Завтра будет лучше

— Ты сдружился с этим Эрвином, я погляжу, — Фарлан улыбнулся и сунул в рот конфету, которую Леви дал один из тех бандитов. — Вроде того, — Леви царапал ножом по деревянному столу на кухне. — Он явно такой жизни, как у нас, не знал, но его не смущает весь этот дурдом. Думаю, он неплохой пацан, но с придурью. — Что, его даже Кенни не напугал? — Вовсе нет. Они в карты играли. — Да ладно? Гонишь? — Нет, серьезно. И Эрвин обыграл Кенни в дурака.       Фарлан засмеялся, как будто словил припадок. Обыграть Кенни нужно уметь, и Эрвин умел, что Леви понял сразу. Как и то, что тот мухлевал, хотя делал это очень филигранно. — Знаешь, меня калит ухажёр матери, — кончик лезвия ножа глубоко упёрся в стол, — дядька богатый, с квартирой, с тачкой, подарил ей сережки, но… Чем занимается, не могу понять. Говорит, что бизнесмен, но Кенни тоже «бизнесмен». Как бы она не вляпалась в какое-нибудь дерьмо. — Слушай, за время, как мы дружим, я понял одну вещь, — Фарлан запихнул ещё одну конфету в рот, — твоя мать охренеть какая умная, не думаю, что она способна во что-то вляпаться. — Надеюсь…       Конечно, Леви желал для матери самого лучшего и был бы рад, если бы она нашла кого-то, с кем ей будет хорошо, кто мог бы вытащить ее из всей этой помойки, рутины, бедности и трёх работ. Но отдавать ее абы кому не хотелось, а кому-то, кто мог подвергнуть ее опасности, уж точно.       Входная дверь громко хлопнула, послышалось шуршание, звуки шагов. Леви сразу знал, кто пришел. Каким-то образом он научился определять людей по звуку шагов. — Ты сегодня рано, — Леви говорил не сильно громко, но так, чтобы его услышали. — Ой, милый, ты дома? — на кухне показалась Кушель, — Фарлан, — она улыбнулась и подошла к Леви. — Удалось сегодня пораньше вырваться с работы. Вы обедали? — она оглядела стол, по которому были разбросаны фантики от конфет. — Понятно. Что мне с вами делать? — она мягко положила руку на голову Леви и заботливо пригладила его волосы. — Ма-а-ам, — он убрал руку матери и встал из-за стола. — Мы не голодные. — Вообще-то… — начал Фарлан. — Мы не голодные, — Леви подошёл к другу и потянул его за руку, — и нам пора уже. — Куда вы идете? — Кушель взяла нож, которым Леви мучил столешницу. — В книжный клуб, — Леви забрал нож себе, сложил его и убрал в карман. — В книжный клуб? — Шутка, мам. Мы просто прогуляемся. — Надень свитер, милый. — Ага, — бросил Леви и вытолкал друга в коридор.       Свитер Леви, естественно, не надел, намотал вокруг шеи шарф Эрвина, захватил сигареты и вышел в парадную. — Мы серьезно идём гулять? — спросил Фарлан, пока они спускались по лестнице вниз. — Нет, покурим и домой.       Погода действительно не радовала. Колючий ветер и мокрый снег. Как будто так и старалась соответствовать настрою Леви. Ребята вышли в тихий двор и отошли подальше от двери, чтобы дым не тянуло в окна соседей. — Твоя мать охренительная, — констатировал Фарлан, закуривая горькие сигареты Кенни. — Да, я знаю. — Был бы я чуть постарше, или она помоложе… — Ты помнишь, что говоришь о моей матери? — Извини, брат, но моя любовь к ней чиста, как вологодские росы. — Лучше замолчи. — Не кипишуй, брат, я без задней мысли. — Ага. — Я пошел, а то матушка потеряет. Давай, — он хлопнул Леви по плечу и затушил сигарету в сугробе. — Давай.       