***
Вокруг не было ничего, что можно было бы назвать целостным и дать ему хоть какое-то определение. Бесконечные потоки разноцветных вихрей, окрашенные немыслимыми запахами, уносили Джоши всё дальше от того, что можно было назвать нормальным. Он давно уже не видел ни земли, ни деревьев, ни других живых существ. Существ, которые имели бы постоянную форму. Теперь ему встречались лишь призраки, одним из которых стал и сам Джоши. Порой у них не было оболочки, и они общались с ним, вторгаясь в его мысли. Его мысли теперь всецело принадлежали этому миру. Время перестало иметь для него значение. Он не знал, как долго скитался по мирам, столь непохожим на всё, что видел раньше. Он привык перемещаться из одного места в другое, перестав задаваться вопросом как именно это происходит. Картины продолжали меняться, это длилось целую вечность, и Джоши стал забывать, почему он здесь оказался и кто он такой. Он парил в окружении ароматов, которым не мог дать название. Его глаза, если у него всё ещё оставались глаза (в чём он сомневался, потому как мог видеть одновременно во всех направлениях), любовались цветами, которых он не мог прежде вообразить. Ему стал нравиться этот мир. В бесконечном потоке света он научился различать пейзажи удивительной красоты. Энергия вокруг него вибрировала, и эти вибрации звучали, складываясь в музыку. Она пронизывала всё существо Джоши, и он сам становился музыкой. Он забыл, что когда-то был атлантом и жил в мире, который сейчас показался бы ему спичечным коробком, таким же крохотным и убогим, сковывающим его бесконечную натуру условностями вроде пространства и времени. Он больше не хотел возвращаться туда, где его тело было подчинено силе тяготения, где он не мог менять свою форму и преодолевать расстояния мановением мысли. Тот, кого знали под именем Ноа Джоши, умер, и нисколько об этом не жалел. Но однажды он стал слышать голос. Голос был едва различим, но всё равно казался грубым, выбивающимся из гармонии этого мира, словно грохот камнепада, разносимого эхом. Поначалу голос беспокоил его изредка, и Джоши о нём быстро забывал. Но потом стал повторяться. Он издавал звуки, которых Джоши не мог понять, и они раздражали его. Впервые за время, которое он провёл здесь, он ощущал несогласованность между собой и миром. И мир стал отторгать ту его часть, что привносила разлад в общее звучание. Джоши знал, что может отпустить её, и страха в нём не было. В конце концов, он уже давно забыл, что значит быть целостным. Но внутренний голос нашёптывал, что возмутитель спокойствия не оставит его, и Джоши продолжит вносить резонанс в звучание общей мелодии, а значит, будет вынужден покинуть эти миры. Этого он допустить не мог. Поэтому Джоши спустился, чтобы отыскать голос. По мере того, как он продвигался вниз, энергия вокруг него становилась плотнее, краски тускней, а запахи примитивнее. Вскоре ему стало трудно удерживать своё сознание на расстоянии, и по мере того, как сужался этот круг, Джоши обретал всё более плотные очертания. Голос становился всё громче и настойчивее, и теперь Джоши мог различить звуки и понять, что они складываются в два слова. — Ноа Джоши. Джоши вспомнил, что такое слова. Словно обрывки из давно забытого сна на него стали обрушиваться картины собственного прошлого, размытые, ничего не значащие для него видения. — Ноа Джоши. Какими же знакомыми казались эти два слова, но он ещё не мог понять, что они означают. Он снова стоял на земле. Босые ноги утопали в зелени и это чувство до того удивило Джоши, что он воскликнул от изумления. Но времени задерживаться у него не было. Он хотел как можно скорее отыскать обладателя голоса и вернуться в свой мир. В момент, когда он увидел его, у Джоши снова была форма. И хотя она казалась ему плотной, стоявший перед ним в ужасе отпрянул. — Посмотри на себя, — вымолвил голос, и Джоши убедился, что перед ним именно тот, кого он искал. Но, прежде чем он успел запомнить, на что похожа форма этого существа, облик его поменялся, и перед Джоши предстал едва видимый призрак с дымкой вместо левой руки. Точно такая же дымка окутывала половину его головы. Золотисто-карий глаз смотрел на него, не мигая, и во взгляде отражалось недоумение. Джоши коснулся той части своего тела, где должна была быть голова, ибо он вспомнил, что когда-то имел похожую форму. Обладатель голоса скопировал его нынешний облик. — Посмотри на себя, — повторил незнакомец губами Джоши, — от тебя почти ничего не осталось. Ты ещё жив, но от смерти тебя отделяет тонкая грань. — Кто ты такой и откуда пришёл? — спросил Джоши, растягивая слова точно маленький ребёнок. «Он был там», — понеслось в мыслях испуганного существа, и Джоши вспомнил, что где-то есть