястье и моментально был отвергнут.       – Ты ещё кто такой? – смерив юношу грозным взглядом, сердито заговорил он.       – Ты умеешь жонглировать? – нетерпеливо спросил Джонни.       – С чего ты это взял? – парень недовольно прыснул.       – Я видел у тебя шар! Слушай, я видел такие у одного чувака в интернете, я большой фа...       – Мне плевать, ясно? Я не жонглёр, а этот шар – семейная реликвия, и я не покажу тебе ничего, даже не проси! – заявил он, отвернувшись и продолжив идти в своём направлении.       – Да почему!? Неужели это так сложно? – не унимался Джонни.       – Не приставай ко мне, fesso, а то тебе тоже лицо в кашу превращу.       – Погоди, а что такого в этом шаре, что он передаётся из поколения в поколение?       – Что во фразе "не приставай ко мне" тебе было непонятно, а? Отвали, per carità!       Джонни решил не испытывать судьбу и замедлил шаг, дав незнакомцу скрыться за поворотом. Теперь не имело смысла надеяться на его благосклонность. "Чёрт с ним, – подумал Джонни, – лучше держаться от него подальше – такой своеобразный!" К сожалению, желание не сбылось: наступила очередь незнакомца преследовать Джонни, только делал он это ненамеренно. В продуктовом магазине, в зале кинотеатра, в очереди в школьной столовой, у чаши с пуншем на осеннем балу, по пути домой – абсолютно везде, где можно было пересечься, они пересекались. Джостару довольно часто приходилось встречать знакомых со школы в общественных местах, что в общем-то ожидаемо, однако нежелательно. Благодаря своему опыту у него выработалась привычка мастерски притворяться слепым, глухим и непробиваемо тупым. Смотрите на него в упор сколько хотите – он занят чтением новостной ленты в соцсетях, разглядыванием напольной плитки или, вообще, вы видели цены в магазине? Не до вас – отвяжитесь. Ну, это так, репетиция на случай, если кому-то действительно станет не всё равно на неприметного одноклассника, который заговорит только тогда, когда учитель спросит его напрямую.       В субботний вечер Джонни сделал заказ в сети ресторанов фаст-фуда, чтобы дома не заскучать от просмотра нового нашумевшего фильма. Он погрузился в свои мысли и не собирался проявлять наблюдательность к окружающей среде, поскольку желание поскорее добраться до дома перевешивало любые другие. Забрав ещё тёплый крафт пакет, парень вышел на улицу, ощутил свежесть прохлады осеннего вечера и даже не сразу понял, что в его плечо грубо вцепились, развернули к себе лицом и схватили за грудки, как последнего мерзавца.       Взгляд сфокусировался на рассвирепевшем лице итальянца, которого Джонни недавно пообещал себе обходить стороной. Незнакомец выглядел так, словно от бешенства из его рта просочится пена.       – Ты! – в гневе прорычал он. – Думаешь, я не замечаю тебя? Хватит меня преследовать, слышишь! Я прикончу тебя, я не шучу.       – Че? – Джостар растерянно хлопал глазами, сбитый с толку резким обвинением. – Ты что-то путаешь.       – Не притворяйся дураком! Куда бы я ни пошёл, ты везде рядом, даже в чёртовом туалете ты всегда в соседней кабинке! Я даже поссать не могу без твоего присмотра. Знаешь как это может раздражать?       – Сдался ты мне, тупоголовый кретин! – живо отозвался Джостар, оттолкнув от себя обезумевшего парня.       – Как ты меня назвал?! – пуще прежнего озверел он.       Джонни наградил его недовольным взором и развернулся, чтобы пойти домой, но итальянец не собирался отступать.       – Объяснись, мудила!       – Пососи, ублюдок!       – Это кто из нас ещё ублюдок? А ну стой, кому говорят!       – Отстань от меня, – возвысив голос, потребовал Джостар, – я не собираюсь разбираться с твоей больной фантазией!       – Это ты больной! – бушевал парень. – Нельзя преследовать людей, ты знаешь об этом? У вас в стране это незаконно!       – И ты как раз нарушаешь закон! Прекрати идти за мной. С чего ты взял, что я тебя преследую? Это банальная случайность, скорее всего мы просто живём в одном районе. И вообще, я даже имени твоего не знаю!       – Джайро, – ответил он с неожиданным спокойствием, заставив Джонни затормозить и обернуться в недоумении.       – Ты дурак? – юноша сдавленно усмехнулся. – Ты только что обвинял меня в сталкинге, а теперь назвал своё имя. Прекрасно, может ещё адрес свой расскажешь?       – Даже не мечтай, – ухмыльнулся Джайро, поравнявшись с ним. – Лучше скажи, как тебя зовут. Тогда я смогу чуть больше тебе доверять. А ещё буду знать, на кого писать заявление в полицию.       – Ты только что грозился меня избить, и это, между прочим, не первая твоя угроза, мистер Джайро! Не тебе пугать меня полицией.       – Так как тебя зовут, парень?       Джонни остановился и внимательно посмотрел на итальянца. Тот дружелюбно улыбался и выглядел вполне расслабленным. Казалось, от безумного гнева не осталось и следа. "Он не внушает доверия, – размышлял Джостар, – да и придурок к тому же." Впрочем, что-то подсказывало ему сделать шаг навстречу.       – Джонни Джостар, – ворчливо представился он.       – Джайро Цеппели, рад знакомству, – любезно протянув руку для приветствия, новоиспечённый знакомый растянулся в широкой улыбке, заставив Джонни смутиться резкой перемене в настроении.       Превзойдя любые ожидания друг друга, спустя время они стали не разлей вода. И, о боже, как забавно это поначалу выглядело со стороны: унылый необщительный аутсайдер и итальянец, который в свой первый же учебный день сломал нос однокласснику. Эту дружбу и то, как она зарождалась, сложно описать в двух словах. Первое время им необходимо было притереться к обществу друг друга, понять "внутреннюю кухню", выяснить точки соприкосновения. Везде их ждал успех, который ощущался как три метких попадания в мишень: бам, бам, бам! Иллюзии первого впечатления развеялись в мгновение ока. Джонни считал Джайро высокомерным и местами диким, пока не разглядел альтруизм, открытость и веру в лучшее, которые тот прятал за суровой оболочкой. Джайро же действительно смотрел на нового знакомого свысока, однако непобедимое упрямство и какая-то странная тёмная решимость в глазах второго вызвали у него уважение, и он отбросил свою надменность.       Джайро – большой шутник, хотя юмор его специфический. Из-за особенностей языка, а может потому, что он этого делать не умел, шутки получались так себе, а каламбуры – вдвое хуже. Несмотря или вопреки всему, Джонни ценил каждую шутку, а самые любимые записывал, хотя, если говорить откровенно, ни одну он не считал по-настоящему смешной. Они нравились ему потому и только потому, что их исполнял Джайро. Такое отношение вызывало у Цеппели детский восторг и безграничную благодарность, которой его глаза ярко светились. "Это я тут должен быть благодарен," – не без улыбки думал Джонни, не мечтавший о дружбе лучше, чем эта.       Ему правда есть за что говорить спасибо. Джайро заставил его взглянуть на мир под другим углом и поверить в самого себя. "Ты не так плох, как думаешь, Джонни, – учил он, – не вини себя во всех бедах. Некоторым вещам просто суждено случиться". И Джостару постепенно становилось легче. Он меньше думал о Нике, почти не волновался из-за отца, перестал ругать себя за всё подряд. Благодаря Цеппели ему удалось почувствовать крылья за спиной, словно он взаправду сможет взлететь, если захочет.       Однако ему было очень досадно, что он не мог вернуть другу хотя бы каплю того, что получал. Узнав это, Джайро бы с снисходительным укором сказал бы ему: "Опять ты себя недооцениваешь, amico". Потому что в действительности он привнёс в жизнь Джайро не меньше изменений. Самые главные и возымевшие наиболее крупные последствия изменения понесла идея о том, что Джайро, несмотря на самовлюблённый характер, в погоне за альтруистическими целями и долгом никогда не спрашивает себя, чего он на самом деле хочет. Джонни попал не в бровь, а в глаз. Прежде Джайро считал себя хозяином своей жизни, а теперь выяснилось, что по большей части это не так. У него был долг, которому он следовал, а также цель, стремление к которой в нём воспитали. Однако не было мечты, которую он всем сердцем желал бы воплотить в жизнь. Она наконец появилась, вернее сказать родилась, после бессонных ночей, проведённых в рефлексии под влиянием слов Джонни.       Разумеется, никто из них больше не переживал по поводу частых случайных встреч. Наоборот, это стало неотъемлемой частью жизни, приятной рутиной, перебои в которой вызывали крупное огорчение и досаду. Джонни шёл в магазин и знал, что увидит там Джайро. Джайро прогуливался вдоль улицы по пути домой и ожидал встретить Джонни. Им сложно представить день без друг друга. Если один простужался, второй обязательно его навещал.       