По приказу

Неделя спокойного и чёткого исполнения плана на базе приносила дискомфорт из-за постоянного ощущения слежки. Бет казалось, что буквально каждый был готов доложить о любой её ошибке Грейвзу. Техник-сержант замечала на себе взгляды сослуживцев и не понимала, что это: осуждение, сочувствие или подозрение. Тревога, ко всему прочему, мешала спать, и каждый новый день намеревался стать тем самым, когда её поймают за очередной промашкой. Больше всего разочаровывало отсутствие сигарет, которые могли бы сгладить эту нервозность. Вернувшийся из отпуска Ноа был ярым противником курения, а потому просить у него захватить из города блок пачек было бесполезно. Постоянно стрелять сигареты Бет тоже не хотела, стараясь воздерживаться. Она заметила, что её руки начали слегка трястись во время выполнения задач, например, по заправке ракет, и это выбивало из колеи ещё больше. — Бет, давай я скажу, что сама подвергла опасности миссию, — Рейчел чувствовала себя виноватой из-за такого состояния командира отряда. Она изредка пыталась заговорить, но шатенка отвечала тихо и односложно, что никакого разговора не выходило. Это было непривычно, и Уилл едва ли может вспомнить момент, когда техник-сержант вела себя так последний раз. — Не надо, в итоге виноваты будем обе: я не сообщила о твоём физическом состоянии, хотя знала — ещё хуже, а тебя и отстранить могут вообще, — Бет затягивала гайку ствола на пушке самолёта, заканчивая чистку. — Да уж, весело вам тут было вдвоём, пока я отдыхал, — Ноа наблюдал за Рейчел и Бет со стороны, стоя у стены ангара. — Ни на минуту вас, девочки, оставить нельзя. — Ой, заткнись, — нахмурилась Рейчел. — Не встревай. — Да ладно, всего лишь пытаюсь разбавить вашу мрачную атмосферу. Улыбнитесь, смотрите какой день хороший: солнце светит, мы в ангаре одни, никто за Бет не следит, её даже не отстранили! Ну предупредил Грейвз тебя, ну и ладно, — пожимает плечами Датчер, блондин чуть ниже Бет ростом. У него прямой нос, голубые глаза и аккуратная щетина, за которой он особенно следил. Ноа, как и Рейчел, был рядовым авиации первого класса, хотя и старше девушки — ему уже 24 года. — К тому же, Бет, понижение может открыть для тебя новые возможности: сосредоточишься на чём-то помимо армии, семью, например, заведёшь. Отдохнёшь от ответственности, всё такое. — Да блять, Ноа, не у всех такое желание быть домохозяйкой, как у твоей жены, отвали от Бет, — Рейчел скрестила руки на груди, прожигая взглядом мужчину. Ей казались эти замечания и предложения абсолютно неуместными на фоне состояния Бет, тем более, было вообще несложно заметить, что армия для техника-сержанта — не просто работа. Элизабет игнорировала эти разговоры. — Дальше по плану на обед идите, я на стрельбище, — будто в пустоту произнесла техник-сержант, сразу же покидая ангар. — Да что с ней… так на замечание руководства реагировать… — услышала тихий вопрос Ноа, когда уходила, но не обратила внимания. Бет потратила бо́льшую часть жизни на армию. Это не было осознанным желанием изначально. После окончания школы, Бет не смогла поступить в колледж, в основном потому, что на этот период пришёлся развод родителей, и денег просто не хватило, никакие гранты ей не светили. Военная академия оказалась неплохим вариантом: после неё Бет бы поступила в регулярную армию, а после — в какой-нибудь колледж. Она неплохо справилась с собеседованием с приёмной комиссией, показала хорошие результаты физической подготовки. Поступив туда в 17 лет, через 4 года она вышла главным мастером-сержантом, сразу же записавшись в регулярную армию морской пехоты. И что-то остановило её от мысли бросить армию ради мирной жизни. После стольких лет железной дисциплины, такой близости с оружием и техникой, Бет решила остаться. Армия предлагала хорошие социальные компенсации, и было бы глупо так просто оставить их. На самом деле, Грейвз прекрасно знал, что