***
Время идёт, а ты всё не просыпаешься. Мне кажется, прошла уже вечность. Сна ни в одном глазу, и я рад этому, ведь не пропущу твоё пробуждение. Интересно, что за зелье меня заставили принять? Успокоительное? Мысли не дают покоя, воспоминания добивают окончательно. Мне так жаль, Северус, мне так жаль! Почему ты нас никогда не останавливал? Солнышко, ну почему? Тебе ведь было больно! В голове полный хаос, образы и события переплетаются между собой и давят на психику. Все мысли о тебе. Например, первый курс. Тогда всё было так безобидно, не правда ли? Ты был талантлив во всём, молчалив, но все видели, что ты знаешь ответ на каждый вопрос учителя. Тебе стоило начать говорить, и баллы водопадом наполняли казну вашего факультета. Это и восхищало, и бесило одновременно. Нищий полукровка уделал всех чистокровных учеников Хогвартса! Твои знания были на уровне СОВ, но даже старшекурсники иногда к тебе приходили. Как же это раздражало! Я привык во всём быть первым, везде лучшим, а тут появился ты. Мы уже тогда стали препираться друг с другом, но до драк никогда не доходило. Это было похоже на игру. Очень интересную, напряжённую и азартную, со временем переросшую в соревнование: кто кого переязвит, кто кого сильнее заденет. Нам было весело, и ты никогда не сможешь доказать мне обратное: я помню, как горели твои глаза, с каким желанием ты нам отвечал. И никогда не повторялся, паршивец. У тебя было всего одно уязвимое место, которым мы не преминули воспользоваться. Ты был физически слаб. Полёты на мётлах стали нашей единственной возможностью тебя одолеть. Летал ты хорошо, даже красиво. Весь такой тоненький и маленький, юркий и быстрый, точно фея. На одном из дополнительных уроков, которые все посещали, профессор предложила нам поиграть в упрощённую версию квиддича. Ты был охотником своего факультета, а мы с Сириусом взяли себе роли загонщиков. Ничего лучше, кроме как направить в тебя два бладжера одновременно нам в голову не пришло. Через пару секунд ты сломанной куклой лежал на земле и тихо, надрывно плакал. Даже на это сил у тебя почти не было, мы видели, что дышать тебе удавалось с трудом. Переломы рёбер, берцовой кости, многочисленные вывихи и сотрясение мозга. Не виделись больше месяца, пока тебя лечили в больничном крыле. Ты вышел бледным, измождённым и медленным от того количества успокоительных и обезболивающих, что было в тебя влито. Мерлин, как ты на нас смотрел… Сердце ныло от этого пронзительного, неверящего взгляда. Ты словно спрашивал: «За что?» — и не находил ответа. Почему-то нас это не остановило, а лишь подстегнуло продолжать издевательства. Мы назвали тебя Нюниусом и плаксой. Незаметно шутки и препирательства перешли в избиения. «Всё было безобидно», да, Поттер?! Ты такая мразь, словами не передать. При воспоминании об этом становится особенно стыдно: ты так и не смог вернуться к полетам, хотя очень их любил. Прости меня, Северус. Я очнулся от воспоминаний, потому что снова стало нечем дышать. Факт того, что я обнаружил себя стоящим на коленях у твоей кровати, рыдающим и повторяющим «Прости», нисколько не удивил. Воспалённое сознание не позволило и дальше сохранять контроль над телом и унесло в новое воспоминание. А ты помнишь, как на втором курсе мы прислали тебе поющую валентинку? Я больше месяца её делал и только спустя годы понял, почему так старался и почему неприятно было, когда Бродяга настроил её на оскорбительную дурацкую песню. Я думаю о нашем совместном прошлом, но не могу выделить чего-то особенного на других курсах. Все наши взаимодействия превратились в ссоры с последующими избиениями. Прости, прости, прости меня, Северус!***
