Мамочка

Что же... Мой врач рекомендовал мне вести дневник хотя бы изредка. Он считает, что мои записи помогут мне же обрести себя. Что я сама должна что-то увидеть. Что-то, чего я хочу. Что-то, от чего мне хочется избавиться. Настроения на это нет. Мне хочется спать, но сон мой — как мираж: где-то рядом, но недосягаем. Его снотворное не действует. Зато! Зато я продуктивна, я закончила заказ в кратчайший срок. Хочу кофе. *** Надо что-то написать о себе. Смысл, обо мне все знает мой психиатр. Ха-ха. *** Дорогой дневник... Блять, это детский сад из соцсетей. *** Привет. Кто-то звонит в мою дверь. Пока. *** Ладно. Привет, я — Этери. Мне сорок пять лет, я — архитектор. Моя работа спасает меня от бездумных поступков, которые я часто хочу совершать. Какие поступки? Убить бывшего мужа, например. Господи, однажды этот дневник обернётся против меня... Я хочу вернуться в свои тридцать, когда Диана забилась под сердцем... Я хочу умереть, потому что мне до сих пор больно. Я помню её красное платье в тот день. *** Если бы я знала, чем обернётся моя слабость к Сандре. Сандра — владелица строительной фирмы, проекты для которой я делала. Сейчас я даже не помню, как выглядела эта женщина: память все размыла, а намеренно искать её фотографии я не буду. Она была старше меня. Я помню её голос: властный, низкий. Мне хотелось подчиняться ей, но я — вольный архитектор. Смешно звучит. Я помню её тонкие, жёстко очерченые губы, на которых — неизменная вишнёвая помада. Мне хотелось целовать эти губы. Сандра не была первой женщиной в моей жизни, нет. До неё были другие. Много других... Были и мужчины и девушки моложе меня. Мне было одинаково хорошо со всеми, но кратковременно. Я быстро пресыщалась, стараясь взять сразу всë. *** Получается, теория Фрейда о нехватке материнской любви немного не подходит: мать меня любила. Я перед отцом доказывала своё право на жизнь, но... Наблюдая мои неудачи, он не увидел успехи позже — взял и умер. *** Первый мой секс — в школьном туалете с одноклассником. Пока все собирались встречать чертов рассвет после выпускного, он жёстко трахал меня, прижав спиной к стене. Я совру, если скажу, что мне понравилось. Мы оба пьяные, он не может кончить от того, что слишком нервничает. Оказывается, с пятого класса он дрочил на моё фото, мечтая обо мне. Затем — университет, который я закончила, умудрившись трахнуть почти весь девичий поток и двух преподавательниц. Были времена... Первая сигарета, много алкоголя, сочные первокурсницы и я, готовая заманить, взять своё и бросить. Мне не хотелось связывать свою жизнь с кем-то. Мне нравилась свобода, полигамия и моя профессия. *** Майкла я встретила в двадцать девять. Наше знакомство было смешным. На тот момент у меня была относительно постоянная девушка, которую я уже хотела бросить — утомляла своими фантазиями: ей казалось, что я охладела, поэтому начались сексуальные шмотки, костюмы из шопа, попытки доминировать в надежде завести меня. Мы искали парня для своих утех. Увидев Майкла, я в мыслях родила ему троих детишек. Он трахал мою девушку, пока она лизала мне. А я... Я ревновала его к ней. Когда он вошёл в меня — моя пассия обиделась и ушла, потому что оказалась лишней в нашей постели. Она ушла, а Майкл остался. *** Я очень его любила. Так сильно, как ненавижу сейчас. Но... Он ухаживал, целовал, обнимал, восхищался мной. Я забеременела и согласилась выйти замуж. Не было грандиозного предложения руки и сердца. Мы оба понимали, что это — само собой вытекающее. Я родила Диану. За время с мужем я ни разу не изменяла. До появления той самой Сандры, которая околдовала меня. Майк, наивный, думал, что излечил меня. Тоже мне, владелец волшебного члена. Но я знаю, что я его любила так же, как и