в регулярной армии Элизабет впервые разбила самолёт во время выполнения операции. Такие ситуации случались, за них, естественно, пилоты получали выговоры, особенно если в теории потерь можно было избежать. И несмотря на все предыдущие случаи, когда Бет блестяще справлялась со своими задачами, этот несчастный «Супер Шершень» встал костью поперёк горла начальству. Нельзя было спорить, он очень дорогой в производстве, в то время, 5 лет назад, был ещё дороже. Бет долгое время корила себя за то, что отказалась от предложения лейтенанта, которому передали отчёт об обстоятельствах потери одного из самолётов, «уладить вопрос между собой». В тот день погибли солдаты, лишённые части поддержки с воздуха, и бо́льшую часть вины скинули на Бет, чей отряд из 10 человек также погиб. Понижение до рядового авиации первого класса в такой ситуации — очень мягкое наказание, потому что в теории её могли отправить под военный трибунал, если бы дописали ещё сказок в этом отчёте. Бет, конечно, была частично виновата, как и разведка, не доложившая о новейших зенитных комплексах на прибрежной зоне, как и начальство, неверно рассчитавшее возможности наличия дополнительной техники у врага. Разумеется, ей перекрыли возможность когда-либо восстановиться в звании. Бет долго размышляла, так ли сложно было залезть под стол лейтенанта, чтобы «договориться». Прокручивала у себя в голове его животный взгляд тёмных глаз, частое дыхание, касания её оголённых плеч, талии, скованной майкой. Часто вспоминала его хмурые редеющие брови, когда она отказалась. «Я думал ты поумнее будешь, шлюха». Начальство прекрасно знало, когда подписывало отчёт, что вина не могла быть на одном человеке. И Грейвз тоже знал, поэтому через пару лет предложил Бет вступить в ЧВК «Шэдоу Компани», обещав хоть и не совсем восстановить в звании, но не препятствовать её продвижению и уж точно позволить начать не с рядового. Гиббс была бы идиоткой, если бы отказалась. Сейчас ей 28 лет, и создаётся ощущение, что она снова на том же месте, только особо винить больше некого. Все те последствия, которые приходится сейчас разгребать, — дело рук самой Бет. И если она снова попадёт в ту же ситуацию, если её снова понизят… что делать? Грейвз не похож на того, кто готов простить оплошности за полчаса работы под столом, между его ног. А готова ли Бет пойти на это? В документе приходится описывать буквально все детали: используемое оружие, количество магазинов и патронов, какие отработки планируются. Она быстро получила печать, дозволяющую пройти на стрельбище — скорее, тир закрытого типа, — где очень хотелось выпустить пар. Начальство крайне строго следило за моральным состоянием солдат, которые получают доступ к оружию: каждому было необходимо еженедельное посещение военного психолога. Следующий сеанс для Бет назначен через два дня, если только её не вызовут на какую-то миссию, которая сможет помешать этому. А ей хотелось избежать этой промывки мозгов. Каждый раз спрашивали одни и те же вопросы о самочувствии, о качестве сна и сновидениях, которые могли сниться. Было понятно, что психолог, нанятый для ЧВК, не сильно горел своей работой, так что выполнял всё строго по пунктам, ничего лишнего. Он, разумеется, не мог отказаться от какого-то разговора, который мог завести солдат, но слушал его откровенно скучающе. Бет не пыталась даже заикнуться о своих переживаниях. Выдача боезапасов проходила совсем недалеко от самого тира. Само стрельбище — небольшое помещение по типу куба, разделённое на более узкую часть и широкую, где как раз стояли автоматизированные картонные мишени. Надежды Бет побыть здесь одной, поскольку все остальные солдаты были заняты обедом, разрушились, когда она услышала этот знакомый громкий смех. Компания Соупа могла бы быть приятной, если бы рядом с ним женщина не увидела массивную фигуру лейтенанта. Девочки в душевых были правы, он