Эра пылающего пепла

Нарцисса с любовью провела рукой по своему животу. В тусклом свете свечей кабинета ее лицо казалось еще более уставшим. — Все обязательно наладится, все обязательно... — ее голос задрожал и прервался, на ткань платья упала капля и моментально впиталась, образуя влажное пятно. Война шла уже четвертый год, если считать только период активного противостояния. Крайне глупо было зачинать ребенка, но Люциус даже в такое время не забывал о нормах в их обществе. Если аристократка не имела ребенка до двадцати шести лет, то тень в первую очередь падала на главу семейства. Раньше он не был таким. Конечно, она знала, что эта война изменила всех. И ее, и его. Его в большей степени, ведь Нарцисса целыми днями сидела в Малфой Мэноре под сотней защитных заклинаний, а он был на передовой. Видел смерть каждый день. Убивал людей каждый день. Прикрыв глаза, она вспомнила о том, как было раньше. Когда их совместную жизнь ничего не омрачало. Люциус принял на себя значительный удар, когда взял ее в жены. Хоть она и была из чистокровного семейства Блеков, все знали о ее «грязном», как говорилось в аристократическом обществе, происхождении. Ее муж стер все упоминания об этом. Она была чиста, как и ее репутация. Война изменила его. Если сначала он говорил, что быть на стороне Темного Лорда просто выгодно, то теперь она не видела в его глазах ничего, кроме всепоглощающего ужаса. Он стал бледной тенью прошлого себя. — Мы скоро победим, Цисси, Драко не увидит войны, я обещаю, — он говорил это каждый раз, когда возвращался с операций. В такие моменты он подолгу стоял на коленях перед ней, уткнувшись лицом в ее растущий живот, и, хотя она и не видела, но могла поклясться — он плакал. Беззвучно. А руки, которыми он гладил ее голову, теперь дрожали. Его некогда золотые волосы стали пепельными, а живые глаза превратились в два серых камня. Безжизненные. Мертвые. Способные отображать только одну эмоцию — страх. Заходя к ней, он всегда оглядывался, прежде чем закрыть дверь. Так, словно Темный Лорд мог зайти следом за ним. Ее бросало в дрожь, когда она видела безумные огоньки в его глазах. В такие моменты он обычно говорил о величии Волан-де-Морта, словно пытаясь убедить сам себя, что все, что он делал, это правильно. — Цисси, я делаю это ради нас, ради Драко, он будет жить в чудесном мире, где правят аристократы, где нет этих грязных выблядков, — он стал слишком много сквернословить. Было страшно напоминать ему, что она тоже косвенно относилась к тем «грязным выблядкам». Люциус словно забыл об этом. Его женщина была кристально чиста. Он часто называл ее ангелом. — Цисси, рядом с тобой я чувствую себя лучше, ты мой ангел, — но его взгляд ни на секунду не становился спокойнее. Его руки сжимали ее так крепко, что ей казалось, что он просто пытался задушить ее, чтобы она и правда стала ангелом. Ей становилось страшно, но Люциус так бы никогда не поступил. Он бы никогда. Она знала, как он мечтал о сыне. Еще до войны, сидя в цветочном саду, они выбирали для него имя. — А что, если родится девочка? — глаза Нарциссы тогда светились счастьем. — Ангел мой, ты же знаешь, что в нашем роду первым всегда рождается мальчик, — такой же взгляд в ответ. — В роду Блеков принято называть детей в честь неба. Звезды, созвездия, астрономические тела, — Нарцисса положила голову на плечо мужа, прикрыв глаза и раздумывая над именем. — Драко, в честь созвездия дракона. Он будет сильнейшим волшебником, — в голосе Люциуса читался восторг. — И самым счастливым, ведь ты будешь его отцом. — А ты его матерью. По щеке Нарциссы скатилась еще одна слеза. И еще одна. Как же она хотела вновь вернуться в