Сандру. Раздвигая перед ней ноги, я даже сожалела немного о том, что Майк обидится, если узнает. Трахаясь с Майклом — чувствовала вину перед Сандрой. Однажды он вернулся раньше и застал меня с ней в постели. Молча ушёл. А вечером был скандал. Он кричал, обвинял меня в неверности, разбудил Дишу своим криком. Когда я бросилась успокаивать дочь, он назвал меня недоматерью. Тогда он впервые забрал Диану и уехал к своей матери. Я билась в истерике, ведь он мог развестись и отнять дочь. Но через неделю он вернулся, умоляя простить его. Говорил, что любит и не хочет терять меня. Я трахалась с Сандрой назло ему. Он истерил, забирал дочь, снова возвращался. Диане было пять, когда он в последний раз её увёз. Сказал, что больше не увижу её. Я тогда была одна дома, без любовницы. Я закончила плести косички своей дочке, когда влетел он. Обвинил меня в связях с женщинами, схватил ребёнка и потащил к выходу. Я не видела смысла что-то говорить — в такие моменты он был слеп и глух, упёртый, как баран, сука. Мои чувства к нему стали аморфным осадком, и я хотела уйти. Позвонила Сандре. Мы встретились. Кончая от её пальцев, я не знала, что Майк... убил мою дочь. *** Я плохо помню тот вечер. Разбитый Форд Майкла. Фура, на которой даже краска не облупилась. Кровь. Много крови, стекла, каких-то кусочков пластика. Мигалки, скорая, копы. Майкл, весь в крови. Как оказалось, в чужой. В крови моей дочери. В МОЕЙ КРОВИ. *** Её изломанное тело в красном платье. Как сломанная кукла. Я рвалась к ней, я видела, что она дышит. Меня не пускали. Майк стоял в стороне и даже не смотрел. *** Диану вырезали из металла. Фура влупилась в правую сторону, убив мою дочь на заднем сиденье. Водительская сторона не пострадала. *** Я думала, что сойду с ума. Я помню, что плакала на месте аварии. Потом — морг, похороны. Я оступилась, бросая комок земли в могилу моей девочки. Я упала на крышку её гроба и потеряла сознание. Очнулась в больнице. Как оказалось, в психиатрической. Моя боль росла, усиливаясь с каждым часом, проведённым в той палате. Мужеподобная медсестра колола мне седативные препараты, чтобы я не выла на весь этаж. А потом трахала меня своим толстым пальцем. Я не могла даже слова сказать, на столько не моим было моё тело. А потом я не могла понять: сон это был или реальность? Я сходила с ума. Мне казалось, что я слышу дочкин смех. Однажды я видела её в коридоре, в щель открытой двери. Я звала её, а она все смеялась... Так звонко... И не шла ко мне. Меня снова укололи, и я уснула. Меня выписали через год. Мне пришлось взять себя в руки, загнав боль на самое дно, чтобы выйти из этой тюрьмы. Майк забирал меня из больницы. На пути к моему дому он остановился и начал плакать. Мне было все равно. Он нагнетал, просил прощения, без конца вспоминая тот день, когда моя жизнь закончилась. Я слышала его оправдания. Если бы не ты, говорил он. Он обвинил меня в смерти моей дочери и... Был прав в итоге. Если бы не я... Если бы я была нормальной... Диана была бы жива. Я вышла из авто и пошла пешком в надежде, что меня собьёт машина. Дойдя до дома, я набрала ванну и взяла перочинный нож. В горячей воде я полоснула им по руке, перерезав вену, и потеряла сознание от вида чёрной крови. Свекровь нашла меня, полуживую. Спешила повидаться. Повидалась... Я очнулась в психушке. Лечащий врач изматывал умными беседами, пытаясь вернуть мне желание к жизни. Потом меня привязывали ремнями и кололи снотворное. Мне снилось, что та медсестра снова трахает меня. Я строила в своей голове дома. Декорировала их, красила, улучшала и достраивала, тогда как психиатр считал меня молчаливой. Я строила многоэтажные дома. Жилые комплексы. Детские площадки. Я помнила каждую деталь, цвет, текстуру, тогда как