Особенно остро разлука ощущалась в зимние каникулы, когда Джайро улетел на родину, чтобы отпраздновать Рождество с семьёй. Тогда Джонни прямо-таки исстрадался, поскольку ненавидел отмечать зимние праздники с отцом, а мысль о том, как круто было бы сделать это с Джайро, разъедала его изнутри. Сам Цеппели соврал бы, если бы сказал, что не думал о друге во время отъезда. Думал, да ещё как! "Ах, Джонни бы это понравилось, – вздыхал он, гуляя по родным улицам. – Как жаль, что его нет рядом!" Чудо-изобретение "Интернет" выручало как никогда: в любую свободную минуту они созванивались, а когда не было возможности говорить – списывались. Из-за часовых поясов возникало множество неудобств, однако это не мешало Джайро желать Джонни доброго утра, когда у того оно наступит не раньше чем через шесть часов, а Джонни – писать ему "сладких снов", когда у Джайро через несколько часов начнётся рассвет. Летом та же песня, разве что солнце заходит попозже и встаёт пораньше.       Надо отметить, что Джайро почти на коленях умолял отца позволить ему провести большую часть лета в Луисвилле, оправдывая это адаптацией к местной среде и языку, а также быстрым доступом к англоязычным научным ресурсам, которые помогли бы ему усовершенствовать школьные знания во время каникул. Слукавил, конечно: ни черта он не учил! Только и делал, что зависал с Джонни дни напролёт.       Миновало лето, прошло первое полугодие, наступило второе – значит, откладывать подготовку к экзаменам и поступлению в университет больше нельзя. Чем ближе Джонни к выпускному, тем страшнее ему становилось. В груди не утихала тревога: надо срочно что-то предпринять, подсуетиться, иначе будет поздно. Он словно постоянно опаздывал на поезд, следующий по направлению в будущее, в котором ему трудно было вообразить себя счастливым. Существовали ли альтернативы, которые не погубили бы его ещё стремительнее?       Джайро учёбой занялся основательно, так как стремился в университет с высоким проходным баллом. Кроме обычного ACT ему предстояло сдать TOEFL, за результаты которого он переживал больше всего. Хотя английским владел он хорошо, до "блестяще" это не дотягивало, а именно такой результат ему требовалось получить. Несмотря на серьёзную загруженность, Джайро не смог отказаться от времяпрепровождения в компании ближайшего друга, что привело к совместной подготовке к экзаменам. Отвлекались на дурачество они только первые полчаса, остальное время сидели в тишине и зубрили, пока мозг не расплавится. Недосказанность витала в воздухе: каждый держал что-то на уме, но не готов был озвучить вслух, словно всё ещё колебался над принятием решения. Друзья переглядывались, и тревога, которую они разделяли, не могла ускользнуть мимо их внимания. Джонни замечал, как Джайро посматривал на него с намерением сказать что-то, а затем стискивал губы и возвращался к учебнику. Джайро же прекрасно видел, с каким печальным видом друг глядел на него, постоянно сдерживаясь от оглашения мыслей, посещавших беспокойную голову. С каждым днём тишина давила всё сильнее, и это лишь вопрос времени: кто сдастся первым.       Джонни захлопнул учебник и сокрушённо вздохнул:       – Я устал, больше не могу.       – Сделай перерыв, amico, – с заботой ответил Джайро, украдкой посмотрев на Джостара, сидевшего, сгорбившись, у изножья кровати.       – Нет, Джайро, я устал от всего этого, – резко отозвался он, откинув книгу в сторону.       – Это вполне нормальная реакция, – утешал итальянец, развернувшись на офисном стуле лицом к собеседнику. – Мы так много учимся, что от этого уже начинает тошнить.       – Да нет же, ты не понимаешь! – окончательно вспылил Джонни. – Мне надоело, я не могу это терпеть! Я не хочу поступать на экономиста!       Джайро ошарашено уставился на него, некоторое время задумчиво перебирая в руке карандаш.       – А на кого хочешь? – наконец спросил он.       – Я... не знаю, – вполголоса произнёс Джонни, понурив голову. – Ты же знаешь, не я выбирал направление, а мой отец. У меня не было возможности думать о том, чего хочу я. Я долгое время жил беззаботно, потом Ник сбежал, а после он... – парень сглотнул подступающий к горлу ком. – Я окончательно понял, что отец живым с меня не слезет.       – А что будет, если ты выберешь другую профессию?       Что будет, если он опоздает на злосчастный поезд?       