Кто тут гопник, киса?

Чимин просыпается от назойливого стука капель о наружную часть подоконника и подозрительно-настойчивого ощущения прикосновений чьих-то проворных ладоней к своей голой заднице. То, что на улице ливень, а Юнги с какого-то хрена не спится, сонный мозг понимает сразу, пытаясь лишь проанализировать своë отношение к обоим фактам гнусного нарушения спокойствия раннего субботнего утра. — Ну и какого хрена, я стесняюсь спросить? — Лениво возмущается хриплым ото сна голосом, в попытке разлепить глаза. Руки, до этого с наслаждением наминающие аппетитные чиминовы формы, на пару секунд замирают, а после Пак охает от ощущения тяжести чужого горячего тела на себе. — Доброе утро, кис, — Мин прихватывает зубами мочку его уха, при этом грубо толкаясь колом стоящим членом меж пышных половинок и пачкая чужую поясницу разводами выделившейся смазки, — а я всё ждал, когда ж ты соизволишь проснуться. — М-м-м, — Чимин тихонько постанывает, уткнувшись носом в подушку, ведь этот наглый чëрт уже давно изучил все его эрогенные зоны и грязно этим пользуется, — что за прилив нежности с утра пораньше? — Счастливые в ладошку не кончают, — Юнги отстраняется лишь на секунду, и то, только ради того, чтобы достать из тумбочки смазку и презервативы, — а я, как никогда, счастлив, — он щедро льёт пахнущий тропическими фруктами гель на сжавшуюся от контраста температур дырочку, раскатывает на пальцах один презерватив, и, не встретив никакого сопротивления, проталкивает их до костяшек, сразу начав растягивать тугие мышцы, — чëрт, киса, — проговаривает севшим от возбуждения голосом, принимаясь покусывать плечи и шею, оставляя собственнические метки на нежной коже, — тебя сколько не трахай, а ты всё такой же узкий. — Пошёл нахуй… — Не то чтобы Чимину не нравились или смущали подобные высказывания. Наоборот, Пак ловит отдельный вид кайфа, когда Юнги протяжно стонет ему на ухо, пока насаживает его на свой толстый член. Просто последнее слово он любит оставлять за собой. Чисто из вредности. — Нет уж, — Мин издаёт довольный смешок, попутно стягивая с руки презерватив, и, раскатав по члену новый, приставляет головку ко входу, сразу проталкивая его наполовину, — нахуй — это как раз по твоей части… Не имея больше никакого желания тратить драгоценное время на пустые разговоры, он резко толкается до звонкого шлепка, вынуждая Чимина громко вскрикнуть, сладко застонав, и сразу набирает скорость, вколачивая младшего в мягкий матрас. Мужчина упирается лбом ему между лопаток, двигаясь под определённым углом, прекрасно зная, куда нужно долбить, чтобы довести Чимина до бурного оргазма и судорог в конечностях. Яркие отметины, оставленные словно в напоминание о том, кому принадлежит это рыжее великолепие под ним, расцветают алыми узорами на коже, и Мин любуется ими, с каким-то извращённым удовольствием представляя, как на них будут смотреть окружающие. Возможно, Юнги немножечко собственник во всём, что касается его парня. Возможно, без «возможно». Чимин прогибается в спине, поджав пальчики на ногах от удовольствия, оттопыривает задницу и ловит перед глазами разноцветные вспышки, где-то на задворках уплывающего к чëртовой матери сознания, молясь про себя, чтобы на этот раз соседи не пришли к ним ругаться из-за слишком громких криков, развратных стонов и бьющейся о стену спинки кровати. Он вгрызается в мокрую от слюны и слëз наволочку, пытаясь хоть немного заглушить рвущиеся наружу стоны, но старший пресекает на корню любые его попытки быть тише, сбросив и подушку, и мешающее одеяло на пол. Юнги чуть сдвигается, позволив Чимину соскользнуть с его члена, но этого оказывается недостаточно, чтобы хоть немного перевести дух, потому что мужчина тут же ставит его в коленно-локтевую, начав толкаться с новой силой, предварительно сняв порвавшийся от интенсивного трения презерватив. Толстый, увитый венами член, с красной, обильно сочащейся предэякулятом головкой, гладко входит в растраханную дырку, издавая при этом до безобразия пошлые чавкающие звуки. Из-за скорости и резкости движений, вокруг туго растянутых мышц собрались излишки смазки, сбившиеся в густую пену, которую Мин, в свойственной себе манере, собирает пальцами, проталкивая еë глубоко внутрь. Эластичные стенки поддаются с трудом, но, благодаря дополнительной стимуляции, парня прошибает волной мурашек, а с члена буквально начинает капать на и так влажную от пота и смазки простынь. — Блять! — Чимин вновь вскрикивает от сильного натяжения в его бедной заднице. — Бо-ож-же… Ах… Я с-ско-о-о-ро… Юнги довольно скалится, отбросив с глаз мешающую мокрую чёлку, крепко обхватывает мясистые бедра, буквально впиваясь в них узловатыми