Завтра будет лучше

      Скользкая, рыхлая земля под ногами, куча незнакомых людей вокруг, голоса сливаются в одну неразборчивую кашу, сводящую с ума. Обрывки фраз, которые доносятся до ушей маленького мальчика: «не могу поверить, что это случилось. Как же так? Такой молодой.»       Казалось, что среди всех этих людей был только один, кто все знал, кто все понимал. Шестилетний мальчик, который знал, что это случится, что отец погибнет, что это была большая глупость, что было странно надеяться. Мать не говорила с ним об этом, но стены в коммуналке не такие толстые, а ночью часто не спится. С кухни то и дело доносились разговоры матери с дядей об этом. Серце Леви будто замирало каждый раз, как он слышал плач Кушель, но был слишком мал, чтобы осознать, почему ощущает это странное покалывание в груди.       Отец уехал в Афганистан, чтобы заработать денег, квартиру, машину. Что обычно ещё обещают за то, чтобы использовать людей в качестве пушечного мяса? С того момента Леви почти каждый день слышал разговоры матери с родственниками и друзьями об этом. Сама же Кушель старательно обходила эту тему в общении с сыном, а Леви знал все и вопросов не задавал, чтобы лишний раз ее не тревожить.       Он и не догадывался, но для своего возраста он был слишком эмпатичен, что со временем не изменилось, но спряталось за вынужденной черствостью.       Леви смотрел, как влажная от дождя земля падает на крышку гроба, капли отбивают ритм о зонты, холодная и худая рука матери сжимает маленькие пальцы и дрожит или от холода, или от бесконечных рыданий. Леви знал, что так и будет, а остальные будто надеялись на лучшее, на благосклонность судьбы, на бога, в которого не верили… — Леви, — голос Кушель нервный, будто она торопится, — Леви? — звучит незнакомо холодно. — Че? — Леви устало поднимает голову, отрывая взгляд от тарелки с едой, к которой он даже не притронулся. — Ешь и собирайся в школу, — Кушель быстро ходила по квартире в верхней одежде, собираясь на работу, параллельно собирая сына. — Я не голоден.       Леви отодвинул от себя тарелку и поднялся из-за стола. Стул неприятно скрипнул по паркету, от чего Леви слегка поежился и вышел в длинный коридор, столкнувшись в дверях с дядей. — Малец, тебя подвезти? — Больно надо. — Не груби, у меня вообще-то подарок для тебя, — Кенни достал из-за спины небольшой бумажный сверток и протянул Леви. — С днём рождения. — Я не праздную, ты же знаешь.       Недовольно вздохнув, но подарок Леви забрал. Радость дни рождения Леви перестали приносить ещё лет с десяти. Гости приходили, дарили подарки, поздравляли, желали всего, чего только можно было, но Леви совершенно ничего не испытывал в такие моменты. Он не понимал, почему все радуются. Вокруг нищета, разруха и голод. — Я знаю, но тебе шестнадцать все же. Открой, — Кенни с предвкушением улыбнулся. Леви драматично закатил глаза, сорвал бумагу и проговорил: — Вау, плеер, — он поднял безэмоциональный взгляд на Кенни и добавил, — спасибо. — Импортный, из Японии, — он кивнул своим словам. — Чего нос воротишь? — Не ворочу я ничего. Сказал же. Спасибо.       Не дожидаясь ответа, Леви быстрым шагом пошел вдоль коридора. Он уже знал, кому можно загнать этот плеер, поэтому отказываться от подарка не собирался. Он быстро накинул куртку и вышел из квартиры, громко хлопнув дверью. — Оставь его, — Кушель похлопала Кенни по плечу, который так и остался стоять, глядя на закрывшуюся дверь. — Да любой другой ребенок был бы счастлив, если бы ему подарили плеер! — Он… Не любой другой ребенок, ты знаешь об этом. — Десять лет прошло, а его это до сих пор тревожит? — И это ты тоже знаешь. Его вовсе не это тревожит, — Кушель закурила сигарету и протянула пачку Кенни. — Он почему-то возложил на себя ответственность за то, что происходит в мире, отменил для себя все радости. Просто прими это, ему не будет легче, если ты будешь об этом напоминать. — Мелкий Иисус, — фыркнул Кенни.       