Джонни смолк на мгновенье, прежде чем ответить:       – Мы постоянно спорили с ним на эту тему. Я полностью финансово завишу от него, и если ослушаюсь, то он обрубит мне все средства к выживанию. Ты же видишь, я никогда не бедствовал, а поэтому мне будет сложно встать на ноги с нуля. Я в жизни не смогу накопить денег, чтобы поступить в университет.       – А он тебе нужен? Поступи в колледж, – предложил Джайро.       – Да где ж взять деньги? Ты думаешь, отец сжалится надо мной? Да никогда!       – Ну а ты готов пойти по пути, который он тебе продиктовал?       – Не уверен, – пожал плечами Джонни, – я думал перетерпеть четыре года, а затем уже послать его куда подальше.       – Ты себя слышишь? Четыре года! Ты потеряешь четыре года впустую!       – У меня нет другого выхода, я... Я не смогу стать жокеем в этом возрасте, это же смешно! Лучшие наездники, которые реально поднимают бабки на этом спорте, занимаются с самого детства! У меня нет преимуществ над ними, я не заработаю и цента. А во сколько обойдётся обучение или покупка лошади? Нет, я не потяну.       – Если ты правда хочешь этого, почему бы не попробовать? Потрать четыре года, работая на мечту, а не на амбиции отца.       – А ты сам? – парировал Джонни. – Разве ты не пренебрегаешь мечтой ради амбиций отца?       – Это не амбиции отца, Джонни, – ледяным тоном отрезал Джайро, – ты не понимаешь, о чём говоришь. Цеппели испокон веков помогали людям, достигали высот в медицине и оказывали большое влияние на судьбу миллионов. На моих плечах ответственность, mio amico, которую я не могу просто отвергнуть.       – Вспомни, что ты говорил мне. Отец не хочет видеть в тебе сентиментальность, его требования противоречат твоей природе. Хирургия ведь не только про спасение жизней... Эта работа сломает тебя – вот моё мнение, если оно тебе важно.       Джайро оглянулся на свой рабочий стол, бережно взял стальной шар и вложил его в обе ладони.       – Помнишь, ты спрашивал меня об этом? – Джостар кивнул, вытаращив на него растерянные глаза. – Этот шар старше тебя, меня, моего отца, деда и даже прадеда. Наши далёкие предки использовали особую технику вращения, чтобы лечить людей – так сказал мой отец, а ему – его отец... Сейчас шаром, конечно, никто не пользуется по первоначальному назначению. Знание об этом искусстве утратилось со временем, но шар по-прежнему остаётся напоминанием, что мы, Цеппели, обязаны верой и правдой служить народу. Он передаётся от отца к старшему сыну, и мне уготовано стать продолжателем нашей династии. Кроме того, я должен завести семью и детей, передать это знание своему старшему сыну и следить за тем, чтобы он сделал то же самое. Теперь ты понимаешь, в каком я положении?       – А что будет, если ты откажешься от всего этого? – вопрос Джонни сопровождался пронзительным пытливым взглядом, который вызвал у Джайро табун мурашек.       Он грустно усмехнулся.       – Вряд ли отец оставит всё как есть. Ответственность, которая предназначалась мне, перейдёт к старшему из моих братьев. Не уверен, что он обрадуется этому.       – Нет, Джайро, что будет с тобой? – твёрдо запросил он.       – Со мной?.. – в смятении переспросил Цеппели, почувствовав, как русло, в которое вёл Джонни, вновь заставило его истинные желания пробудиться от глубокого забвения. – Со мной отец, скорее всего, прекратит общение. Мать, может быть, нет. Он ей, правда, запретит это, а зная её мягкий характер... Втихаря, наверное, она найдёт способ мне помочь. В любом случае, я не рассчитываю на чужую помощь. Как и ты, я не бедствовал. Но я не думаю, что не смогу выкрутиться. Ты не прав, когда говоришь, что придётся подниматься с нуля. Мы с тобой владеем опытом, ты и я – не чистый лист, а целая книга.       – И что ты собираешься делать, когда от тебя откажется семья?       – Ну, если мы продолжаем развивать эту версию событий, то я бы стал музыкантом. А благодаря интернету у меня вообще никаких проблем с деньгами не будет, я в этом просто уверен. Без гроша не останусь.       – В который раз поражаюсь твоей смелости, – с придыханием произнёс Джостар, запрокинув голову на матрас. Тоскливый и уставший взгляд был устремлён в потолок.       – Ты ошибаешься, Джонни, – сквозь улыбку ответил Джайро, – я ни за что не решусь на такой бунт. Разве что если ты сделаешь это вместе со мной.       Джонни пришлось вновь поднять голову и посмотреть на друга в большом недоумении.       – Ты на что-то намекаешь? – опасливо уточнил он.       – Нет, но если ты хочешь, то я буду, – отозвался итальянец с хитрым прищуром, – только вот ты струсишь.       – Ты берёшь меня на слабо? – оскорбившись, Джонни фыркнул. – К твоему сведению, я действительно боюсь. Странно не бояться, когда впереди только неизвестность. Мы, можно сказать, отказываемся от стабильности.       – Попробуй посмотреть на это с другой стороны: стабильная работа не гарантирует духовную стабильность. А теперь выбери, что для тебя лучше.       – Ну, я не буду бояться сдохнуть от голода, если выберу первый вариант...       – Тогда решено. Сиди и учи математику, amico.       – Стой-стой-стой! – закричал Джонни. – Ещё ничего не решено. И вообще, почему ты сейчас тестируешь меня? Что насчёт тебя?       – А я готов, Джонни! Только скажи – я брошу всё, и мы отправимся покорять Америку. Или весь мир, если того пожелает твоя душа.       – Ты так просто на это согласился?       – Конечно нет, наивный. Задолго до этого разговора ты, сам того не понимая, заставил меня пересмотреть свои жизненные ориентиры. Ты оказался тысячу раз прав, когда сказал, что работа хирургом меня сломает. По большей части потому, что я не оправдаю ожиданий отца из-за своей, как он это называет, сентиментальности. О, нет, вот что-что, а отказаться от неё я не смогу. Тут ничего не поможет – я весь в мать.       – Поэтому музыка тебе так подходит, – отозвался Джонни, озарившись осознанием.       – Да! Ты спрашивал мою мечту, так вот она: хочу писать музыку, а в ней запечатлеть всё, что для меня важно. И я уже решил, про что будет первая песня. Догадываешься?       – Про отца? – неуверенно предположил он.       – Нет. Про тебя.       Лицо Джонни осветилось любовью, а в груди вспыхнул огонь, каких человеку не доводилось видеть наяву. Глаза у Джайро тёпло-зелёные. Для Джонни это больше, чем просто оттенок. Его глаза – путеводная звезда в ночном небе, луч солнца во мраке, маяк в тумане над морской гладью. Тёпло-зелёные глаза любили Джонни, а ему лишь оставалось надеяться, что его голубые глаза Джайро тоже видит тёплыми.       – Спасибо, это очень много значит для меня... – только и смог ответить он. Под светом лучезарной улыбки Джайро, ему захотелось прибавить: – Если бы я мог сотворить хоть что-то этими руками, я бы тоже нашёл, что посвятить тебе.       – Посвяти мне свою первую победу в Кентукки Дерби, малыш Джо, – Цеппели игриво подмигнул.       Но вид Джостара вдруг сделался серьёзным: светлые брови сведены к переносице, между ними образовалась морщинка, глаза поблёкли, губы скривились.       – Я безумно боюсь, что ничего не получится. Ты не представляешь, насколько. Мне страшно, но это, кажется, единственный выход. Ник тоже не мог поступить иначе. Ты убедил меня, что мне необязательно повторять его судьбу. Я имею в виду, что... Мне почти не рассказывали, от чего он умер, и я запомнил это так, будто всё случилось именно потому, что Ник ослушался отца. Теперь я вижу, что это глупо. Ты говорил, что некоторым вещам просто суждено случиться. В таком случае, если вдруг мне и суждено умереть, то явно не потому, что я не захотел работать в компании отца. Я всё ещё боюсь, меня до трясучки пугает неизвестность, но если ты, Джайро, будешь со мной, я готов ко всему.       Джайро, пребывавший некоторое время в напряжении, с выдохом отпустил скопившийся груз. Его улыбка растянулась до ушей, а тёпло-зелёные глаза заблестели от влаги. Он рухнул со стула на колени возле Джонни и одним движением крепко прижал его к себе, зарывшись носом в светлую макушку. Руки обхватили его спину, и он почувствовал тепло чужого тела.       Им было неудобно, однако они хватались друг за друга, как за спасательный круг, и Джонни чувствовал себя в безопасности.       – Пообещай мне, amico, что мы сделаем это вместе, – шептал Джайро ему в макушку, а затем протянул ему мизинец, – Вместо университета пойдём воплощать свои мечты, и плевать нам, что скажут отцы! Пообещай.       Джонни не колеблясь сплёл мизинцы воедино.       – Обещаю.       