действительно просто громадный. В теории, ему вообще не нужно было оружие, он же голыми руками может всем шеи ломать. — Ага, и он потом с такими глазами сидел, будто ему по затылку… О, Квин, — Соуп не прекращает улыбаться, обращая взгляд на стоящую за спиной Гоуста фигуру. — О, Соуп, — не вторя его манере, более сдержанно произносит Бет. — Почему вы здесь? Сейчас же обед. — Ну, ты же тоже здесь, а не в столовой, — пожимает плечами Джонни, увиливая от ответа. — Искала компанию, lassie? — Не совсем, — Бет опускает взгляд на винтовку в руках. Помимо «выпустить пар» для неё было важно испробовать новую вещицу, на которую она копила три месяца. Техник-сержант приобрела хороший закрытый тепловизионный коллиматор с 6 режимами яркости подсветки — давняя хотелка, которая, скорее всего, будет валяться в НАЗе, зато греть душу. — Обновку опробовать. — Ничего себе, ты как его прицепила? У вас же складной должен быть коллиматор, встроенный, — Соуп забавно вскинул брови, подходя ближе, внимательно всматриваясь в изменение стандартной винтовки. — Да, но ещё они предусмотрели планку Пикатинни, так что меня было не остановить, — Бет пожимает плечами, проходя к одной из стоек. Она разложила 3 магазина рядом с собой, на столешницу, прицеливаясь. — Braw, — вырывается с губ Соупа, когда он сразу же слышит низкий раздражённый голос Гоуста, как будто ему приходится минимум пару раз на дню напоминать Джонни не переходить на шотландский. — Английский, Соуп, — лейтенант отходит к стене, скрещивая руки на груди. Казалось, он скучает и уже хочет избавиться от компании, о которой он не просил. — Да круто, говорю, — вздыхает шотландец, закатывая глаза. Раздаются первые выстрелы из винтовки Бет, пустые гильзы отлетают в сторону со звоном. Новый коллиматор приводит до этого апатичную женщину в восторг. То, как он выделял «цели» рыжей окантовкой, выглядело не так впечатляюще — пока — потому что картонки не предусматривали таких технологий для отработки. Лёгкая улыбка расцвела на губах Элизабет. Пожалуй, она давно не радовалась так обновкам. Бо́льшую часть денег так или иначе переводили на счёт, к которому был доступ у её матери, достаточно старой, но ещё работающей. Очевидно, одной ей поддерживать хозяйство и обеспечивать даже одну себя уже сложно. Бет было не жалко оставлять ей почти все деньги. Однако потеряв в зарплате, сможет ли она обеспечивать мать на том же уровне? Конечно, мать не скажет ничего в упрёк дочери, особенно зная, что теперь она, вероятно, в меньшей опасности, и даже есть вероятность исполнения её мечты — внуки, но для самой Бет поддерживать маму было важно. Элизабет чувствовала ответственность за женщину, которой стоило бы уже отдыхать у себя дома, рассаживая цветочки по горшкам, а не переворачивать лежащих пациентов. Отстреляв магазин, Бет подхватывает второй, и им же подцепляет опустошённый, отбрасывая в сторону. Эти механические звуки приносили какое-то особенное удовольствие. Отдача, бившая в плечо, ощущалась так породному, как будто дружеский толчок. Руки чувствовали какую-то вибрацию, жужжание внутри. Приятное чувство, такое далёкое в кабине самолёта. — Та-ак, что за свидание у тебя было в кабинете Грейвза? — Соуп неотрывно наблюдал за выстрелами Бет, удивлённый, что пилот действительно неплохо стреляет, особенно для той, кто постоянно находится в небе. — Ты выглядела какой-то… понурой, что ли. — Выговор, — коротко ответила Бет, выстрелив прямо в центр мишени тремя пулями. — Проебалась в своём решении, получила по заслугам. Сказал, ещё один раз — понизит. — Жёстко, — Джонни не находил что сказать, выдав всего лишь одно ёмкое слово. — Всё так плохо? — Прикрыла рядовую, она едва ли справилась с управлением, почти попала под ракету, до этого совершила ранний выстрел до разрешения, и это — один месяц. Во мне явно видят проблему, — Бет пожимает плечами так, будто ей всё равно, хотя в душе