И это было правдой. Леви ни разу не говорил обо всем, что думает и чувствует, с матерью, но она и без слов его прекрасно понимала.       В школе Леви тоже не был таким простым. Пока все обсуждали песни Мадонны, которые им удалось достать, куда сходить на дискотеку, и у чьих родителей можно стянуть сигареты, Леви думал о том, когда уже закончатся уроки, и он скорее сможет пойти бродить по улицам наедине со своими мыслями. Не то чтобы одноклассники не понимали его, нет. Наоборот. Леви не понимал их.       Но он не был таким уж отшельником. Друг у него был, один, но был. Фарлан был единственным, с кем Леви не только здоровался из приличия. У него отец ушел из семьи, когда тому было три года, мать осталась одна, есть нечего, и Фарлану приходилось после школы идти на подработку, чтобы были деньги. Он не особо понимал людские радости, как и Леви, возможно, это их и свело. — С днём рождения!       Только Леви зашёл в класс, на него накинулась одноклассница. Петра всегда пыталась контактировать с ним, но каждый раз с разбега влетала в стену из угрюмого взгляда и односложных ответов. — Это тебе, — она протянула Леви открытку, сделанную своими руками, и радостно улыбнулась. — Я сама нарисовала. — Спасибо, — Леви покрутил подарок в руках и прошел в самый конец класса.       Леви было приятно, что Петра потратила время и нарисовала открытку, но ее даже не продашь.       Старая деревянная парта, исписанная синими чернилами, скрипучий стул, холодные стены, окна, покрытые инеем, проржавевшие батареи, которые еле пропускают тепло, облупившаяся известка на потолке и лампочки, что еле заметно подмигивают ученику, который вдруг отвлекся от урока, чтобы разглядеть такую интересную трещину на потолке. Почти всегда этим самым учеником был Леви. Вот и сейчас он весь в своих мыслях пялится на люстру, которая, кажется, скоро отвалится. — Аккерман! — Че? — фыркнул Леви, скучающе бросив взгляд на учительницу, которая явно ждала ответа на какой-то вопрос.       Тишина в классе, тишина в коридоре, все одноклассники смотрят на Леви. Похоже, начался урок, а он даже не заметил. — Что, — поправила учительница. — Ты все же в классе русского языка и литературы.       Альма Георгиевна. Учительница русского языка и литературы, классная руководительница и просто добрая женщина лет тридцати, которую Леви было искренне жаль. Она действительно хотела учить детей, ей действительно нравилось это, но так уж вышло, что ей достался класс оболтусов, которые ее ни во что не ставили. — У вас новый одноклассник, он сядет с тобой, Леви.       Леви только сейчас обратил внимание на парня, который стоял рядом с Альмой. Высокий, на две головы выше учительницы, светлые волосы, натянутая улыбка и пристальный взгляд, который будто пытался прожечь в голове Леви дыру.       Леви хотел спросить, почему именно с ним, но быстро окинув класс взглядом, понял, что единственное свободное место было именно рядом с ним. «Ровно тридцать», — мелькнуло вголове Леви. Новенький прошел вдоль рядов, провожаемый взглядами одноклассниц, и сел рядом с Леви, который любезно убрал сумку с соседнего стула. — Привет, — тихо произнес парень. — Угу, — Леви даже не посмотрел на него, тут же открыл тетрадь на последней странице и начал что-то старательно чиркать карандашом. — Я Эрвин. — Угу-у-у, — протянул Леви. — Что рисуешь?       Леви недовольство выдохнул через нос и поднял руку. — Что, Леви? — Альма оторвалась от объяснения темы урока и жалобно посмотрела на него. — Можно выйти? — Урок только начался, Леви. — Я щас обоссусь. Учительница устало вздохнула и ответила: — Выйди.       