мир, в котором существует разделение на мысли и слова. Когда-то давно он умел читать мысли, и теперь понял, что ему не обязательно спрашивать. Джоши распял это существо, как бабочку, и вырвал из него всё, что тот знал. Не беспокоясь о том, правильно ли это, страдает ли от этого существо, именуемое Ясир. — Ноа Джоши! — голос Ясира сорвался на отчаянный крик. Джоши уставился на него в изумлении, поскольку теперь он выглядел иначе. Незваный гость обладал идеальной формой существа из другого мира. Глядя на него, Джоши понял, насколько ущербна его собственная оболочка, но гнаться за совершенством не было нужды. Ведь скоро он вернётся туда, где снова будет мыслью, растянутой в пространстве и времени. — Ноа Джоши! Ещё никто не надругался над Ясиром в его собственном мире, в мире энергии и чистого сознания. Страх выдать секреты Смотрящих парализовал его, но сквозь призму ужаса и боли Ясир увидел, что существо, находящееся перед ним, уже не тот яхшас, которого он искал. Оно перешагнуло порог, за которым находится мир душ, свободных от бремени жизни. Не удивительно, что Ясир не мог его найти, живым туда хода не было. Джоши был существом из другого мира: частью — музыкой, частью — красками, и более всего в Ясире его интересовала музыка, то, как он звучит, как видит этот мир, а вовсе не то, в каких политических игрищах участвует и кого укрывает. Здесь и сейчас они оба лишь музыка. И то, что Ясир сумел докричаться до него, можно было посчитать за удачу. Но был ли в этом смысл? Что Ясир мог предложить тому, кто побывал в совершенном мире, чтобы он согласился вернуться к убогому существованию, скованному плотью? Ничего, кроме любви. Лишь любовь была связующим звеном двух миров. Но у Ясира не было уверенности, что даже она способна заставить его поступиться блаженством пребывания в форме чистого разума. — Ты слышишь меня? Ноа Джоши! Джоши встрепенулся. Конечно же! Эти загадочные слова — его собственное имя! Ноа Джоши, Лука Хартманн, Нейде Ийлис — это имена из жизни, где он был изгоем, так и не нашедшим себя. Жалость к Ноа Джоши заполнила его. Как же хорошо, что он больше не имел с ним ничего общего. «Не время умирать», — раздался мысленный приказ, и Джоши снова обратил внимание на Ясира. Теперь он видел его вполне отчётливо. Удивительной красоты пропорционально сложенное тело. В этом блеклом мире бронзовая кожа Ясира показалась Джоши единственным, достойным внимания, и он залюбовался ею. Это было губительной ошибкой, но Джоши не сознавал её. Привязавшись к красоте существа из другого мира, он и сам зазвучал на одной с ним частоте. Дымка вокруг его головы и руки развеялась, и Джоши обрёл целостность, хоть всё ещё походил на призрака. «Разве я не умер?» «Ещё нет. Но вскоре это произойдёт». «Чему быть, того не миновать», — Джоши начал уставать от сковывающей его плотной оболочки. Чем быстрее он умрёт, тем быстрее освободится от неё. И уже никто не сможет нарушить его покой. «Ты должен вернуться», — отчеканил Ясир. Как же сильно его требовательный голос не соответствовал изящной наружности. «Должен? — рассмеялся Джоши. — Я должен вернуться туда, откуда ты меня вырвал. Тебе я ничего не должен. Я вспомнил, кто ты». Ясира пробрала дрожь, когда призрачная фигура Джоши изменилась, обретя облик, который имела в их прошлую встречу, когда Ясир впервые показал ему мир, в котором теперь Джоши плавал, как рыба в воде. «Он всё ещё жив? — спросил Джоши, и в его сознании промелькнул образ Анлуана Вхарата. В понимании Джоши он пробыл здесь целую вечность и о том, сколько времени прошло в мире живых, не имел ни малейшего представления. — Или уже умер?» «Он жив». «У меня нет ни желания, ни повода возвращаться, поэтому оставь меня». Джоши отвернулся, чтобы уйти туда, где Ясир его не догонит, но Ясир окликнул его. «Если ты умрёшь, никогда не будет этого». И Джоши снова, как когда-то, оказался зрителем собственной жизни. Но на этот раз он знал, что может прервать видение в любой момент, и собирался сделать это, как из коридора в уже знакомую пропахшую ванилью комнату вбежал белокурый юноша. — Дядя! — он подлетел к Джоши со счастливой улыбкой, сжав в объятиях столь крепких для его лет, что сомневаться не приходилось — в нём текла атлантская кровь. — Я сумел! У меня получилось! Отстранившись, он выставил руки ладонями вверх, и на них появилась спелая груша. Взяв плод, Джоши надкусил его, и по подбородку заструился сок. — Я смог благодаря тебе, — юноша снова обнял Джоши и тот, положив грушу на стол, погладил его по голове. Его платиновые волосы спадали к плечам крупными волнами. Подняв его за подбородок, Джоши с удивлением узнал знакомые черты: высокий лоб, узкие губы и миндалевидные серые глаза. Он узнал бы его