Зимний вечер, тишина, редко слышно птиц. Леви поднял голову, глядя на темнеющее небо. Снег падает на лицо. Леви казалось, если подольше постоять, то можно стать сугробом, все забудут о нем, он исчезнет под холодным пеплом, весной он растает вместе со льдом и утечет подальше. Прикрыв глаза, Леви продолжал ловить лицом снежинки. Холодные, мокрые, колючие. Но он терпел. Будто пытался понять, как долго сможет так, как долго сможет наказывать себя. Только, чтобы то, что скребётся внутри, перестало ощущаться хотя бы на несколько мгновений. — Не замёрз? — тихий, но уверенный голос рядом. «Или дольше, чем несколько мгновений,» — пронеслось в голове Леви. — Эрвин, — отозвался Леви, открыв глаза. — Чем занимаешься? — Думаю о том, как хорошо быть снеговиком. — Наверное, — нотка сомнения мелькнула в его голосе. — А ты что здесь делаешь? — Шел из магазина, — Эрвин потряс хлебом, подтверждая свои слова, — увидел тебя. Думал, ты уснул. — Был готов, если честно. Пойдем, — Леви быстро подбежал к двери, открыл и указал внутрь, пропуская Эрвина вперёд. — Куда? — Покажу кое-что. — Меня дома ждут. — Это быстро, идём.       Они поднялись на верхний этаж, Леви расправился с замком на чердак, и они оказались в слабоосвещенном помещении. — Ого, старый пыльный чердак, — по-доброму сыронизировал Эрвин.       Леви на это лишь закатил глаза и открыл грязное окно, которое вело прямо на крышу. — Иди сюда, — Леви протянул руку. — Леви, это не кажется мне безопасным. — Руку.       Эрвин сдался, ухватился за ладонь, Леви потянул его за собой, вытаскивая на крышу. — Все летние ночи провел здесь, — тихо произнес Леви и уселся на холодный металл, покрывавший крышу дома. — Здесь такое ощущение, будто ты совсем далеко от всех этих людей, мыслей, мира.       Им открывался вид на город. Крыши старых домов тут и там, тусклые огни, далёкий шум машин и закат. — Здесь так спокойно, — полушепотом сказал Эрвин, присев рядом. «Спокойствие,» — снова поймал эту мысль Леви. — Мне иногда нравится это чувство одиночества, — продолжал Леви. — Все становится таким неважным, когда ты осознаешь, что… Вот, только ты и ты. Никого больше. — Почему ты решил показать мне это? — Не знаю, — Леви пожал плечами. — Здесь красиво и… Можно побыть наедине с собой. Если вдруг нужно будет побыть одному, то… Вот.       Леви только сейчас подумал. Действительно. Зачем он позвал Эрвина? Почему-то ему хотелось сделать так, чтобы тот узнал его получше, чтобы он увидел, что есть другой Леви, не тот, что вечно с недовольным лицом, грубый и социопатичный. Хотелось показать того Леви, который что-то любит, о чем-то думает, мечтает. — Мне нужно идти, — предупредил Эрвин и поднялся на ноги. — Да, пойдем.       Квартира встретила запахом чая с мятой и сигаретного дыма. Каждый раз Леви хотелось развернуться и уйти. Он знал, если его не станет, то для матери это будет ужасным горем, а он не хотел, чтобы ей было ещё хуже. Но какая-то часть мозга все равно думала, что было бы лучше, если бы он исчез. А лучше, если бы он вообще никогда не существовал. — Милый, это ты? — послышалось с кухни. — Да, мам. — Есть будешь?       Леви зашёл на кухню, мать крутилась у плиты, варила картошку. Сев за стол, Леви снова взялся за мучение столешницы. — Не порть стол, милый, — Кушель забрала у него нож и быстро поцеловала в макушку. — Извини. — Ничего. Хотела сказать тебе… — она села за стол рядом и накрыла рукой руку Леви, — нас пригласили на ужин в ресторан. — Нас? — Леви бросил на нее непонимающий взгляд. — Да. — Твой ухажёр? — Да. Он хочет познакомиться с тобой. — Зачем? — Ну… Ты все же мой сын и самое главное, что есть в моей жизни.       Леви смущённо опустил взгляд в стол и машинально сжал руку Кушель. Он знал, что она любит его больше всего в мире, что она на все готова ради него, но иногда забывал об этом. А в такие моменты внутри что-то обрывалось, хотелось даже пустить слезу. — Хорошо, — тихо сказал он и слегка улыбнулся, посмотрев на мать. — Ты не против? — Нет. — Спасибо, — она крепко обняла Леви и поцеловала в щеку. — Это важно для меня. — Я знаю, мам.