психиатр считал, что я отстраненная. Я строила здание суда, школы, университет. Прокладывала тротуары и велосипедные дорожки; строила церковь, соборы и заводы. Строила магазины и автомобильные магистрали. Я строила огромный город, украшала его фонарями и скульптурами, заполняла стариками и молодыми людьми. Строила садики, в которых игрались маленькие ангелочки, тогда как психиатр считал, что я — потеряла себя. Что я — оболочка, внутри которой одна пустота. Что сознание покинуло мой разум... Через три месяца меня снова выписали. Моё сознание словно кто-то включил, и я долго не могла понять, почему нахожусь в психушке, пока не увидела шрам на руке. Мне казалось, что это все — не со мной. Но я взяла себя в руки и тщательно контролировала свои действия. Психиатр поверил мне. Я сама себе поверила. Майк подал на развод, мотивируя это тем, что я напоминаю ему дочь, и что он не может смириться с её смертью. Через несколько месяцев я узнала, что он смирился через неделю после похорон. Он смирялся целый год, трахая свою секретаршу, пока я лежала в психушке. Он готовился к смирению, когда я была беременная. В общем... Мне кажется, свою секретаршу он трахал задолго до меня. Но это ничто по сравнению с тем, что я — виновна в смерти Дианы. Я не могла спать, поэтому каждую ночь я возвращалась в построенный мной город, где было все для счастья. В нём моя дочка ходила в самый лучший садик... *** Привет. Я — Этери. Мне сорок восемь лет. Я одна, и я все ещё архитектор. Я сижу в своём доме и избегаю людей. У меня нет отношений, нет близких. Я одна и мне хорошо. Все связи с миром — курьер, который доставляет заказчику мои проекты и приносит мне продукты. Я давно не выходила в реальный мир, поддерживая он-лайн связь со своим новым психиатром. Он и посоветовал мне начать писать. Он же рекомендовал уехать из Америки в Россию. Туда, где со мной было все хорошо когда-то. Я выбрала самый захолустный городок, в котором нет ничего. Единственные городские новости — кошка родила в подвале дома. Врач считает меня гением с психической травмой. При этом выписал таблетки от шизофрении... Минимальная доза, правда. И я теперь могу спать. Мой день после приёма половины таблетки становится ровным и спокойным. Я ем, работаю, сплю. Если забываю принять лекарство, меня посещает вдохновение: мои чертежи приобретают совсем иной вид, от чего заказчики сходят с ума. Я могу водить авто в такие дни. В иные — я заторможена. Я люблю быть за рулём. Вроде с людьми, но одновременно я отделена от них слоем металла. Не могу заставить себя обновить гардероб. Не хочу видеть, как счастливые парочки выгуливают своих детей. Не могу заставить себя с кем-то познакомиться. Ещё в Америке я стала рассеянной: я забывала свои сумки, кошельки, телефоны. Часть утерянного возвращали, часть — нет. У меня скопилось много однотипных сумок и клатчей, в которых всегда есть моя визитка — мало ли, что потеряю внутри: нужную флешку или незначительную мелочь. Даже здесь я вынуждена иногда выходить в люди, потому что с некоторыми заказчиками нужно встречаться лично. Тогда я не пью лекарства. Я должна быть внимательной в дороге... Но тогда я не сплю. Я совершила несколько попыток потрахаться. То, что я ощутила, меня испугало. Мне кажется, я фригидна. Это при том, что практически всегда слегка возбуждена без таблеток. Я вынуждена мастурбировать, чтобы хоть как-то снять напряжение. А ещё я поняла, что мне нравится касаться. Это заводит, но не приносит облегчения. Я это поняла, когда увидела взгляд одной заказчицы. Она раздела им меня за секунду. Я ласкала её грудь, живот, трогала лицо и волосы. Внутри меня разгорался пожар. Я хотела отдаться ей, разрядиться с её помощью впервые за столько лет одиночества. Секс