то беззаботное время. — Драко, все обязательно… наладится. Ты будешь… самым счастливым мальчиком… на свете, — ее голос прерывался всхлипами, которые становились все чаще. Она резко выдохнула от болезненных ощущений внизу живота. Малыш пинался, словно успокаивал свою мать. Словно показывал, что ему не нравилось, когда она плакала. Положив руки на живот, она глубоко вдохнула. Скоро должен вернуться Люциус. Пламя свечей колыхнулось, заставляя мрачные тени на стенах задрожать. Дверь с тихим скрипом впустила в комнату мужчину. Он, как всегда, оглянулся, закрывая дверь. — Роды чуть больше, чем через месяц, — скорее как факт произнес Люциус. — Я договорился с Темным Лордом. Он меня отпустит на это время. Я буду рядом. У Нарциссы не было сил радоваться этому. Волан-де-Морт ничего не делал просто так. Ей было страшно, что ее мужу придется сделать ради этого. Сколько она его не увидит после этого. Она каждый день с ужасом ждала его возвращения. Она боялась его потерять. Смотреть в его безжизненные, холодные глаза было больно, но не видеть его еще больнее. Когда война закончится, он станет прежним — она искренне верила в это. *** Война закончилась. Поражением Темного Лорда. Она отчетливо помнила тот день. Самый ужасный день, который перечеркнул все ее надежды и мечты. Толпа мракоборцев, которые вломились в их дом. Люциус добровольно пошел к ним в руки, глядя на нее и Драко, которому тогда едва исполнился год. Он одними губами сказал: «Я вас люблю». — Нарцисса Малфой тоже должна пойти с нами, — ровным, холодным тоном произнес мракоборец. Ребенок на ее руках заплакал. — Не смейте прикасаться к ней!!! — голос ее мужа был оглушающим. Он в одну секунду вырвался из рук. — Она здесь не при чем, она ничего не делала, она здесь не при чем!!! — он кричал эти фразы, закрывая жену и ребенка спиной, пока один из мракоборцев не обездвижил его заклинанием. Крик младенца слился с его криками, слово тоже стараясь защитить мать. — Миссис Малфой, принимая во внимание Вашу ситуацию, мы приглашаем Вас просто на допрос, — по тону было понятно, что никто ее не приглашал. — Драко... — ее голос дрогнул, она была не в состоянии даже подумать о том, чтобы отпустить его. — За ним присмотрит квалифицированный специалист. Нарцисса понимала, что сопротивление сделает всю ситуацию только хуже. Она должна покориться. Слезы текли из ее глаз, когда она дрожавшими руками передавала маленького ребенка женщине, которая, судя по форме, работала в больнице. Они все знали заранее. Только Нарцисса могла спасти свою семью. Люциуса. Драко. Тело женщины сотрясалось в беззвучных рыданиях, пока ее не поставили на ноги двое из прибывших мужчин. Ноги заплетались, пока ее вели к границе антиаппарационного барьера. Она не отрывала глаз от своего ребенка. Женщина, у которой он был на руках, шла гораздо быстрее них, и вскоре Нарциссу засосало в воронку аппарации. От стресса и истерики ее вывернуло, как только они оказались в министерстве. Теперь было не до стыда. Она постаралась как можно тверже встать на ноги и вытереть рукой рот. Ей нужно прийти в чувство. Ей нужно быть сильной. Охранники ослабили хватку, когда поняли, что она успокоилась. — Где будет Драко? Куда увели Люциуса? — голос Нарциссы был спокойным, но в нем все еще слышалась недавняя истерика. — Миссис Малфой, сейчас Вы не имеете права задавать вопросы. Могу только сказать, что они будут в порядке. Пока что, — все тот же, ничего не выражавший голос. Ни издевки, ни насмешки. Ничего. Ее завели в небольшую комнатку. как только она и ее сопровождающие зашли, тяжелая металлическая дверь закрылась, разбавляя давящую тишину жутким скрипом. Мракоборцы встали по