пальцами, и толкается глубже, заставив Чимина подавиться собственным стоном. Он меняет амплитуду, переходя на короткие, но более резкие толчки, чётко вбиваясь в распухшую от постоянного трения простату. У Чимина разъезжаются колени и локти, но сильные руки не дают ему полностью лечь на кровать, чуть подбрасывая его задницу в воздухе, словно он ничего не весит. Парню безумно хочется прикоснуться к себе, дабы хоть немного снять напряжение, но он знает, что Юнги это не понравится. Поэтому всё, что ему остаётся то, это хрипеть сорванными связками и молиться про себя всем известным и неизвестным богам, чтоб не отключиться от накатывающего волнами оргазма. — Давай, рыжик, — старший делает финальные толчки, чувствуя, как тело в его руках начинает содрогаться в предоргазменной неге, — кончай. Чимин стонет на особо высоких нотах, складываясь почти пополам, пока белëсая сперма пачкает его живот, грудь и сбившуюся одним сплошным комом простынь под ним. Он почти ничего не видит из-за застилающих глаза слëз, но зато отчётливо ощущает невесомый поцелуй за ухом и требовательное «Поработай-ка ротиком, киса», сказанное чересчур ласковым голосом. Дав себе буквально пару секунд, чтобы отдышаться, младший на трясущихся ногах сползает на пол, умостившись задницей на услужливо лежащем там одеяле. Налитый кровью член напротив его лица продолжает обильно сочиться смазкой, намекая о желании его обладателя побыстрее кончить. Закусив губу, Чимин тяжело выдыхает, сконцентрировав всё своё внимание на чужом достоинстве. Обхватив ствол пальцами, он касается багровой головки и слегка сжимает её, делая несколько размашистых движений ладонью. Член в его руке пульсирует, и он мажет языком по головке, ощущая чуть солоноватый вкус естественной смазки, в перемешку со сладковатым привкусом лубриканта. Юнги сверху довольно мычит и давит ладонью на рыжую макушку, отчего Пак утыкается носом в гладко выбритый лобок, начав интенсивно двигать головой, периодически некрасиво вякая при каждом соприкосновении головки и задней стенки его горла. До их знакомства он не особо славился навыками глубокого минета, однако Юнги многому его научил, раскрыв в младшем доселе неведомые даже ему самому способности и вытащив на поверхность все его грязные кинки и желания. Он жадно сосёт, то заглатывая до самого конца, то оставляя во рту лишь головку, загнав её за щеку и обласкивая проворным языком. Мягкие ладони не оставляют без внимания тяжёлые яйца: массируют, слегка сжимая и оттягивая их, из-за чего у Юнги вырывается глубокий грудной стон, вызывающий новый прилив возбуждения. Слюны становится так много, что она начинает стекать по подбородку вязкими каплями, оставляя влажные дорожки на покрасневшей коже, и капает на пол, собираясь в маленькие лужицы. Уголки губ, растянутые вокруг толстого ствола, сильно саднят, а челюсть уже начинает неметь, но Чимин и не думает останавливаться, желая подарить своему мужчине максимум удовольствия и подвести его к желанной разрядке. В какой-то момент Юнги зарывается пальцами ему в волосы, фиксируя голову в одном положении, и делает несколько особо глубоких грубых толчков, после чего замирает, громко простонав сквозь сомкнутые губы. У Чимина перед глазами всё начинает расплываться от нехватки кислорода, в висках стучит, но привкус спермы на языке, тугими струями бьющей в горло, приводит его в чувство. — Киса… — Мин загнанно дышит, медленно отстраняясь, помогает ему подняться с пола и бережно укладывает обратно на кровать, нежно чмокнув в острую коленку, — люблю тебя, — он жадно целует распухшие губы, сразу ныряя в податливый рот языком, а после вновь отстраняется, большим пальцем стирая с чужого подбородка остатки спермы, — пить хочешь? — Я тоже тебя люблю, — Пак разваливается на матрасе звездой, не имея сил и желания даже отрыть глаза.— Да, принеси. Пиздец, с добрым утром... Я конечностей вообще не чувствую… Юнги топает босыми ногами по паркету, не удосужившись даже натянуть на себя трусы, но неожиданно замирает в кухонном проëме, встретившись взглядом с незнакомым мужчиной преклонных лет, сидящим за столом, с наполовину опустошëнной кружкой чая в руке. — Ну привет. — И Вам не хворать. — А ты, значит, Юнги? — Голос у незнакомца до мурашек спокойный и ровный. — Ну, допустим. Что-то ему подсказывает, что вся эта напускная спокойность и холодность может вылиться в весëлый мордобой со спецэффектами. — Доброе утро? — Да я бы даже сказал — охуенное. — Ну я так и понял. Чаю? — Незнакомец кивает на недавно вскипевший чайник. — Ага, сейчас… Киса! — Кричит Юнги, медленно стягивая со спинки ближайшего стула фартук и повязывая его себе на бëдрах, — к тебе тут, походу, батя приехал…