За окном светает, когда в лазарет входит отец. К тому времени я уже всё для себя решаю, поэтому встречаю его взгляд спокойно. Медиковедьма отстаёт от него на пару минут, которые мы проводим в молчании, сперва перекинувшись парой слов: — Он? — Он. — Решил? — Решил. Его рука на моём плече ощущается привычно, вселяет уверенность и спокойствие. — Здравствуйте, Лорд Поттер. — Поппи Помфри, наша школьная медиковедьма, выглядит усталой, но сохраняет улыбку. — Прошу меня простить, эта ночь выдалась слишком сложной, чтобы соблюдать любезности, поэтому давайте сразу к делу: ваш сын не получил серьёзных травм, но не ответил ни на один из моих вопросов, хотя явно владеет необходимой мне информацией. Доставленный им ученик, Северус Снейп, получил травмы настолько тяжёлые, что я была вынуждена вызвать сюда колдомедиков Святого Мунго, поскольку даже магическая транспортировка нанесла бы ему серьёзный ущерб. В связи с его тяжёлым состоянием мне необходимо знать источник травм. Я рассчитываю на Ваше содействие, Лорд Поттер. — Я поговорю с сыном, Поппи. Родителей мистера Снейпа не будет? — Нет, они никогда не приходят. Его отец — магл, а у матери нет возможности. Ты ведь ещё помнишь историю Эйлин Принц? — Помню. Спасибо, Поппи. Не могла бы ты оставить нас? Мадам Помфри проверяет состояние Северуса и уходит, нисколько на нас не обидевшись. — Расскажешь? — Расскажу. И я рассказываю. Про всё рассказываю: про знакомство, шутки, препирательства, драки, издевательства, побои, проказы. Про то, насколько сильно люблю и не хочу отпускать. От отца нет смысла скрывать что-то, в нашей семье такое не приветствуется. — В этот раз его травмы намного серьёзнее. Почему? — В этот раз Сириус пересёк черту. Он отправил Северуса в Визжащую хижину — прямиком к оборотню. Я бежал за ним, чтобы спасти, но не успел. — Ему грозит трансформация? — Нет, Ремус только поцарапал его. Учитывая ситуацию, Северус легко отделался. — Нравится называть его по имени? — Отцовская усмешка согревает душу. — Нравится. Вот только не думаю, что имею на это право, поэтому обычно я себе такое не позволяю. Отец доволен услышанным. Нас считают сухарями, но такое краткое общение только по делу существенно упрощает нам жизнь, устраняет недопонимание и сближает. С мамой так не получится, она чувствительнее, а вот с отцом — самое то. — Что будешь делать? — Добиваться. — Поддерживаю. Пригласишь на каникулы? Мама будет рада. — Тонкий намёк на мою недавнюю вспышку не уходит от внимания. — Попробую, но не обещаю, что он приедет. — Я горжусь тобой, сын. — Даже зная обо всём том дерьме, что я сотворил? — Да, Джеймс, даже зная об этом. Объятия отца всегда крепкие и надёжные, дарящие силу. Он уходит, и я вновь остаюсь со своим солнцем наедине. Мысли не дают покоя, но план уже есть, и я успокаиваюсь. Лишь бы не испортить всё ещё сильнее.***