случился в её же кабинете. Ощущения внутри — что-то движется, не более. Не хорошо и не плохо. Никак. Пришлось симулировать, ха. Даже когда я вошла в неё тремя пальцами, выбив из неё самые похотливые стоны, моё бельё осталось сухим. Надеюсь, мы больше не встретимся. *** Привет. Я — Этери. Мне пятьдесят лет и я архитектор. У меня все та же минимальная доза лекарств. Я работаю максимально удалённо. А ещё я открыла для себя анестезирующий гель. Он помогает мне избавиться от возбуждения, когда я не пью лекарства. Я чувствую себя здоровой. Я только что приехала домой из соседнего города, где познакомилась с итальянским застройщиком. Теперь буду разрабатывать для него парк. Я не знаю, в каком городе он строит это, но у меня есть площадь и некие его пожелания. Скучно, но цена более чем приятна. Поняла, что потеряла клатч. Даже не пытаюсь вспомнить, где. Флешки там точно не было. Помню какую-то официантку, которая подала мне дерьмовый кофе. *** Привет. Я — Этери. Все ещё Этери. Мне все ещё пятьдесят, и я, кажется, влюбилась. Ее зовут Женя. Женя. Женя. Моё сердце замирает от того, как звучит это имя. Женя. У неё пушистые чёрные волосы и огромные глаза. Она юна, как я в универе. Она сексуальна, тактильна и недоступна. Она невинна и чиста, тогда как я — извращение, отравляющее собой все вокруг. Я хочу её, как никого и никогда не хотела. Я хочу её касаться, обнимать и гладить. Держать за руку. Но это невозможно. Она принесла мне тот клатч, который я забыла в её кафе. Я впустила её в дом и в свое сердце. Мы разговаривали ни о чем, сидя в гостиной, и я вдруг убрала её прядку волос за ушко. Я хотела её гладить. Эти чувства пробились во мне сквозь действие лекарства, которое я приняла с утра. Я хотела спать, вдыхая запах её волос. Я призналась ей в своей нелюдимости, и она предложила мне погулять вдвоём. Как-то затронулась тема моей дочери, и я расплакалась. Мне до сих пор все ещё больно. Нужно убрать её фотографии. Пора отпустить... Женя обняла меня. Просто взяла и обняла абсолютно чужую и не знакомую ей женщину. А для меня эта девушка уже тогда показалась моей. Частью меня. Я испугалась, что больше не увижу её. Я подумала, что моя дочь могла бы быть уже такой взрослой, и сказала ей об этом. И узнала, что Женя — сирота. Такая же, видимо, сломанная, как и я. Мне захотелось подарить ей то, в чем нуждается каждый ребёнок. То, чего во мне осталось много, никому не нужного. Я спросила, приедет ли она ко мне завтра... Я... пыталась быть серьёзной и не душить её в объятиях, когда она пообещала приехать. *** Я не знала, куда себя деть. Было тревожно. Я написала Жене, спросила, как она добралась до дома. Сказала, что мне грустно. Она пообещала, что развеселит. Значит, завтра я не стану пить таблетку. Ночью я курила перед сном, выйдя на улицу. Было тепло и тихо. Я смотрела на звезды в небе. Мне очень хотелось написать ей... Она ответила. Видимо, тоже вышла на улицу. *** Я не знала, когда она приедет, поэтому встала пораньше и приготовила завтрак. Мне хотелось кормить её, эту худенькую девочку. Хоть как-то позаботиться, что ли. Она согласилась на уговоры и поела. Потом она мыла посуду, а я смотрела на её спину и думала, что это слишком естественно. Словно Женя давно в моей жизни. Словно она каждое утро моет тарелки, а я вот так смотрю... Она хотела в город. Меня раздражали новогодние огни: в последний раз я ставила ёлку в Дишкины четыре года. Но я была готова терпеть это предпраздничное настроение ради Жени. Мы обошли почти все магазины в центре. Я купила ей подарок, намереваясь подарить после. Она как раз отвлеклась на браслетики и что-то ещё. Я купила кожаный чокер с жемчужиной. Мне Женя казалась такой, как тот камешек в подвеске. Моя жемчужина. Сейчас