Леви захлопнул тетрадь и чуть ли не пулей вылетел из класса. Конечно, ему не нужно было в туалет, но у него было явное ощущение, что сегодняшний день пытается стереть его эмоциональное состояние в порошок. — Странный, да? — к Эрвину обернулась Петра и улыбнулась. — Я Петра, — она протянула руку, которую Эрвин мягко пожал. — Не обращай внимания, он у нас… Не от мира сего. — Одаренный? — Что? — Ну-у-у… — Эрвин покрутил пальцем у виска. — Что?! Нет! — Петра! — учительница грозно посмотрела на нее. — Нет, — продолжила Петра шепотом. — У него там… Просто сложная ситуация в семье…       В класс вернулся Леви и так же быстро, как ушел, вернулся на место. — Короче, если захочет, сам расскажет, — закончила Петра и отвернулась к себе.       Леви знал, что его обсуждают, знал, что и сейчас о нем говорили, но ему было совершено плевать. Если бы его обсуждали прямо при нем, он бы и слова не сказал, даже не посмотрел бы на них. Он давно привык к этому, давно понял, что думать об этом и возмущаться выйдет дороже для нервов. У него есть дела важнее. Например, за сколько загнать новый плеер, подаренный дядькой, как незаметно подсунуть деньги матери, что наплести Кенни о том, куда делся подарок.       Леви вздрогнул и удивлённо посмотрел на Эрвина, который вопросительно глядел на него. Он снова пропустил вопрос, снова не заметил, как прошел урок, снова не услышал звонок. В какие-то моменты ему начинало казаться, что все вокруг это один большой странный сон. Лицо Леви посерьезнело, и он спросил: — Че? — Не покажешь школу? — Нет.       Леви быстро собрал вещи и направился к двери, но его одернула учительница: — Аккерман, — Альма привстала из-за своего стола и с еле заметной мольбой посмотрела на Леви, — познакомь Эрвина со школой, — ее губы сжались в тонкую полоску, от чего Леви становилось ещё больше жалко ее. Она явно не хотела доставлять дискомфорт своей просьбой. — Пожалуйста. — Хорошо, Альма Георгиевна.       Она благодарно улыбнулась и неловко села обратно на стул. Леви кивнул в сторону двери, глядя на Эрвина, и вышел в коридор. — Она какая-то странная, — вдруг сказал Эрвин, догнав Леви. — Альма? — Да. — Она не странная, — недовольно фыркнул Леви, — у нее неблагодарная работа и класс, который считает ее странной. Не удивлюсь, если однажды у нее съедет крыша из-за того, что какой-нибудь придурок в очередной раз сорвёт урок. — Ладно. — Здесь толчок, но не советую туда ходить, проще до дома дотерпеть. Там все провоняло ссаниной и дедовскими сигаретами, воды там нет. — Серьезно? — Нет, шутка. Хочешь — рискни, — Леви приглашающим жестом указал на дверь. — Нет, спасибо. — У тебя в школе не так было?       Леви потянул Эрвина за рукав, чтобы быстрее протиснуться через толпу младших классов. — Нет. — Откуда ты? — Родители по работе переехали из Москвы. — Оу, — Леви многозначительно поджал губы. — Что? — Ниче. — Что значит «оу»? — Ниче, просто… Оу. Отъебись. — Тебе не кажется это невежливым? — Эрвин приподнял бровь, вопросительно глядя на Леви. — Извините, сударь, — Леви остановился и неловко исполнил реверанс, — где мои манеры? — Почему ты такой странный? — И это я невежливый? — Извини.       Удивлённо оглядев Эрвина, Леви развернулся и молча пошел по коридору. Да, он странный, он знал, что люди его считают таким, но сам о себе он так не думал. — Столовая — путь к гастриту и язве, — Леви указал на ярко-голубые двери, — наверху — актовый зал, тут — спортзал. — Кажется, ты единственный, кто в этом классе относится к Альме Георгиевне, как к живому человеку. — Че? — Извини, у тебя проблемы со слухом? — Нет у меня проблем.       Леви недовольно мотнул головой и одарил Эрвина серьезным взглядом. — Она хороший человек, делает для нас только хорошее, а эти засранцы ее доводят, — вдруг начал Леви. — Она не заслуживает такого отношения. — Ты добрый. — Я знаю. — И… — Урок скоро начнется, потом покажу остальное.       Эрвин так и не договтрил, Леви снова бесцеремонно потянул его за рукав белой рубашки за собой. Леви знал, что он хороший человек, что он обладает эмпатией, что не станет делать человеку плохо, если тот не поступает плохо с ним, но слушать от других об этом не хотел. Ему казалось, что это лесть, что на самом деле он не заслужил, чтобы о нем отзывались хорошо. Почему? Даже он не знал ответа. — Эй, Леви, здорово, — к нему подошёл Фарлан и протянул руку. — Ты решил прийти в школу? — Леви в ответ сжал руку друга и коротко тряхнул. — Да, мать отправила.       