заканчивается рассветом
27 апреля 2024 г. в 23:14
Ёнджун
Это постепенно вошло в привычку: ужинать вместе, засыпать под напевы дриады, принимать помощь. Если бы не Бомгю, Ёнджун бы погиб, но даже если бы он каким-то чудом избежал смерти от ранения, то внутри него всё равно ничего бы не осталось, кроме серой кучки пепла. Фей разгонял тучи тяжёлых мыслей и едкое чувство одиночества, он помогал замечать и ловить свет, в котором отчаянно нуждалось разбитое сердце. Его забота и спокойствие были настоящим исцелением. И с каждым днём Ёнджун ощущал, как всё ярче искрится нежность в душе из-за компании Бомгю. Он упал с обрыва в пропасть и должен был бы провалиться в кромешную тьму, но почему-то чувствовал рассвет на кончиках пальцев.
Раз в пару дней Ёнджун садился у окна, позволяя Гю приложить руки к спине, чтобы передать очередную порцию исцеляющей силы. На внутренней стороне век танцевали золотые вспышки и по всему телу разливалось медовое тепло. Благодаря этим чарам раны затягивались быстрее, а от лихорадки уже не осталось и следа. Но в этот раз фей не спешил отрывать ладони от спины Ёнджуна, поэтому воин забеспокоился и заёрзал:
— Не переусердствуй только! Я в порядке!
Бомгю кивнул, убрал руки и поднялся на ноги, но тут же пошатнулся, зажмурился на мгновение и встряхнул головой, словно отгоняя дурноту. Он всё же перестарался. Ёнджун поспешил поймать духа за локоть и осторожно посадить на лавочку рядом с собой.
— Всё нормально, я просто хотел, чтобы ты исцелился как можно скорее, — успокоил Гю.
Он всё ещё выглядел бледным, а его взгляд был расфокусированным. Бомгю был сильным, но не неуязвимым.
— Не хочу, чтобы мне становилось лучше, а ты при этом себя изматывал, — запротестовал воин. — Нам же некуда спешить, верно?
Джун взял бутылку с остатками морса со столика (сундука) и протянул ее духу. Тот сделал глоток, а потом ответил:
— Хм, полагаю, что так. Но тебе ещё не надоела моя компания?
— Хотел спросить о том же. Это я тут непрошенный гость… И я воин, по-хорошему я не должен тут бездельничать.
— Ты уже «умер», так что успокойся, теперь тебе некуда спешить. Ни к чему себя изматывать — просто живи. Если захочешь, отплатишь мне позже.
Ёнджун впервые за долгое время проводил дни, ничего не делая. Поначалу было странно, какое-то зудящее чувство не давало покоя, оно всё жужжало в голове и скреблось под ребрами. Он чувствовал себя виноватым и бесполезным, но потом вдруг начал замечать красоту перемен небесной палитры, начал вбирать тепло солнечных лучей и вдыхать сладкий аромат цветущих деревьев. Он любовался и длинноволосым феем, который часто сидел на полу, скрестив ноги, и старательно измельчал травы в ступке.
Бомгю был красивым, но его красота не была человеческой — казалось, что в нём жили сами стихии. Он носил широкий свитер-паутинку из невесомых нитей или белую летящую рубашку, напоминающую одеяния ангелов с картин. Его волосы часто были спутаны ветром, и иногда в них оказывались листья или маленькие цветочки, а в его ореховых глазах отражались закаты и рассветы. Он был самой природой. Живой и завораживающей.
А еще у него было красивое сердце, ведь он тратил столько сил, чтобы помочь незнакомцу. В мире, где даже друг может столкнуть тебя с обрыва, такая доброта казалась настоящим сияющим чудом и заставляла раскрыть и своё сердце в ответ.
Еще через пару дней лечения и отдыха воин почувствовал прилив сил. Ему захотелось сделать что-то, но не из чувства вины или тревоги, как это было раньше, а потому что он жаждал поучаствовать в жизни.
— Я чувствую себя намного лучше, могу шевелить руками. Позволь чем-нибудь тебе помочь. Думаю, я смогу измельчить травы или что-то вроде того? — пристал Ён тем вечером к фею.
Бомгю задумался, оценивающе посмотрел на воина, задержав ненадолго взгляд на бинтах.
— Твоя рана…
— Будет в порядке! — перебил Джун. — Во мне слишком много энергии накопилось! Кажется, я быстрее пострадаю от ее переизбытка, чем от этой царапины.
Бомгю дал Ёнджуну корзинку с уже измельченными травами и бумагу для упаковки. Движения воина сначала были неловкими, но он очень скоро научился почти профессионально складывать конвертики и завязывать банты из джутовой веревки. С тех пор, он стал чаще помогать Гю с работой. Иногда они разговаривали за делами, узнавали друг друга лучше по историям из прошлого, а порой безмолвно шуршали травами и калькой, но отсутствие слов не давило и не резало.
Иногда дух уходил на пару часов, чтобы собрать ингредиенты для лекарств или просто проверить обстановку в лесу, в другие дни — убегал к другу, а возвращался всегда с узелком вкусной еды и чистой одеждой для своего гостя.
Пока Бомгю в очередной раз отсутствовал, Ёнджун решил осмотреть его убежище.
В одном из углов возвышалась стопочка книг, но коллекция была такой разношерстной, словно их сюда случайном ветром занесло из разных уголков королевства: сборник стихов с потертым корешком и загнутыми уголками пожелтевших страниц, учебник по врачеванию, исторический роман и книги со сказками. Ещё из странностей обнаружился кружевной зонтик от солнца, банка с монетками и пара резиновых сапог — один черный, другой — жёлтый с белыми звездочками. Ёнджун хихикнул, представив фея в этой забавной обуви, с кружевным зонтиком над головой и сборником стихов под мышкой.