бушует неистовая буря тревоги и сожалений. Она сама не понимала, зачем рассказывает про это. Стоило бы стыдиться, скрывая свои неудачные решения, а не делиться ими с человеком, с которым один раз выпила и один раз покурила. — Один из моих подчинённых говорит, что, может, это к лучшему. — А ты сама что думаешь? — Шотландец опирается спиной о столешницу, смотря за сосредоточенным взглядом Бет, когда она, наконец, отводит взгляд от коллиматора, осматривая свою компанию: Гоуст не отводил взгляда от техника-сержанта, но ничего не говорил, а Соуп смотрел так серьёзно, будто сам решал, лишить ли Элизабет погонов. — Я думаю, что армия — моя жизнь. Я потратила на неё слишком много времени и сил, а ещё у меня есть обязанности перед матерью и страной, которая подарила мне дом. Уже поздно отступать, — она упёрла взгляд в пол, затем снова посмотрела на Соупа. — Мне нравится твой настрой, — мужчина хлопает шатенку по плечу, а затем добавляет: — нам, если честно, уже пора, но это… если нужна компания для перекура, найдёшь меня. Он улыбается на прощание, затем разворачиваясь, Гоуст молча идёт за ним. Это было непривычно для Бет. Возможно, ей действительно бы понадобилась компания как-нибудь, когда она будет готова. Шатенке нравилось это открытое дружелюбие Джонни, оно казалось таким невинным, ни к чему не обязывающим, она неосознанно тянулась к нему. Опустошает последние два магазина, а затем подбирает гильзы для отчётности. Она раскладывает их по карманам разгрузки, направляясь к небольшому помещению с припасами. Там ещё раз демонстрирует документ и использованные предметы, которые служащий забирает. Он не обмолвился и словом, но то было к лучшему. Бет невероятно устала. Она быстрым шагом доходит до столовой, где выбирает очень простой обед: овощи на пару и сосиски, которые, на самом деле, ненавидела. Взяв поднос, видит, что Рейчел и Ноа до сих пор здесь, хотя прошло около 40 минут с момента, как техник-сержант их оставила. Шатенка подсаживается к ним, заставая их разговор: — Да глупо так за карьеру хвататься. Ну посмотри на меня: я отлично себя чувствую на должности рядового, тебе вообще нужна эта морока? — Ноа вскидывает бровь, скептично наблюдая за Рейчел. — Да, нужна. Я знаю, что достойна большего, и знаю, что справлюсь с этими обязанности, так почему бы и нет? Я же не виновата, что у тебя амбиций как у старика, ты типа всего уже достиг! — А я и достиг: у меня есть работа, сын и жена, беременная вторым, — разводит руки мужчина. — И всем советую. — Жену найти? Ну-ну, — Рейчел отодвигается от стола, утомлённо смотря на сослуживца. — О, Бет, ты пришла... — Пришла, а вы ещё здесь, — в голосе не было особых эмоций, шатенка констатировала факт. — Хотели составить тебе компанию, ты выглядишь ну совсем разбитой, — подключается Ноа. — Сегодня вечером служба, капеллан приезжает. Пойдёшь? — Разумеется, — Бет кивает головой, начиная пережёвывать мягкие овощи: красный перец и кабачок попали на её вилку. В них не было особых специй, но это как будто не замечалось за всеми мыслями, роящимися в голове. — Тебе бы на побывке в церковь сходить, а? — не унимался он. — Легче станет, сама знаешь. — Знаю. По ней было заметно, что разговаривать дальше она смысла не видела, намекнув, что стоило бы поесть в тишине. В помещении всё ещё шумели солдаты, переговаривающиеся, гремящие столовыми приборами о тарелки. Запах еды бил в нос, будто бы пытаясь лишить шатенку аппетита, но она упорно продолжала проглатывать еду, за которую заплатила. Бет чувствовала лёгкий ком в горле, словно пища вовсе не хотела проходить дальше, и всё равно старалась игнорировать это чувство. Когда тарелка наконец опустела, Элизабет встала, взяв поднос, широким шагом дойдя до стойки, где оставила посуду, а затем выходя из столовой. Она не стала оглядываться, идут ли подчинённые за ней, направляясь уже на автомате куда-то дальше по расписанию.