Фарлан заметил Эрвина, который уселся за парту Леви, и перевел удивленный взгляд на друга. — Это Эрвин, — Леви обернулся, проследя за взглядом Фарлана. — Он теперь в нашем классе. Сраная интеллигенция из МАсквы. — О чем шушукаетесь? — раздалось позади них шепотом. — Изабель, — буркнул Леви. — Не подкрадывайся. — И не подслушивай, — добавил Фарлан. — Я не подслушиваю, — она недовольно надула губы. — Когда вы меня уже возьмёте в свою банду? — У нас нет банды, — недовольно прошипел Леви. — Есть, все говорят.       Леви хотел что-то ещё ответить, но его прервал звонок. Первый и последний, что он услышал за сегодняшний день. *** — Так значит… У тебя сегодня день рождения? — Эрвин шел следом за Леви, который медленно спускался по бетонной школьной лестнице. — А ты экстрасенс, да? — С днём рождения.       Леви недовольно зыркнул на Эрвина и покачал головой, оставляя его в непонимании. Эрвин зачем-то весь день таскается за Леви, хотя тот ещё после второго урока показал ему всю школу, и нужды наблюдать недовольное лицо и упираться в сухие ответы Леви не было. Не то чтобы Леви была неприятна компания Эрвина, он не очень понимал, зачем Эрвин ходит с ним.       Наблюдая за тем, как Леви поднял ворот черного бадлона и накинул кожаную куртку, Эрвин спросил: — Тебе не холодно? — Нет.       Эрвин пожал плечами и намотал вокруг шеи вязаный шарф. Конечно, холодно, декабрь, вокруг снег и сильный ветер, но нежелание доставлять матери дискомфорт было сильнее. Леви понимал, что денег не так много, и лучше он съёжившись добежит до дома, чем потратит хоть копейку из ее кармана. — Осторожно! — крикнул Леви, заметив, как Эрвин неосторожно наступил на ступеньку и соскользнул.       Леви быстро ухватил его за ворот пальто и потянул на себя, возвращая на крыльцо. — Скользко… — ещё не осознав, что произошло, выдохнул Эрвин. — Наблюдательность — твоя фишка?       Леви сунул руки в карманы и быстро спустился по ступенькам, пока Эрвин приходил в себя. Безопасность детей явно не было первостепенной заботой школьной администрации, ступени никто не чистил и ничего на них не стелил.       Леви быстрым шагом направился в сторону дома, но остановился, заметив рядом Эрвина. — Чего тебе? — Ничего, — он усмехнулся и пошел дальше.       Один — один. Настала очередь Эрвина быть загадочным и оставлять Леви в непонимании. Леви тряхнул головой и пошел следом. — Преследуешь меня? — хмыкнул Эрвин и довольно улыбнулся. — Я… Живу в той стороне. — Значит, нам по пути, — Эрвин поправил шарф, чуть спуская его вниз. — Чем занимаешься в свободное время? — Ничем. — Звучит… Не очень весело. — Да. — Что тебе нравится? — Дай подумать, — Леви разбежался, прокатился по льду и обернулся к Эрвину, — хм… Ничего. — Не может быть, — Эрвин догнал его, — то, что ты только что сделал, тебе явно нравится. — Это… Я просто проскользил по льду. — Да, но тебе же понравилось. Леви задумчиво пробежал взглядом из стороны в сторону и ответил: — Да, наверное. — Отлично, — Эрвин улыбнулся, — мы выяснили, что тебе нравится скользить по льду. Что ещё? — Не знаю… Жареная картошка с грибами и… Танцевать. Пока никого дома нет, ставлю пластинку битлов и… Да. — Пластинки? Я думал, все уже давно на магнитофоны с кассетами перешли. — Ну… — Пластинки это круто. Оу, мой подъезд. — Парадная. И… Леви не успел закончить, сзади послышалось: — Эй, малец, — к ним подошёл Кенни, который нес большой черный портфель. — Че? — Леви с явным раздражением посмотрел на него. — У тебя ключи есть?       