Есть ли плесень внутри нас?

      Проточная холодная вода и мыло с приятным еловым запахом отскребывали и смывали всю грязь и пот, блестящими чистотой каплями ненадолго задерживаясь на бровях и ресницах. Вода, набираемая в сложенные специальным образом вместе ладони, окутывала собой лицо и слизывала с него лишь небольшую часть стыда и страха, унося их в слив за собой, покоиться где-то в канализационном коллекторе. Перекрыв кран, Уилл поднял голову на зеркало, и запоздало перевёл наверх и свой взгляд.       Еловый запах мыла приобрёл смрадные нотки выпотрошенных гниющих органов, в которых копошились остервенелые опарыши, и откладывали свои яйца трупные мухи. Они, будто даже по-детски смеялись и резвились, скатываясь по покрывшимся вонючей слизью мясным ошмёткам.       Желудок возмущённо заныл, будто в него запихнули поеденные падальщиками остатки органов, с всё ещё ползающими по сосудам червями. Не желая быть поглощёнными и расщиплёнными желудочным соком, черви огромной ордой поползли вверх по пищеводу.       Но вместо червей наружу вышла лишь желчь. Никаких остатков органов в желудке Уилла не было. Как и любой другой пищи уже как более десяти часов.       Уилл отцепился от унитаза и придвинулся к стене, запрокинув голову. Глаза вновь покраснели и заслезились. Глотать было невыносимо больно. Ощущение, будто вместе со слюной, он проглатывал засохшие огромные сухари, которые, еле пролезая в узких стенках, каждый раз царапали одно и то же место в горле.       Собственное отражение вовсе не было таким уж отвратительным. Но лишь увиденное в зеркале. Потому что те, с таким аппетитом поедаемые различной голодной живностью органы принадлежали самому Уиллу. Кем-то изуродованные, кем-то выброшенные, кем-то осквернённые и униженные останки. Это было мерзко.       ‐ Хорошо, Уилл, можешь рассказать мне всё, начиная с момента, как твои уроки в школе закончились, – голос мистера Харриса - так представился мужчина сидящий перед Уиллом, звучал настолько доброжелательно и мягко, что становилось страшно отвести от него взгляд хоть на секунду. Неизвестно, когда он достанет из-за своей широкой спины огромный охотничий нож и отрубит Уиллу пальцы, если тот промолчит или соврёт.       - Эм, ну...после уроков я вместе со своими друзьями остался в школе...доделывать проект по биологии...       - Как их зовут? – задал уточняющий вопрос мужчина, стоящий за Харрисом.       - Эм, Д-дастин, Лукас и Майк, – «Зачем вам нужно это знать?» – хотел спросить мальчик, но подумав об охотничьем ноже или, может быть, мачете за спиной Харриса, передумал.       - Славно. Продолжай.       - Д-дальше...дальше мы закончили. Где-то в 18:30. И...и Дастин с Лукасом ушли. А мы с Майком остались убираться. Просто сегодня была наша очередь, вот. И мы задержались немного.       Отчего-то, говорить с этим мужчиной было настолько же просто, насколько и сложно. И даже страшно. Он внимательно слушал каждое слово Уилла, записывая в свою тетрадь всё чуть-ли не до каждой оговорки и запинки. А взгляд мужчины позади, чья фамилия не была названа, или Уилл просто не обратил на неё никого внимания и не запомнил, будто с каждой секундой всё больше и больше вдавливал его в пол.       - Так, хорошо. Как я понимаю, потом вы с Майклом разошлись, и что было дальше? – Харрис провёл левой ладонью по бороде, наконец оторвался от тетради и посмотрел на растерянного мальчика перед собой.       - М-мы разошлись, да, а потом... – непослушная нога отыгрывала монотонную барабанную дробь по полу, с каждым вопросом, с каждой сказанной Уиллом фразой, наращивая темп. ‐ Потом, я просто шёл до дома... – он замолчал. Пальцы накручивали на себя торчащую из рукава нитку, то сдавливая сильнее до посинения, то ослабляя.       - Ты шёл до дома как обычно? Нигде не уходил с пути?       - Да...то есть, нет. Ну, я обычно ездил на велосипеде...