Сломанные запястья

Самая худшая боль — это боль нереальная. Самое отвратительное — помнить о пережитой боли, когда твоя память передает тебе ощущение из прошлого. И это слишком сложно поддается контролю. Иногда стоит лишь услышать упоминание части тела и вспомнить детали, которые хочется выбить из себя. Это звук ломающейся кости, хлопок от разрыва связки, пульсирующая боль, теплота текущей крови, отголосок собственного крика. Подобные фрагменты никогда не спрашивают разрешения, когда им появится. Порой достаточно лишь взглянуть на зажившее тело, проследить возможные шрамы и все чувства снова кидают тебя в тот момент. Кевин сильно трёт виски, прежде чем зайти в здание. Чтобы отвлечься от неприятного пробуждения, где он потратил двадцать минут, разглядывая собственную руку, пришлось перечислять простые факты, такие как: сегодня среда, я уйду в пять часов, чтоб зайти в квартиру Жана и Джереми, забрать нужные им вещи, собрать и отправить их по почте в их отель в Вене. И размышлять о планах на день — прекрасное занятие, когда не хочется думать о том, кого он игнорирует уже третий день. Конечно, это некрасиво и вообще глупо. Но чувства, которые Аарона привнес в жизнь Кевина за столь короткий срок излишне тяжелы для того, чтобы испытывать их на постоянной основе. Люди, ладно, только Жан его бредни и выслушивает, могут говорить что угодно о том, что патологический страх близости — решаемая проблема, но Дэю нет нужды их решать. Так что, какая разница? — Ты сегодня витаешь в облаках? — Кайла мягко щелкает его по лбу, когда садится рядом с ним на диванчик у стойки администрации. Кевин лениво разглядывает её золотистые, выгоревшие от солнца, волосы, раскиданные по плечам. Возможно, ему очень нравились волосы окружающих. Это поразительно успокаивает, может это напоминает ему что-то, но нет точного ответа, что именно. — Плохо спал, что случилось вчера вечером? — Как ты понял, что что-то произошло? — Сегодня слишком тихо. Никто не выходил из своих комнат, ты переборщила на тренинге, и все покончили с собой? Кайла давится водой, а после тихо посмеивается. — Какое интересное у тебя настроение, никогда не слышала от тебя шуток про суицид. Вообще, вчера был прекрасный групповой тренинг, но довольно эмоциональный. Плакал почти каждый. Даже, мистер «говорю только с картинами» соизволил придти. Глупо так быстро поворачивать голову при одном упоминании, но когда это Кевин строил из себя сильную уравновешенную личность. — Он ни разу не ходил на твои тренинги? Да, он и правда тебя ненавидит, — Дэй усмехается, игнорируя рассерженное выражение лица девушки. — Именно так! Он здесь почти два месяца, а разговаривать с окружающими начал только на прошлой неделе. Такой непонятный человек. Хорошо, что хотя бы в единственном числе. Два равнодушных лица разбили бы моё сердце. — Скорее твоё эго, — усмехается Кевин, внезапно вспоминая кое-что. — Ты про его брата? — О, ты слышал о нём? Такой пугающий человек, но всё же они не очень похожи, если присмотреться. Видимо, потому что один был спортсменом, а второй наркоман с опытом. Но это было заботливо, я думаю. Вытаскивать брата из передоза, находить самую дорогую клинику в стране. Может, по его поведению и не скажешь, но у Аарона есть на кого положиться. Знать бы, почему он такой. А он как назло ничего о себе не рассказывает. Всё, что было им рассказано — это про его постоянные сексуальные связи, он будто рекламировал бисексуальность. Но какие плюсы? — Кайла становилась всё громче по мере продвижения своего рассуждения, а в конце задумчиво прикусила губы и уставилась в никуда. — Куда легче найти секс, если пол не важен, пожалуй, — Кевин не уверен, что вопрос не был риторическим, но всё равно отвечает. — Ты говоришь о себе? — внезапно тихо и вкрадчиво интересуется Кайла. Кевин кивает, получая в ответ какой-то нервный смешок. — Никогда бы не подумала. — Что мне нравятся парни? — Нет. Девушки. Кевин смеётся, осознавая абсурдность подобного ответа, но быстро затихает, когда его догоняет осознание. Кайла Россо — красивая молодая девушка, которая проводит с ним чрезмерно много времени, но часто убегает не договорив или одергивает себя от прикосновений. Третий год они работаю здесь вместе, но он не замечал этого неловкого случайного флирта, который останавливался из-за мысли о том, что он гей. И сейчас он это опроверг. Какая глупая ошибка. Но