В себя ты приходишь долго, но я ловлю каждое движение: участившееся дыхание, дрожь ресниц, подрагивание пальцев. Задёргиваю шторы, создавая полумрак, чтобы ты мог безболезненно открыть глаза. Но без боли не обходится. Хоть ты и под зельями, полностью её искоренить никто не сможет. Тихий стон — и фиал тут же у твоих губ. Травянистая жидкость смазывает и увлажняет горло, снимает спазмы и расслабляет мышцы. Ты умиротворённо снова закрываешь глаза, но тут же распахиваешь их — понимаешь, что ухаживает за тобой не Поппи Помфри. Впрочем, она уже подходит к кровати, откладывая наш разговор. Ты смотришь настороженно, не понимаешь, что я тут забыл, но переключаешь внимание на рассказ мадам Помфри о состоянии твоего здоровья. Вздыхаешь с досадой, услышав запрет на любое волшебство хотя бы первый месяц, хотя зельями заниматься всё ещё можно. Тебя отсюда не выпустят ближайшие две недели точно, но ты не особо против отдыха и восстановления. Медиковедьма уходит, и мы вновь остаёмся только вдвоём. — Почему ты здесь? — Потому что ты мне нужен. — И как это понимать? — Я раскаиваюсь и прошу прощения за всю причинённую тебе боль. — Вставать перед ним на колени уже не кажется странным, наоборот — желанным действием. — Я понимаю, что ты не обязан меня прощать и терпеть рядом с собой, но сделаю всё, чтобы заслужить это. — Твои удивлённые глаза заставляют совесть мучить меня ещё сильнее. Чёрт, почему я не извинялся раньше? — Позволь мне остаться, разреши защищать и заботиться о тебе. Знаю, что у тебя нет причин мне верить, но я сделаю всё, чтобы ты был счастлив. Ты шокирован и даже не пытаешься скрыть это. Прикладываешь руку к моему лбу, проверяя температуру, а я жмусь ближе, воспринимая это как ласку. Быстро дёргаешься назад, но шипишь от боли. — Поттер, это что, шутка такая? Где дружки прячутся? — Я серьёзен, и их здесь нет. Ты позволишь мне? — Что именно? — Быть рядом. Я уже говорил. — Ты спятил. Ты хоть представляешь себе, что скажут другие? — Мне плевать на остальных. Моя семья останется, ты — тоже, да и настоящие друзья это примут. — А если тебя не приму я? Может, я не хочу. Ты столько лет издевался надо мной, а теперь хочешь, чтоб я тебя вот так сразу простил? Ты действительно сошёл с ума. — Я всё равно буду тебя защищать. Издалека, но всё равно буду. Я не требую моментально прощения и принятия. Дай мне шанс всё исправить. Ты настолько растерян, что не можешь контролировать выражение своего лица, и я читаю тебя как открытую книгу. Удивление, недоверие, сомнения. Я знаю, что, если надавлю сейчас, ты согласишься, но не могу так поступить. Я хочу, чтобы ты был со мной добровольно, чтобы сам принял это решение, а не просто терпел моё присутствие. — Тебе надо поспать. Могу я прийти вечером? После ужина, например. Твои глаза расширяются ещё сильнее, и я бы пошутил, если бы не было так грустно. Я — твоё персональное чудовище. На согласие относительно дальнейшего общения можно даже не надеяться. Ты поражён и медлишь, всё ещё сомневаясь. — Ну приходи. Только один, без друзей. Получается неуверенно. На душе кошки скребут, но я заставляю себя подняться, не прикоснувшись к тебе. Нельзя, пока нельзя, нужно ещё потерпеть. — Спасибо. Идти не оборачиваясь очень сложно. Твой взгляд, провожающий меня до самого выхода, тоже не даёт покоя. Оказываюсь в коридоре и прислоняюсь к стене. Сердце колотится, как безумное. Торопящиеся младшекурсники проносятся по лестнице на третий этаж, и я осознаю, что, вообще-то, сегодня вторник и я пропустил завтрак, да и на первый урок, похоже, уже опоздал. Торопиться не хочется, по сравнению с этой ночью всё кажется несущественным.***