***

— Ну что, Леви, чем занимаешься?       Марк. Так звали ухажёра Кушель. Высокий мужчина в дорогом костюме, блестящие часы на запястье, острые черты лица и темные волосы, аккуратно уложенные назад. — Ничем, учусь в школе. — А кроме школы?       Он явно не планировал просто оставить Леви в покое. Ответ про школу его не удовлетворил. И либо ему действительно интересно, либо пытался выглядеть заинтересованным в жизни Леви, чтобы понравиться Кушель. Отличный ход. Чтобы понравиться женщине, понравься ее ребенку. И это могло бы сработать, но был не учтен факт того, что Леви никто не нравится. Все люди подозрительные, все люди чего-то хотят, могут использовать, могут обмануть. — Леви красиво рисует, — вдруг начала Кушель, чтобы разбавить напряжение. — Мам.       Свое увлечение рисованием Леви не расценивал как полноценное занятие. Ему просто хотелось занять чем-то руки, и он начинал что-то чиркать на бумаге, а то, что выходило, он никому не показывал, кроме Кушель. — О, так ты, Леви, художник? — Нет.       И снова Марк упёрся в этот холодный односложный ответ и острый взгляд. Леви скучал, пришел только ради матери, он даже не был голоден, сидел и возил вилкой в тарелке. — Знаешь, у меня есть знакомый, у него своя студия живописи. Я могу спросить… — Не нужно. Я рисую только, чтобы не сидеть, молча смотря в потолок. — Возможно, есть ещё что-то, что тебе интересно? — Нет.       От раздражения Марк сильно сжал челюсти, но натянуто улыбаться продолжил. — Я отойду на пять минут, — тихо предупредила Кушель и поднялась из-за стола. — Веди себя хорошо, Леви, — она мягко погладила его по голове и удалилась.       Неловкое молчание длилось недолго, Марк подождал, пока Кушель исчезнет из поля зрения, и сказал: — Леви, мне нравится твоя мама, я бы хотел, чтобы у нас с ней что-то получилось, понимаешь? — Угу. — Я хочу с тобой подружиться, — он чуть наклонился через стол, говоря тише, — потому что ты для нее важен. — Я знаю, но я не хочу дружить. — Понимаю, — Марк тяжело вздохнул. — Не понимаешь. Я не знаю, кто ты такой, откуда у тебя столько бабла, зачем тебе понадобилась взрослая женщина с ребенком, которая работает на трех работах, чтобы не брать бандитские деньги брата. — Леви, любви неважно, сколько у человека денег. — Не затирай мне про любовь, мужик. Марк вдруг посерьезнел и ответил: — Хорошо. Может, тогда договоримся? Я не трогаю тебя, не достаю всякими вопросами, а ты не ведёшь себя так, будто я у тебя на глазах топил котят. Идёт?       Леви задумался, хмуро глядя на Марка. А вдруг мать действительно будет счастлива с ним, у них что-то выйдет, возможно, поженятся, а у Кушель больше не будет нужды надрываться на работе. Если что-то пойдет не так, и Марк обидит ее, Леви всегда может найти его и прирезать. — Идёт, — холодно ответил Леви и коротко кивнул. К ним вернулась Кушель и, сев за стол, спросила: — О чем секретничаете? — Рассказал Марку про школу, — соврал Леви и косо посмотрел на него. — О, да, — начала Кушель, — я не говорила, но Леви у нас такой умница. У него было лучшее сочинение по литературе в школе. — Мам. — Что? Я уже не могу гордиться тобой? — Молодец, Леви, — Марк наклонился и из-под стола достал коробку, которая была обернута в подарочную бумагу, — в таком случае, заслужил, — он протянул Леви коробку. — Это подарок. — Я… — Леви замахал рукой, отказываясь брать. — Милый, это подарок, невежливо отказываться, — Кушель погладила его плечо, заглядывая в глаза.       Против этого Леви ничего не мог сделать, мать была для него важна, если не больше, чем он для нее, то на одном уровне — точно. Леви взял коробку и, сдавшись, ответил: — Спасибо. — Не за что. Открывай. — Да, солнце, открой.       Леви устало вздохнул и стал снимать бумагу. Показалась коробка с надписями на английском, судя по одной из них, это был фотоаппарат. Наконец, вся обёртка была снята, Леви окончательно убедился в том, что это фотоаппарат, но не совсем простой. — Фотоаппарат, который тут же печатает маленькие фотографии, — пояснил Марк. — Можно сразу посмотреть, что получилось, не нужно нести в салон, чтобы проявить пленку. Знакомый из Европы привез. — Круто, — сказал Леви, задумчиво разглядывая коробку. «За сколько такой можно загнать барыге?» — подумал Леви. — Тебе нравится, милый? — Кушель снова заглянула ему в лицо, улыбаясь. — Да, — Леви поставил коробку рядом с собой на стол, — спасибо, правда.       