Близкая связь между друзьями стала ощущаться ещё ярче. На церемонии вручения аттестатов Джайро не мог перестать смотреть на Джонни, всем своим видом говоря: "Мы им всем покажем, вот увидишь!" Под "всеми" он, конечно, имел в виду отцов. Джонни тогда впервые увидел Григорио Цеппели вживую: высокий плечистый мужчина лет пятидесяти с седеющими волосами и суровым ястребиным взглядом. Именно этому человеку Джайро не побоялся бросить вызов. Судя по тому, как он холодно общается с сыном, его гневу не будет предела, когда запланированное вступит в силу. Несмотря на видимую сдержанность, старший Цеппели позволил себе сдержанно улыбнуться, когда Джайро вышел получать аттестат. Может, он всё же любил сына. Во всяком случае гордился – у Джайро хороший средний балл. Джонни задался вопросом: изменится ли Джордж в лице, когда наступит очередь его сына? "Я не хочу знать," – решил юноша. Со сцены в толпе он будет искать тёпло-зелёные глаза.       Только вот их обладатель даже не подозревал, что ещё задолго до выпускного у Джонни всё пошло наперекосяк.       Он проходил по коридору мимо гостиной, где, сидя в кресле, отец читал газету.       – Джонатан, – вдруг раздался голос, – подойди сюда.       Парень по обыкновению почувствовал холодную испарину на затылке, и дрожь прошла по позвоночнику.       – В какой университет по итогу ты собираешься поступать? – осведомился мужчина.       Вот он – момент X. Или не момент? Джонни не успел разобраться. Разговор на повышенных тонах должен состояться после экзаменов, а они ещё не наступили. Значит, ему стоит соврать, верно? В любом случае, он уже давно определился с учебным заведением.       – В Ричмонд.       – В Ричмонд... – повторил Джордж с неясной озадаченностью. – А если не поступишь в него, то куда?       – В Луисвиллский.       – Хороший выбор, – одобрительно ответил он, перелистнув страницу газеты. – Подумай подольше, время ещё есть.       К разговору пришлось вернуться после того, как Джонни получил результаты экзаменов. Они были выше среднего, но недостаточно хороши, чтобы удовлетворить Джорджа. Мужчина, однако, сдержался от уничижительных комментариев и предпочёл тщательно проследить за тем, чтобы сын правильно подал документы, а после мониторил электронный почтовый ящик. Тогда-то реально наступили неприятности. То ли Джордж догадывался, что сын может саботировать поступление, то ли изначально желал взять всё под полный контроль. У Джонни внутренности сжимались до микроскопических размеров, и сам он чувствовал себя ужасно маленьким, когда отец внимательно наблюдал за каждым его шагом.       – Что-нибудь пришло? – интересовался Джордж, сидя за столом в своём кабинете, когда сын наконец объявился. – Пора бы уже.       – Нет, – соврал Джонни, переминаясь с ноги на ногу, – ничего не пришло.       – Не может этого быть, прошло уже достаточно времени.       – Может, меня никуда не взяли? – попытался сгладить углы он.       – Тогда бы прислали письмо с отказом. Давай я проверю твою почту, – мужчина резко поднялся с места, и трагедия Джонни внезапно стала неизбежной.       Он не мог его остановить, тогда бы возникло море вопросов, которые стали бы для Джорджа веской причиной в обязательном порядке прошерстить компьютер сына. Сказать, что устройство сломалось, – не вариант, ведь его пойдут смотреть, чинить, а тогда уже не отвертеться. Ситуация принимала безвыходный характер по мере приближения отца к комнате Джонни.       Конечно, он нашёл письма от обоих университетов, ни одно из них не являлось отказом. Джордж отчитал юношу за невнимательность, а далее, разумеется, лично убедился, чтобы сын сделал все оставшиеся шаги для полного зачисления.       Джонни чувствовал, что ему нужно что-то сделать, а не беспомощно смотреть, как отец перекрывает пути отступления. Обучение оплачено, на конец июля куплены билеты на авиаперелёт. Ситуация поставила вопрос ребром: либо сейчас, либо никогда. Ему вот-вот стукнет 18 лет, он станет совершеннолетним, и отец не сможет позвонить в полицию с просьбой найти сбежавшего подростка. "Тогда в чём проблема?" – звучал голос Джайро в его голове. Джонни имел право подать на отчисление в любой момент, ему никто не сможет помешать...       Но уверен ли он, что хочет этого? Верховая езда – серьёзно? Никто не будет воспринимать его всерьёз. Да и это ему не по карману, учитывая отношения с отцом. Плакала его мечта, получается. Хотя Джайро, кажется, искренне в него верил. "Он наивен, – рассуждал Джонни, – ничего не выйдет. Чтобы иметь возможность заработать приличную сумму, я должен отучиться хотя бы в колледже. С моим отцом у меня нет альтернатив, только экономический факультет. Я могу попробовать подчиниться, а потом устроиться в какой-нибудь (точно не отцовский) офис, поднакопить денег и... Я буду уже не в том возрасте, а от сидячей работы заработаю себе кучу проблем со здоровьем. Кажется, всё давно уже решено за меня."       