но он сломался.       - Угу, так что дальше? Тебе на пути кто-то встретился?       Уилла пугало и раздражало то, насколько непринуждённо мужчина перед ним говорит. Так, будто просто спрашивает у собственного ребёнка, как прошёл его день. Ему почему-то вспомнилось, как однажды он оставался у Майка на ночёвке. Тогда, ужиная, маленький Майк с трепетом рассказывал отцу об экскурсии в палеонтологический музей. Тед слушал, изредка что-то отвечал, но Уилл помнил, как тогда расстроился, осознав, что ему было на самом деле всё равно, так же всё равно, как было и его собственному отцу, Лонни, на всё, что он когда-либо ему рассказывал. Интересно, было бы ему так же плевать и сейчас?       - Уилл, не стоит так бояться. Я понимаю, тебе некомфортно, но нам нужно поговорить. Тебе не нужно защищаться и врать. Это не обвинительный допрос. Тебя никто ни в чём не обвиняет, пожалуйста, держи это у себя в голове, – мужчина улыбнулся, Уилл даже услышал и почти почувствовал, как треснула его засохшая кожа на уголках губ. - Ты сейчас даёшь нам показания, которые потом помогут нам найти тех, кто тебе навредил. Помоги нам с этим, хорошо?       Байерс опустил голову вниз, подбородком коснувшись груди. Наконец, он вырвал нитку из рукава и тихо продолжил:       - Я проходил мимо...мимо каких-то двух зданий, я не помню. И там, из темноты, мне кто-то свистнул, ну я остановился...       ‐ Уилл, милый, хочешь, я наберу для тебя ванну? – только парень вышел из ванной комнаты, как тут же столкнулся с мамой, которая, как ему казалось, за всё это время, весь этот мучительно длинный день, ни капли не устала. Может, так на неё влияет стресс?       Вместо устного ответа Уилл еле-еле кивнул. Это уже стало привычным.       Джойс мягко улыбнулась и, сняв с себя верхнюю уличную одежду, зашла во внутрь. Она присела на бортик ванной, одной рукой регулируя кран, другой проверяя температуру струи.       Вода - удивительная вещь. Стоит намочить хоть часть своего тела, как те простирающиеся ввысь на десятки километров баррикады, выстроенные для того, чтобы скрыть за ними всё, что тебя гложит, в миг, будто сносит цунами, и на их месте остаются, лишь разбитые каменные кучи и, прибитая водой, пыль. Теперь Джойс знала. Знала всё, что произошло в период с шести вечера и до возвращения её младшего сына домой. И эта информация устроила кровопролитную войну с чувствами где-то внутри. Маленькие вражеские шпаги, не щадя, протыкали её хрупкое сердце в только-только покрывшиеся корочкой раны.       В собственных трясущихся руках она всё ещё ощущала этот плотный листок бумаги с медицинским заключением о физическом состоянии её Уилла. На сетчатке глаз отпечаталась фотография каждого налившегося ярким цветом синяка и каждой покрывшейся тонким слоем засохшей крови царапины и ссадины. Эти снимки и описания длины и места под ними выглядели как материал из какого-нибудь документального фильма про криминалистику. Ну никак не хотелось верить, что всё это есть на теле её ребёнка. На маленьких зрачках со всей осторожностью и скрупулёзностью, со всей жестокостью и садистской жаждой паяльником выжгли размашистым врачебным почерком: «...повреждения присутсвуют, насильственные действия сексуального характера были совершены.»       Небольшие поплывшие синие буквы, слегка вылезающие за линии бланка, выглядящие чересчур безобидно и обыденно, ни в коей мере не могли передать весь свой леденящий кровь смысл... Не могли передать те унижения, тот страх, чувство безысходности и вечной опасности, отвращение, ненависть, боль... Всю ту невидимую грязь, желание испариться, исчезнуть, сгореть, разложиться в земле. Всё, что ждёт дальше. Всё, что прямо сейчас выгрызает мяготь изнутри, подогревает и свёртывает кровь, оставляет липкие отпечатки на костях, связывает ниточками вен, разрывает в клочья и надменно, издеваясь и получая удовольствие шепчет: «Это ты виноват...»       