у меня ассоциация с ошейником. Я уже тогда хотела её привязать к себе. Хотела заместить собой весь её мир, в котором меня ещё не было. Я хотела... Не отпускать её никуда... *** Она ела мороженое в машине, испачкав губы. Я вытерла пальцем пломбир и автоматом облизала его. Заводя авто, я поняла, что Женя смутилась. Но она... Предложила встретиться ещё... В её выходной. Больше времени вместе. Да. Меня пугала очередная вылазка в город. Я предложила ей приготовить ужин вдвоём. А она предложила мне на неделе зайти в её кафе... Я приехала к ней. Увидев, поняла, что соскучилась. Она познакомила меня со своим парнем. Этот тип пытался быть милым, но не сводил с меня глаз. На его лбу — бегущая строка: сколько денег у этой женщины, возможно ли её соблазнить, и прочее, прочее. Но он пытался быть милым. Пытался. Обозначил свою власть над Женей, взяв её за руку, и тут же унизил, намекнув, что она — плохая хозяйка. Как-то назвал её, что разозлило мою жемчужину. Я поняла, что он — манипулятор. Примерно, как и Майк. Возможно, даже хуже. А ещё я увидела, что Женя его не любит. И что, возможно, у меня есть шанс. Потом она сама призналась, что не любит. Мне хотелось взять её за руку и я сделала это. И снова смутила её. Я уже боюсь касаться её, чтобы не испугать... *** Я ждала её выходного так, как не ждала утверждения готового макета. Она приехала после обеда, и я ожила. Я выбирала рецепт для ужина, а она так близко... Заглядывала через моё плечо. Я едва различала буквы в планшете. Ей хотелось есть и она не хотела долго ждать. Я хотела её и была готова ждать, сколько угодно долго. Я старалась повеселить её, рассказав что-то смешное. Её смех, казалось, лечил меня. А потом... Потом я заплела её волосы. Перебирая её пряди, я впадала в какой-то транс и она, видимо, тоже. Она сказала, что её никто не заплетал. Я думала, что умру, глядя в её глаза, полные боли и страха, которые смотрели в мои через зеркало. Я продолжала плести, обратив внимание на то, как её соски напряглись под тканью лонгслива. Не стала тешить себя лишними надеждами, ведь это, скорее всего, реакция на плетение. Мне самой приятно, когда кто-то трогает мои волосы... Но потом... Потом она встала, пытаясь выразить свои чувства, и не подобрала слов. Я обняла её, поняв, что для начала её саму нужно исцелить. Искупать в заботе и нежности, приучить к тому, что я — рядом, что я всегда готова обнимать и... любить. Она плакала на моём плече, а мне хотелось растянуть этот момент. Я гладила её, гладила, гладила... *** Она прислала мне своё фото у ёлки. Мы пообщались в смс совсем чуть-чуть. Я... Попыталась удовлетворить себя в душе. Долго. До онемения пальцев. Ничего не получалось, словно это возбуждение — фантомное. Как боль в конечности, которую давно отрезали. Мне хотелось плакать от безысходности. Я намазала клитор анестезирующим гелем и получила некоторое облегчение. Пришла в спальню и увидела пропущенное смс от Жени. Снова говорили. Она спросила, что я буду делать в этот чертов Новый год. Я максимально сдержанно ответила, почему не хочу праздника. Стоило ей предложить встретить его вместе — я сдалась и согласилась. *** Она притащила ёлку. Моя жемчужинка вынудила меня искать игрушки для ели. Подарила что-то в коробке, но для меня была важна только Женя. Она мой подарок в этот день. Потом мы готовили соус и стейки. Моя девочка обожглась, пробуя мясо, и я хотела целовать её губки. Но вместо этого подула ей прямо в ротик, Боже. Она грела мои вечно холодные руки, и я думала, что она больше не оставит меня одну. Потом — стол, ужин... Она загадала желание, и надеюсь, оно исполнится. У неё все должно исполниться. Потом я подарила ей свой подарок. Надела чокер на её шею, борясь с желанием целовать. Она смотрела на него через фронталку моего телефона и спросила разрешения сфотографироваться вместе. Потом — фильм и она, спящая на моём плече. Я боялась дышать, чтобы не разбудить её. Спина затекла, и я осторожно переложила её голову к себе на колени. Не могу описать своё состояние тогда. Мне было хорошо. Я была счастлива, пока она спала так. Сквозь сон она обняла мои колени, и я потом долго гладила её волосы. Утро было тревожным. Женя, видимо, поругалась с Виктором. Уходя, она поцеловала меня в щеку, просила сбросить совместное фото...