Гриффиндорская гостиная пуста, наша спальня — тоже. Вещи Ремуса лежат на тех же местах, что и вчера, значит он ещё не вернулся. Восстановление после превращения обычно затягивается на несколько часов, в которые кто-то из нас всегда был с ним, но сейчас я не могу даже думать об этом. Стоит только вспомнить Сириуса и его игривый лай этой ночью, как разум застилает пелена злости. Хочется его придушить. Нет, сначала бросить к ногам Северуса, заставив приносить извинения, а потом медленно и мучительно убивать его в каком-нибудь тихом и неприметном закутке. Даже отец меня за такое по головке не погладит. Как бы сдержаться и не прибить Бродягу при встрече.***
Макгонагалл привычно отругивает меня за опоздание, но в класс пускает. Сириуса и Ремуса нет. Впрочем, это к лучшему, успею успокоиться и подготовиться к разговору с ними. Питер смотрит затравленно, явно понимая, почему я зол. Осознание того, что он знал о намерении этого придурка и не остановил его, распаляет ещё больше. Трусливая тварь. Давно было пора прекратить общение с этим подхалимом, да всё жалко было. То есть Хвоста я жалел и не прогонял, а над Северусом издевался?! Блять. Вовремя подавляю волну ненависти к себе и сосредотачиваюсь на лекции, старательно её конспектируя. Может солнышко примет мои конспекты? Было бы славно. Хоть Маккошка и удивляется тому, что сел я не к Питеру, но никак это не комментирует, а продолжает монотонно излагать материал. Так же спокойно проходят и остальные пары, хотя Лунатик с Бродягой появляются к обеду. Ремус выглядит усталым и измученным, но не таким, как Северус. Против воли, злиться начинаю и на него, хотя его вины в произошедшем никакой нет. Мой предостерегающий взгляд они замечают сразу, а потому до конца занятий не подходят. И правильно, не стоит устраивать сцены посередь дня. Учителя часто хвалят меня сегодня и поощряют факультетскими баллами, сокурсники недоумевают: это первый раз на их памяти, когда я действительно работаю на уроке и старательно вникаю в материал. Я пытаюсь не обнадёживать себя, но не могу избавиться от мыслей, как передам Северусу свои записи и расскажу об уроках. В этом, наверно, нет смысла, ведь он, скорее всего, эту информацию уже изучил. Да и наверняка у него есть договорённость с кем-то из Слизерина на такие случаи, но мечты всё равно воодушевляют. Однообразная работа умиротворяет, жажда убийства становится меньше.***
Разговор с друзьями выходит тяжёлым: Питера я послал сразу, ибо нечего тут лебезить перед нами, толку всё равно никакого. Ремус был истощён и недоволен Сириусом, обеспокоен состоянием Снейпа и очень напряжён, хотя для беседы оказался слишком уставшим. А вот Бродяга меня поразил: я прекрасно знал о его природных упрямстве и нежелании признавать свою неправоту, но не думал, что всё настолько плохо. Мы с Ремом ругали его на пару, но всё равно не смогли хотя бы перекричать: он истерил, всячески отпирался и не желал нас даже слушать. Дело дошло до драки, Лунатику пришлось останавливать нас магией: оба не хотели сдаваться. Под усталый вздох Ремуса изрядно побитый Сириус выбежал из кабинета, в котором мы устроили разборки. — Как Снейп? — Тяжело. — Он… Он обратится? — Нет, ты ранил его, но не укусил, в этом плане ему ничего не грозит. — Прости. Я не хотел, чтобы так вышло. Думаешь, он разрешит мне извиниться перед ним? — Думаю, да. Он вообще, как ты мог заметить, совсем не злой. Не то, что мы. Усмешка наверняка вышла горькой. Помолчали. — У меня-то зачем прощения просил? — Вы с Сириусом поругались, Питера ты прогнал. Это ведь всё из-за меня. Я всё испортил, ещё и Снейп пострадал. — Ты тут не при чём, зачем загоняешься? Вина вся на Бродяге, а Питер изначально в нашей компании был лишним, прилипалой. — Всё равно