Сломанные запястья

Не было ничего особенного в том, как выглядел этот парень, но не для него. Взгляд цеплялся за все детали почти дотошно. Ему снились эти руки с почти белоснежной кожей, скользящие по холсту, оголяя тонкие изрисованные запястья. Однажды удалось рассмотреть вблизи, как по рукам змеились цветы, изящные и немного позеленевшие от времени татуировки лишь добавляли объекту наблюдений дополнительного шарма. После тщательного изучения рук с длинными хрупкими пальцами следовало лицо, которое чаще удавалось поймать лишь в профиль. Эта была действительно болезненная бледность, украшающая острые черты и усиливающая яркость карих глаз. На солнце, бьющееся из его любимого окна, глаза сияли зеленью, а иногда сверкали золотистой вспышкой. Это было очаровательно, как и мягкий контур губ и едва заметная ямочка на левой щеке. Нос выглядел так будто пережил не один удар, но приобрел от этого лишь небольшую горбинку, усеянную блеклыми узорами веснушек. Волосы почти сливались с кожей, делая человека перед ним почти инопланетным, инородным, это был холодный блонд, но он про себя думал, что всё в парне кажется холодным. Сияние его глаз было искусственным, лишь игрой света и обманом, ведь лицо редко принимало какие-то яркие выражение. Это был сосредоточенный вид, всегда когда он скользил по собственным картинам. Немного критичный взор и хаотичные мазки краски на его пальцах, а иногда и на волосах и рубашке выдавали в нём настоящего художника. Рисование явно не было вынужденной частью выздоровления. Порой казалось, что это было всей его жизнью. Кевин был не согласен. Парень, с которого он не спускал глаз сам был произведением искусства. В доказательство этому, нередко можно было проследить, как близко его лицо оказывалось к холсту, как пальцы продавливали и изучали линии рисунков, будто пытаясь слиться и стать единым целым с изображением. Уже третью неделю Кевин пытается рассмотреть, что же так старательно создается таинственным художником. Но его обзор всегда закрыт хрупкой спиной и проходящими мимо людьми. Да, и вообще его действия ненормальны. Это просто его волонтерская деятельность, ему не нужно приходить в реабилитационную клинику по выходным, пока он в отпуске. Но теперь он здесь почти каждый день, чтобы мельком увидеть этого парня. Проводить время в этой частной больнице было очень привычно. Уже пять лет Кевин проводит лето, помогая персоналу, придумывая развлечения для пациентов, которых вежливо называли «отдыхающими». Конечно, когда содержание стоит огромных денег, назовешь людей как им удобно. Это действительно элитное место, которое можно пренебрежительно назвать гостиницей для богатых наркоманов, но Кевин прекрасно знал, что это лишь поверхностное суждение. Здесь было всё, что нужно для восстановления сил и здоровья, так что было честью быть причастным к этому. Но помешаться на пациенте — это было впервые. Никто за двадцать семь лет жизни не цеплял Кевина издалека так сильно. Ему нравилось просто смотреть, наслаждаясь мрачной аурой неизвестного. Мог ли он узнать его имя? Мог ли заговорить? Разумеется. Но после стольких лет без каких-либо отношений подобное казалось слишком сложным. Да и что это даст? Очевидно, что влюбиться в этого парня он не мог. Это было как минимум неэтично, как максимум не вписалось бы в его жизнь. Так что он получал свои свободные пятнадцать минут, чтобы понаблюдать за написанием картины, а после утопал в мелких делах. Когда Кевина попросили отнести мешки с землей на крышу, он планировал, что это будет его последняя миссия на сегодня. День был слишком жарким и изматывающим, а у него ещё были планы на вечер. Крыша данного центра была великолепным местом. Четырехэтажное здание было переполнено прекрасными комнатами с бассейнами, открытыми пространствами для медитаций, большим кинотеатром, кабинетами психологов и спа-зон, но крыша — это нечто особенное. Безупречно чистое пространство с ухоженными растениями, небольшими столиками и шезлонгами. Это действительно походило на отель с видом на океан. Эти виды всегда захватывали искушенное сердце Кевина. Родившись в Южной Каролине он мог бы и привыкнуть к виду на побережье, но в Калифорнии всё казалось совсем другим. Куда ярче, теплее и живописнее, чем он когда-либо видел. У него не было огромной любви