Мне казалось, что больше не увижу её. Мне было страшно. Я хотела провести день в постели под действием препарата, достраивая свой город у себя в голове, который за годы превратился в целый мир и стал моим Адом. Этот город заметало песком. Тротуары местами провалились и все вокруг было в пыли. Но он дышал вместе со мной. Я отправила Жене фотографию и решила строить очередной дом где-то на окраине, среди песков и одиноких юрт, жильцов которых я ещё не расселила. Телефон молчал. Женя не отвечала, и я не могла сосредоточиться на своей мыслеформе. Позвонила. Она гуляла около церкви. Гуляла. Не со мной... Я солгала, что в городе. Что закончились лекарства. Мы встретились с ней. По ней было видно, что что-то произошло. Мы посетили церковь, а потом я грела её руки на своей груди. Она попросилась в гостиницу, и я забрала её к себе домой. Все-таки она поссорилась с Виктором... *** После ужина моя девочка хотела помыть посуду, а я заметила синеву на её щеке. Как-то резко потянула её и она оказалась на моих коленях. Призналась, что это след от руки Виктора. Я готова была его убить. Мне было жаль её, хотелось защитить, но я понимала, что без её согласия ничего не могу сделать. Только поцеловать туда, где наверняка болит. И я поцеловала. Ещё и ещё. Женя сидела так тихо, словно не живая. А я едва смогла остановиться. Мне снова нужен этот чертов гель... Мои руки дрожали от возбуждения. Но я себя контролирую. Далее — ванная. Я, как в дешёвом кино, забыла оставить полотенца. Занесла, увидела её спину, исполосованную старыми шрамами. Снесло крышу. Я очнулась, целуя её шрамы. Я чувствовала её боль, я хотела забрать эту боль себе. Я покрывала поцелуями её кожу, стараясь залечить давно зажившее, и думала, что не могу целовать её душу. После я завернула её в полотенце, случайно коснувшись груди сквозь ткань. Её твёрдые соски обожгли мою ладонь. Потом я сушила её волосы и любовалась ею в зеркале. Взяв несколько прядей, потянула к себе, на секунду представив, как бы это выглядело в постели. Низ живота отозвался на эту фантазию и мне хотелось кончить. Мне показалось, или она застонала? От боли или..? Она так смотрела на мои губы, что... я подула на неё феном. Потом... Сериал. Она смотрит его на моём плече. Я хочу спать и замечаю, что моя девочка давно сопит. Бужу, веду в постель. В её комнату. Я решила, что у неё будет своя спальня в моём доме. Я поцеловала её в щеку и ушла. Не могла уснуть из-за её близости через стену. Я хотела к ней. Я нуждалась в её объятиях и не могла себе позволить проявить эту слабость. Едва уснув, снова проснулась от её крика. Ей снились кошмары и я легла рядом, успокаивая. Я гладила её, а она рассказала, что во сне я исчезла. Что снился Виктор. Я сказала, что никуда не денусь, если она сама не сбежит. Она попросила не отпускать её. Она думала, что я уйду. Я отодвинулась лишь на секунду, чтобы вернуться к ней уже под одеялом. Я обняла её, обнажённую и недоступную, прижала к груди и снова гладила. Она вдруг призналась, что Виктор изнасиловал её. Для меня это стало шоком. Ревность и злость во мне смешались, но я понимала, что на первое я точно не имею права. Я целовала её личико, успокаивая прежде всего