Леви достал из кармана ключи и потряс ими перед Кенни. — Спасибо. Кенни уже потянулся за ними, но Леви тут же спрятал их в карман и спросил: — Твои где? — Кажется, где-то в Луге. Давай сюда, — он протянул руку. — Хер тебе, со мной зайдешь. — У тебя что, друзья есть? — Кенни глянул за плечо Леви на Эрвина и усмехнулся. — Это… Новый одноклассник, — Леви обернулся к Эрвину и тяжело вздохнул. — Это Кенни, он мой дядя. А ещё мы с тобой соседи, походу, потому что это наша парадная. — Эрувин, заходи на чай, — Кенни вдруг повис на плечах у Леви, закурив сигарету. — В карты играешь? — Я… — Отвали, Кенни, — Леви скинул его руки с себя и отошёл на шаг. — Че злой такой? Эти дни? — Боже… — Леви устало потёр переносицу пальцами и закатил глаза. — На, — Кенни сунул ему недокуренную сигарету.       Леви ничего не ответил на это, только затянулся и выдохнул через нос горький дым. Эрвин за всем этим наблюдал с максимально удивлённым лицом. Оно и понятно. Живёт он свою спокойную жизнь шестнадцатилетнего московского подростка, и тут подходит незнакомый мужик в черном кожаном плаще и с засаленными волосами и начинает что-то выяснять с его новоиспеченным одноклассником, тут же предлагает тому закурить, а он и не против. — Эй, Эрувин, что по поводу чая? — Кенни, отъебись от него, он… — Играем в дурака или в очко? — внезапно перебил его Эрвин. — Вот, это по-нашему, — протянул Кенни. — А Леви у нас такой неженка. Нет, Кенни, я не буду играть с тобой в карты, бе-бе-бе. — Я не говорю… — Да-да, всем очень интересно, малец. Идем, Эрувин.       И они действительно играли в карты и пили чай с клубничным вареньем, которое Кенни стащил из квартиры умершей соседки. Только играли Эрвин и Кенни, Леви же сидел с недовольным лицом и наблюдал за ними. — Ха! Ещё пять пышек становятся моими, — победно проговорил Эрвин и забрал себе из тарелки Кенни свой выигрыш. — Ты мухлевал! — взвыл Кенни, казалось, ещё чуть-чуть — и он недовольно затопает ногами, как ребенок. — Заебало, — тихо фыркнул Леви и ушел с кухни. — Что это с ним? — полушепотом спросил Эрвин. — Бесится, что я сегодня рано вернулся домой, — спокойно ответил Кенни, раздавая карты. — Ну… А вообще? Он же постоянно так, я правильно понял, нет? — Да, — Кенни устало вздохнул и пожал плечами. — Ему шесть было, когда отец погиб на войне, матери его на трёх работах приходится работать с того момента, потом союз развалился, все совсем херово стало, а он обрёк себя на вечные страдания, потому что… Ну, люди же страдают, почему он должен радоваться? Как-то так. Но лучше у него спроси. — Понятно… Я пойду, наверное. Было приятно познакомиться. — Ага. Эрвин взял вещи и вышел в коридор. Из соседней комнаты послышались невнятные звуки, и он тихонько заглянул туда. Леви сидел на расправленной кровати и ковырял коробку с плеером. На полу рядом стоял проигрыватель с пластинками, некоторые из которых лежали голые, небрежно оставленные на крышке проигрывателя. — Леви, — тихо сказал Эрвин и зашёл в комнату. — Ты уходишь? — Да. Чем занимаешься? — А… Пытаюсь разобраться с плеером, хочу проверить его работоспособность. Не понимаю ничего, — проворчал Леви и продолжил нажимать кнопки. Эрвин медленно подошел, сел на кровать рядом и спросил: — Я попробую? — Валяй, — Леви протянул ему плеер с кассетой и стал наблюдать.       Вставив кассету, Эрвин нажал несколько кнопок, поднял взгляд на Леви, который заинтересованно наблюдал за ним, и сказал: — Готово. Позволишь? — он надел на Леви наушники и включил песню. — Работает, — Леви стал качать горловой в такт музыке.       Эрвину показалось, что Леви даже улыбнулся, но это была совсем неуловимая улыбка, которая длилась доли секунд. Не дослушав песню, Леви снял наушники, выключил плеер и сказал: — Спасибо. Тебе не нужен, кстати? — Плеер? Нет, у меня есть, но знаю, кому может быть интересен, — Эрвин заговорщицки улыбнулся Леви. — А ты не такой простой, как кажешься, Эрувин, — спародировал он Кенни. — Да-а, — протянул Эрвин. — Но я бы оставил его, похоже, это одна из тех вещей, что тебе нравятся.