к плаванью и пляжному отдыху, но смотреть на то, как солнце исчезает за горизонтом под шум волн было удивительно каждый раз. — Ты выглядишь так, будто впервые увидел закат, — раздается тихий и равнодушный голос совсем рядом с Кевином. Это пробуждает его от транса, заставляя вновь осознать свое окружение. В его руках всё ещё мешки с землей, которые нелепо выскальзывают из рук, пока он не приходит в себя, чтобы поставить их на землю. И лучше бы было не вглядываться, но он смотрит. Смотрит на лицо, которое впервые обращено полностью в его сторону. Как же он может избавиться от мыслей об этом парне, если он буквально повсюду. Как и прямо сейчас. Под уходящим солнцем он выглядит таким же неуловимым, как и миг, когда закатные яркие переливы сменяются ночным небом. — Это всегда красиво, как впервые, — Кевин пытается быть сдержанным и не поддерживать зрительный контакт. Просто на всякий случай. — Вау, так ты всё же не немой, — парень хмыкает сам себе, но его лицо больше никак не показывает какую-то ещё эмоцию. И всё же Кевин смотрит, осознавая, что это лицо кажется смутно знакомым. Но почему? Эта задумчивость играет против него, когда парень подходит ближе к нему и небрежно щелкает пальцами перед ним. — То, что я молчал минуту перед ответом не делает меня немым, — вдруг обороняется Кевин. Всё же контакт один на один не совсем для него. Он абсолютно не способен вести себя нейтрально в диалоге. В глазах перед ним блестит что-то ярче солнца, но быстро потухает. Кевин не хочет смотреть в эти глаза, не хочет быть здесь, когда над ним, кажется, насмехаются. Вся его одержимость этим человеком сменяется чем-то тревожным, когда он стоит так близко и пристально изучает. Всё в нем почему-то кричит «беги», но он стоит на месте, ожидая дальнейших действий. — Конечно, нет, глупый. Но я почти поверил, что ты не умеешь разговаривать не поэтому, — парень плавно подходит почти непозволительно близко. — Хочешь знать почему? Всё в нём какое-то игривое и вызывающее, что заставляет Кевина чувствовать, как его сердце громко ударяется о грудную клетку. Он не хочет отвечать, не хочет ничего знать, ему нужно просто уйти, вернуться в свой дом и услышать любимый голос. Но он не двигается. — Я предположу, что ты сказал мне да, — шепчет человек перед ним, явно упиваясь реакцией. — Я решил, что ты немой, потому что ты наблюдал за мной уже столько дней, но никогда не говорил. Так что, я не уверен, кого и от чего тут лечат, вот и предположил. — Ну, это глупость, — Кевин надеется, что его голос не дрожит, потому что это уже слишком. Он чувствует себя глупым, пойманным на шпионаже, ещё и оскорбленным. — Глупость — это то, что мы не говорили раньше, красавчик. Ты будешь здесь завтра? — парень перед ним скалится, назвать это улыбкой было бы неправильно. — Да. — Тогда увидимся завтра, красавчик. Теперь тебе нельзя просто смотреть, раз уж я знаю, что ты говорящий. Иначе выпишу тебе счет за созерцание. Кевин прикрывает лицо рукой, не желая наблюдать, как он уходит. Это совсем не входило в его планы, ему совсем не стоило быть здесь, нужно было уйти домой раньше. Потому что в глубине души он знал, что тянуться к парню — плохая идея. Ему это не нужно, но теперь он не может обделить вниманием пациента. Это невежливо и лишь самую малость Кевину интересно. Оставшись на крыше в одиночестве, почти не хочется уходить. Глупые реакции его глупого тела измотали достаточно, чтобы на время просто присесть на полу и полюбоваться последними лучами света. Кевин понимает, что в шок его повергла не сама встреча, а количество деталей. Всё, что он знал ранее не сравнимо с новыми уточнениями. С этим равнодушным, но манящим голосом, с фактом, что наблюдал он не так уж и скрытно, даже дурацкое обращение «красавчик» открывало пространство для всевозможных мыслей. Быть ближе никогда не было про него. Никаких долгоиграющих связей он не заводил, поэтому этот парень так его пугает. Но может быть всё не так плохо? Он просто поговорит с ним один раз и его отпустит. Как и с любым другим человеком в его жизни это должно сработать. Да, никто его ещё ранее не интересовал так сильно, но он наверняка просто надумал себе всякого. Этот грубый и дразнящий человек вообще не ведёт себя так, чтобы понравиться Кевину по-настоящему. Значит, это безопасно. Или?