Всё это было закопано глубоко-глубоко и скрыто за официальной формулировкой и небрежными волнами букв. Отвратительно. Просто отвратительно.       - Ты побежал, но запнулся и упал. Что случилось потом? Те люди поймали тебя? – ставший уже таким ненавистным голос резал слух каждый раз, когда Уилл замолкал.       - Да...       - Та-ак... – протянул Харрис, давая понять, что он всё ещё ждёт более развёрнутого ответа.       - Меня схватили...их- их было двое...       - Ты знаешь их?       - Н-нет. Я всего лишь видел их пару раз...в школе...они старшеклассники... Второгодники, наверное...       - Я понял, – он чиркнул что-то в тетради и вновь посмотрел на мальчика. - Если мы покажем тебе их фотографии, ты сможешь их узнать?       - Да, наверное... – Уилл, случайно встретившись глазами с «безымянным» мужчиной позади Харриса, быстро спрятал свой взгляд, зарыв его в косящим под дерево ленолиуме.       - Отлично. Что эти парни сделали дальше?       «Отлично», «Хорошо», «Замечательно», «Славно»... Как же эти слова из его уст раздражали... Чего хорошего? Чего замечательного в том, что вместо того, чтобы как обычно лежать в кровати и видеть сны, Уилл сидит в полицейском участке, изувеченный, и отвечает на вопросы, которые пожелал бы никогда не слышать? Что отличного в том, что прямо за дверью ломают голову над произошедшем напуганные и переживающие за него мама и брат? Вместе с Хоппером, конечно же. Что может быть славным, если чёртовы Харрис и этот мужик, вместо того, чтобы сейчас находиться в кровати со своими жёнами, вынуждены опрашивать какого-то левого подростка, который, Уилл был уверен, что именно так они думают, сам напросился? Ничего. Ничего, что можно было бы описать этими словами в этой ситуации нет.       Уилл нервно усмехнулся, какого ответа он от него ждёт? Разве всё не очевидно?       - Избили. Не видно? – от мысли о том, что, в общем-то, этот допрос, в кавычках конечно же, никому не нужен, не известно откуда взявшаяся уверенность язвительно выплеснулась наружу.       - Нет, Уилл, я всё вижу, но нам нужно зафиксировать именно то, что скажешь ты.       - Они меня избили. Обзывали...по-всякому, и не только меня, но и Джонатана, и маму, и...ну и тому подобное. Затем, ударили по голове, и я...мало что помню дальше... – но эта призрачная уверенность мгновенно испарилась.       - По поводу этих синяков на твоей шее и руках? Ты помнишь, из-за чего они у тебя появились? Что они ещё с тобой делали?       Да чего он, чёрт возьми, хочет услышать?       - Н-нет. Нет. Я- Я не знаю. Нет, – голос рвался и ломался при каждом отрицательном ответе. От секундного наваждения не осталось и следа, и Уилл вновь превратился в маленького и, кажущегося таким беззащитным, запуганного зверька.       - Тише-тише. Спокойно Уилл. Посмотри на меня.       Последнего делать категорически не хотелось. Уилл до такой степени сжал в ладонях ткань своего поло, что почувствовал кожу своих пальцев через трикотаж. Совладав с собой, он всё-таки выполнил просьбу Харриса и посмотрел на него.       - Ты молодец, Уилл. Ты уже рассказал достаточно, чтобы мы могли найти твоих обидчиков, но нам так же нужно знать, за что их наказывать. Твоя мама, да и ты сам, я уверен, ведь хочешь справедливости?       - Я- Я просто не знаю.       - Ты отключился?       Ну сколько можно ещё вопросов?       - Нет, то есть, да. Я- Я не помню. Я не знаю. Я-       - Уилл. Скажи мне. Ты понимаешь, насколько это серьёзно? Это не шутки. Тебе нужно сказать правду. Это всё, что от тебя требуется.       Замолчи. Заткнись уже!       - Я. Не. Знаю. – мир перед глазами, словно превратился в тошнотворный калейдоскоп. Огни лампочек размывались, Харрис и тот мужчина раздваивались и меняли свои фигуры, пальцы кривились и дёргались. Уилл стиснул зубы до скрипа и, смотря в пол, пытаясь сквозь пелену слёз сфокусировать свой взгляд, практически прошипел эти три слова.       - Они заставили тебя молчать? Они угрожали тебе или твоим близким? Расскажи мне, мы со всем разберёмся.       - Я не знаю! – Уилл дёрнулся так, что подлетевшие с колен вверх кулаки ударили стол из под низу. Харрис от неожиданности вздрогнул. А тот мужчина смерил его строгим взглядом. - Не знаю... Что-то- Что-то было...неверное... Я- Я... – голос захлёбывался и трещал. - Я ничего не знаю. Правда.       Уилл поднёс руки к лицу и пальцами потёр глаза, размазывая выступившие слёзы по лицу. Он рвано выдохнул и тихо произнёс:       - П-пожалуйста, хватит.       - Что-то - это что? Что был-... – не успел вновь Харрис окатить мальчика новой волной вопросов, как его прервал звук открывающейся двери и влетевших внутрь людей.       - Достаточно, Крис, – положив руку на плечо мужчине, строго сказал Хоппер, не отрывая взгляда от скорчившегося и закрывшегося ото всех Уилла.       Харрис то ли недовольно, то ли устало выдохнул и склонился над своими записями.       Джойс успокаивающе целовала Уилла и обнимала, что-то еле разборчиво ему нашёптывая. Джонатан стоял рядом с другой стороны и, так же склонившись над братом и мамой, обнимал их. Он ощущал, как Джойс, если её не придержать, точно сорвётся и собственноручно открутит человеку, кто посмел довести Уилла до слёз, голову. А если и не открутит, то точно попунктно с напором разъяснит, где, что и как во взятии показаний было не так, как положено.       А Уилл...просто хотел сбежать. Выползти из под душаших объятий. Скрыться от пристальных взглядов. Пролезть под ленолиум. Уйти под землю. Оказаться в лесу. Далеко-далеко. И где-нибудь там, среди голых деревьев, отыскать другой Замок Байерса. И пароля у него не будет, потому что зачем, если в целом мире никто, даже мама, Джонатан и Честер, всё равно не будет подозревать о его существовании. Хотелось навечно закрыться в этом своём совершенно крохотном древесном и одеяльном мире, недоступном более никому. Зарыться в мягких подушках и пледах и...плакать. Долго и беспрерывно. И кричать. Громко. И бить по полу руками. И беситься. И просто...просто быть таким, каким не был никогда. Глупым и истерящим маленьким Уиллом.       Капля, долго набухавшая в уголке глаза, наконец стекла по щеке и подбородку вниз и растворилась в воде, пустив недолгую рябь по ней. Раны, утопленные в кипятке, истошно вопили от жгучей боли. Но Уилл уже привык к этому ощущению. И оно даже казалось в какой-то степени приятным. Только если, конечно, смотреть совсем вглубь этой боли и понимать, что это не раны молят о пощаде, а всякая мерзость, попавшая во внутрь вместе с землёй и пылью. Джойс всегда говорила маленькому Уиллу, когда тот ранился и боялся промывать и обрабатывать рану, что это злым микробам, которые хотят навредить ему больно, и поэтому они злятся и пытаются сделать ещё больнее, но в конце концов сдаются и убегают.       Или, может, не поэтому эта боль кажется приятной? Не из-за глупых детских убеждений? Может, потому что эту боль он может контролировать? Если захочет, он может вылезти из воды, а если нет - то нет. Всё зависит только от его собственных желаний и действий. Если он хочет, он может даже ранить себя сам. Сам. Не кто-то там другой, кто по какой-то причине решил, что ему разрешено это делать. Нет. Он может ударить себя сам. Или может поцарапать. Может укусить.       Может...Он может...       Но кто-то, кто не Уилл, и не имеет к Уиллу никакого отношения тоже смог. Почему кто-то решил за Уилла, что может его ранить? Без его разрешения. Откуда у кого-то появилась такая власть? Кто ему её дал? А дал ли этот кто-то кому-нибудь ещё такую власть? Кто ещё способен ранить Уилла? А кто способен не просто ранить, а уничтожить? Убить? Расчленить на части и поделиться с теми, кому также позволено обладать ими. Частями Уилла.       