Улыбка матери почему-то всегда вызывала у Леви мурашки. Кушель будто была всегда такой уставшей, что даже улыбка давалась ей с трудом, от чего Леви становилось одновременно и грустно, и жутко. Она была красивой женщиной, будто фарфоровая кукла. Но была она такой же красивой, как и хрупкой. Леви бы многое отдал за то, чтобы увидеть ее настоящую улыбку. Без усталости, натянутости и печали глубоко в глазах.       Разошлись они поздно вечером. К еде Леви так и не притронулся. Не хотел или не мог. Он так и не решил. Марк отвёз их до дома. Леви вежливо оставил их одних в машине, сам зашёл в парадную. Они были взрослыми, но влюбленность в любом возрасте делает из людей подростков, которым только и нужно, что обсосать и облапать друг друга. Леви это понимал и мешать не хотел.       Дождаться Кушель Леви решил у двери в квартиру. Устроился на подоконнике в парадной и закурил сигарету. Через разноцветные стёклышки в окне он видел машину Марка, которую освещал тусклый свет фонаря над дверью в парадную. Леви невольно улыбнулся, довольно болтая ногой, свисающей с подоконника. — На свидание ходил?       Леви поднял голову вверх по лестничному пролету на голос. Сверху стоял Эрвин, держа в одной руке мусорное ведро, а в другой — сигарету. — Третьим лишним, — тихо ответил Леви и снова обернулся к окну. — А ты что тут делаешь? «Спокойной ночи, малыши» уже закончилась, тебе в кроватку пора, нет? — Я выношу мусор, — он приподнял ведро и спустился к Леви. — Третьим лишним? — он наклонился и проследил туда, куда смотрел Леви. — Кто там? — Мать. Познакомила меня со своим мужиком. Вот, — Леви протянул коробку с фотоаппаратом, — подлизаться решил. — Ого! — Эрвин взял коробку в руки и повертел ее, оглядывая со всех сторон. — Они же дорогие ужасно и редкие. Повезло тебе. — Да похуй, загоню его барыге. Знаешь, сколько такой может стоить? — Могу узнать поточнее. — Было бы здорово, спасибо. — Не за что, я же ещё даже не узнал, — он улыбнулся, отдал Леви фотоаппарат и затушил сигарету в банке с окурками. — Не хочешь на ночь завалиться завтра? У меня никого не будет. Я у Кенни стащил бутылку гранатового вина, а один не хочу пить. — А как же твой друг? — Фарлан? — Ага. — Он работает ночью. Если не хочешь… — Я приду, — перебил его Эрвин. — Но при условии, что ты всё-таки сыграешь со мной в карты. — Я сделаю тебя, как ребенка. — Вот и посмотрим, — Эрвин хитро улыбнулся.       Дверь в парадную хлопнула, Леви обернулся, машина Марка медленно выезжала из двора. — До завтра тогда? — Леви затушил сигарету и спрыгнул с подоконника. — До завтра. — Милый, ты почему не заходишь? — на этаже показалась Кушель. — Здравствуйте, — Эрвин мило улыбнулся ей. — Здравствуйте, — Кушель улыбнулась в ответ и посмотрела на Леви. — Я Эрвин. Друг Леви. — А, друг, — он кивнула. — я Кушель. Мама Леви, — она протянула руку. — Очень приятно, — Эрвин легонько потряс ее руку. — Я пошел. Увидимся, Леви, — он снова хитро улыбнулся ему. — До свидания. — До свидания, Эрвин.       Эрвин быстро спустился вниз по ступенькам, после чего дверь в парадную хлопнулась, заставляя Леви быстро зажмуриться, а эхо — разлететься по этажам выше. — Милый мальчик, — констатировала Кушель и открыла дверь в квартиру, пропуская Леви внутрь. — Ага, — он помог ей снять пальто и сам разделся. — Опять курил? — Мам, — Леви медленно пошел по коридору, крутя в руках фотоаппарат. — Что? — Кушель шла следом. — Не начинай, — он остановился у двери в комнату и посмотрел на маму. — Ты же знаешь, я не перестану курить, если ты в очередной раз скажешь, что это плохо. — Ладно, ты прав, ты взрослый мальчик, сам все знаешь и понимаешь. Но твоё курение меня совсем не радует, ты это тоже знаешь, — она мягко погладила его по щеке и улыбнулась той самой странной улыбкой. — Я люблю тебя, солнце. — Я тебя тоже, мам.       Они разошлись. Леви устало упал на кровать, кинув коробку с фотоаппаратом рядом с собой, снова уставился в потолок. Для него было слишком много новых людей в жизни. Два. Но до этого не было ни одного. Но теперь Леви знает, что Марк сделает все, чтобы понравиться ему. Только подозрений у Леви на его счёт не убавилось, но это уже играла его мнительность.       Леви повернул голову в сторону. На столе стояла бутылка вина в окружении учебников и тетрадей. — Значит… Друг, да? — тихо говорил Леви сам с собой.