***

Бет сидела в комнате досуга, наблюдая за англиканским капелланом, проводящим проповедь. «Мои братья и сестры во Христе» Ей нужен совет. Она не понимает, разве спасая жизни солдат, она не исполняет свой прямой долг? «Мы собрались здесь, чтобы почтить память наших павших товарищей и размышлять о нашей миссии как христианских воинов. В этом призвании мы находим слияние веры, долга и любви к нашей стране». Павшие товарищи. Бет, конечно, не могла спасти всех. Но почему приказы вышестоящих препятствовали попытке помочь хоть кому-то. Боже, если все мы дети твои, почему же одни приказывают идти против законов твоих? «Наконец, мы призваны любить нашу страну. Мы любим ее историю, её культуру и ее людей. Мы любим её идеалы свободы, справедливости и равенства. Мы любим её за то, что она есть, и за то, чем она может стать». Бет любила Америку своей какой-то любовью. США не были её родиной, но они дали ей дом и возможность заботиться о своей матери. Грейвз, конечно же, — не вся Америка, но ведь она снова здесь. Снова на грани оказаться выброшенной на обочину служебной жизни. «В эти трудные времена нам может быть трудно понять, как следовать этим призваниям. Может показаться, что мир разрывается на части, и что наши собственные сердца порой полны страха и сомнения. Но мы должны помнить обещание нашего Господа: «Я с вами во все дни до скончания века» — Матфея глава 28, стих 20». Разве Господь наш здесь? Разве Бет не заслужила его помощи и любви, раз старается следовать учениям. Мир погряз в конфликтах, войнах, человеческой грязи, и её задача не только, как солдата, но и как англиканки — защищать мир, хотя бы в своей стране. Неужели она делает что-то неправильно? «С помощью Божией мы можем преодолеть любые трудности и исполнить наше призвание как христианских воинов. Давайте же посвятим себя служению Богу, нашей стране и друг другу. Аминь». По комнате прошёлся шёпот «Аминь» и Бет вторит этим словам. Часть солдат поднялись с диванов и кресел, покидая комнату, Бет же дожидалась, пока капеллан закончит разговоры с оставшимися. Ей нужен совет. Она прячет лицо в своих ладонях, угрызаемая сомнениями. В грудной клетке словно разверзлась дыра, такая глубокая, что, если в неё что-то кинуть, никакого эха не последует. Она затягивала в себя всю уверенность Бет, как водоворот. Женщина чувствует тянущую боль под лёгкими, словно из неё должны были выкачать кислород, но вместо этого пробили дыру из снайперской винтовки. — Дитя, — её вырывает из топи странных ощущений голос капеллана. Он выглядел лет на 30, брюнет с красивыми зелёными глазами, заслуживающий доверия всего мира. — Тебя что-то гложет. Ты осталась одна, позволь выслушать тебя. Бет послушно подходит ближе, усаживаясь перед капелланом, игнорируя стул, прямо на пол, на свои колени. — Отец, я запуталась. Помогите мне, проясните, если приказы вышестоящих противоречат словам Господа нашего, что же мне делать? — Она не смотрела не него, уперев взгляд в пол. — Дитя, ты, как и другие солдаты, всегда находишься меж двух огней. Ваша задача одна из самых сложных, но нельзя забывать, что ты христианский воин, в твоих руках свет, который ты несёшь в мир. Не забывай, ты должна быть смиренна, помолись о своих командирах, о ясности и мудрости, чтобы снизошла до них. — Но разве я могу ставить какую-либо цель выше жизней моих сослуживцев? — Бет, наконец, обращает взгляд на мужчину, всматриваясь в его мягкие черты лица. — Не забывай, дитя, смотреть на приказы с разных сторон. Твои сослуживцы попадут в объятия Господне, а твоя миссия на земле должна быть выполнена. Конечно, тебе сложно, но Господь наш не посылает нам испытания, с которыми душа наша справиться не может. Верь в Создателя нашего, и все трудности станут для тебя преодолимы. Аминь. — Аминь, — тихо произносит Бет, разочаровываясь. Пожалуй, он прав. Бет сто́ит поумерить гордыню, довериться Господу и командирам. В конце концов, она меч в руках Божьих. — Спасибо. Бет встаёт, покидая комнату. Она чувствует, как задыхается в духоте коридоров, желая поскорее освободиться от оков этих стен. Они словно сжимаются вокруг неё, едва ли не касаясь плеч, и наличие здесь других солдат усугубляет ситуацию. Сама не замечает, как выбегает на улицу. Шатенка наконец