Всё тайное становится явным. Совсем скоро Джонни пришлось встретиться с Джайро в парке. Друг светился безумной радостью.       – Ньо-хо, малыш Джо, пора собирать чемоданы! Отец не хочет меня видеть! – отчаянно-торжественно объявил он.       Но Джостар не смог разделить его радости.       – Мне не нравится твоё лицо, – забеспокоился Цеппели, замедлив шаг, – что-то случилось?       – Джайро, – с большим усилием начал он, – я поступил в Ричмонд. На экономиста.       От услышанного итальянец побледнел. В глазах померкла искра, с лица сползла улыбка.       – Скажи, ты шутишь?       – Нет.       – Ты... – Джайро выдохнул и спрятал лицо за ладонями, пытаясь прийти в себя. Затем он опустил руки и пронзительно посмотрел на друга. – Это часть плана, да? Ты что-то задумал?       – Нет, – на выдохе ответил Джостар и с чувством заговорил: – Джайро, прости, мне очень...       – Замолчи! – остановил его Цеппели с нескрываемой обидой в голосе. – Нельзя разрушать клятву на мизинцах. Ты пообещал мне, помнишь? Джонни, ты дал обещание!       – Я помню! Послушай, я знаю, что поступил очень плохо, мне правда жаль, но...       – Ты не просто плохо поступил, amico, ты плюнул мне в душу! – в сердцах воскликнул Джайро, аккомпанируя беспорядочной жестикуляцией. – Если ты не был готов, зачем тогда было говорить мне всё это? Все эти слова о том, что со мной ты пойдёшь на всё... Зачем?.. Ты выбрал тянуть до последнего! У меня ведь нет возможности дать заднюю, я ни за что не стану унижаться перед отцом! Какой ты после этого друг, Джонни? Ты паскуда!       Джостар затравленно опустил взгляд, не находя подходящих слов. Он жалел, что вовремя не посоветовался с Джайро; что молчал, пока не стало слишком поздно; что предал своего единственного друга – человека, который относился к нему с огромной любовью.       – Я не хочу больше видеть тебя, – сквозь зубы подытожил Джайро. – Ты мне противен.       От неожиданности Джонни засипел носом и уставился на друга испуганно.       – Джайро, ты должен выслушать меня! – отчаянно взмолился он.       – Что я должен выслушать? Как ты действовал за моей спиной? Причины, почему ты бросил меня у разбитого корыта? Не надо только оправдываться! Ты явно поступил в Ричмонд не сегодня утром, ты планировал это заранее! И знаешь, что самое обидное? Тебе было плевать на меня. Плевать на наш уговор, на нашу дружбу. Ты думал только о себе.       – Нет, это не так! – возразил он.       – Действительно! Ведь только люди, которых очень заботит судьба других, будут поступать, как ты! Мне есть чему у тебя поучиться, – ядовито отозвался Джайро.       Джонни вздохнул в отчаянии, утратив всякую способность говорить, чтобы переубедить рассвирепевшего друга.       – Всё, сил моих больше нет, – объявил Цеппели, – прощай, Джонни, был рад знакомству!       С этими словами он покинул место встречи. Джонни смотрел ему вслед, пока фигура парня не стала незаметной сквозь гущу деревьев. Он даже не пытался догнать, остановить, вразумить – бесполезно. Разъярённый Джайро – бескомпромиссный и безапелляционный Джайро.       Ещё никогда Джонни не было так противно от самого себя. Хотелось силой содрать внешнюю оболочку и забыть её образ навечно. Первую неделю он рыдал так, что становилось больно дышать. Приходилось сдерживать истошные крики – настолько он себя возненавидел. Но недостаточно в нём было силы духа, чтобы открыть окно диалога с Джайро и написать огромное полотно извинений, жалких оправданий и сожалений. Вовсе не оттого, что не хотел. Ещё как хотел, только вот до дрожи страшился обнаружить себя занесённым в чёрный список. Джонни также сократил до минимума своё пребывание вне стен дома, потому что встретить Джайро для него теперь равносильно смерти. Ни совесть, ни чувство вины не дадут ему пережить это столкновение: его попросту расщепит на атомы от горя.       Улетая в Ричмонд, Джостар надеялся обрести хоть какое-то спокойствие. Это, конечно, невозможно, если учесть то, насколько дорог ему был Джайро и насколько паршивый конец их дружбы. Его не простят, разумеется, не простят. Джонни бы не простил. Хотя, к слову, ему сложно представить себя в ситуации на месте того, перед кем должны извиняться.       