периметру. В центре комнаты стоял стол, с одной стороны которого уже сидел мужчина. Над комнатой тускло горела одна лампочка, делая атмосферу еще более напряженной. Она стояла неподвижно, пока один из стоявших позади нее мракоборцев не подтолкнул ее ближе к столу. Она села на шаткий стул, убрав руки на колени. Она не хотела смотреть в лицо мужчине, сидевшему напротив нее. Стол был покрыт трещинами. Ей не хотелось его касаться. — Миссис Малфой, перед тем, как мы начнем, выпейте это, мне бы очень не хотелось прибегать к легилименции, — один из стоявших сзади мракоборцев поставил перед ней пузырек с зельем. — Оно уже разбавлено, так что пейте все. Руки все еще немного дрожали. Один правильный вопрос — и ее муж навсегда окажется в Азкабане. Она открыла пузырек и залпом выпила прохладную жидкость. — А теперь перейдем к допросу, — ей просто приходилось смотреть ему в глаза. Она немного владела окклюменцией, ровно настолько, чтобы он не увидел в ее глазах страха. — Участвовали Вы в военных действиях на стороне Волан-де-Морта? — Нет, — ответ четкий, без запинки. — Поддерживали ли Вы военные действия на стороне Волан-де-Морта каким-либо способом? — Да. — Как именно Вы поддерживали данные военные действия? — Не сообщала о причастности моего мужа к данным военным действиям в министерство. — По каким причинам Вы не сообщали об этом? — У меня не было возможности этого сделать. Любое информационное сообщение с Малфой Мэнором было перекрыто. Это была перестраховка со стороны Волан-де-Морта, — ей потребовалась вся ее выдержка, чтобы сообщить только часть правды. она не знала, насколько ужасными будут последствия, если она сообщит им, что она просто никогда бы не сдала своего мужа. — Хорошо, следующий вопрос, — лицо мужчины оставалась беспристрастным, словно она общалась со статуей. — Помогал ли ваш муж Волан-де-Морту по своей воле? — Нет, — это была абсолютная правда. Она знала, что он никогда не хотел убивать, к концу войны он просто лишился рассудка из-за огромного количества темной магии, которую он ежедневно применял. Она молилась, чтобы они больше не спрашивали о нем. Следователь, напротив, довольно хмыкнул и подозвал одного из мракоборцев. Какое-то время они переговаривались, но она не слышала ни слова. Время тянулось мучительно медленно, пока мужчина не возобновил допрос. Все его вопросы касались их взаимодействия с мужем, но больше ни одного вопроса о его причастности. Примерно через полчаса следователь, который, видимо, смирился, что она ничего интересного ему не расскажет, подал подчиненным знак рукой. — Какое-то время вы побудете под стражей. *** Дни тянулись мучительно медленно. Единственное чего, Нарцисса хотела, так это обнять Драко. Она могла только плакать, свернувшись на жесткой кровати в камере для заключенных, что ожидали суда. Все ее мысли были о Драко. Как он там? Хорошо ли его кормят? Играют ли с ним? Эти вопросы и сотня других ни на секунду не исчезали из ее головы. Она сбилась со счета, сколько дней прошло. Неделя, две, месяц? Каждый день тянулся бесконечно долго. Ее кормили дважды в день и иногда выводили принять душ. Она не чувствовала ни вкуса еды, ни ледяной воды. Она закрылась в себе, думая только о Драко. В один день дверь ее камеры открылась, и вместо привычного ей смотрителя за дверью стоял тот самый следователь. — С Вас и Вашего мужа сняты все обвинения. Мракоборцы отведут Вас домой. Она все еще не до конца понимала, что он ей говорил. Слова начали обретать смысл, когда на ее кровать положили ту одежду, в которой она сюда пришла. Наверное, после сегодняшнего дня она никогда не сможет надеть свое любимое бежевое платье. *** Она прибыла