жаль. Ты всю ночь с ним был? Что?! Вопрос застал врасплох. Я чувствовал, что Рем хочет перевести тему, но не так же резко! Я аж воздухом подавился. — Да. Как ты понял? Смех друга был лёгким и искренним, моя реакция его явно позабавила. — Я оборотень, Джей. Не забывай об этом. Тишина не напрягает, с Лунатиком всегда комфортно молчать. Но вот вопросы у него… — Как ты объяснишь это Лили? Да и остальным тоже. — О чём ты? — Не прикидывайся дураком, Снейп явно такое не оценит. Ты ведь влюблён в него, не так ли? — Ты что-то имеешь против? — Вовсе нет! С чего бы? Он вроде хороший парень, да и волшебники в основном бисексуальны. Теперь зато понятно, почему ты к нему цеплялся. Ухаживать не умеешь. Девочкам редко нравится, когда их дёргают за косички, а юношам и подавно. Блять, Ремус! Ну зачем так смущать?! Уже чувствую, как пылают щёки. Ты делаешь вид, будто не заметил, что на вопрос я так и не ответил, но не давишь, и на том спасибо. Пауза затягивается, становясь неловкой, поэтому решаю выяснить всё окончательно. — Как поступим с Сириусом? — А как с ним поступать? Мы не Визенгамот и не Аврорат, чтобы выносить приговор и исполнять его. Ты можешь злиться сколько угодно, но мстить вправе только Снейп, да и то — в разумных пределах. Тяжёлый вздох вырвался непроизвольно. Ремус говорит не то, что я хотел услышать, но и не согласиться я с ним не могу. Колокол, напоминающий о ужине, завершает наш разговор. — Пойдём? — Пойдём.***
Ужин спокойный, хоть я всё ещё не могу расслабиться из-за Бродяги. Он отсел от нас подальше, но тоже прогнал Питера. Полагаю, его среди нас больше не будет, все окончательно поставили точку в своих с ним историях. Лунатик вёл себя непринуждённо, сев рядом со мной и с удовольствием поедая ужин. Душу согрело, я не один. Ели быстро, день выдался энергозатратным. Впрочем, у меня была ещё одна причина: Северус разрешил прийти к нему после ужина. Когда я встал, нелепо оправдываясь, что забыл где-то перья и надо бы их поискать, Рем только улыбнулся и похлопал меня по спине. — Иди уже, чудо. Терпения, чтобы не сорваться на бег, хватает ровно до момента выхода из Большого зала. Смех Рема ещё долго звучит в ушах. Вот ведь!***
Проскальзываю незаметно в больничное крыло, чтобы не попасться медиковедьме, и замираю на месте. Ты лежишь на той же койке и смотришь в открытое окно, явно скучая. Зимой темнеет быстро, звёзды и луна кажутся ярче, но в помещении с выключенным светом мало что видно. Но тебя я вижу отчётливо, ты выглядишь потрясающе: замерший в лунном свете, хрупкий и спокойный, с тенью печали на лице. Моё наваждение. Прихожу в себя, лишь когда мы сталкиваемся взглядами. — Привет. — Привет. Подходить к тебе страшно. Кажется, что ещё шаг и видение исчезнет, растворится в сумраке ночи. — Я принёс тебе конспекты лекций. — Спасибо. Ты смотришь странно, будто видишь впервые, тщательно изучаешь. И улыбаешься. Не знаю почему, но ты вдруг улыбаешься. Похлопываешь ладонью по краю кровати, и я сажусь к тебе. Мы молчим и смотрим друг на друга, будто околдованные. Заготовленная речь вмиг вылетает из головы, твоя, видимо, — тоже. — Ты согласен? — На что? — Я уже говорил. — Скажи ещё раз. Блять, Северус, что ты со мной творишь? Наши лица в футе друг от друга, бёдра соприкасаются через одеяло, твои глаза смотрят прямо в душу. Как тебе отказать? Моя нимфа. — Я хочу быть рядом с тобой, оберегать и помогать, сделать тебя самым счастливым. Позволишь мне? — Позволю. В груди взрыв сверхновой.