себя. Мне было безумно жаль её. Мне хотелось запереть её вместе с собой в доме, чтобы никто не касался её тела. Никто, кроме меня. Мне хотелось целовать её всю, но я понимала, что совсем напугаю. И что после того насилия ей вряд ли станут приятны такие ласки, поэтому, взяв себя в руки, я остановилась и снова прижала её к себе. Мне кажется, я плакала тогда. Утром я отвезла её в кафе. Я хочу, чтобы она там не работала больше, но вынуждена молчать. *** Я ждала Женю позже, ведь она написала, что задержится. Убивала время за скучной работой над парком. И она приехала. Пьяная и какая-то потрепанная. Я все равно хотела её даже такой. Но ещё я была обижена тем, что она пила где-то, с кем-то... Что, возможно, с кем-то трахалась. Я встретила её на пороге кухни — она упала на меня. Она хотела пить и едва разговаривала. Мне хотелось закончить чертёж и помочь ей с душем. Я честно пыталась сосредоточиться, пока она не повисла на мне сзади. Что-то спрашивала, я отвечала, а она и не думала отлипать. И выяснилось, что она пила со старой проституткой, которую я видела несколько раз на парковке у того кафе. Только пила ли?.. Или ещё что-то... Я ревновала. К старой шлюхе, блять. Женя попыталась уйти, я не пустила. Отправила в ванную, где её и вырвало. Я держала её волосы, пока её выворачивало в унитаз. Затем она не могла раздеться. Я помогла, сняла одежду. Снимая её трусики, я заметила следы возбуждения. Не подавая вида, я подтолкнула её к душу и думала, мокрая ли она там? На меня ли так реагирует её тело? Я не выдержала и коснулась её половых губ. Сквозь пену я почувствовала, как там мокро и горячо. Как, должно быть, сладко. Я хотела войти в неё прямо под струями воды. Но снова не рискнула. Но, заворачивая её в полотенце, намеренно провела ладонью по её груди. Моя девочка была возбуждена. И мне хотелось верить, что виной этому — только я. Далее — постель и таз на случай приступа рвоты. Я побоялась оставлять её одну, поэтому доделывала чертёж сидя в её ногах. Женя разговаривала во сне о каком-то хлебе. Ей снились утки в озере. Я легла рядом, чтобы обнять её. Она пыталась оттолкнуть, сказала, что хочет к ней. Я спросила: к кому? Она ответила, что ко мне. Меня снова захлестнули чувства. Ревность — все-таки кто-то её трахнул; обида — ведь не я; трепет — она хочет ко мне. Потом снова приступ рвоты и я держу тазик. Боюсь, это продлится до утра. Она говорит, что больше не будет пить. Да, конечно. Я вынесла таз и вернулась к ней. Женя уже уснула, но сон был неспокойным. Я обнимала её, понимая, что эта ночь для меня пройдёт за наблюдением её состояния. Она то жалась ко мне, то металась и мне приходилось её снова обнимать. Она болтала изредка во сне. Говорила, что любит меня. Металась снова и искала меня. Её рука нащупала мою грудь и она тут же успокоилась, как ребёнок. "Люблю тебя, Тери", — прошептала она, сжимая ладонь. Я забыла, как дышать. Возбуждение помутнило мой разум, и я осторожно опустила её руку к себе между ног. Лишь один раз надавила и кончила. Мне казалось, что я умру. Все тело пробило током, и я изо всех сил пыталась не застонать, не разбудить её. Потом я обнимала её. Она снова сжимала мою грудь. Кажется, поцеловала в шею. А я лежала и думала, что я не фригидна. Или что Женя немного исцелила меня. Думала о том, что моё желание взаимно, и о том, что это — лишь в её сне. Утром я поняла, что она мало что помнит из прошедшей ночи. Я работала над проектом, а она снова волновала меня, повиснув на моих плечах. Выспрашивала о том, что болтала во сне. Я ответила, что она сказала то, что хотела. Пусть её желание сформируется и выйдет из подсознания в реальность. Пусть она сама решит, когда будет готова принять меня. А пока... Я буду хорошей мамочкой.