— Мило, — с улыбкой выдохнул Джун, стянул томик поэзии и прилёг на скамью.
Он погрузился в чтение и не заметил, как дух вернулся домой. На остаток дня зарядил дождик, вдалеке слышались глухие раскаты грома, а Бомгю заварил ежевичный чай, который почему-то не только согрел, но и развязал язык, позволяя накопившимся переживаниям обрушиться на чужую голову.
— Раньше я был отважным воином, а теперь что… Для меня больше нет места в том мире. В детстве я думал, что воины — стражи, которые защищают людей от монстров. Поначалу так и было. Я был счастлив оберегать людей, но потом нас решили использовать для устранения внутренних конфликтов, для усмирения тех, кто чем-то справедливо недоволен или для выполнения поручений тех, кто больше заплатит главе отряда… Я не хотел больше в этом участвовать, поэтому попросил об отставке. Кто знал, что отставкой окажется вспоротая мечом грудь.... Я даже защититься не успел, потому что удар нанёс мой напарник, которому я доверял.
Бомгю
Бомгю молча внимательно слушал это откровение и чувствовал, как его сердце сжималось от боли и досады за Джуна. Почему в мире людей искренние и чистые души часто оказываются отвергнутыми?
— Не знаю, что делать дальше… Я с детства жил тренировками. Все мои друзья были частью стражи. Домой я тоже не могу вернуться, не хочу подвергать опасности близких, — продолжил Ён. — Я тайно дам им знать, что жив, но я не должен быть рядом с ними.
Ёнджун казался совершенно разбитым этими воспоминаниями и мыслями о будущем. Он снова боролся со слезами, поэтому Бомгю посчитал правильным спрятать его в своих объятиях.
— Не хочешь остаться здесь? — спросил он, поглаживая Джуна по волосам. — И, кажется, я знаю, кто может помочь тебе не потерять любимое дело. На опушке леса живёт пара бродячих воинов. Они помогают жителям деревень и небольших городов справляться с проблемами или доставляют лекарства, которые мы с Тэ готовим, в труднодоступные уголки королевства. Размах не такой, как в элитной страже, но зато никто никого не использует. Они достойные ребята.
В глазах Ёнджуна загорелись лучики надежды. Он сразу стал похож на взволнованного ребенка, которому пообещали подарок, и чуть ли не прыгал от радости. Эта быстрая смена настроения трогала своей невинностью.
— Ты серьезно? Звучит просто потрясающе!
Бомгю позволил мягкой улыбке тронуть уголки его губ:
— Серьезно.
А Ёнджун не сдержал взрыв счастья внутри — позволил себе стать волной восторга и броситься с объятиями на фея, да с такими, что тот приземлился на скамейку спиной. Оказывается человеческое тепло — штука приятная. Хотелось продолжать лежать вот так в обнимку и дальше, чтобы наблюдать за зарницей, отражающейся в тёмных глазах своего человека.
Бомгю часто перечитывал стихи из подобранной у реки книги, и строки, столь прекрасно описывающие людские чувства, вызывали желание испытать подобное. Как это, когда твое сердце расцветает ярче и нежнее, чем дерево песика? И что значит быть укутанным в тепло звёзд чужой души? Почему прикосновения к тому, кого любишь, ласковее солнечных лучей на рассвете?
Жизнь лесного духа была хорошей, но её не с кем было разделить. У него копилась в душе нежность, но он не мог подарить её никому, кроме зелёных и пернатых друзей, а это было важно. Ему хотелось делиться теплом и получать его. И только с появлением Ёнджуна, Бомгю впервые начал понимать те строки из сборника поэзии.
— Спасибо за всё, что ты делаешь для меня! — искренне поблагодарил воин, всё ещё не выпуская Гю из своих рук.
— Спасибо, что остаешься рядом, — отозвался дух, позволяя своему сердцу таять.
Ёнджун и Бомгю
Субин и Кай тепло приняли Джуна в свою команду. Они помогли восстановить ему форму после того, как раны затянулись. Бомгю был прав, они оказались славными ребятами, да и душа теперь была спокойна — больше не придётся идти против совести.
И уже в конце весны три бродячих воина собрались в путешествие на несколько недель к южной границе, где разбушевался пустынный монстр. Перед тем, как они отправились на задание, Бомгю наказал:
— Возвращайся целым и невредимым! Хотя даже если поранишься, я тебя вылечу, так что никуда от меня не денешься.
И фей сдержал своё слово. На обратном пути троица столкнулась с демоническими птицами, так что им немного досталось от когтей и клювов. К счастью, серьёзно никто не пострадал, поэтому можно было обойтись без магии.
— Сиди спокойно! Не будешь слушаться, натравлю на тебя комаров, — шутливо пригрозил дух леса, со всей нежностью и заботой обрабатывая свежие ссадины на лице Ёнджуна.
Джун сидел на своём привычном месте у окна, Бомгю стоял рядом, невесомо наносил мазь на царапины, алеющие на скулах и шее. Ёнджун притянул фея за талию, уткнулся носом в хлопковую рубашку, выдохнул и позволил своему сердцу высказаться.
— Знаешь, теперь я даже благодарен, что чуть не умер в том жасминовом кусте. Если бы со мной не произошли те страшные события, я бы никогда не остановился и не осознал многие важные вещи, а ещё не встретил бы свой рассвет.
«Рассвет» склонился к воину и оставил тёплый поцелуй на переносице, пока его сердце расцветало ярче и нежнее, чем дерево персика.