У твоих ног

      Почему-то все думали, что Снейп — злой и слабый маг, помешанный на тёмных искусствах. Я могу привести множество аргументов в опровержение каждой из этих характеристик.       Он далеко не слабый. Очень далеко не слабый. А иначе почему мы травили его вчетвером? Пусть говорили только мы с Сириусом, но численное превосходство, моральное давление и блестящая, хоть не всегда от хороших поступков репутация нашей компании делали своё дело. Он знал, что, даже если выберется невредимым и расскажет правду учителям, — ему никто не поверит. Просто потому что его слова — ничто по сравнению с нашими. Да он и не стал бы никогда жаловаться профессорам, слишком гордый для этого.       Нельзя сказать, что он помешан на тёмной магии в привычном понимании этого выражения. Он восхищается мощью этого колдовства, уважает его, но так же, как и остальные, боится. Да, не показывает этого, слишком хорошо может контролировать и подавлять свои эмоции, но это не значит, что ему не страшно.       И он совсем, ни капли не злой. Мы столько лет на него нападали, а он ни разу не сделал нам больно в ответ. Защищался всегда с остервенением, упорством и страстью. Плевался ядом, дрался, даже укусил меня несколько раз. Но стоит только подумать о том, сколько у этого сильного волшебника было возможностей не только отравить или покалечить, но и убить нас, невольно возникает вопрос: почему мы до сих пор живы и невредимы? А ответ, как и всё гениальное, прост. Он не хотел нам вредить. Ненавидел за дело, ругался за дело. И всё это предельно искренне. Ни нотки фальши! Ни одной. Мы всегда обвиняли его в том, что он слизеринец, хотя вины его в этом нет, ведь не он выбирал факультет; что он грязный, и мысли и приёмы его тоже грязные; что он ябеда и стукач; что он действует нечестно и за спиной. Много в чём обвиняли. Сейчас за это непередаваемо стыдно, ведь Северус совсем не такой, а то, в чём мы его обвиняли, было свойственно нам самим. Стыдно, стыдно, стыдно… Самому от себя противно, а он нас всегда отпускал и перед преподавателями покрывал.       Я называю его по имени только мысленно, но мне кажется, что я и этого не достоин. Что я его всего не достоин, даже взгляда его. Я хочу упасть перед ним на колени, вечность молить о прощении. И чтобы он никогда не простил. Только сейчас пришло осознание чудовищности и аморальности наших поступков. Ведь он нам ничего не сделал! Он был милым маленьким мальчиком, которого мы встретили в поезде. Милым мальчиком, подарившим нам свою робкую и смущённую, но непередаваемо искреннюю и радостную от встречи с нами улыбку. А мы его унизили. Унизили при всех: при лучшей подруге, при будущих сокурсниках. Высмеяли только потому, что мантия его была перешита из женской, и одет он был бедно. Мы обидели это маленькое солнышко за то, в чём оно было совсем не виновато. С тех пор он никогда не улыбался мне так. Я хотел удавить любого, кому доставалась эта улыбка; из кожи вон вылезти, лишь бы быть на его месте. Не думаю, что расскажу такое кому-нибудь, но этот миг в поезде — моё самое светлое и дорогое воспоминание. Моё воспоминание для Патронуса.       Я ненавижу себя за то, что осознание пришло ко мне так поздно. Он чуть не умер, а я только в тот момент понял. Только в тот момент понял, что не нужна мне никакая Лили, что я и к парочке этой цеплялся не для того, чтобы привлечь и завоевать её. Мне нужен был он. Его улыбка и внимание, подаренные только мне и никому больше.       А ведь родители говорили мне, предупреждали. Когда мама пригласила к нам в гости незнакомого ей Снейпа, аргументируя это тем, что хочет познакомиться с юношей, которому удалось пленить моё сердце, я только рассмеялся ей в лицо. Когда отец меня осадил и привёл не меньше десятка примеров моих разговоров о нём только за последние сутки, я наговорил какой-то бред, что это же Нюньчик — слабый и мерзкий полукровка. Вопрос отца, когда же меня стала интересовать чистота крови, я проигнорировал, сбежав к себе в комнату, а потом и к Бродяге в гости.       А сейчас Северус едва не погиб. Я был в шаге от того, чтобы лишиться смысла моей жизни. В шаге от того, чтобы лишиться моего солнышка.