винить себя в этом бессмысленно. Различить флирт всегда было сложной задачей, а Кевин понимал только прямые намёки, так что шансов и не было. — Ну, теперь ты знаешь, я пойду, — Дэй не готов к возможному развитию разговора, поэтому встает и направляется к кабинетам врачей на втором этаже. Этот этаж Кевин старался усиленно избегать, потому что ассоциации были отвратительными. Запахи медикаментов, стерильная чистота, неприятная тишина, в которой даже лампы гудят чрезмерно громко для слуха. Хоть это и не походило на типичную больницу, маскируясь под мягкими цветами стен и деревянным покрытием дверей, но атмосфера всё равно была гнетущей. Не особо вслушиваясь, совершаются механические заметки от руки. Пополнить запасы физраствора, запросить техосмотр оборудования, провести инвентаризацию, проверить сроки годности препаратов. Базовые вещи, где роль Кевина — просто запомнить и передать информацию. Врачи здесь — приятные и вежливые люди, они сохраняют деликатную мягкость взгляда и тень улыбки, но в них всё равно больше холода, чем может вынести обычный человек. После тени предательства от его памяти, подкидывающей ему сегодня все самые неприятные воспоминания, Кевин качает головой, пытаясь физически вытолкнуть неприятные мысли из головы. Ему не нужно вспоминать все свои походы по врачам, не нужно окунаться в те дни, когда кабинеты этого здания нельзя было игнорировать. Надеясь, что крыша пуста хотя бы сейчас, Кевин быстро пересекает лестничный пролёт, распахивая дверь. То, что он видит перед собой вызывает у него истерический смешок. Конечно, нет ничего удивительного в том, что Аарон здесь. Но почему с ним здесь курит новенькая, вызывает вопросы. И весьма неприятное стремление испортить настроение кому-то ещё привело к реплике, которая была правдивой, но вероятно была озвучена чрезмерно грубо: — Вэл, по предписаниям врачей тебе нельзя здесь находиться. Девушка вздрогнула и беззаботная улыбка спала с её лица, когда они столкнулись взглядами. Она медленно встала и подошла к нему, вызов горел в её глазах. Но не сказать, что это как-то трогало. — Ты не считаешь это глупым? Я здесь лечусь, но из-за попытки суицида мне нельзя находиться на крыше? — Вэлери хмурилась, не скрывая иронии в своём голосе. — Полагаю, ты можешь находиться здесь с кем-то из сотрудников, получив их разрешение, а пока у тебя есть этот запрет, ты следуешь правилам, — Кевин мягко улыбается, не пытаясь звучать тепло. Что-то в наглом лице и расслабленном виде девушки заставляло его кровь закипать. — Иди уже, пока тебя не отшлепали, бунтарка, — хриплый голос Аарона разрезает тишину, заставляя Вэл задыхаться от возмущения. Кевин же чувствовал себя нервным и глупым, будто закатил тут сцену ревности, что было странно даже для него. Он лишь рассчитывал, что со стороны его поведение не выглядело истерично. Конечно, дверь громко хлопает, когда Вэл уходит, оставляя их двоих наедине. Снова. Аарон стоит к нему спиной, прислоняясь к поручням у края крыши. — Ты не хочешь со мной общаться, да? — как-то сломлено интересуется Аарон. — Нет, правда, я понимаю, зачем успешному добродетельному спортсмену тратить свое время на какого-то наркозависимого. Ты же знаешь эту этику, да? Наркоман — это грубо, наркозависимый — это корректно, подчеркивает уязвимость вашего положения, делает вас человечнее. Так мне нагружает голову местный психотерапевт. Кевин удивлен, что не получает комментариев о своём довольно грубом поведении с Вэл, но Аарон делает вид, будто девушки тут никогда и не было. — Я не общаюсь не из-за тебя или из-за того, что у тебя зависимость, — Кевин вздыхает, проведя рукой по волосам. — Я просто, в целом, редко общаюсь с людьми. — Сложно произвести на тебя впечатление? — Аарон невесело усмехается, поглядывая на Кевина. Кевин плавится и не может не осознавать, что в глазах Аарона он какой-то недосягаемый, что за его внимание нужно бороться. Но это слишком далеко от истины, чтобы на этом останавливаться. — Я не умею сближаться с людьми, мне сложно доверять или быть полностью искренним. За всю жизнь у меня появилось только два друга, а после первых отношений, я дальше и не пытался. Мне есть что терять, поэтому мне просто нечего тебе предложить. Но точно можешь быть уверен, что я тебя не осуждаю. Аарон не смотрит на него, но они стоят, смотря на крышу вместе, их локти едва соприкасаются, но никто не торопится