может почувствовать свои лёгкие, щекотку где-то в груди от холодящего воздуха и… дым. Боже, как ей хочется курить. Она в гипнозе подходит ближе к источнику этого горького запаха, находя там ту самую громадную мужскую сидящую на каменных ступеньках фигуру, которую стоило бы бояться. Она почти разворачивается, чтобы оставить молчаливого мужчину в покое, но слышит насмешливое: — Боишься, что ли? — его голос ниже обычного из-за сигарет, вибрация словно пронзает всё тело Элизабет, и она застывает на месте. Секунд 20 молчит, размышляя, затем выдавая ответ: — Нет. Подсяду? Хоть подышу запахом табака. Гоуст лишь кивает, когда Элизабет спускается на ступеньки, ощущая холод камня. Она старается держаться на уважительном расстоянии, хотя лестница не сильно это позволяет: всего метр в ширину, когда сам лейтенант занимает чуть больше половины пространства — так что Бет ненароком касается плечом его массивных рук. Она молча так шумно вдыхает этот дым, закрывая глаза, что не замечает, как Гоуст протягивает ей открытую пачку. — Бери, — рокочет он, не смотря на неё. — Что это? — она открывает глаза, наконец смотря на предмет в его руке. Это чёрная пачка с чёрными толстыми сигаретами внутри, видать, новая. — Не «Винстон», — усмехается мужчина. — Сейчас передумаю, бери. И Бет послушно вытягивает пальцами одну из сигарет, обхватывая её губами. Тело, словно помнящее, уже чувствует какую-то эйфорию от одного ощущения фильтра во рту. — Огонь есть? — Бет угукает, доставая из кармана чёрных карго зажигалку. Как только язык пламени поджигает край сигареты, она едва ли не стонет от удовольствия, которое ощущает. Дым такой плотный, табак крепкий. Как же она скучала по этому ощущению. Гоуст тем временем убирает пачку в карман джинсов. В этот раз тишина не казалась давящей. Бет чувствовала какую-то свободу, пришедшую с никотином, щекочущую пальцы рук. Сознание чуть затуманивается, и ей хочется упасть на чуть поросшую траву и смотреть на едва появляющиеся звёзды в небе. — Соуп сказал, что «Винстон» курю? — решает завести разговор Бет, на что Гоуст тихо мычит в подтверждение. — Он… общительный. — Болтливый, хотела сказать? — беззлобно произносит лейтенант. Бет старается не смотреть на него, понимая, что, подтягивая балаклаву к носу, он всё ещё ожидает какого-то личного пространства и сохранения своего инкогнито. — А ты, значит, любительница ослушаться приказов? Отличная пара. Бет вздыхает громко, чтобы Гоуст точно понял её недовольство. — У меня просто другие приоритеты. Я не считаю, что всегда права, но иногда… можно было бы прислушаться к моим решениям тоже, я считаю, — кажется, накипевшие мысли вырываются с губ Бет без её воли. Хочется повернуться и посмотреть в глаза мужчине, сказать: «Посмотри! Разве по мне видно, что я не знаю, что делаю?», но она противится этому порыву. — Квин, ты сержант, не офицер, ещё и женщина, — Гоуст глубоко затягивается, делая паузу. Он выдыхает дым свободно через ноздри. — Не по погонам тебя слушать, тебе стоит это понять. Шатенка затихает. Это правда. Как бы не хотелось верить, но армейская иерархия, даже в ЧВК, которая казалась намного свободнее морской пехоты, всё равно была нерушимой. И никакая уверенность Бет в своих действиях не переубедит вышестоящих. Если у неё есть военный опыт, этот опыт есть и у других. И что же, слушать теперь каждого щегла? Нельзя не заметить, что к ней относились с подозрением ещё из-за военной академии. Многие солдаты здесь получили свои звания за опыт на поле боя, а она — за 4 года учёбы. — Хотя, — Гоуст заканчивает курить, потушив сигарету о поверхность ступени, затем натягивая балаклаву на лицо. — Это не значит, что ты не должна к себе прислушиваться. Командование не всегда право, но на приказы болт класть не советую. Бет поворачивается к мужчине. Он бросает на неё последний взгляд абсолютно спокойных карих глаз, и теперь его маска черепа ощущается не так жутко, как тогда, в первую встречу, а скорее как-то умиротворяюще. Это так необычно — перестать ощущать страх и дискомфорт от пугающего символа смерти прямо на лице человека. Гоуст поднимается, без слов удаляясь к административному зданию, а Элизабет, наконец очнувшаяся от размышлений, чуть громче ему в след говорит: — Гоуст… Спасибо.