в Мэнор первая. В коридоре все еще виднелись следы прошедшего ареста. Упавшая ваза, сдвинутый ковер, треснутое стекло на входной двери. Это все казалось таким неважным. Этот дом без Драко и Люциуса ничем не отличался от ее одиночной камеры. Она взглянула на заколдованный настенный календарь. Двадцать третье ноября. Прошло чуть больше трех недель. На следующий день вернулся Люциус. Она его с трудом узнала. Он очень сильно похудел, под глазами залегли темные тени, а по всему лицу были множественные кровоподтеки. Они смотрели друг на друга минуту, после чего она, не выдержав, бросилась к нему и сжала в объятиях. Он был жив. Жив. Она позволила себе разрыдаться во весь голос. А Люциус гладил ее по волосам. — Все хорошо, мой ангел, теперь все будет хорошо. Драко привезли только через три дня. Маленьким детям нельзя аппарировать, а потому дорога с ним заняла куда больше времени. На входе в гостиную стояла все та же женщина из больницы. Она молча отдала его Нарциссе, но ее лицо совсем не было холодным, когда она смотрела на малыша. Прежде чем уйти, она тихо проговорила: — Драко, чудесный ребенок, миссис Малфой. Дверь за ней бесшумно закрылась. У Нарциссы не было сил анализировать это. Она просто смотрела на своего мальчика, который при виде матери начал улыбаться. Им всем нужно было время прийти в себя. *** После того дня Люциус ожесточился. Он больше не называл ее «мой ангел». Он практически не наблюдал за взрослением своего сына. В четыре года маленький Драко впервые полетел на детской метле сам. Но Люциус без единой эмоции на лице сказал: «Это естественно, он же Малфой». Эта фраза стала часто мелькать в их доме. Чаще всего Люциус сидел у себя в кабинете за работой. От Нарциссы не утаилось, что эта война его окончательно сломала. Он никогда не говорил о том, что происходило с ним те три недели после ареста, но было очевидно, что это стало той самой гранью, после которой прежний Люциус просто умер. Когда Драко исполнилось семь лет, он пробудил свои волшебные силы. Люциус стал его обучать. Нарциссе было больно видеть, насколько он строг с сыном. Но он никогда не переступал черту. Драко все делал идеально. Он обучался гораздо быстрее своих сверстников в попытках получить от отца похвалу. Но было только сухое «это естественно, ты же Малфой». Иногда Люциус просто с ним разговаривал. Вводил его в курс дел, которые ему предстояло перенять. Словами вбивал в его голову аристократические идеалы и ненависть ко всем, кто к этой самой аристократии не относился. — Запомни, сын, они все мусор, ты никогда не должен общаться с отребьем, одно соприкосновение с этим грязным миром очернит твою репутацию. Люциус повторял ему эти слова с завидной регулярностью. *** Наступил четвёртый год обучения Драко в Хогвартсе. Нарцисса помнила, как Драко писал ей: "Я вне себя от ярости! Поттер каким-то образом умудрился принять участие в Турнире Трех Волшебников, хотя он еще несовершеннолетний. Он опять нашел способ обойти правила и стать центром внимания. Его наглость не знает границ! Почему ему всегда все сходит с рук? Если бы я попытался проделать нечто подобное, отец никогда бы мне этого не позволил. Но Поттер, как обычно, ставит себя выше остальных. Это так несправедливо!" "Не трать свою энергию на возмущение поступком Поттера. Сосредоточься на своих успехах и целях. Не позволяй этому инциденту вывести тебя из равновесия. Ты выше этого." И она правда считала так, пока не узнала новости о том, что произошло в финале этого соревнования. Она не выходила из своей комнаты три дня. Она словно вернулась в те ужасные времена. Во времена, когда не было ничего кроме страха. Волан-де-Морт вернулся.