спустя сотню прожитых жизней, сына Анлуана. Дыхание Джоши сбилось, а на глазах выступили слёзы, заставив юношу нахмуриться. — Ты плачешь или всё-таки смеёшься? Джоши прижал его к себе, продолжая беззвучно плакать. Юноша не отстранился, и Джоши ощутил, как его бескорыстная любовь залечивает раны и в сердце воцаряется мир. Осознание того, что в мире есть существо, способное любить его так, как любит этот ребёнок, сделало Джоши счастливым. Он знал, что будет жить ради этого юноши, и в его жизни больше не будет места боли. Когда видение развеялось и Джоши вернулся к реальности, мир, в котором он находился, показался ему холодным. Он всё ещё чувствовал объятия юного Вхарата, и сердце Джоши защемило от боли. Повалившись на траву, цвет которой уже не казался ему блёклым, Джоши закричал так, будто у него это самое сердце вырывали живьём. Джоши больше не помнил, что недавно его пленяла божественная музыка, ради которой он был готов забыть о тех, кто проливал слёзы над его бесчувственным телом. Чувства, которые он отринул, нахлынули с новой силой. — Я поклялся, что убью тебя, когда ты показал мне его смерть, — Джоши поднялся, отметив, что его собственное тело теперь так же плотно и совершенно, как тело Ясира. — Ты искупил свою вину. Ясир улыбнулся и протянул Джоши руку. В момент, когда их ладони соприкоснулись, свет померк и Джоши провалился в пропасть.***
Сколько он пробыл в бессознательном состоянии, будучи ни живым, ни мёртвым, Джоши не знал. Когда же он пришёл в себя, то долго не мог открыть глаза, подумав, что он всё-таки умер. Открыв глаза, Джоши поразился тому, как ограничено его зрение. Он мог видеть только то, на что был направлен его взгляд. Но хуже всего было то, что он ощутил себя вновь запертым в теле. Стон, похожий на хрип умирающего животного, сорвался с его губ. Ужасно тяжёлое, будто бы приклеенное к больничной койке тело не слушалось его. Рот и горло заполняла трубка, мешающая сделать вдох. Но Джоши не сумел пошевелить даже пальцем, и его начала душить паника. О том, что пациент, которого уже списали со счетов, пришёл в себя, узнали не сразу: маячок, подавший сигнал дежурному врачу, пискнул и сразу же затих. Одинокий и испуганный, Джоши силился совладать со своим непослушным телом, чтобы избавиться от трубки и не умереть уже по настоящему. Аппарат искусственного дыхания раздувал его лёгкие, но паника, охватившая Джоши, заставляла его выталкивать воздух наружу. Наконец ему повиновалась правая рука. Джоши схватился за шланг и потянул его. Чувство, будто вместе с трубкой через его рот вываливаются внутренности, помогло ему сбросить остатки сна. Откашлявшись, он судорожно вдохнул. Раз, другой, третий, пока паника не начала рассеиваться. Теперь его внимание вернулось к обессиленному телу. Джоши поднял правую руку, поглядев на исхудавшие пальцы, но удержать её на весу не смог. От осознания собственной немощи ему захотелось плакать, но даже слёзы и те не хотели проливаться. «Должно быть, я и правда чуть не умер», — подумал Джоши. Запасшись терпением, он принялся напрягать ослабевшие мышцы, не замечая тишины вокруг. Не затишья голосов, но другого, более страшного молчания. До Джоши доносились обрывки разговоров проходящих по коридору атлантов, но о том, чтобы попытаться прочесть их мысли, он не подумал, будучи всецело занятым своим телом. Наконец-то он смог приподняться. Опорой ему была правая рука, ведь левой, как ни старался, Джоши пошевелить не мог. Да и правая не была настолько сильна, чтобы удерживать его долго. Упав на подушку, он потянул себя за левое запястье. Дело было не в том, что он не мог пошевелить рукой, а в том, что он её не чувствовал, как если бы её не было. Она была парализована. Дабы убедиться, что он лишился лишь руки, Джоши принялся извиваться, пока окончательно не выбился из сил. Тогда его щёки обожгли скупые слёзы. Он так молод, а уже калека! Жалость заполнила его, отдаляя момент, когда Джоши, наконец-то, понял, что лишился куда большего, чем просто руки. Осознав, что он потерял свой бесценный дар, Джоши взревел так, что на шум сбежалась половина больничного персонала. Найдя почти похороненного атланта живым, они не могли скрыть своего удивления. И не столько чудесным воскрешением, сколько силой, с которой тот отбивался, выкрикивая проклятья и беспрестанно воя. Тем не менее, скрутить Джоши не составило труда: как бы энергичен он не был, его мышцы стали в разы слабее прежнего. А после укола успокоительного, он и вовсе уснул, перестав доставлять беспокойство озадаченным врачам. — Такое чувство, что он совсем не рад, — его лечащий врач, молодой атлант с выпирающими из орбит глазами, почесал подбородок. — Но рад он или нет, теперь он снова наша забота.