Кому позволено обладать его карандашами? Рисунками? Комиксами? Постерами? Настольными играми? Одеждой? Кожей? Коленями? Запястьями? Рёбрами? Шеей? Губами? Глазами? Кому можно всем этим обладать, кроме самого Уилла? Ну разве это честно? Что кто-то может смеяться над ним за его желание принадлежать самому себе, а не кому-то другому...       Уилл и не заметил, как сильно, до покраснения, начал тереть кожу мочалкой. Он случайно задел и отодрал корочку с одной из ссадин. Кровь стекла по локтю и красной акварелью вспыхнула в прозрачной, слегка пенной воде.       Сможет ли Уилл запретить тому, кто раздаёт право владеть им кому-угодно, делать это, если, например, сдерёт с себя кожу? Чтобы она больше никому по-просту не могла достаться. Раздробить свои колени и выдрать коленные чашечки, чтобы больше никто не смог за них ухватиться. Искусать губы или порвать их скотчем, чтобы никто не мог водить по ним пальцами. Выколупать глаза ложкой, чтобы никто не мог заставить его смотреть на свои упивающиеся садистическим наслаждением лица. Переломить шею, повиснув на чём-нибудь, чтобы им было мерзко прикасаться к голым, торчащим из вспоротой кожи позвонкам. Прыгнуть на забор грудью и расколоть рёбра, чтобы ни чьи руки не могли свободно разгуливать по его туловищу, не натыкаясь на неестественно выпирающие кости. Растерзать запястья бритвой старшего брата, лишь для того, чтобы никто не мог сжимать их настолько сильно и до тех пор, пока кожа не начнёт лопаться.       Запястья... Запачканные бордовыми с пунцовой окантовкой пятнами - следами от пальцев...Эти синяки слизнями расползались поперёк и вдоль запястий и предплечий, вгрызались и заползали один за другим под кожу, заполняя липкой слизью всё изнутри. Щекотали оптическими щупальцами мыщци и сухожилия, хаотично водя ими в разные стороны. Липли к костям. Задевали и облизывали венки, путая их между собой и завязывая в тоненькие узелки. Чем доставляли дискомфорт и фанатичное желание выковырять, выцарапать слизней оттуда. Избавиться от них до тех пор, пока вязкая слизь не осела в венах, закупоривая сосуды.       Небольшой царапины поперёк предплечья было недостаточно. Слизни застревали в спутанных узлах, сталкивались и цеплялись друг за друга, из-за чего вместе с кровью не могли пролезть сквозь тонкую полосу. И они злились. Они грязно ругались и шептались. Одновременно тихие и звонкие, скрипучие и шипящие звуки, издаваемые ими, сливались в бьющую по ушным перепонкам какофонию. ...ты м-фмер-зткий...       Отрывки фраз, изредка выбивающиеся из сумбурных звуков, не сразу приобретали ясный смысл. ....пош-нравилщось...теб-х-е...приятхно       Они шевелились. Сопротивлялись и кричали. Хватались за трескающиеся и рвущиеся вены. Цеплялись за края царапины и раздирали её сильнее. винховацт..ты.....хо-ч-тел........       Бритва вонзалась всё глубже и чаще. Отслаивая и сдирая целые куски тонкой кожи. В кровавом неоднородном фарше всё ещё вопили и только усиливали свои крики слизни, мутировавшие во что-то отвратительное и страшное. Изрезанные и слипшиеся, покрытые кровью и собственной слизью, облепленные рваными синими ниточками. .......испх-ользовча-ли...смьешно....       Им больно. Кричат. Везде. Громко. Больно. Недостаточно. Глубокие. Должны быть глубже. ..знащют.......им..п-ц-ротивньо...тобоцй       Больше. Больше. больше. больше больше больше больше больше большебольшебольше       Заткнитесь! Замолчите! .......грщязхний..........пищ-др.... .......... ..... ...       Тёплая вода обволакивала пульсирующие руки и вытягивала кровь в перемешку со взбитыми остатками мёртвых слизней.       - Больно...       Покрасневшая вода больше не обжигала. Не грела. Всё тело немного потряхивало. Конечности немели. Шее становилось слишком тяжело держать на себе распухшую и потяжелевшую голову, она всё больше и больше клонилась вниз.       Наконец-то было тихо. Они замолчали. Они ушли.