С какой же невыносимой болью он встретил осознание, что это его первая серьёзная ссора с кем-то, кроме отца или матери, когда она ещё была частью семьи. Все конфликты в младшей и средней школе не имели никаких последствий и решались как по волшебству: на следующий день или, в худшем случае, через неделю никто уже не помнил о разногласиях. Джонни банально не знал, как себя вести в случае, если тема ссоры весьма серьёзная и без участия обеих сторон не рассосётся. Разница в возрасте с Николасом была благоприятна для постоянных сцен между братьями, однако их удавалось избежать благодаря Нику, который всегда выбирал дипломатию как самый верный путь решения всех конфликтов. С младшим братом он был мягок и с огромным терпением объяснял то, что по-хорошему должны объяснять родители. Будь он в живых, Джонни без раздумий бы ему позвонил ещё задолго до ссоры с Джайро. Тогда, может быть, сейчас всё было бы иначе.       Николаса очень не хватает рядом. Не хватает также и его мудрых советов, слов поддержки, братского объятия. Он заступался за младшего перед отцом; закрывал ему уши, чтобы тот не слышал родительских скандалов. С ним Джонни чувствовал себя в безопасности, а потеряв его, был вынужден противостоять миру один на один. Джайро не заменил ему брата и не стал новой фигурой рыцаря-спасителя. Между ними стоял знак равенства. Они компаньоны, союзники, соратники – словом, те, кто пойдут в огонь и воду не друг за другом, а рука под руку. Теперь же у Джонни не было ни защитника, ни союзника. Одного он потерял по воле судьбы, а второго – по собственной вине.       Первые два курса университета стали непростым испытанием. Мысли о Джайро стали постоянными гостями в голове страдающего Джонни. Он являлся ему в самых разных обличиях: начиная обыкновенными воспоминаниями и заканчивая жуткими и совершенно безумными ролями, которыми Джонни бредил в худших кошмарах. То была страшная и абсолютно нежелательная обсессия человеком, вызванная тоской по временам, когда всё было хорошо. Учёба давалась втрое сложнее с подобным эмоциональным грузом. Чем дальше в лес, тем злее волки – идти вперёд с осознанием этого обессилившему человеку сродни пытке. Джонни терял всякое желание существовать, и вместе с тем его упрямое рвение к жизни не давало ему расстаться с нею. Если ему приходилось ползти по тернистому жизненному пути, он вгрызался в землю и продолжал движение.       К последнему курсу старый друг постепенно становился частью тёмного прошлого, которое Джонни если и ворошил, то с большой опаской. Необходимость вернуться на время домой по окончании университета вызвала у него приступ неконтролируемой паники. Однако оно того не стоило. Луисвилл утратил былые краски и оказался пустым и бездушным, всё вокруг ясно говорило: Джайро нет в городе. И тем не менее, каждый закоулок кричал: здесь был Джайро!       Джостар не мог задерживаться там дольше, особенно со сварливым отцом, от которого успел отвыкнуть.       Освоиться в Нью-Йорке не составило большого труда. Хотя с поиском работы пришлось попотеть. Всё окончательно осточертело, когда очередная заявка была отклонена. Ментальное состояние пошло на резкий спад, а просветлений не наблюдалось. Воспоминания о юношестве возродились из забвения, Джонни потихоньку вновь начинал жалеть об ошибках прошлого, когда из Steel Inc. перезвонили.       Всё-таки время лечит. Сначала событие рвёт тебя на части, затем ты молишься, чтобы твои страдания утихли, и наконец становится легче. К тому моменту Джонни мало что мог изменить, как ему казалось. Он обозначил главным то, что ему удалось сделать определённые выводы из произошедшего, чтобы впредь таких ошибок не допускать. Теперь всё, что с этой историей можно было провернуть, заключалось только в пересказе её на пьяную голову. "Я был таким тупым мудаком раньше, вы себе даже представить не можете..." – на этом, пожалуй, всё. Он не вдавался в подробности кто, что, где – важно то, что случилось предательство. Этого достаточно, чтобы другие поняли, насколько гадкий перед ними человек – так про себя думал Джонни. Кто эти самые "другие" нам знать не дано. Воображаемые собутыльники разве что, ведь Джонни так и не смог найти кого-то настолько близкого, чтобы исповедаться. Даже Хот Панц оставалась в стороне.       Только вот на этот раз Джостар намеренно никого к себе близко не подпускал, хотя желающих дружить оказалось немало. Дело в том, что он, возможно неосознанно, искал кого-то похожего на Джайро. Но, конечно, это невозможно: Джайро неповторимый.