разрывать контакт. Тихий безмятежный вид убаюкивает, молчание не прерывается, слышен лишь шум от пальцев, что играют с колёсиком зажигалки. — Я заметил твой шрам на руке. Твоя травма была такой серьезной? — Миньярд изучает замершее напряженное тело перед собой, а затем качает головой. — Помню, когда я был абсолютно трезв умом и телом, я решил, что могу развлечься, прогуляться. Знаешь, у меня было такое прекрасное настроение, что я шёл после целого дня на улице почти вприпрыжку. А потом меня сбила машина. Машины явно ненавидят меня. И я так удачно приземлился на асфальт, опираясь на свою прекрасную правую руку. Это было омерзительно больно. Как будто во мне что-то взорвалось. И я после решил, ну, разве не знак? Был бы я под кайфом, не почувствовал бы всем телом, что сломал кость. Сломать рабочую руку всегда ужасно, но я сломал запястье, заживало оно невыносимо медленно. Из плюсов — мне продлили рецепт на викодин, а он — худшее и лучшее в моей жизни. Из минусов — сломанное запястье не позволило мне рисовать. Я буквально лишился всего, что я умею, да, и что бы там не говорили, я отлично зарабатывал на этом. Мне было девятнадцать, отвратительный возраст, чтобы научиться пользоваться другой рукой. А сейчас, кажется, что картины выходят даже лучше. Под слоем обезболивающего выходили самые мутные произведения, я назвал это своим искусством переворота, потому что всё вышло из-под левой руки. Почти заново родился. Это было так освобождающе. Кевин чувствовал, как у него заболело в груди. Найти кого-то, кто чувствовал нечто похожее было трепетным и успокаивающим опытом. Он не ожидал, что его может понять этот малознакомый парень, но может ему можно открыться чуть больше, чем он делает обычно? И это сходство казалось почти невероятным. — Мне тоже было девятнадцать, когда пришлось резко стать правшой. Я не мог играть, а это было всей моей жизнью, всем, что я умею. Это было так странно, не просто чистить зубы или застегивать пуговицы, а перестраивать всё свое тело под другую руку, чтобы удавалось пользоваться клюшкой. — Но судя по тому, что я слышал твоя игра стала лучше. Ты стал лучше. Ради своего дела и единственной работы, которую мы знали, многое можно сделать, верно? — Аарон выдерживает паузу, а затем серьезно смотрит на него. — Ты действительно удивительный человек, Кевин Дэй. Я чувствую, что выиграл лучший приз, раз уж ты открылся мне немного, всё ещё стоишь здесь. Могу я попытать удачу и разрисовать твою левую руку? — Но не пытайся написать мне свой номер снова, я сотру, — мягко подначивает Кевин, закатывая рукав рубашки. — Тогда дай телефон, — быстро реагирует Аарон, ловя его взгляд. Золотистый блеск снова гипнотизирует Кевина, когда он протягивает телефон. Быстро вбив свой номер и позвонив самому себе, Аарон возвращает мобильный, довольно улыбаясь. Его тонкие пальцы снова касаются обнаженной кожи и рисуют линии вдоль тонкого побелевшего шрама. Кевин старается игнорировать трепет и мурашки, пробегающие по коже при этом контакте, но не может не смотреть, каким воодушевленным и внимательным выглядит человек перед ним. И уже всё равно, что это щекотно, когда по руке водят ручкой, всё равно, что у него есть новый контакт в телефоне, не волнует даже то, что присутствие Аарона как первый, обжигающий горло, глоток водки. Кевину нравится этот момент, нравится, что здесь только они, а его считают удивительным. Когда движение останавливается, Кевин смотрит на свое предплечье, покрытое шипами с широкими лепестками лотоса посередине. Об этом он слышал, символ возрождения и восхода солнца. Мягкость его улыбки не должна принадлежать этому таинственному пациенту, но это факт. Аарон нежно смыкает пальцы на его запястье и изучающе смотрит в его глаза, в них горит что-то похожее на восхищение, заставляя Кевина удерживать себя от вздрагивания всем телом. Кажется, его сердце бьется у него в ушах, но его слух четко улавливает: — Мне действительно хотелось бы дружить с тобой, красавчик. Холод покрывает его сердце новым слоем, когда он обрабатывает сказанное. Дружить. Что ж, это самое правильное и разочаровывающие, что он слышал за последнее время. Кевин кивает и медленно покидает уютное убежище крыши. Он не видит, как небо медленно покрывается тучами. Он не видит хитрую усмешку за своей спиной. Он лишь чувствует, как рисунок на его коже вновь жжёт, покусывая все его старые шрамы.